Год 788. Яркий Период, третья часть, день десятый.
Фтария — Вайтлиф Аннавет со всех ног неслась в местную ратушу. По пути она встречала множество знакомых, одноклассников и просто друзей. Марко бежал позади за ней, стараясь не отставать ни на шаг. Вдруг девушка врезалась в какого-то человека, поразившего её огромным ростом и шириною плеч. Громила тут же повернулся, и взору Аннавет предстало самое ужасное и несуразное лицо из всех, что она видела. Глаза были крошечного размера, на всю щеку, от подбородка до брови, красовался отвратительный шрам. Кроме того, вся физиономия была усеяна кучей рубцов и ссадин. Непомерно большие скулы придавали образ больше животного, чем человека. Но всё это — цветочки, по сравнению со шрамом на голове. Уже не живая кожа макушки громилы кое-как прикрывала голую черепную кость, с трещиной посередине, поблескивая на солнце. — Тебе что, жить надоело? — Злобно зыркнул человек на Аннавет своим единственным глазом. Это был Карф — директор школы, где учился Спайд. Девушка совсем о нём позабыла, когда исчез брат. Но сейчас его тон совсем не давал надежды на радушное приветствие. Куда, интересно, так торопился директор Карф, что заговорил о жизни и смерти? Наверное, на этом и пришел бы ей конец, будь она одна. Застывшую от ужаса и отвращения, её быстро схватил Марко и потащил подальше, буркнув в ответ громиле: — Извините, она просто пространственный кретин. — Простра… чего? — Напряг свою почти видневшуюся извилину громила, но безрезультатно. Тем временем, Марко и Аннавет, воспользовавшись его тугодумием, уже скрылись в толпе. Почти оправившаяся девушка довольно резво мелькала между людьми, иногда наступая кому-нибудь на ноги, Марко, по-прежнему пыхтя и ненавистно глядя по сторонам, следовал за ней. Аннавет мчалась туда, где хранился ответ на вопрос, и узнать его намеревалась непременно. «Спайд, жди меня», — она ппротиснулась между двумя толстыми бабушками и рванула изо всех сил. Марко затормозил. Девушка согнулась пополам, вдыхая воздух, и разогнулась, оглядывая всё вокруг себя. До ратуши оставалось примерно полкилометра, а двигаться было уже почти невозможно. К ратуше брели даже бездомные, нищие и калеки — словом, все, кто мог двигаться, а тех, кто не мог, тащили. Страшный шум: болтовня, вопли, ругательства, бормотания и роптания давили на мозг. Они портили царившую после вчерашнего дождя прекрасную погоду: легкая облачность способствовала поддержанию прохлады, а южный теплый ветер дополнял её, от снега не осталось и следа. Однако, что Аннавет, что Марко, уже вымокли до нитки и были злые, как голодные дикие пикары. — Во имя Виссера, неужели всем надо туда тащиться? — Вознегодовал Марко, поровнявшись со спутницей. Та всё еще тяжело дышала. — Чего только им всем надо от этих спасителей? — Проворчал еще раз юноша. — Руку что ли пожать? — Не знаю, но они спасли наши жизни. — Пожала плечами Аннавет. — Главное держаться вместе, а то мы больше никогда не найдем друг друга. — Да… — Ведь это не я здесь пространственный кретин. — Ехидно сощурилась девушка. Пространственным кретином был именно Марко. Раньше об этом догадаться было практически невозможно, потому что юноша наизусть выучил все улицы и переулки, вплоть до мусорных баков и скамеек. Тут уж сложнее было заблудиться, чем не заблудиться. Людей, похоже, становилось всё больше: девушка и юноша оказались вплотную зажаты между двумя мужчинами, а перед ними, тоже почти вплотную, шла пожилая женщина, постоянно приговаривая что-то в духе: «Ох, ну и духотень! И всё из-за правительства! Совсем город забросили!» Марко первым смекнул, что пора что-нибудь, наконец, предпринять: — Таким темпом, мы окажемся в ратуше примерно… послезавтра. — У тебя есть предложения? — Жалобно простонала Аннавет, зажимая нос в попытках спастись от вони. Марко отрицательно покачал головой. Аннавет тяжело вздохнула. Они прошли в такой обстановке ещё десять минут, и юноша понял, что у него кружится голова и весь мир покачивается из стороны в сторону. Он посмотрел на девушку — та побледнела, но держалась. «Если бы ты знала, Аннавет…» Но он не мог поступить иначе. Той ночью произошло что-то страшное, что-то новое. Что-то, от чего холодело сердце. Прошлой ночью оно назвалось Состраданием. Нечто, захватившее тело Марко или, как говорило оно само, дар, приподнесенный великими. Оно говорило с юношей и рассказывало очень много всего, пока тот, заламывая руки, нависал над Аннавет, лежавшей посреди комнаты без сознания. Сострадание говорило о страшных вещах: о проклятии, о своем создателе и о мире. И оно рассказало, как помочь девушке. «Не думай, что ты помогаешь человеку, и всё выйдет, — вот что проговорило оно, когда Марко уже был готов влезть в голову Аннавет и наверняка убить её. Юноша сначала не мог понять, что имело в виду Сострадание, догадка пришла позже. Марко никому не помогал, он делал всё ради самого себя. Состраданье — не дар, а проклятие. Только если мыслить в таком ключе, можно было спасать жизни. Это было мерзко и отвратительно, но жизнь Аннавет — важнее. Не давая себе шанса передумать, Марко взялся за работу. — Аннавет, веди меня, чтобы я не врезался, я закрою глаза. Девушка кивнула и положила свою руку на предплечье юноши. Юноша закрыл глаза, отчего меньше видеть не стал, всё равно перед глазами маячили только чьи-то спины, кошки и вопящие дети. «Интересно, что ты можешь ещё, проклятие?» Вчера оно заверяло, что только лишь исполняет волю юноши, даже не пытаясь помешать. Верил ли ему Марко? Ни капли. Сейчас он решил поймать Сострадание на слове. Он мысленно воззвал к своему проклятию. По спине пробежали мурашки, но этим разговор и ограничился. Марко зажмурился, пытаясь сосредоточиться, голоса вокруг отвлекали и тормозили мышление. «Пожалуйста, Сострадание, ты обещало!» — он зажал уши руками и, наверное, сильно покраснел — Аннавет сжала его тонкою руку. «Что именно ты хочешь?» — прозвучал высокий, мягкий голос в голове Марко. Мужской или женский — понять было невозможно. Он был недовольным и будто бы сонным. «Неужто потревожил? — Съязвил юноша, — нам нужно в ратушу. До неё ещё несколько километров». «И чего ты ко мне пристал? Я тебе что, инструктор?» «Я не знаю, как пользоваться твоей силой, поэтому будь уж так добр — расскажи», — Марко скрипнул зубами. Намеренно или ненарочно, но Сострадание выводило его из себя каждм произнесенным словом. Оно немного помолчало. Аннавет твердой рукой вела своего «слепого» спутника неизвестно куда. «Нас — трое. Я, Сострадание, Ненависть и Воля. Три столпа, чтобы править миром, — пафосно проговорило Сострадание, — мы были созданы великими, чтобы перевернуть мир с ног на голову». «И как мне это поможет?» — Марко отер две капли пота со лба. «Тебе это не поможет, дурак! Ты должен это знать, понадобится, когда ты сделаешь выбор… О, я уверен: ты поступишь, как настоящий эгоист. Вы, люди, по-другому и не умеете!» «Кончай мне морали читать! — взбесился юноша, — я тебя не просил! Просто помоги нам добраться до этой проклятой ратуши!» Сострадание умолкло. Надолго, на этот раз: сколько Марко ни вопил мысленно, ответа не добился. Только когда он открыл глаза, сила заявила: «Мы — больше, чем помощники. Мы и сами можем создавать кое-что. Подумай хорошенько, что тебе нужно». — Что мне нужно? Ты издеваешься? — злобно проворчал Марко, нечаянно вслух. — Ты что? — Удивилась Аннавет. — Не обращай внимания, — отмахнулся юноша. Девушка вздохнула и пожала плечами. Марко огляделся. Все облака исчезли, и палящее солнце нещадно обжигало кожу. — Ну что, получилось что-нибудь? — Почти прошептала Аннавет. Тут юноша заметил, что она сильно покраснела, тяжело дышала, на щеках, лбу и некоторых участках тела появились белые пятна. — Сейчас проверим. — Нахмурившись, ответил Марко. Как ему хотелось бы в такие моменты кричать от злости, осознавая своё бессилие. Вчера, чтобы стереть воспоминания, пришлось вспомнить всё самое неприятное из прошлого, а сейчас на это сил не осталось. Марко отвлекся и задумался. «Что ты хотело сказать, Сострадание?» Оно не ответило. В ушах стоял звон и писк, в которые превратились окружавшие юношу шумы. Юноша настолько сосредоточился на одной точке, что перестал замечать что-либо, помимо неё. «Мы и сами можем создавать… Что, раздери вас Виссер?» «Всё», — буркнул знакомый бесполый голос. Брови Марко взмыли вверх. Он уже не удивлялся — настолько вымотались и истощились его мозг и воображение за последние два дня. — Аннавет, послушай, — позвал он. Девушка вопросительно повернулась к нему. Вид девушки пугал, нужно было торопиться. — Сейчас, возможно, будет что-то очень странное… Ты не пугайся. — Что именно? — Пока не знаю. Но ты не волнуйся, — Марко приложил ладонь ко лбу девушки. Удивительно, но лоб оказался не слишом горячим, — продержись ещё немножко. Аннавет кивнула и слабо, болезненно улыбнулась, стараясь выглядеть хоть немного лучше, словно старалась сказать: «Со мной всё хорошо, не думай об этом!» Этой маске Марко, разумеется, не поверил, но закрыл глаза. Он представил себя огромным, гораздо выше всех людей, толпившихся вокруг — этаким гигантом, ростом с саму ратушу. «Всё, говоришь? Ну, раз так — валяй!» Затем послышался визг Аннавет, следом за ним рёв толпы. Марко с ужасом открыл глаза и прежде всего с облегчением обнаружил, что люди вокруг испарились. Совсем близко над ним проплывало одно-единственное облако, узорное и со светящимися кружевами краёв. Дышать здесь было тяжело, как будто в легких была дырка, и весь воздух в неё просачивался. Под ногами застыли десятки тысяч удивленных физиономий, обращенных на юношу, и среди них — Аннавет. Марко отыскал её почти сразу же, она махала руками у самых его ступней — огромных и серых, мерцающих, почти прозрачных. Он оглядел себся и понял, что парит в гигантской серой оболочке, напоминавшей тело человека. Он махнул рукой, и оболочка повторила движение. Людей «гигант» не давил — те просто просачивались сквозь непонятную материю, целые и невредимые. Марко довольно ухмыльнулся. Он нагнулся так, чтобы самому почти доставать до земли, перед Аннавет, и протянул руку — та моментально, ею воспользовавшись, прыгнула на руки юноши, иначе удержаться не могла. Кое-как Марко поднялся и зашагал к ратуше, с трудом веря во всё, что творится вокруг. Аннавет подняла глаза и жалобно взглянула на него, но он только и мог, что пожать плечами. За несколько секунд Марко, шагая весьма неспешно, преодолел расстояние в несколько километров, и приблизился к цели вплотную. Люди и стражи порядка испуганно шарахались, прятались и убегали, а юноша как-то нервно и даже истерично смеялся, но запнулся, встретившись с недоумевающим взглядом Аннавет. Здесь их уже поджидала городская стража: пара десятков стрелков, полсотни пехотинцев и даже, кажется, один маг. Впереди всех сотрудников стоял тот, кого Марко без труда узнала. Это был генерал Ниасс, именно он возглавлял поиски Спайда. Вид у них был грозный, и Марко, чтобы не налечь беду, Приставив рупор ко рту, генерал объявил: — Объект Серый Гигант, приказываю вам немедленно сдаться и приземлиться. В противном случае мы будем вынуждены вас сбить. В случае сопротивления применим силу! Марко повиновался. «Это совсем не хорошо», — он, скорчив самое приветливое лицо, которое мог, медленно опустил гиганта на колени, затем заставил лечь, и, с Аннавет на руках, вышел из него. Серая оболочка тут же испарилась, все стражи порядка недоумевающе напряглись. Девушка слезла с рук и, подняв руки, украдкой подмигнув Марко, двинулась вперед. Юноша намёка не понял. — Стойте на месте! — Крикнул в рупор генерал Ниасс, — иначе наемные солдаты Армии Ноксии продемонстрируют, как умеют расправляться с нарушителями! «В Ноксии бы лучше показали», — про себя позлорадствовал Марко. Внезапно он почувствовал жуткую усталость, желудок — словно в узел «бабочку» скрутился, а во рту пересохло. «Не думал же ты, что сможешь без последствий быть таким гигантом?» — прозвучал как-то глухо голос Сострадания. Невероятным усилием юноша устоял на ногах. Аннавет, похоже, уже вела диалог с генералом Ниассом — его резкий и звучный голос гремел будто вблизи, хотя на самом деле генерал стоял в двадцати метрах: — Руки вверх! — Мы никому не навредили! Мы просто перебрались сюда! Аннавет, жестикулируя, ушла немного вперед, оставив Марко позади. Это солдатам не понравилось — кто-то из них шепнул что-то генералу, тот покраснел, его густые черные брови сдвинулись, губы сжались, и он рявкнул: — Стоять на месте! Парень, подойди к ней! Мы вас арестуем! «Ну всё, абзац», — решил Марко, вздохнул и послушно подошел к Аннавет. Та выглядела потерянной и опечаленной. «Ещё бы», — зло отметил юноша и отругал себя. — Идите сюда, медленно! — Приказал генерал Ниасс. Приглядевшись к нему тщательнее, юноша отметил, что начальство Армии Ноксии совсем ополоумело: солдаты оделись хуже, чем новобранцы, наспех накинули куртки, не застегнули их, не заправии в сапоги штанины, вместо рубах надели футболки — словом, дисциплина была ужасающей. Только разглаженная, золоченая надпись «Армия Ноксианской Нации» вокруг герба красовалась на груди, как будто специально выделенная. чтобы постоянно напоминать всем, кто есть эти люди. Марко с презрением осмотрел ряды. Вдруг порыв ветра сорвал шапку с одного из солдат, тот чертыхнулся, наклонился, чтобы поднять её, и ветер снова напал на этого чудака — задрал незаправленные куртку и рубаху. Марко усмехнулся, но тут же ему стало не до смеха. На обнаженной спине солдата виднелась татуировка в виде буквы «С». Марко подавился слюной. Он множество раз слышал о «Стоуне», но никогда не верил. Теперь пришлось поверить. — Подойдите, и мы вас арестуем! — Звучный голос Ниасса вернул юношу к реальности. — Аннавет, делай вид, что не слышишь меня, — шепнул Марко, а вслух крикнул, — хорошо, генерал! Аннавет едва заметно кивнула, и они медленно, подняв руки, пошли вперед. Вокруг скопилась куча зевак, они шептались, недобро глядели на двоих, недавно устроивших переполох, но пока ничего большего себе не позволяли. — Слушай, Аннавет, — прошептал Марко, озираясь, — это не Армия Ноксии, это «Стоун»! Нам надо бежать, но я не знаю, куда… Аннавет всё так же растерянно продолжала брести к солдатам этого самого «Стоуна». Вдруг юноша заметил, что позади солдат замелькал чей-то силуэт, не вписывавшийся в их ряды. Он не толкался, но продвигался к генералу, аккуратно обходя всех, и наконец позвал его — тот с раздражением закатил глаза, приказал Марко и Аннавет остановиться, и обернулся. — Оставьте, генерал, йеф. Это мои гости, не стоит их трогать. Нарочно или нет, но неизвестный говорил так громко, чтобы его можно было слышать. — То есть это как? Откуда у вас гости? — Почти прорычал генерал. — Мы позвали их на подмогу, когда сражались со Стаоном, но прибыли они, как видите, только сейчас. Единственное, за что их можно наказать — отсутствие пунктуальности, но об этом я, уверяю вас, тоже позабочусь. Этот человек так легко и непринужденно утёр нос генералу, что Марко невольно улыбнулся. Незнакомец был совершенно седым, но выглядел от силы на тридцать пять лет — рановато для белых волос. Спокойный, беззаботный, он, засучив рукава и опустив руки в карманы, беседовал с генералом, как ни в чем не бывало, иногда посматривая на Марко и Аннавет: — Определенно, йеф. Можете идти, генерал, — вежливо, но с ноткой насмешки продолжил он. — Есть, — глухо буркнул генерал и, повернувшись на сто восемьдесят градусов, зашагал обратно, смерил грозным и ненавистным взглядом двух улизнувших пленников, и крикнул, — можете идти внутрь! Марко и Аннавет рванули следом за незнакомцем и настигли его возле входа. Это был мужчина поразительной внешности: на вид ему можно было дать и двадцать и сорок лет одновременно, лицо было молодым, а руки — сильными, но при этом он не светился жизненной энергией, как это было свойственно другим парням его возраста, вокруг сощуренных глаз и на лбу образовались морщины, выдавая плохое зрение и страсть к размышлениям, волосы же сияли сединой, как у глубокого старца. Одет он был, как ни странно, в белый прогулочный халат, из-под него виднелись обычные шорты. — Спатиум, — представился спаситель и по очереди пожал руку двум спасенным. — Марко, — пробормотал юноша. — Аннавет, — тем же тоном подхватила девушка, но тут же оживилась. — Спасибо вам огромное! Вы не представляете, от кого нас спасли! — О-хо-хо, ещё как представляю, — хитро улыбнулся Спатиум, — пройдемте, что ли, внутрь? Проследовав за Спатиумом, они оказались в очень дорогом и нарядном помещении, в стиле королевских гостиных. Повсюду висели всяческие дорогие побрякушки, на потолке — огромные стеклянные люстры, вокруг стола из красного дерева — четыре массивных кожаных кресла. В одном из кресел сидел мужчина, лет тридцати, с железной рукой. В другом кресте сидело, если можно так выразиться, живое дерево — древочеловек. — Что я сегодня ел на завтрак? — Шепотом спросил Марко у Аннавет. — Видимо, то же, что и я. — Так же тихо ответила девушка. Спатиум закрыл огромную дверь, ведущую в комнату, и сказал: — Знакомьтесь: это — Фирион. — С этими словами он указал на человека с железной рукой. Затем представил «дерево». — А это — Чу. Фирион, Чу, познакомьтесь: это Марко и Аннавет, йеф. На них взглянул угрюмый крепкий загорелый мужчина в таком же халате, как у Спатиума. Про себя Марко отметил, что они с Фирионом казались настоящими противоположностями: Фирион был тоже довольно спокойным, но при том ужасно грустным, настолько, что хотелось подойти и посочувствовать ему; однако это желание исчезало как только Марко встречался с ним взглядом. Не то чтобы он был злобным, но каким-то отчужденным, угрожающим, как у загнанного в угол зверя. Также Марко отметил, что у него были очень странные, неправильные веки, из-за чего взгляд делался ещё более непонятным. Когда он думал, то, видимо, двигал челюстями, из-за чего жесткая, чёрная, с плохо отмытой запекшейся кровью борода нервно дергалась вместе с ними. Спатиум был гораздо эмоциональнее, заинтересованее и живее, хоть и говорил он иногда так, будто насмехается над собеседником — так и казалось Марко с самого начала. — Приятно познакомиться, — сухо произнес Фирион. Чу, по всей видимости, был по-настоящему дружелюбным. Древочеловек почтительно встало, подошел к гостям, поклоном поприветствовало юношу и чмокнул руку девушки. После чего, всё с той же почтительностью, отошел назад и снова сел в кресло. — Вы очень интересные личности… — с задумчивой ухмылкой пробормотал Спатиум, разглядывая гостей, — я такую силу ещё никогда не видел, как у тебя, Марко, хотя я и не знаток в таких вещах. Что скажешь, Фирион? Марко покраснел, правда, сомневался, стоит ли воспринимать эти слова как комплимент. Он посмотрел на Фириона — тот сидел, сложив руки на груди, и сверлил взглядом гостей так прямолинейно, что становилось неловко. Аннавет прижалась плечом к юноше. — Странно. Это — не Сила, вот и всё, что я могу сказать, — смуглый мужчина помрачнел, и его кожа стала казаться ещё темнее, — не такая, как у меня… Хотя, кажется, той же природы. Марко почему-то раздражала его манера говорить, как мудрец. «Самый умный, тоже мне!» — Вспылил юноша и громко буркнул: — Это — Сострадание! В тот же момент Марко пожалел об этом. Ему оставалось только надеяться, что этот опрометчивый и глупый проступок судьба ему простит. Их мог подслушивать кто угодно, да и не факт, что дружелюбные, на первый взгляд, новые знакомые действительно добрые. Фирион поднял брови, Спатиум хихикнул, Чу скрипнул ветвями. Юноша произвел впечатление на всех, но какое — вопрос уже сложнее. «Могущества мы, скажи им наконец!» — потребовал голос в голове Марко. «Не могу я!» «Ты уже сё, что можно было, выдал, а теперь осторожничаешь? И за что ты мне попался?» Марко сжал кулаки. «Отлично — будь по-твоему!» — Сострадание — одно из Могуществ! — Марко? — прошептала, оторопев, Аннавет, — ты соображаешь, что болтаешь? Марко твердо кивнул. У девушки были основания возмущаться, раз уж она сама узнала об этой силе далеко не сразу. Спатиум молчал, переминаясь с ноги на ногу, Фирион выстукивал какую-то мелодию ногой, грустно и спокойно поглядывая своими уродливыми глазами-обрывками то на девушку, то на юношу. — Мы потом об этом ещё поговорим, — неуверенно проговорил Спатиум, — но зачем вы сюда пришли? Этот вопрос спустил Марко с небес на землю и забыть о себе. Он посмотрел на Аннавет украдкой, поедаемый собственной совестью целиком, девушка заволновалась и потупилась, но тут же уверенно подняла глаза. Её взгляд, хоть и печальный, был полон решимости, и юноша его испугался. — Мой брат исчез очень давно, — медленно, как будто не желая верить в это, произнесла Аннавет. Фирион открыл рот и намеревался что-то сказать, но тут же получил затрещину веточкой Чу, Спатиум благодарно посмотрел на древочеловека, а потом перевел взгляд на Аннавет. — Девочка, мне очень жаль тебя, но как мы можем помочь? Если я могу, то я сделаю это. Аннавет собиралась с мыслями, смущенно приводя в порядок мысли. Марко чувствовал себя последним подонком и готовился к самому худшему, пялясь в потолок. — Можно мне сесть? — Попросила Аннавет дрожащим голосом. Марко заставил себя посмотреть на неё. Она держалась пока что. Спатиум отступил от своего кресла, на котором всё равно не сидел, и пригласил девушку. Фирион совсем поник, опустил глаза, его руки беспокойно царапали халат, глаза не находили, за что зацепиться. «Неужели он уже всё понял?» — сердце Марко плохо выдерживало нагрузку и кольнуло, как будто проткнутое иглой. Аннавет подалась вперед, но на секунду задержалась и виновато посмотрела на юношу: — Марко, я всё знаю. Он застыл на месте, широко раскрыв глаза. «Что?» Марко ничего не понимал. Аннавет села в кресло так аккуратно, будто оно было бумажным. — Моего брата звали Спайд. Спатиум закрыл глаза и схватился за голову. Фирион сверлил взглядом пол. Губы Аннавет дрогнули, лицо на секунду исказилось в гримасе горестного рыдания, но тут же стало прежним. Марко поразился этой стойкости. «Ты же сам говорил ей держаться до последнего! Пожинай плоды», — проворчало Сострадание. Марко оперся плечом на стену и опустил взгляд. — Марко, не ругай себя… — послышался тоненький голос Аннавет. «О чем ты, Аннавет?» — Юноша не то что ругать, он убить себя хотел. — Я… Я знала, — она всхлипнула, — я это знала… Со вчерашнего дня. Марко недоумевал. — Я всё знала, Сострадание… Он мне рассказал. Ноги Марко подкосились. «Выходит, ты мне лгал? Ответь, сволочь!» — Он зажмурился так крепко, что заныли все мышцы лица. «Ты же знаешь, что будет, если ты попробуешь вылечить простого человека, идиот! Девушка бы умерла, если бы я не вмешался!» «Но ты сказал…» «Я сказал то, что ты хотел услышать! Тебя невозможно было переубедить, я создал иллюзию!» Правда рубила душу Марко обоюдоострым мечом, он буквально чувствовал эту не то скрежещущую, не то ноющую мутную боль. В голове всех сложилась картинка того, что сейчас происходило, впервые за долгое время, но, к несчастью, она ничуть их не радовала. — Аннавет. Твой брат, Спайдер… — Голос подвел Спатиума, его подбородок слегка дрожал. Воцарилась гробовая тишина. Марко не мог двинуться, его сердце стучало быстро и ритмично, заглушая все остальные звуки, сквозь шум продирался только приговор Спатиума. Бух-бух. Бух-бух. По щекам Аннавет по одной скатывались слезы. — Он погиб вместе с тремя друзьями, выполняя военную операцию, йеф. — Произнес Спатиум. Бух-бух. Бух-бух. Аннавет тихо зарыдала, закрыв лицо ладонями. Марко ненавидел себя за свое бессилие. Он смотрел на мучения своей девушки и не сог сделать ровным счетом ничего. Бух-бух. Бух-бух.***
Вдруг дверь распахнулась, надо сказать, в каком-то смысле к облегчению Спатиума и Фириона. Выше их сил было наблюдать за страданиями несчастной девушки, отчасти будучи виноватыми в её горе. Марко даже не повернулся. — Я же сказал: никого не пускать йеф! — рявкнул Спатиум. — И что дальше? Тут Марко не выдержал и повернулся. В дверях стоял тот самый громила, с которым он столкнулся на улице, от которого спас Аннавет. Фирион подорвался с места. — Тирис, — прорычал он. — О, вижу, ты узнал меня, Пустота! — плотоядно оскалился громила, от чего Марко чуть не стошнило. — Кто это, Фирион? — тихо спросил Спатиум. — Один из детей Хаоса, Тирис, — так же тихо ответил Фирионом и погладил бороду, как какой-нибудь старый мудрец, — Пустота мне рассказывал о них всех. Фирион медленно поднялся со стула и сбросил халат, практически обнажив тело (осталась только тоненькая майка) и принялся разминать руку. Другая, механизированная, загорелась разными огоньками, зажужжала. — Как нам с ним сражаться? — пробормотал как можно тише Спатиум. Он тоже начал было переодеваться, чтобы облачиться во что-то более подобающее, но Фирион его остановил: — Думаю, не стоит всем нам на него нападать. Лучше я попытаюсь один… — Ага, вот прям так я тебе и разрешил йеф! — от такой опрометчивости и глупости Спатиум оторопел. — Хотя бы узнаю, на что он способен! — уже во весь голос запротестовал мужчина, и его механическая рука щелкнула в знак поддержки хозяина. — Я тебе не мал… БАБАХ! Любители поспорить синхронно отлетели назад и врезались в стену. Поднялся столб пыли, скрывший от глаз сына Хаоса и поверженных им Фириона и Спатиума. Чу, до сих пор сидевший спокойно на кресле, тревожно подскочил, а Марко поднял голову и, сощурившись, безрезультатно попытался разглядеть обстановку. Наконец, когда видимость вновь стала нормальной, Тирис засмеялся, и смех его был похож на лай собаки и шипение змеи одновременно. В следующий миг он сорвал с себя одежду, под которой обнаружились черные гладиаторские доспехи и гора пурпурных мышц. — Я, первый сын Хаоса, сейчас уничтожу вас! — завопил Тирис. Он схватился руками за лицо, потянул и снял его. В буквальном смысле. Лицо оказалось простой маской, такие обычно продают на День Чудовищ или Праздник Погибших. Однако, то, что было под маской, ужасало куда сильнее. Фирион и Спатиум, поднявшись на ноги, судорожно сглотнули и переглянулись. Вместо лица у Тириса была… пустота. Просто воронка, засасывающая всё подряд, без глаз, носа или зубов. А поверх этой «головы» находился развороченный черный шлем, больше похожий на сгоревший мусорный бак. Как он держался? Черт его знает, это же сын Хаоса. — Познайте гнев Хаоса! — Вскричал Тирис и, несмотря на свой огромный вес, довольно резво бросился в атаку на Фириона. Спатиум поставил «блок», но осознав, что удар предназначался не ему, отскочил в сторону, одновременно завопив: «Берегись!» Марко уже было подумал, что юноше с механической рукой настал конец, но ошибся. Фирион, невероятным образом успев среагировать, смог увернуться от удара и одновременно провести свою комбинацию атак. Кулаки Фириона почему-то исчезли, а на их месте образовались идеальные сферы светло-голубого в красную крапинку цвета. Тирис еще осознал, что ему пришел конец, поэтому снова попытался атаковать, на сей раз с помощью своей «головы», но этим только облегчил задачу Фириону. Решив, что не стоит сопротивляться притягивающему всё к себе сыну Хаоса, юноша приблизился к тому и безжалостно обрушил кулак на воронку, которая оказалась вовсе не такой неосязаемой. Спатиум тем временем подошел к креслу, недавно еще принадлежавшему Фириону, и уселся поудобнее, скрестив руки на груди. Победитель повернулся с торжествующим выражением лица. Спатиум закатил глаза, а Чу попытался изобразить что-то вроде аплодисментов, только Аннавет продолжала сидеть, уронив на колени голову и закрывшись руками от всего вокруг. А вокруг царил полный хаос, и Фирион сурово смотрел на поверженного соперника. Внезапно сзади что-то хрустнуло. Марко так быстро повернулся, что спину пронзила боль и тут же, со скоростью звука, в Фириона и Тириса возились два копья. Мужчина упал на колени, затем ниц. Спатиум подорвался с кресла и подбежал к нему, готовый вытащить оружие, но остановился, и Марко понял, почему — то оружие было словно сделано из энергии. Точно такой же, как та, из которой создал оболочку гиганта юноша, но толькокрасного цвета. Тирис не шелохнулся. «Должно быть, уже окочурился», — Марко с подозрением проследил за ним, чтобы удостовериться, что он больше никому не угрожает. — Не советую к нему прикасаться, — сурово произнес голос откуда-то из коридора, за дверями, — оно состоит из чистой ярости! — Ты еще кто такой йеф? — вскричал Спатиум, его глаз предательски задергался. «Два нападения за один день — это не совпадение», — решил Марко и подбежал к Аннавет, закрывая собою. — Меня зовут Жанн. — донёсся голос незваного гостя. В комнате появился рыбочеловек, Марко это определил по жабрам на шее. Рядом с ним появилось ещё два рыбочеловека, один — совсем юный, другой — намного старше, и странный парень. «Не человек», — прокомментировало Сострадание. Кто-то эту компанию знатно потрепал, физиономии каждого украшала пара-другая царапин, ссадин и прорезов, а одежда выглядела так, словно они только что вернулись из «тура по просторам Тартара». — Мы собираемся украсть этого. — Жанн указал слегка дрожащей рукой на Фириона. Он строил из себя героя, но довольно скверно. Взгляд, хоть и злобный, был наполнен огромной болью и страхом, руки, стертые чуть ли не в мясо, истекавшие кровью, как и ноги, дрожали очень заметно. Сказать, что его кто-то знатно потрепал — ничего не сказать, и его друзья это прекрасно понимали. Но всё же сейчас эти четверо были вполне себе устрашающими врагами, и, сколько жалости бы ни вызывал вид их предводителя, через какие бы трудности они не прошли, какие бы подвиги не совершили, они не имели права нападать на Спатиума и Фириона. — Попробуй, и все твои побрякушки я воткну тебе в голову! — прорычал в ответ Спатиум, кажется, еще злее, чем это вышло у Жанна. Последний облизнул губы, криво усмехнулся, слегка покачнулся и медленно зашагал вперед, его рука засветилась красным. Фирион завопил в агонии, Спатиум стиснул кулаки и приготовился к атаке, заслонив его собой, Чу взволнованно зашуршал ветвями. Друзья Жанна поникли. — Перестань! — требовательно, но совсем не уверенно крикнул Спатиум. Его уставший взгляд, как у старика, встретился со взглядом загнанного зверя Жанна, и рыбочеловек отвернулся, его рука перестала светиться. — Отойди, мы не по вашу душу. Я не хотел бы проливать кровь… — Жанн запнулся, — но, если придётся, то… Он не договорил. Спатиум сощурился, украдкой, пока рыбочеловек смотрел на пол, кивнул Чу, и тот кивнул в ответ. Для Марко значение этой безмолвной переклички осталось тайной. — Извини, но нет, я не могу йеф, — Спатиум пожал плечами, — я знаю его всего лишь один день, но уже успел воскресить. Что же, получается, зря? — Видимо, так, — глухо пробормотал Жанн. — Повторяю: мы собираемся его украсть. Он резко поднял руку, вспыхнувшую разноцветным огнём, рванулся вперёд с завидной резвостью и, размахнувшись, собирался ударить Спатиума, но его остановили и обволокли ветви дерева. Чу издал боевой клич, Спатиум шагнул вперёд, потирая костяшки пальцев, но вдруг рыбочеловек взорвался красной энергией и смел все ветви и седоволосого мужчину. — Жанн! — неуверенно позвал кто-то из его друзей. Жанн тяжело, согнувшись пополам, втягивал воздух разбитым носом. — Сейчас я приду, подожди секундочку, — прошептал Марко на ухо Аннавет и отстранился. Никто не заметил, как он подошел, чему юноша, в принципе, был рад. Фирион выглядел намного хуже, чем ему показалось издалека. Лицо украшали два здоровенных синяка, протянувшихся от века до скулы, губы были разбиты, половина зубов выбита. Из подбородка сочилась кровь. «Ну и... Собрались! Из какого гроба они вылезли?» — поразился Марко. Он был почти на сто процентов уверен, что задуманное сделать не выйдет, но всё же, преисполненный благодарности к Фириону, схватившись обоими руками за древко копья, он со всех сил потянул на себя. И оружие поддалось, поразив всех, кто был в комнате. «Продолжай!» — Приказало Сострадание. Рука Марко, словно послушавшись, вспыхнула синим пламенем, дымка того же цвета затуманила взор. Сквозь эту пелену юноша видел испуганные и всё такие же печальные глаза Фириона, и твёрдо кивнул, показывая, что всё хорошо. Бородатый мужчина закрыл глаза, а вслед за ним и Марко. Где-то в отдаленном уголке сознания юноши зазвенела тревожная трель, как бывало всякий раз, когда Марко намеревался помочь человеку. Но сейчас перед ним лежал не человек. Избитый, раненый, нуждавшийся в помощи, но не человек. Марко прогнал тревогу и прислонил ладонь ко лбу Фириона, точно как ко лбу Аннавет этой ночью. Сострадание его обмануло тогда, и что мешает сейчас? Что, если это «Могущество» опять лжёт? Юноша открыл глаза. На лице Фириона не осталось ни следа увечий. «Не лжёт, значит…» — Еще посмотрим, кто кого украдёт! — Произнес как можно громче Марко, поднялся на ноги и откинул копье в сторону Жанна, краем уха услышав «спасибо» Фириона. Мужчина тоже поднялся на ноги и загородил юношу своей широкой грудью и изувеченной спиной, из которой торчали механизмы руки. Марко выдохнул, но обрадовался слишком рано. Сбоку раздался мерзкий звук, похожий на шелест и шипение одновременно. Марко судорожно повернулся в ту сторону. Глаза Спатиума и Фириона, широко распахнутые, уперлись в тело Тириса. Но больше всех всполошился Жанн: он не удержался на ногах и упал бы, но под руку попался подоконник, руки его тряслись, а глаза бешено вращались. — Знаю… — лепетал он, — Знаю тебя… Мама… Марко не понимал ничего. Тирис поднялся на ноги. Его рот неестественно растянулся, глаза будто увеличились и стали полностью белыми, язык вытянулся и стал похож на извивающуюся змею. Над телом вздымались клубы пара. — Знаешь? — прошипел Тирис, — интересно, откуда? Ха, думаю, ты был бы мертв, если встретился со мной! — Мертв… — Повторил завороженно Жанн, и поднял пустые глаза, — Моя мама мертва. Тирис неуютно поежился, с интересом глядя на рыбочеловека. Марко страдал от непонимания. Спатиум и Фирион вопросительно воззрились на эту парочку. — Моя мама мертва… — Взгляд Жанна наконец сфокусировался на одной точке — сыне Хаоса, — Она мертва из-за тебя! — Не всё так просто, видишь ли. Кто виноват, — Длинный рот Тириса растянулся в противной, острозубой улыбке, — это ещё вопрос… — Захлопнись! — взревел Жанн и поднял руки. С потолка посыпалась пыль, пол затрещал, стены завибрировали. Марко кое-как добрался до Аннавет и обнял, девушка никак не реагировала. Жанн кричал или что-то неразборчивое, или просто вопил от ярости. Сначала его зеленые глаза, затем исказившееся, почерневшее лицо, а затем и всё тело обуяло пламя. Из-за его спины вырастали огромные щупальца, разрушая комнату. Тирис не успел и пикнуть, как его пронзили насквозь, разорвав в клочья, эти красные щупальца. Чёрные фонтаны крови обливали стены и пол, забрызгивали белый потолок. Капельки попали также и на Фириона, и он с отвращением попытался вытереть вязкую, как чернила, кровь, но только размазал её по рукам. Жанн, сам не свой, сумасшедшим взглядом рыскал по комнате, потом принялся разглядывать свои руки. Выпуклые вены, похожие на ветви деревьев, синели на его руках, как если бы вздувшиеся мышцы пытались их протолкнуть сквозь кожу. Его отец не был пророком, но, несмотря на это, его слова оказались предречением. Рыбочеловек свирепо взглянул на Фириона, так что Марко стало не по себе. — Ты — следующий!***
Генерал, тот самый, что хотел арестовать Марко и Аннавет, стоял в комнате, слегка покачиваясь в ритм тихо звучавшей издалека мелодии. Богатые, но словно животными изодранные занавески постоянно надувались и опускались из-за сквозняка, крепкие ставни были выбиты самым жестоким образом, вместе с кусками стены. Единственный маленький стол и два стула были также изломаны и пущены на дрова, диван, как ни странно, остался цел и невредим. Кто-то разлил краску на прекрасный черный паркет, и теперь на нем красовались огромные коричневые пятна, а вместе с ними — кучи мусора. Повсюду были развешаны наспех наклеенные плакаты с одной и той же надписью — «Стоун». Это помещение еще два дня назад принадлежало одному из местных фермеров, Крабсуну, одного из самых зажиточных в Вайтлифе. Сейчас же он, распятый, висел на противоположной входу стене, с тремя дырками от пуль в груди. Его голова отсутствовала, скорее всего, уже была в какой-нибудь посылке, отправленной от неизвестного лица неизвестному получателю. — Ну что, они там все в сборе? — Спросил, стоящий спиной к новоиспеченному генералу и лицом к трупу фермера, Мистер Смерть. — А то двоих мы уже потеряли, Спайдера и Картера, остался только он. — Да. Фирион, как вы и приказывали, сейчас под нашим наблюдением. Вы можете отправляться в Асонию! — Всенепременно, — кивнул главнокомандующий и повернулся к Глодцедару. — А такая жестокость была обязательна? Он указал пальцем на труп фермера с явной неприязнью и даже отвращением. — Нет, не думаю. — Пожал плечами генерал. — Но наши солдаты давно не развлекались, вот я и решил дать им немного отвлечься, Од… Мистер Смерть. Глава «Стоуна», главнокомнандующий Армии Асонии повернулся и злобно зыркнул на Глодедара. — Забудь уже это имя! Глоцедар сжал зубы. Недавно случившееся было забыть очень непросто. Как и осознавать, что пол жизни подчинялся автоматону, безмозглой груде металла. Это нехило подрывало восприятие всего окружающего и давило на нервы. — Извините, — процедил он. — Я могу быть свободен? Мистер Смерть смерил его суровым взглядом, наверное потому, что по-другому просто не умел. — Да, иди. Генерал склонил голову, обернулся и вышел, нечаянно столкнувшись с дверным косяком. С тех пор, как узнал правду, он стал рассеянным и отрешенным. Глоцедар боялся, что снова повторится то же, что и двадцать лет назад. Он отряхнул тонкое пальто от пыли и шагнул за порог, а скрывшись от глаз Одена за дверью, генерал прошел несколько шагов и рухнул на пол. «Гх… Вот дерьмо». Картинка перед его глазами была нечеткой, двоилась и снова срасталась в одну, покачивалась и устанавливалась, обесцвечивалась и пестрила красками, поминутно прерываясь на воспоминания. Прошлое стучалось в мозг Глоцедара — прошлое, которое он не мог забыть. Прибытие стало погибелью справедливости на Септерре просто потому что произошло. Оно несло смерти и утраты, мучения, тоску и первородный ужас в людях. Гложемые таким ужасом, они теряли головы и тем самым порождали ещё большие ненастья. Хаос тогда любил говорить: «Разве я довёл людей практически до геноцида? Нет-нет, у меня на такое нет времени! Люди просто не могут жить без таких, как бы выразиться… Приключений!» Люди ненавидели Хаоса и ненавидят по сей день, хоть он и превратился в сказочного персонажа. Аквилон ненавидел его в разы больше остальных — он желал ему смерти. Смерти любой ценой. А когда речь заходит о цене, людям свойственно превращаться в глупцов. Глоцедар горько посмотрел на свои руки. Ладони с порезами и множеством сквозных ранений — едва заживало одно, появлялось новое, глубже и шире. Хаос не жалел сил на то, чтобы мучить людей. Аквилон. От одного только этого имени начинали болеть всё шрамы, а кисти своевольно сжимались в кулаки. Аквилон сорок лет назад сделал то, чего не простил бы никто, если узнал бы. И Глоцедар не прощал. Правитель Фтарии сотворил заклинание, которое назвал «порядок», оно должно было помочь победить. Так и случилось — люди победили. Точнее говоря, несколько десятков магов, пять избранных Силами и десять тысяч солдат «Ориона». Выжили все избранники, два мага и четыре солдата. Первыми наступали обладатели Сил. Они, как могли, истощали врага несколько часов, каждый — с одним из сыновей Хаоса. Имён этих пятерых никто не знал. Когда они отступили, чтобы сделать передышку, за дело взялись волшебники. В атаку ринулись бойцы «Ориона». «Ни «Стоун» не согласился, — сетовал Глоцедар, рассматривая дрожащую руку, — ни Армия Ноксии, ни «Нерто». Только «Орион»! Надежда Септерры! Дерьмо!» Двадцатитысячное войско полегло в одно мгновение. Два десятка тысяч, двести сотен людей, точно таких же, как Глоцедар. Солдаты упали замертво от одного заклинания Хаоса, но тут же восстали. С ранами, с увечьями, но живые. Хотя Глоцедар точно не мог сказать, что он был жив тогда. Аквилон воскрешал солдат раз за разом. Хаос их резал, рвал на части, сжигал, пронзал и творил ещё столько всего, что Глоцедар не запомнил. За каждую жизнь волшебник получал новые силы. Но не все поднимались снова и снова. До пятидесятого раза дотянула только отна тысяча человек. Глоцедара воскрешали сто восемнадцать раз, а вместе с ним — ещё трёх солдат. Ради того, чтобы Бездна был повержен, Аквилон убивал людей по несколько десятков раз. Последние восемнадцать раз Глоцедар поднимался не чтобы победить Хаоса, а чтобы выжить и отомстить волшебнику. Генерал зажмурился. Перед глазами возникли страшные картины его смертей и гибели его товарищей. Он, Даргос, Куган и Вахо. «Мы видели последний, решающий удар. И понимали, что ради него умерли сто восемнадцать раз… И нам было больно смотреть на тот луч энергии, прожигавший насквозь сына Хаоса. Одна жизнь за миллион — вот какое решение принял Аквилон!» Глоцедар открыл глаза и встал. Его пальто расстегнулось и явило на всеобщее обозрение грудь со шрамом-татуировкой, подарком от Аквилона и последней просьбой Глоцедара. Так называемую «печать антимагии».***
Соил — «Стоун», отделение 1 Старый волшебник чертыхнулся, сощурив зеленые слегка светящиеся глаза, потирая скрюченным пальцем подбородок, и поглядел на проекцию перед собой — он, не отрываясь, наблюдал за Метео и Бэком. Голограмма двух юношей, одного человека и одного ноксианца, вдруг остановилась и замерцала, Оден недовольно заворчал и щелкнул по одной из кнопок панели управления, что располагалась рядом с подлокотником. Но проекция, вместо того, чтобы снова двигаться, совсем исчезла. Волшебник чертыхнулся и развалился на кресле. — Значит, сейчас этот клюнет на приманку, — начал он загибать пальцы, — это во-первых. Во-вторых, к ним подтянутся те… И вся эта орава встретит его… Угу… Подарок, так… В-третьих, им придется пойти… А там — защита Аквилона… Ох, «Орион», готовься! Оден разразился дьявольским смехом, а солдат, стоявший у дверей, неловко переминался с ноги на ногу. — Ох уж эта привычка — размышлять вслух… — Вздохнул старый маг, наконец остановившись. — Чуть не забыл… Он снова щелкнул по панели управления и открыл свой гениальный план, затем, максимально приблизив пункт «Орион», включил функцию «править», открыл подпункт «Известные из Ориона» и дописал к имени Бэка еще одно — «Метео», и повернулся к солдату: — Когда всё будет готово, напомни послать весточку ему.