По красным пескам

На самом деле Мина не понимает, какого Шукаку тут вообще происходит, но делает вид, что всё нормально, всё под контролем и она в курсе всех событий, которые происходят в мире, в курсе, по какому поводу они тут собрались. Мина ничего не знает, не понимает, не догадывается даже. Но у Сасори настолько довольное лицо, что Мина точно знает: тут не обошлось без него. Мина жалеет, что не может прямо тут, на глазах у двух Каге, нескольких представителей Кумо и Суны, выпороть этого чертяку. Она уже лет пятнадцать вообще этого сделать не может, потому что: а) рука не поднимется; б) Сасори уже давно большой мальчик. Мина ждёт, пока хоть кто-нибудь ну хоть что-нибудь скажет. Но все молчат. И играют в гляделки. Райкаге волком смотрит на Третьего. Сасори волком смотрит на Райкаге. На Сасори, кроме Мины, никто не смотрит. На Мину смотрят все. Мина смотрит на всех. Мина готова взорваться прямо тут и прямо сейчас, если уже что-нибудь не произойдёт. Что-нибудь происходит: Третий тактично откашливается и начинает разговор. Мина немного успокаивается и ловит каждое слово, каждый жест, каждый взгляд. Мине не нравится неопределённость. Третий начинает с разговора о прошедшей месяц назад войне. О потерях Суны. О приобретениях Кумо. О благодарностях. Райкаге разбавляет монолог Третьего. Также говорит о потерях Кумо. О приобретениях Суны. Об итогах войны. О благодарностях. О военной мощи. Третий цепляется за последнее и раскручивает эту тему, как может. Мина сидит молча и медленно начинает понимать суть происходящего. Но пазл всё ещё не до конца собран, и Мина понимает, что всё, о чём говорится сейчас — поверхностно. Очень. Слишком. И вообще не затрагивает того, почему они тут вообще собрались. Мина бросает косой взгляд на сына, тот ей точно улыбается и делает вид, что тоже не понимает происходящего. Мина не верит ни единой эмоции, промелькнувшей на лице сына, и скептически осматривает ещё раз всех присутствующих. Райкаге и Казекаге. Со стороны Суны выступают она, Сасори, двое джонинов и человек в маске специального отряда. Со стороны Кумо — двое мужчин-джонинов, человек в маске, видимо, из специального отряда Кумо, и джинчуурики Югито Нии. Мине не нравится присутствие последней. Мине вообще вся сложившаяся ситуация не нравится. Мина улавливает, что Третий пытается вытянуть из Райкаге небольшую компенсацию за то, что Суна помогла Кумо в этой нелёгкой войне. Мина понимает, что вот оно, то самое, зачем весь этот фарс вообще устраивался. Эй-сан явно не хочет идти на уступки и пытается свернуть с темы. Третий держится за свою мысль крепко и не отпускает. Мина бы сказала, что он примагничивает эту мысль к себе и ко всем присутствующим. У Мины есть несколько идей, какой именно подарок хочет получить Третий. Но откидывает свои мысли прочь: для этого не следовало собирать такой консилиум. Мина думает. Думает… Взгляд снова цепляется за Югито Нии. Мина хочет побиться головой о стол. Побить головой о стену Сасори и, может, Третьего. Хотя бы мысленно. Ей хочется спросить: «Вы совсем уже, что ли, поехали на старости лет, Казекаге-сама, выпрашивать у другого Каге джинчуурики его страны?» Мина тихонечко качает головой. И снова смотрит на Югито. Югито смотрит на неё и склоняет голову. Теперь Мине вдвойне не нравится всё вот это. Но она мужественно терпит. И рёв Райкаге. И ехидство Третьего (кажется, Мина знает, от кого Сасори понабрался этого). И все-все взгляды. И она вообще уже себя считает святой, потому что на явное оскорбление лишь улыбается и просит Сасори подать ей стакан воды: «В горле пересохло, Акасуна-сан». И Сасори от этого обращения почти дёргается, почти кривится и смотрит на мать почти с болью. А Мина уже говорит с обоими Каге. Райкаге к концу дня отступает, но не сдаётся. Ставит условия. Югито Нии переходит под крылышко Казекаге, Суны и Семьи Акасуна и может стать шиноби Страны Ветра, но в любой момент Кумо имеет право призвать её. Официальный двойной агент, думает Мина. Казекаге в ответ просит продлить соглашение о ненападении с Кумо. Но это уже не их проблемы, понимает Мина. И большая часть людей выходит из зала. Мина направляется в сторону семейного района. Мина знает, что Сасори и Югито Нии идут за ней. Мина готовится выслушать всё, что ей скажет сын, и готовит речь. Речи она умеет говорить. Они доходят до главного дома и располагаются в кабинете Мины: Мина — сидя за столом, Сасори и Югито — стоя перед ней. Сасори слишком напряжён и слишком резок в речах и движениях. Он рассказывает о том, что не раз встречался с Югито после того, как говорил с ней о джинчуурики и биджу. Он рассказывает почти обо всех их встречах. И обо всех их чувствах. Такого поворота событий Мина никак не ожидает и уже по-другому смотрит на сына и его… невесту? Сасори честно-честно раскаивается. Рассказывает о том, что они уверены в чувствах друг друга, потому что (болван!) даже пили сыворотку правды и в таком состоянии признавались друг другу. Они оба встают перед ней на колени. Так, что теперь их почти не видно. Склоняются в глубоком поклоне. Теперь Мине нужно встать из-за стола, чтобы увидеть их. И они просят благословения у неё. Мина медленно обходит стол и встаёт напротив Сасори и Югито. Внутри Мины — бушующий вулкан из чувств и эмоции. Мина дарует им своё благословение как Глава и как мать. Мина отчитывает Сасори прямо перед его будущей женой, чтобы неповадно было. Мина отчитывает и Югито. Мина до чёртиков перед глазами счастлива за сына. Она сжимает Сасори в объятьях, целует его в лоб и говорит ему, что он балбес, каких ещё поискать надо, но она его всё равно любит. Сасори просит у неё прощения. И, о Ками, плачет, встаёт на колени, целует её руки и кланяется в ноги. И говорит, что испугался, когда она его назвала по фамилии. Мина тоже готова расплакаться. Югито неловко. Она не привыкла видеть семейные сцены. Мина это понимает. Она тепло улыбается девушке и также обнимает её. Целует в лоб и говорит, что теперь она — её дочь. И Югито тоже просит у неё прощения, как и Сасори. И так же плачет. И так же встаёт на колени. И так же целует её руки. А в груди у Мины теплом разливаются нежность и неподдельное счастье. Мина качает головой и ещё раз благословляет этих взрослых, но всё ещё несмышлёных детей.