Just a human

Это выглядело так, будто бы ничего не произошло — мы подменили понятия, назвав одно явление другим, не изменив его существенного смысла. Даже противоречие, закравшееся внутри обстоятельств, не заставило их изменить своё мнение; оно было таким же, как и предполагалось изначально. Утреннее письмо было похоже на последнею речь перед тем, как положить гроб в землю. С официальностью, отсутствием одиозности, обыкновенной формальностью. Ты стоишь перед ямой, а никто и не знает, что у тебя в голове — все лица схожие, одежды в чёрном, кто-то в цилиндре, при фраке, кто-то в платье и тёмной фате. Не чувствуешь ни вкуса зёрен кофе, ни кислоты подпорченного лимона. И даже видишь лучше — с чего бы это? — но всё существует, будто начало плохого дня. — Денег нет, — заключила про себя Клара, рассматривая свои карманы. — Всех бандитов избил Бурах, пока искал Данковского, а Сабуровы больше и видеть меня не хотят. Не снова же рыться в мусорных бачках в поисках пустых бутылок и прочих вещей? Нет, так дело не пойдёт. Был уже полдень, и в животе урчало. После разоблачения Люричевой теперь на неё снова объявили охоту; впрочем, это было ожидаемо, так как по-другому события никогда не развились. За чередой удачи следовала её сестра, и уж кто из них действительная Самозванка никого не интересовало — главное, что её видели, а значит следующий день можно затереть в чёрную диагональ. До самого вечера. Единственные двое, кто позволял ей прятаться у себя, была лишь Оспина и Ласка. Последняя постоянно находилась в полусонном состоянии, изредка проваливаясь из реальности, и её, похоже, мало интересовало происходящее в городе. А Оспину и сам Гаруспик втайне побаивался, но это был самый экстренный вариант. — Каины, Ольгимские, Сабуровы, — медленно зачеркивала фамилии на огрызке бумаги Клара, поджав ноги под себя. Сидеть на камне в сторожке у кладбища было неприятно, однако идти к Оспине хотелось ещё меньше. — Люричева, Равель, Ангел — уже были. Ну и кто тут ещё ходит в должниках? — А я видела сегодня Данковского возле заводов, что-то он там искал... — вдруг сказала Ласка, поглядывая в сторону двери. Неужели и она теперь не хочет её здесь видеть? — Или привиделось это. В последнее время возле кладбища столько людей, только и таскают эти мешки. — Это он закладку Бураха искал. Не нашёл при нём ключ от его дома, ёбты, а больше нигде твириновых настоек не раздобыть. Хотела бы я иметь завод, — мечтательно затянула Самозванка, — или хоть кого-то, кто бы не готов был на следующий день твоей смерти... а то кругом одни пидарасы да бывшие шлюхи. Ласка смеялась. Её смех был тихим и негромким, и абсолютно всегда не к месту, словно она того сама не хотела. Конечно, вряд ли она могла полностью потерять рассудок, просто находясь рядом со степями, и скорее всего всему виной порошки, которыми торговались дети. Говорили, что они помогают ото всего — включая и от того, что называют бессонницей. — Вот опять, — пробурчала Клара, озираясь на Ласку. — Опять доигралась со своими порошками, блядь. Сколько уже можно повторять одно и то же... Недолго думая, Самозванка вышла из комнаты; в такой атмосфере она точно не сможет найти решение проблемы. В степи было тихо, никого не видно за километр. На железных рельсах один путь уходил в Термитник, а другой — к самому городу. Идти не хотелось ни в одну, ни в другую сторону, всё равно нигде никто тебя не ждёт, а в заражённые кварталы лучше даже не соваться — заразишься и считай попрощайся с жизнью. — Бурах, Данковский, Бурах, Данковский... — прыжок за прыжком шпала сменялась одна за другой, и тело немного согревалось. — Данковский, Бурах, Данковский... прости, пистолет, но единственный друг по жизни, похоже, будешь не ты, — с грустью заключила Клара, не заметив, как быстро она дошла до моста. У Самозванки много врагов, и единственный друг. И имя у него — отмычки.