Год 777.
Фтария — Вайтлиф Мать Аннавет лежала в своей комнате, на кровати, рядом с ней — большой клубок пеленок. Дочь несмело постучалась и вошла, удивленно всё осмотрев. Маленькая комната, где принимали гостей, с желтыми полосатыми обоями, двумя окнами на одной стене и подоконниками, заставленными ярко-красными цветами — пимпами, никогда не нравилась девочке. Растения Аннавет не любила — запах был чересчур приторный, и от него у девочки начиналась кружиться голова. Справа стоял большой шкаф из хиллора, до самого потолка, с огромными зеркалами и красивыми узорными ручками. Рядом со шкафом расположился большой черный экран, а над ним — приёмник. В целом, помещение было уютным, только очень высокий потолок, раза в три выше Аннавет, как-то подавлял всё хорошее настроение. Здесь она чувствовала себя совсем уж маленькой, неприятно незначительной. Но сейчас Аннавет совершенно не обращала внимания на обстановку вокруг, любопытство взяло верх над всеми остальными чувствами, и она уверенно, немного завороженно шагала вперёд. — Аннавет, это Спайд, твой младший брат, — произнесла мать и улыбнулась, поглядев в пеленки. — Отныне ты будешь ему помогать во всем и поддерживать, пока он не станет самостоятельным. Мать девочки вообще была самим воплощением доброты и нежности испокон веков. Не очень красивая, полная и порой чересчур сентиментальная, она могла за один день привести домой десяток пикаров, каких-нибудь пташек и даже насекомых. Улыбка редко сходила с лица этой женщины. Правда, теперь её улыбка немного потускнела от усталости — Аннавет припомнила крики, которые доносились всю ночь отсюда и разлетались по всему дому, от него становилось жутко. — Хорошо, мама. Но он… такой слюнявый, — брезгливо скривилась Аннавет, взглянув на маленькое красное лицо, укутанное в пеленки. — Ты тоже была такой, — тихо рассмеялась мама и закрыла глаза. От этих слов у Аннавет настроение не поднялось. Она взглянула на маму, та, кажется, заснула — слегка неровно, глубоко дышала, грудь её высоко, монотонно вздымалась и опускалась. Спайд ворочался в кроватке, вертел головой по сторонам и девочке даже показалось, что намеревался зареветь, но служанка вовремя подоспела, подхватила младенца на руки и запела какую-то странную колыбельную. Спайд успокоился. «Всё-таки, если привыкнуть, может быть полезен, например, как спарринг-партнер или манекен» — сделав такое умозаключение, Аннавет деловито отправилась к себе в комнату. Путешествовать по своему дому девочка любила с самого момента, как научилась ходить. В огромном поместье было множество таких интересных комнат, что ноги сами туда шагали — навстречу приключениям. Сразу же, после входа, взору открывался громадный, монументальный холл, простирался на двадцать метров в длину, доходя вплоть до противоположной стены; на потолке здесь висели огромные люстры из драгоценного камня и хрусталя, на стенах покоились картины с каждым членом династии семьи Аннавет, мраморная колоннада сопровождала гостей до середины комнаты, где впоследствии сменялась на фонтаны из белого камня, один из которых, правда не работал; пол, вымощенный мозаикой, изображал какого-то рыцаря, по словам матери, её прадедушку, среди облаков. Одного только холла было достаточно, чтобы поразить любого гостя, но на нём фантазия архитекторов не иссякла. Две гостиные, одинаково богатые, большую часть времени пустовавшие, располагались рядом со входом, по правую и по левую руки. Немного дальше, там, где начинались фонтаны, из пола вырастали две массивные каменные лестницы, ведущие на второй этаж. Мать Аннавет пожертвовала весь этот этаж прислуге — так что ничего интересного там девочка не находила, а на третьем этаже жила она сама, а теперь — и мать со Спайдом. В принципе, в появлении нового члена семьи были и плюсы: девочка теперь могла быть чуточку свободнее от наблюдения матери. То есть, проводить операции над игрушками гораздо тщательнее и внимательнее, и от этой мысли Аннавет моментально оказалась на седьмом небе от счастья. Но были и минусы в этом сосуществовании. Во-первых, Спайд был ужасно вредным и капризным, что зачастую выводило Аннавет из себя. Нет, ну вы только подумайте: как можно было догадаться скормить местным собакам всё серое вещество мозга человека, которое она выбивала на черном рынке почти два периода! И во-вторых — дурацкое имя, которое нормально произносить могла только мама. Даже одноклассники называли мальчика «Спай», «Пай», и еще кучей других имен. А скоро и сам Спайд решил, что пора менять что-то в жизни и решил гордо назваться «Спайдером». Такую форму слова оценил только один друг мальчика — Картер, чего, впрочем, мальчику было более чем достаточно, чтобы убедиться в оригинальности своей идеи. Не так гладко обстояли дела в отношениях с младшим братом. Спайд регулярно то ли специально, то ли не нарочно — одно другого лучше не было — умудрялся насолить сестре. Он мог запросто сломать какой-нибудь аппарат, так бывало бесчисленное множество раз, и Аннавет приходилось или чинить старый, или вовсе покупать новый, к счастью, денег на это хватало. Поначалу девочке удавалось усмирять брата угрозами и обещаниями рассказать матери, чего на самом деле она, конечно, делать не собиралась. Скоро Спайд понял, что такие обещания — пустой звук, и пришлось Аннавет придумывать что-то новое. Она пыталась подкупать мальчика конфетами и сладостями, даже иногда игрушками, но и это срабатывало через раз. И вот однажды, когда Спайд сломал микроскоп, терпению девочки пришёл конец — она разыскала брата, поколотила и рассказала матери. В тот момент Аннавет и «вдолбила» мальчику факт: она — старшая сестра. Тогда мальчику было всего пять лет, и сопротивляться он никак не мог: в конце концов, его сестра — девочка. Но недолго Аннавет могла довольствоваться превосходством. Шли Периоды, годы, а вместе с ними рос и Спайд, и через пять лет власть девушки пошатнулась. Она больше не была старшей сестрой, и прекрасно это понимала: брат обогнал её в росте почти на голову, сил благодаря тренировкам стало в разы больше, но вместе с этим и весь ветер в голове поутих. Сначала Аннавет даже в тайне боялась, что Спайд решит как-то отомстить ей, ещё больше страха нагоняло то, что мальчик оказался на редкость башковитым: в двенадцать лет он с поразительной ловкостью разбирал и собирал «Визироны», ПГ-устройства, не говоря о старых и допотопных механизмах. Зачастую он ремонтировал и приборы Аннавет. Мать в Спайде души не чаяла, домработницы глядели на него косо, ожидая какой-нибудь хохмы, дворник хвалил, а Аннавет общалась с братом всё меньше и меньше, погружаясь в учёбу. Уроки, домашние задания, лабораторные работы, операции — так продолжалось очень долго, и с неизменной обыденностью, что вполне устраивало девушку. Она полностью отдалась учебе, в надежде осуществить мечту врачевателя, а также тренировкам по боевым искусствам рыболюдей, по настоянию матери. Но когда Спайду стукнуло пятнадцать, всё переменилось. Не сразу, но довольно резко. Юноша перестал общаться с Аннавет окончательно — их разговоры начинались с «привет» по утрам, во время завтрака, и заканчивались там же, изредка кто-то из них заходил к другому, да и то — только чтобы попросить что-нибудь. Девушке до этого не было дело — она была слишком увлечена учебой, других мыслей, кроме как о хороших оценках и анатомии, в её голове не было. Аннавет обычно выходила из дома рано утром — в школу, после школы оставалась в библиотеке, затем шла на прогулку в компании книги и до самого вечера сидела в парке, возвращаясь домой уже под покровом ночи. Говоря проще — она не нуждалась в общении с братом, ей и без того жилось прекрасно. Иногда Аннавет охватывала страстная тяга к брату — она откладывала книгу в сторону, преисполненная решимости тотчас же вломиться в комнату брата и сходить с ним на прогулку, или в крайнем случае под каким-нибудь предлогом сходить. Она уже продумывала планы, места, которые посетит, но, как нарочно, перед глазами проплывала строка из книги или иллюстрация из учебника, и Аннавет остывала вмиг, поднимала с пола сборник и исчезала из реальности ещё на целый день. Спайд же, хоть и задумывался об отношениях с сестрой, ничего не делал, чтобы их наладить. Он очень часто скучал, кучу раз намеревался разыскать свою сестру, вышвырнуть её книжку и потащить куда-нибудь, но так и не пересилил себя. Может быть, это была обида, может гордость — поменяется ли смысл оттого, если знать? Важнее то, что Спайд не видел глаза своей сестры, не разговаривал с ней и ничем не делился ни разу. Ни разу за полгода. Ни разу до тех пор, пока не встретил Элизу. Как только юноша влюбился, он вдруг понял, что есть жизнь и без сестры. Его переутомленное, истощенное скукой и терзаниями сознание в один момент — тот, когда он влюбился — отреклось от всех мыслей, которые не были связаны с Элизой, словно наконец найдя путь спасения. Какой бы сильной не была боль, любовь её вытеснит. Так бы, скатываясь по наклонной, брат с сестрой и перестали быть кем-то друг для друга. Вплоть до дня, когда Спайд вернулся до того растерянным и выбитым из колеи, что Аннавет, кое-как оторвавшись от книги, которую читала прямо за столом, удивленно спросила: — Чего стряслось? Спайд не услышал её слов, так что пришлось девушке повторить, погромче: — Эй! Что такое? Юноша встрепенулся и испуганно посмотрел на сестру. — Ты что, украл что-то? — подозрительно сощурилась Аннавет. — С чего ты взяла? — оторопел от такого заявления Спайд, — нет конечно! Сбрендила, что ли? — Ты такой бледный, как бумага, — пожала плечами Аннавет. — Надо же, кто обо мне волнуется? — вдруг рассвирепел юноша, — вспомнила, что ли, что я твой брат? — Так что случилось? — проигнорировав довольно колкое замечание, переспросила девушка. — Ничего, что достойно твоего внимания, — отрезал Спайд и вихрем вылетел из столовой. На душе у Аннавет сделалось гаже некуда. Но гордость возвела перед ней огромную стену, отделив от брата, поэтому девушка отправилась спать. На следующий день ей пришлось пожалеть, что она не бросилась в комнату брата и не запытала его, добиваясь правды. Видимо, Спайд решил, что гораздо лучше будет рассказать матери о том, что произошло, и отправился к ней. Но всё, что он получил — крики, проклятия и ругательства, вдобавок ко всему, насколько могла расслышать Аннавет, сидя в своей комнате, домашний арест. Осторожно, дождавшись, пока Спайд со всей силы громыхнет своей дверью, подавляя свою природную боязливость, девушка направилась к его двери. Так же аккуратно она приоткрыла эту дверь, треснувшую посередине. Спайд лежал на кровати, закрыв лицо рукой и тихонько рыдал. Внутри у Аннавет всё сжалось — она не видела плачущего брата уже несколько лет, и эта картина ежовыми рукавицами сдавила ей сердце. Девушка тихо, медленно подошла к кровати, и новый укол вины не заставил себя ждать — юноша не двинулся с места. — Можно?.. — Пробормотала Аннавет. Спайд слабо кивнул. Аннавет с трепетом опустилась на кровать и легла на спину, рядом с братом и легонько, мягко коснулась его руки. Спайд был на двадцать сантиметров выше ее, в два раза крупнее и шире, но сейчас девушка как никогда ощущала, что ему нужна помощь. Помощь старшей сестры. «Опомнилась, идиотка!» Аннавет тихонько поглаживала пальцами руку Спайда, ловя себя на мысли, что не видела её кучу времени. — Почему ты забыла обо мне? — прохрипел голос юноши из-под ладони. Спайд убрал руку от лица и повернулся к Аннавет, встретившись с ней взглядом. Взгляд был как у обозленного зверя, обиженный. «Это — твоих рук дело», — пронеслась мысль в голове девушки. — Я не знаю, — она грустно выдохнула и отвела взгляд. — Ты не знаешь, почему не видела меня полгода? — Жилки на щеках Спайда вздрогнули. — Ты думаешь, что хочешь это услышать? Аннавет переборола себя и взглянула в глаза брата — они уже не пылали злостью, а стали печальными, наверное, он ждал такого ответа меньше всего. Аннавет проклинала себя тысячу раз за глупость и эгоизм. Если бы она знала, что Спайд так в ней нуждается, если бы чувствовала, если бы вовремя опомнилась… Но уже ничего нельзя было сделать. Можно было только бесчисленно много раз горестно сетовать. — Что у тебя случилось? — чуть слышно произнесла девушка. Спайд снова повернулся на спину. — Элиза случилась. Аннавет слегка подвинулась к брату и положила голову ему на плечо, смахнув слезу со щеки брата — та оказалась гладко выбритой, но с парой порезов. Это совсем расстроило девушку. Её брат — уже почти возмужалый парень, а она до сих пор видела его маленьким мальчиком просто потому, что помнила таким. — Она из семьи Моно, — продолжил Спайд. Не много не мало, эти слова — приговор любви юноши и Элизы. Дети из этой семьи якшались с королями, генералами и лордами, но не с богатыми торговцами. Если Элиза из семьи Моно, то стоит хоть кому-то из родителей узнать… В лучшем случае, девочку просто увезут, в худшем — даже страшно представить. — И ты рассказал матери? — Да. Поступок был глупый, но обвинять брата Аннавет не могла, она должна была помочь, а не попрекать. — А она тебя любит? — Думаю, да. Но как мы с ней будем видеться? После школы? Мать пообещала, что переведет. Аннавет соображала, придумывала, что можно сделать. Положение казалось почти что безвыходным, все планы, созревшие в её голове — чересчур радикальными и даже невозможными. Все, кроме одного. — Слушай, братец, — позвала Аннавет, — у меня есть идея. Спайд вопросительно перевел суровый, но заинтересованной взгляд с потолка на сестру. — Мы разругаемся. — По-моему, дело сделано. — Нет, надо это при матери сделать, — девушка осмысливала, насколько подобное было возможно, — а потом мы пойдем выяснять отношения. — Что? — Спайд поморщился. — Смотри, — Аннавет приподнялась, чтобы растолковать брату всё как следует, — мы разругаемся, мать подумает, что мы наконец-то хоть разговаривать стали. Она обратит на это внимание. Потом мы при ней же договоримся, что пойдем выяснять отношения в парке, чтоб не мешать всем в доме… Брови Спайда подымались вверх с каждым словом — он наконец уловил суть этой авантюры. — …И тогда мы пойдем вместе в этот парк, я останусь где-нибудь на скамейке сидеть, а вы с Элизой… Ну, не знаю, что вы там делать будете. Спайд покраснел и надулся, но был счастлив — глаза его сияли ясно, как если бы он разобрал и собрал два «Визирона». — Извини, что я так поздно, — опустила взгляд Аннавет. Юноша нахмурился, поднялся и подошел к креслу, затем достал из тумбы бутылочку, две кружки, подвинул ещё одно кресло и включил «Визирон» — на экране появился логотип какой-то игры. — Хочешь прощения? — Пробурчал брат, — Да за что же, черт побери? Аннавет удивленно взглянула на Спайда. Тот повернулся и протянул пульт для игры. — Садись. Будем играть. У Аннавет не было шансов — Спайд, нисколько не стесняясь, дважды размозжил её персонажу голову. С досады девушка даже обиделась и предложила другую игру, где, впрочем, её успех тоже не ждал. Так прошла вся ночь: разбросанные бутылочки какого-то невкусного напитка, бумажки от сладостей, крики и ругательства и, конечно же, счастливая радость. Аннавет ловила себя на мысли, что не помнила, когда в последний раз смеялась или просто играла вместе с братом. На следующий день, как и договаривались, брат с сестрой разыграли свою сценку и отправились в парк, тот, что находился в нескольких километрах отсюда, почти на окраине города. Погода, хоть Алиос и Гибиус выжимали всё тепло, что могли, сияя так, что больно был взглянуть, не радовала: тучи мешали разогреть землю, холодный ветер пробирал до костей, у обоих скоро замерзли руки и ноги, оделись-то не слишком тепло. Хорошо ещё, парк встретил их теплом: здесь так густо прорастали кустарники и деревья прижимались стволами так плотно, что ветер не проникал внутрь, сколько не бился. Элиза понравилась Аннавет не сразу — скорее всего, последняя просто была предрасположена к тому, что белокурая красавица окажется брезгливой и самовлюбленной кокеткой, но это предположение, к счастью, с треском разрушилось, и впечатления от встречи остались приятными. Единственное, что настораживало Аннавет — это напрягающая скрытность в разговорах возлюбленной брата. Спайд в компании Элизы отправились бродить по аллее, а Аннавет осталась около входа, поглядывая по сторонам. Она забыла взять книгу, поэтому приходилось довольствоваться изучением карахутов и неба, а иногда — прохожих. Люди перед ней мелькали самые разные: солидные крупные мужланы, деловые дамы со шляпками, оборванные бездомные, разукрашенные девицы, даже прошмыгнул парень с синими волосами. Но скоро девушка заскучала и замерзла, потому, заранее попросив прощения у Элизы и Спайда, отправилась вслед за парочкой, потирая замерзшие ладони. Отныне прогулки втроём — парочка была не против компании Аннавет, и даже иногда они сами настойчиво приглашали девушку, тем более никаких интимных разговоров или перешёптываний они не заводили — стали неизменным занятием. Хоть в каком-то смысле Аннавет и приходилось это делать, она ни разу не замечала за собой скрытых, зарождавшихся на фоне усталости, досадных желаний, будь то скука и, как результат, желание свалить поскорее, или, к примеру, раздражение с тем же желанием, как производным. Аннавет, Спайд и Элиза бодро или спокойно шагали по аллеям, тропинкам в парках, городским обветшалым улицам, либо сидели где-нибудь на лавочке под ветками деревьев, спасаясь днём от зноя, а вечером от ветра, или на траве, постелив плед, где-нибудь в роще. Чаще всего они о чём-то беседовали, порой переходя на споры, а порой — на игру или, как предпочитал делать Спад, просто на дурачества, реже — просто сидели и глазели по сторонам, не говоря ни слова. В любом случае, Аннавет это страшно нравилось. Иногда после таких прогулок она, даже не задумываясь об учебниках или книгах, заворачивала в комнату брата, обычно когда уже стемнело, и пару-тройку часов уделяла, как сама она называла их два Периода назад, «глупым игрушкам» на пару с братом. Но, когда Аннавет вдруг почувствовала, что такое разгильдяйство дошло до крайности, и вспомнила, что не прикасалась к книжкам уже три дня подряд, то приказала себе остановиться. Так прошло два Периода: Яркий и Увядания, и, разумеется, вместе с Белым должны были примчаться холода. Но почему-то непогода запаздывала, и самое крупное, что природа смогла выдавить — проливной дождь на два дня и круглосуточную пасмурность. Из-за этого на прогулки приходилось таскаться в тёплой одежде, а там иногда охлаждаться, снимая пальто, шарф или шапку. Ни к чему хорошему это, конечно же не привело — буквально на третий день Белого Периода Анннабет слегла с простудой, на счастье не слишком серьезной, без осложнений, но на улицу выходить она не могла, как минимум, ещё пять дней, а значит, и Спайду приходилось торчать в своей комнате. Мать, меж тем, действительно решила перевести сына, обосновав это тем, что Спайд, как и его сестра, должен быть прилежным учеником — получать самые лучшие оценки, посещать множество кружков и вообще быть самым что ни на есть вундеркиндом. Поэтому мальчик начал учиться в знаменитой школе с углубленным изучением всех предметов и дополнительными занятиями после уроков. Для Аннавет это был был настоящий рай, но Спайд отличался от сестры во всем, начиная с внешности и заканчивая характером. Аннавет — девушка с каштановыми волосами, в меру большими глазами, аккуратным с едва заметной горбинкой носом, не слишком пухлыми губами, не слишком большими щеками и правильной формой лица со сглаженными чертами — средняя по всем параметрам девица. Спайд тоже являлся обладателем схожего округлого профиля, но на этом сходство заканчивалось. Темно-коричневые длинные волосы, немного курчавые, были стянуты в пучок сзади, немного вздернутый нос и большие глаза делали лицо юноши детским и наивным. Только хитрая улыбка портила образ. Более того, в стиле Спайда явно прослеживалась тяга к старомодному тряпью, желанию заставить всё вокруг двигаться и зеленому цвету, причину этого никто не знал, включая и юношу. Он обычно придумывал какие-нибудь незамысловатые отговорки, вроде «это у меня от мамы», или «зеленое покрывало — первое, что я увидел». В итоге, оказавшись в новом учебном заведении, Спайд, мягко говоря, не оправдал надежд: он в первый же день учебы был выгнан из школы. «Не знаю, чего ожидала мама от этого бездаря-гения-механика, но, как по мне, весьма ожидаемо», — закатывая глаза, Аннавет размеренно шагала в комнату к брату, надеясь разузнать побольше интересного. — Как ты? — донёсся голос Спайда с кровати, едва тот услышал, как поворачивается ручка двери. — Пойдет, ещё два дня, и можно на улицу, — отмахнулась Аннавет, ты лучше скажи мне, зачем избил тех двух парней? — Усмехнувшись, она села на кожаное массажное кресло — кресло моментально отреагировало и легонько завибрировало. О такой комнате, какая была у Спайда, мечтали многие парни Вайтлифа. Здесь имелось почти всё, что нужно подростку-игроману, подростку-спортсмену и подростку-исследователю. Мощные современные визироны, три штуки, и «Хиппирон» расположились на двух стенах и над столом, от дисков с разными программами, приложениями и играми ломились полки в шкафу. В углу находился мини-тренажерный зал и список упражнений для самых разных мышц, от трапециевидных до ягодичных. Не сказать, чтобы Спайд был каким-то выдающимся бодибилдером, но половина девчонок в школе таскалась за ним по пятам. Были в комнате и гаджеты для путешествий и походов, то бишь навигаторы, голограммные карты, компасы. — Они мне не нравились. Они явно хотели устроить надо мной какой-нибудь розыгрыш! — Пробурчал в ответ Спайд, приподнявшись и снова бухнувшись на кровать. — К тому же они навярняка собирались стащить мой обед! Нет-уж, дудки! Но такими отговорками девушку было сложно провести. Не теперь, когда она дни напролёт торчала с братом. — И почему же ты так решил? У тебя же не было оснований так полагать, — расхохоталась Аннавет. Её брат ничего не ответил, а только сильнее надул губы. И в этом был весь он — подозревать кого угодно, кроме тех, кого нужно. Хорошо еще, что Картер за ним кое-как приглядывал, этот паренек каким-то магическим образом умел делать Спайда более-менее толковым парнем. Хотя, не исключено, что он просто отвешивал другу хороший пинок в такие моменты. — Они задирались на Картера, — наконец пробормотал юноша. — А он что, с тобой перевёлся? Это было бы очень странно, даже для такой шайки. Аннавет уже мысленно бросилась придумывать планы, как это вообще можно было бы осуществить — в отличие от друга, Картер не происходил из зажиточной семьи, не имел благородных корней и тому подобное, был простым парнем со средними оценками, средним воспитанием и средним вкусом. Такого в школу Спайда не приняли бы без рекомендации или большого конверта с деньгами. — Не, мы встретились потом, возле новой школы, — пожал плечами Спайд, в миг разрушив все теории девушки, — я как раз успел. — Ты прям как в той сказке, — хохотнула Аннавет. — Какой? — Ну, как же, любимой твоей! Тут девушку прорвало: она, подрагивая от смеха, зажимая рот ладонью, едва не падая с дивана, указала пальцем назад. Её брат густо покраснел и с негодованием взревел: — А ну вали отсюда! Аннавет понадобилось ещё пару секунд, чтобы успокоиться, после чего она, немного красная, держась за живот, гордо удалилась. Спайд снова перевёл взгляд туда, куда указывала его сестра: на полке стояла одна-единственная разноцветная книга, горячо им любимая даже сейчас, со сказкой — про короля, спасшего прекрасную девушку.***
На следующий день Спайд с мамой отправились в школу, чтобы извиниться за происшествие. Директор Карф их пожалел-таки и позволил мальчику продолжать учёбу. Не сказать, чтобы юноша обрадовался этому, а вот мать была в восторге. Она принялась благодарить директора, расхваливать школу, Вайтлиф и вообще всю Септерру. Директор поспешил выпроводить их за дверь, что женщина сочла за «перегруженность работой». Огроменный, лысый, далеко не самой приятной внешности, он был похож скорее на заказного убийцу, нежели на директора школы, да и диплом об окончании высшей степени университета в Асонии не вселял доверия. Аннавет не единожды видела этого человека на улице, недалеко от своего дома, встречи получились очень неприятной: директор, бродивший по улице, злобно окидывал девушку взглядом маленьких глаз, словно изучая, последняя старалась отводить взгляд. Точно так же смотрели на неё противники на соревнованиях, размышляя, не совершить ли какую-нибудь подлость. — Здравствуйте, — учтиво кивала обычно Аннавет. — Угу, — сухо ронял директор Карф и быстро скрылся из вида. Ну как можно было поверить в то, что у него нет криминального прошлого? Аннавет осталась дома одна, если не брать в расчет кухарок, уборщицу и дворника. Огромное поместье на окраине города, с сотней квадратных метров, занятых садами вокруг, похожее на дворец: литой забор с зазубренными наконечниками на прутьях; большие ворота с будкой охранника, соединялись с крыльцом выложенной плиткой дорожкой с резными бардюрами, миниатюрными водоемами чуть поодаль и клумбами тут же; швейцары возле огромных дверей, ведущих в дом — толстых, тяжелых, из вудской сантии; само здание было выложено из больших гладких валунов, скрывавших под собой старые стены — деревянные — и имело три этажа, один обширный светлый холл, две гостиные, одну — для близких родственников, другую — для друзей, множество комнат и даже две башенки, выраставшие по краям из крыши. Этот день, наконец, принёс жителям Вакха долгожданный снег — мелкий, падавший быстро и будто бы нехотя, но снег. Разумеется, маяться от скуки, сидя дома, девушка не собиралась — она отправилась на прогулку в сад, но не в тот, что принадлежал их семье, этот был ею уже изучен давным-давно и никакого интереса не вызывал, а в тот, что располагался в двух километрах отсюда, почти в центре города. Отпросившись у няни — престарелой добродушной и немного наивной женщины, когда-то сидевшей со Спайдом, а сейчас работавшей по дому — закутавшись в меховую шубу, колючий тёплый шарф и натянув на уши шапку, она двинулась в путь, захватив с собой сумку с булочкой и бутылочкой сока. Путь много времени не занял — Аннавет, шлепая по быстро растаявшему снегу, шагала быстро, так что потратила всего минут двадцать. Перед тем, как очутиться в новом, неизведанном мирке, она постояла подле, поразмыслила о каких-то пустяках, матери и Спайде, и, наконец, решилась. Выдохнув, она абстрагировалась от эмоций и сосредоточилась. Смеркалось. Аннавет брела по парку в одиночестве. Отступили и топот копошащихся людей, отступили и шелест газет, и гам работников, и вся тоскливая несуразность и приевшаяся скука человеческих разговоров — все они так неорганично и неоправданно вторгалась в окружающую среду, что становилось совершенно неясно, зачем. В человеке было много загадочного, уникального, даже эстетичного — такую мысль Аннавет допускала, как анатом, — человек был прекрасным с этой стороны. Но когда дело доходило до людского следа, девушке невольно приходила в голову мысль, что хуже создания не существовало. Почему-то люди не хотели задумываться о том, что они достаточно наследили. Но сейчас смеркалось, поэтому обычный повседневный шум превратился в изящную, замысловатую мелодию. Аннавет горестно вздохнула. Всё вокруг было и без человека прекрасным, так зачем появились люди? Светила оттеняли силуэты тощих стволов деревьев, их шикарную крону, каждый листочек — они все шевелились в глубокой тишине, словно стесняясь или боясь издать хоть один звук, они, не теряя бдительности, отдыхали от минувшего дня. Трава мягко, нежно шуршала от легких дуновений ветра, её длинные зеленые и бурые ленты, словно в танце, устало ворочались: то приподымались, то снова опускались. Неожиданно света стало еще меньше — облако с горящими очертаниями затмило последнюю из оставшихся звезд. Теперь карахуты светились отчетливее, пробуждая какой-то непонятный восторг — когда всё вокруг засыпало, они только-только пробуждались и бодрствовали, словно ночники для других растений. Наблюдать. Это роль людей — наблюдать всё вокруг, видеть изящность природы, с изумлением глядеть на чудеса мира. Аннавет облокотилась на дерево спиной и вздохнула вновь, немного легче. Она была расстроена, как, впрочем, и каждый предыдущий раз, когда она выходила на прогулку. Скоро потемнело. Аннавет так и стояла, облокотившись, пока не подняла взгляд, выглядывая из-под кроны дерева, и не заметила черноту небосвода — была уже глубокая ночь. Девушке стоило поспешить домой, но уходить так не хотелось, что она не сдвигалась с места еще минут десять, и только потом уже отправилась в поместье. Аннавет уже заранее знала, что дома подвергнется пытливому взору матери, глупым вопросам, может быть даже какому-то наказанию — проверять не хотелось, так что она, выбрав наиболее резвый темп, поспешила домой. Но родное обиталище встретило её на удивление тихо и спокойно. Единственное, мать, которая сидела на кресле возле крыльца, всё же сопроводила дочь грозным взглядом, пропустила её вперед себя и приказала запереть дверь, а потом, не сказав ни слова, по традиции отправилась в читальный зал, изучать, наверное, психологию или просто читать романы. Аннавет отправилась к себе, на третий этаж, по длинной и широкой каменной лестнице. Но едва она достигла третьего этажа, как вдруг совершенно перехотела идти спать, вместо того её повлекло в комнату Спайда. Немного поразмыслив, девушка решила, что ничего страшного в этом нет, и что разбудить человека ночью — не преступление, тем более, она была уверена, что Спайду сейчас не до сна. И Аннавет оказалась права: юноша и не думал идти отдыхать. Девушка вошла, как обычно, без стука, но не крадучись — громко повернула ручку, открыла дверь с трещиной посередине и, не медля, прошла внутрь. Спайд развалился, как король, на огромном мягком кресле, а если точнее — тонул в нём, выглядывали только босые ноги и руки: в одной — пульт для управления «Визероном», в другой — стакан с соком. Аннавет тяжело села на диван, ноги тут же налились свинцом, Спайд повернулся к ней. — Ну как? Девушка протянула руку за стаканом брата, пить хотелось ужасно, но тот, явно заметив жажду сестры, отвернулся и сделал вид, что не заметил. Тогда Аннавет пнула его в ногу, и на этот раз юноше пришлось выполнить просьбу. Потирая ушибленную голень, с ненавистью глядя, как сестра поглощает содержимое его стакана, Спайд проворчал: — Унизительно. — Извинялись? — Ага. Спайд скорчил кислую мину. В этот момент экран его «Визерона» включился, и на нём появился Картер, Аннавет подняла взгляд, но её брат, сидя спиной к экрану, сначала не заметил своего друга. Под глазом хитро улыбавшегося Картера красовался жирный яркий синяк — видимо, Спайд всё же не зря влез в драку тогда. Последний проследил за удивленным взглядом сестры и обернулся, чертыхнулся, яростно затыкал на кнопки пульта, но ничего, кроме смеха друга, этим не добился. — Привет, — широко улыбнулась Аннавет Картеру. — Сгинь уже! — вторил ей чуть злее Спайд. Картер что-то сказал, но брат с сестрой не услышали — только увидели, как двигались его губы и менялось, заедая, выражение лица. Наконец, спустя пару минут, Спайдер сообразил, в чём дело, и убрал Картера с экрана «Визирона». — Чего это ты злой такой? — усмехнулась Аннавет, — мог бы и поговорить, я бы вышла. Брат бросил на неё дикий взгляд. — Да это не он был, черт тебя… и его побери! Это запись! — Не кипятись ты! — попыталась умерить пыл брата Аннавет. — Да спокоен я! — воскликнул Спайд ещё громче. Снизу донесся голос матери, требующий тишины. Тогда юноша замолчал, собрался с мыслями и продолжил вполголоса: — Когда мы с ним говорили, я записал его на видео, а сейчас нажал на кнопку нечаянно, и запись включилась. Вот тебе и вся разгадка, любительница теории заговора. Замечание было обидным, а главное — дельным. Аннавет с неудовольствием пришлось это признать. Неожиданный порыв кашля заставил её согнуться пополам — она отвыкла от него за последние два дня и совершенно не была готова к теперешней атаке. — Нагулялась, — укоризненно сощурился Спайд. — Чего тебе не сиделось? Кашель отступил, и девушка вздохнула поглубже с опаской, удостоверившись, что больше подобного не повторится, по крайней мере, в ближайшие десять минут. — Я бы объяснила тебе, да разве ж ты поймёшь? Спайд показал ей язык. — Так вот, а чего ты хотела-то? — Не знаю, — честно призналась девушка и смущенно пожала плечами, теперь догадываясь, что поступила на редкость глупо. — Просто узнать. — А-а, — Спайду стало стыдно, что он так набросился на сестру. Юноша соскочил с кресла, что, надо сказать, получилось у него не сразу, и уселся рядом с Аннавет, разглядывая руки. Вся злость улетучилась из него, как и все те неприятные чувства и осадок, которые остались после дня. Странно. Аннавет грустно посмотрела на своего брата. А раньше она и не замечала, насколько он изменился за последнюю половину Периода: исхудал, лицо немного осунулось, руки, обычно не находящие себе места, сейчас преспокойно лежали, юноша перестал расчесываться, бриться и тренироваться, наверное, иногда даже и есть. Девушка поразилась собственной слепоте и рассеянности. Аннавет хотела расспросить обо всём происходящем своего брата, если потребуется — давить столько, сколько хватит сил, но не сидеть, сложа руки. И всё же что-то ей мешало это сделать, что-то никак не позволяло начать разговор по душам. Возможно, какая-то предубежденность, а возможно — просто безразличие. От этой мысли Аннавет сделалось невероятно противно: «Неужели у меня не хватит сил побеспокоиться о Спайде?» Девушка ещё раз взглянула на брата, тот сидел всё так же, без движения, глядя в пол. Нет, не хватило. У Аннавет не хватило сил выдавить из себя хоть слово — хоть убей. Спайд бухнулся на кровать и распростёр руки. Аннавет ошеломленно на него поглядела, на минуту почуяв что-то неладное, но улыбка юноши — озорная, хитрая, совсем как раньше, усыпила её бдительность. Спайд прихлопнул по кровати, приглашая девушку лечь рядом, отчего сердце Аннавет радостно ёкнуло. Она улеглась рядом с братом, крепко обняв за грудь, поймав себя на мысли, что такое уже случалось раз. Тогда он, хоть и был младше, но уже превосходил сестру по росту и в общем-то казался значительно старше, та даже смирилась с мыслью, что она теперь навсегда останется младшей из них двоих. Но в тот вечер мать впервые жестоко наказала Спайда за школьные проблемы, и он, заплаканный, несколько часов неподвижно лежал на своей кровати, закрыв руками лицо — тогда Аннавет поняла, что пора вновь ненадолго стать младшей сестрой. От теплых воспоминаний наворачивались слёзы. Спайд их заметил. — Теперь я — старший, да? Аннавет всхлипнула. Получалось действительно так. Собиралась утешить брата — в итоге брат сам её утешает, как это называется? Она утерла рукавом слезы. — Нет уж, хватит с тебя, — она немного промедлила, но тут же, не давая себе и шанса передумать, выпалила, — что у тебя стряслось? Спайд слегка помрачнел. — Смысла отнекиваться нету, да? Аннавет твердо кивнула. — Ну, тогда, — юноша набрал побольше воздуха, — У нас с Элизой… всё. Сердце Аннавет упало. Её брат выжал из себя все чувства, которые мог, все эмоции подарил Элизе — он влюбился в неё очень давно. Но Элиза — принцесса семьи Моно, семьи, которая наряду с королевскими правила странами и городами, в сравнении с этой династией семья Аннавет и Спайда — безродные варвары, и юноша это прекрасно знал. И привела такая любовь к одному или двум разбитым сердцам. — Родители? — тихо спросила Аннавет. — Они её в какую-то армию отдали, — грустно проговорил Спайд, — думаю, это — конец. — Извини, братец, но я не знаю, как тебе тут помочь, — Аннавет подняла глаза и посмотрела в глаза брата, — не знаю, что и поделать. — Вот и я тоже. Аннавет с жалостью поглядела на юношу. — Я думаю, ты спать не будешь? Можно я с тобой тут останусь? — она ещё раз прижалась к старшему брату. — Во что играть будем? — хмыкнул Спайд. На самом деле, играть Аннавет не хотелось, но она пересилила себя и, со временем, даже втянулась в игровой процесс — более того, она даже ощутила, что ей нравится, что останавливаться вовсе не хочется, и с досадой мысленно объявила: «Ну что, добро пожаловать в клуб анонимных игроманов?» В этот день ей впервые удалось одержать верх над братом, в одной партии из пятнадцати — Аннавет искренне радовалась, а Спайд, надев маску безразличия, мысленно улыбался, глядя на неё. Больше юноша, правда, не позволил сестре даже приблизиться к победе. Так, за бутылками с напитками, бутербродами, сладостями и кипящими страстями, прошла ночь. Алиос, поднявшись, осветил комнату через окно, подсветив весь ужас, который остался после пятидесяти шести матчей, брат с сестрой нехотя, постанывая, разминая затёкшие суставы, принялись наводить порядок. Меж делом, как будто невзначай Аннавет уронила: — А я сегодня в парк опять пойду. Она подняла взгляд, посмотрев в глаза брата. Тот ответил взглядом тоскливым, мрачным. Да, теперь он, скорее всего, долго ещё не выйдет на улицу. Аннавет, не дожидаясь ответа, быстро добавила: — А ты оставайся тут и поболтай с Картером, к примеру. Ты его целый день не слышал. Спайд опустил глаза. Больше они ни о чем не говорили — Аннавет, решив, что под музыку делать уборку гораздо веселее, на полную громкость врубила песню, нарочно ту, которую ее брат на дух не переносил, ускорив тем самым процесс уборки. С каждым подобным подводом она всё больше убеждалась, что зря не оценила раньше такую вещь, как технологии - иногда они прекрасно украшали жизнь. Как и обещала, девушка отправилась в парк — в тот же, что и вчера, чтобы почитать и побыть в его атмосфере. Почему-то именно тут думалось лучше всего, и девушка могла часами рассматривать живописные виды неба и природы, размышляя о жизни сама с собой. Атмосфера сейчас была особенно волшебной: Гибиус, скрываясь, на тридцать минут придавало небу розовый оттенок, словно в каком-нибудь романтическом фильме. А деревья, Линты, начинали слегка светиться голубоватым светом; ночные светлячки выползали из норок и начинали кружить по парку. И вот, именно в этот вечер какому-то весьма неудачливому воришке вздумалось напасть на Аннавет. Весьма внезапно, кстати говоря, девушка даже вскрикнуть не успела, как оказалась в ловушке под названием «захват-крокодил», то есть, напавший закрыл рот одной рукой, а другой сделал удушающий захват. — А-ну, доставай всё из сумки! — Прошептал голос над ухом Аннавет. Насколько смогла увидеть девушка за долю секунды, это был невысокий, худой человек, в черной одежде и капюшоне — с ума, наверное, сошёл, от холода, раз так вырядился. Маска, такая же черная, скрывала лицо. Похоже, этот парень был далеко не новичком, и Аннавет уже почти начала паниковать, однако вовремя заметила одну деталь: юноша стоял, наклонившись слишком сильно. Это-то и стало роковой ошибкой покусившегося. Молниеносный захват, кувырок… БУМ! Этот день оказался самым несчастливым для напавшего: Аннавет уже сидела на спине лежащего юноши, гордо отряхивая снег с плеча. Нападавший благоразумно решил не сопротивляться и закрыл глаза, откинув голову. Девушка скинула с него капюшон и первым делом обратила внимание на странную вещь — волосы синего цвета. — Покрасил? — Как же, каждый день еще лаком покрываю. — Саркастично проворчал юноша, все еще не открыв глаза. — Тем, что и дверь крашу. — Может, тебя в местные органы правоохранения отвести? — Аннавет нарочно не отреагировала на хохму, да и вообще-то не до смеха ей было. Юноша молчал. — Ладно, рассказывай, — вздохнула Аннавет. — Зачем ты напал на меня? — Я не намерен об этом говорить. — А в суде будешь намерен? Юноша снова замолчал, но через несколько секунд открыл глаза, снял маску и начал рассказ (Аннавет похвалила его за здравомыслие): — Мне нужно было поесть, чтобы не умереть. Юноша был страшно худым и бледным, особенно в слабом свете карахутов. Впалые щеки говорили о том, что ему не мешало бы поесть, и не булочку какую-нибудь, а полноценный обед с гарниром. Скулы, оттененные, были в точности такими же острыми, как у черепа-манекена, пылившегося где-то на чердаке в поместье. Тонкий нос с аккуратной ровной переносицей, немного тоньше чем у Аннавет, ноздри раздулись, синие глаза сверлили девушку. — Тебя что, дома не кормят? — С усмешкой спросила Аннавет. — А что, не видно? — прошипел тот. Он поднял руку и пошевелил тремя пальцами, Аннавет ужаснулась: указательному грозило полное отмирание из-за обморожения, а мизинец, по-видимому, и вовсе спасти не удалось бы. — Нет у меня дома, — тихо проворчал незнакомец. — Не хотела задеть тебя. — У тебя это почти получилось. — Совсем не добро оскалился юноша. Аннавет заметила, что одного из передних зубов у незнакомца не достает: вместо резца торчал небольшой острый осколок, наверняка его кто-то пытался выбить, но что не хватило. Заметив, куда устремился чужой любопытный взгляд, юноша посуровел и крепко сжал губы. — Знаешь, это не так страшно, как твоё нападение, — взбесилась девушка и надавила синеволосому парню на солнечное сплетение посильнее. Тот застонал от боли. — Как тебя зовут? — Сурово спросила Аннавет. — Марко, — прохрипел юноша. — А работать ты не пробовал? Именно так на еду и зарабатывают, к твоему сведению. — Ты думаешь, я идиот? Думаешь, я бы не ел, если бы была возможность? Ты дурочка, что ли? Девушка колебалась. Что ей было делать? По идее, таким, как Марко, в тюрьме — в самый раз, если не разбираться в мотивах. Но она-то уже разобралась. И ничего больше, чем сожаление, не испытывала к несчастному продрогшему пареньку — он-то только и хотел, что еду забрать. Что, если он бы напал не на Аннавет? Без сомнения, жертва запомнила бы синие волосы — непонятно, как до этого момента Марко ещё не изловили: легкое движение руки, и плохо затянутый капюшон упадёт, обнажив голову. Можно было завопить, сдать юношу и отправить на милость суда — бездомного, голодного, на три-четыре года, смотря сколько он воровал, а потом он вернётся, и, наварное, сам себя убьёт, что ему ещё оставалось делать? Совесть не позволяла Аннавет подписать смертный приговор Марко. Скрепя сердце, она процедила: — Значит, слушай сюда, Марко. Завтра придёшь сюда в пять часов дня и расскажешь всё о себе. Не придёшь — я тебя сдам. — С этими словами девушка встала с груди юноши и, развернувшись, пошла прочь. — Я могу на тебя напасть! Прямо сейчас! — Заявил Марко, не поднимаясь. — Попробуй, может, во второй раз повезёт. Стемнело. Придя домой, Аннавет ринулась в комнату Спайда — тот только устало вздохнул, увидев, что сестра пришла. Но она тут же принялась рассказывать все, что произошло, и брови её брата сразу же поползли наверх. — На меня напали, — как гром посреди ясного неба продекламировала Аннавет. Спайд подорвался с места. — К-когда? Кто? — Да только что, — хихикнула девушка. — И что смешного? — Сто смиснова, — передразнила Аннавет, — что ты злой такой? Все нормально, не бойся! — Ну да, как же, — Спайд закатил глаза. Аннавет во всех подробностях пересказала историю нападения, опустив только размышления по поводу Марко, избегая время от времени испепеляющих взглядов брата. Когда она закончила, Спайд молча опустился на кресло, утонув в нем наполовину, и уставился на сестру. — Что? — Завтра с тобой пойду, — и, опережая все протесты и отказы, твёрдо добавил, — Не обсуждается. Ничего, кроме как согласиться Аннавет не оставалось. На следующее утро Аннавет встала очень поздно, что было довольно необычно. «Наверное, стресс — размышляла девушка, стоя в душевой кабинке. — Эти лабораторные… Спасения от них нет!» Наконец, она вышла, включила музыку на всю громкость, дабы разбудить храпящего брата, и принялась сушить волосы. Окончив процедуру, Аннавет отправилась в гостевую комнату, где стоял большой стол. Мама была уже здесь, стояла у шкафа с посудой и пыталась дотянуться до какой-то миски на предпоследней полке, но безрезультатно. — Мама, помочь? — Спросила девушка, с улыбкой наблюдая за происходящим. — Нет, что ты! Садись, завтракай, я сейчас закончу и присоединюсь! Спайд, кстати, проснулся? — Либо проснулся, — кивнула Аннавет, — либо наслаждается прослушиванием музыки на полную громкость во сне. Омлет, как и всегда, получился сыроватым и недостаточно соленым. То есть, как и хотела Аннавет. Через некоторое время заспанный Спайд с опухшим лицом и прической «стог сена» показался на лестнице. Интересно, как отреагировали бы на такой вид его одноклассницы? Но Аннавет зарубила идею на корню. Она же не жестокая старшая сестра-тиран… Наверное. — Редкостная чушь твоя музыка, — фыркнул он, глядя на сестру. — А мне нравится, — пожала плечами Аннавет и указала ему ложкой на тарелку, предназначенную для пикара по имени Хоба. — Присоединяйся! Спайд демонстративно цокнул, закатил глаза и, обернувшись кругом, зашагал в направлении душа. Позавтракав, девушка вместе с братом отправились к парку. По пути она встретила своих одноклассников, поэтому поспешила уйти куда-нибудь подальше. Она плохо с ними общалась, так как считала их ужасными людьми, причем не безосновательно. — Ты чего? Это же твои друзья? — Удивился Спайд, когда они отошли подальше. — Сильно сказано — друзья, — поворчала Аннавет, — мы плохо ладим. — Как же вообще с тобой не ладить, — тихо пробормотал юноша, но сестра услышала и легонько толкнула его. Скоро они дошли до парка, и едва завидев его, Спайд присвистнул: — И как же вас, Голубков, никто вчера не заметил? Народу — тьма. Действительно, присмотревшись получше, Аннавет обнаружила там, как минимум, пятнадцать человек, их чёрная и серая одежда, просвечиваясь, мелькала между стволов деревьев. Спайд пробежал вперёд, остановился возле таблички, висевшей над входом в парк, и с улыбкой на лице остался дожидаться сестру. Когда та подошла, он радостно объявил: — Поздравляю, теперь ты — преступница. Аннавет нахмурилась. — С чего это? — Да вот, парк-то закрывается через час. А ты вчера, помнится, в это время проснулась. Аннавет немного смутилась, но не придала инциденту особого значения — раз не поймали, значит все в порядке. На улице было довольно прохладно, ноги девушки промерзли, пальцы задубели, так что парк со своим тёплым микроклиматом оказался для неё спасением. Она позволила себе снять шапку и шарф, но куртку, в отличие от брата, расстегивать не стала, опасаясь заболеть во второй раз — а это она могла запросто. Марко, упершись взглядом в дерево, скукожившись в своей тоненькой куртке, сидел возле входа и сразу заметил Аннавет, сопроводил недовольным взглядом её, а затем заметил Спайда и обреченно вздохнул. Девушка почувствовала себя неловко, но, вообще, она и не обещала, что придёт одна. — Спайд, — протянул руку ее брат. Марко молча пожал его руку своей, повреждённой. — Что вам рассказывать? — Пробубнил Марко. — Всё, — Аннавет села на скамейку, — Только поешь, для начала. Спайд оторопел, Марко — ещё больше. Аннавет открыла сумку и достала маленький контейнер для еды и открыла. От одного их запаха мяса, которое в этом контейнере лежало, у юноши потекли слюнки, но всё же он сумел взять себя в руки и сквозь зубы протянуть: — Я… не могу их взять! — Прекрасно! — Восторженно воскликнул Спайд и тут же получил под дых от сестры. — Почему? — Аннавет нахмурилась. — Я не заслужил их! Я же… Даже пытался тебя ограбить вчера, а ты мне подарки делаешь. Убери их! — Осознавая, что он отказывается от такого лакомства, Марко, на деле же, чуть не заплакал, но всё же обостренное чувство справедливости не позволяло. — Верно-верно, — поддакнул Спайд, уставившись на куски жареного мяса. — Если не съешь, я обижусь, — пригрозила девушка. Марко с сомнением посмотрел на неё, потом перевёл взгляд на Спайда, насупился и взял контейнер. Три куска мяса растаяли за полминуты — такому аппетиту позавидовал бы даже медведь, наверное. Но еда точно пошла на пользу юноше — его впалые щеки немного порозовели. Аннавет на достигнутом не остановилась и приказала Марко снять капюшон, нацепила на него свою шапку, отдала шарф и рукавицы, которые юноша с неохотой надел, перепутав левую с правой. — Теперь — рассказывай, — все тем же приказным тоном отчеканила девушка. — А ты? — Марко взглянул на Спайда. — А я буду давать тебе подзатыльник, если вздумаешь по ушам ездить, — хмыкнул тот. — Не маловат ли? — Ты так рвешься меня испытать? — Спайд подыграл бровями. Марко скорчил кислую мину и отвернулся. — Я родился здесь, в Вакхе. Мать умерла при родах, я остался с отцом, жил нормально где-то лет до десяти, а потом его ветеринарная клиника сгорела. Нам пришлось работать на стройке, но три два с половиной года назад он убежал, куда — не знаю. Тогда меня выселили из съемной квартиры и выгнали с работы. Больше рассказывать нечего. — Ну, тогда — пока, — Спайд повернулся и пошёл прочь, бросив через плечо, — Аннавет, догонишь. Аннавет, негодуя, сжала кулаки и уже была готова была наброситься на несносного брата высказать за идиотское поведение. Но вдруг ее осенило. Девушка с восхищением посмотрела вслед скрывавшемуся из вида брату. «Спасибо». Марко хмыкнул. — Ловко он. — Так это правда? То, что ты рассказал? — Фактически — правда, — как-то совсем неуверенно ответил юноша. — И почему мне кажется, что ты врешь? — А мне откуда знать? — Пожал плечами Марко и отвернулся. Аннавет не знала, как добиться правды — никакими угрозами этого сделать нельзя было. — Ладно, Марко. Завтра придёшь сюда? Марко с изумлением воззрился на собеседницу и целую минуту не знал, что ответить. — А зачем?.. — Осторожно осведомился юноша. — Поговорить, — улыбнулась Аннавет, — как и сегодня, без Спайда. Ещё приди с утра, я тебе подарок отправлю через слугу. Предпоследнее обещание, по-видимому, успокоило Марко, потому он кивнул. Аннавет обрадовалась и поднялась на ноги, юноша — вслед за ней. — До завтра? — Ага, только шарф забери. Марко хотел было снять тёплый шарф, но Аннавет его остановила. — Тебе он пока нужнее. Пусть он останется у тебя. Не дожидаясь ответа, она выбежала из парка, оставив поражённого юношу с шарфом в протянутой руке стоять и глазеть на её отдаляющийся силуэт, пока тот не скрылся за домами. — Ну что? Всё выведала? — С усмешкой спросил Спайд. Чтоб поравняться с ним, Аннавет пришлось немало потрудиться. Догонять длинноногого брата было чуть сложнее, чем поспевать за ним во время ходьбы. Девушка с трудом восстанавливала дыхание, убирая волосы с мокрого лба и лица. Поэтому ответила она только минут через пять: — Ничего я не выведала! — Но он же врал, да? — Я в этом почти уверена, — согласилась Аннавет, — но допытываться не стала. Завтра разузнаю. — После какого свидания там предложение делают? — Хохотнул Спайд. Девушка решила промолчать, чтоб не ляпнуть чего-нибудь лишнего. Не только Марко лгал неумело — Спайд тоже в этом деле далеко не профессионал. Все его глупые реплики, шуточки, усмешки служили щитом — щитом, скрывавшим переживания и боль. И то, что Спайд вызвался сопроводить сестру, словно вопя: «Видишь, со мной все в порядке!», только подтверждало догадки. Непонятно оставалось только, почему он не так себя вёл с Аннавет. Она надеялась, что недомолвок больше не останется. — Что нам с ним делать? — Задумчиво произнесла девушка, обращаясь к Спайду. Тот пожал плечами. — Понятия не имею. Оставшуюся часть дня Аннавет провела у себя в комнате, раздумывая о том, как помочь Марко. В голову лезли разные мысли, порой дельные, порой — до смешного глупые, но ни разу — подходящие. Тоска не заставила себя ждать. Аннавет окинула комнату усталым взглядом — ничего в ней не поменялось за последние десять лет — и веки сомкнулись. На следующее утро она проснулась ещё позже: Алиос и Гибиус к тому времени уже царили на небосводе, весело поблескивая, убегали от облаков. Ветер будил ещё сонные деревья, раскачивая их кроны, и те сопротивлялись, скрипя и шелестя листьями — этот шум уши девушки уловили первым делом. Аннавет крепко зажмурилась, потянулась и поднялась на кровати, тут же пожалев, что зеркало висело как раз напротив — плохой идеей было дрыхнуть до полудня. Как можно скорее девушка умылась, расчесалась и поколдовала над опухшими глазами, всё это значительно улучшило положение. После процедур она направилась в столовую, плотно позавтракала, но брата не встретила, поэтому следующим пунктом назначения оказалась комната Спайда. Как оказалось, юноша не встал раньше, да и не скоро встал бы, если бы Аннавет не ворвалась к нему в комнату, так сказать, с шумом: со всей силы толкнула дверь, решив, что она закрыта (Спайд всегда запирал дверь днём и оставлял открытой ночью, чтобы в случае пожара его успели спасти), ввалилась внутрь, да ещё и споткнулась и грохнулась с размаху на пол. Спайд подорвался в кровати, бешено вращая глазами в поисках причины грохота, и, обнаружив на полу корчащуюся то ли от смеха, то ли от боли, то ли одновременно от того и другого сестру, завопил: — Ты какого черта сюда вламываешься? В ответ Аннавет смогла издать только тихий предсмертный стон. Когда боль в ушибленных пальцах на ноге и локтях, на которые девушка приземлилась, прошла, она незамедлительно убралась из комнаты брата. У него ушло примерно полчаса на то, чтобы сходить в душ, привести себя в порядок и поесть, а за эти тридцать минут Аннавет успела сотню раз себя отругать, обсмеять и удивиться собственной неуклюжести, предчувствуя, что этот её полет станет поводом для каждой второй издевки со стороны брата. Наконец, послышался стук в дверь — знак, что Спайд закончил и в его комнату вход открыт, — а следом за ним голос юноши: «Милости прошу к себе, только в этот раз не падай». Аннавет вышла, брат тем временем уже успел прошагать полпути вдоль по длинному коридору — пришлось догонять.