*****
Очень мило. Наполеон взял из рук стюардессы стакан содовой с долькой лайма и улыбнулся. Красивая, фигуристая и заинтересованная – как раз в его вкусе. Почти жаль, что он считал себя формально не при исполнении. О, его всё ещё охватывал спортивный азарт, когда в ходе задания ему попадался кто-нибудь страстный, с кем он ненадолго разделял постель, но со времени кутерьмы с шантажом он обнаружил, что одна-единственная ночь способна превратить личную жизнь в нечто совершенно его не удовлетворяющее. Чёртов русский. Постоянная угроза ловушек ТРАШ с насаженными на крючок соблазнительными приманками давно приучила его никогда не ходить на свидание домой к даме и не приводить никого к себе, поэтому Наполеон предпочитал отели - всегда выбранные наобум. Другое правило заключалось в том, чтобы быть очаровательным до, во время и после, но никогда не оставаться надолго, уж конечно, не на ночь. Проснуться, обнимая кого-то, есть форма эмоциональной близости, которой он избегал после смерти жены. А потом в его постели случился Илья. Хотя бывало и лучше, секс с ним был очень-очень хорошим. Но Наполеон говорил искренне, когда утверждал, что может устоять перед шармом русского, если тот захочет. На самом деле он дал такое обещание с лёгким сердцем, поскольку редко испытывал недостаток в желающих его партнёрах. Его ни на миг не заставило задуматься то, что, когда в ту ночь он покинул больницу и возвратился домой, он затем прикорнул на диване и так и проспал на нём до утра. Однако на пятую ночь Наполеон, наконец, признался себе, что сторонится собственной кровати. На следующую ночь он принудил себя вернуться в неё, но ему начало не хватать тёплого тела Ильи под боком и шелковистой макушки на его плече - как это происходило с некоторых пор каждый вечер и каждое утро. А когда поймал себя на том, что думает об Илье, когда занимается сексом с кем-то ещё, то просто перестал искать новых сексуальных партнёров. Вместо ночных клубов, где обычно бывал, он по большей части проводил вечера дома в компании фильмов, посмотреть которые раньше руки не доходили. Иногда он даже приглашал Илью присоединиться к нему, однако на самом-то деле Наполеон постоянно пытался его соблазнить. Конечно, он всегда осторожничал: флирт был в должной мере искусным, чтобы Илья догадался о его заинтересованности, но не почувствовал бы, что на него давят. По крайней мере, не сильно давят. Он хотел Илью, но, что ещё важнее, хотел сохранить в неприкосновенности их партнёрство. Поэтому ограничил приглашения и флирт одним разом в две-три недели. Но Наполеон также открыл, что когда они находились на задании, всё шло по-другому. Как правило, каждый раз, когда Уэверли отправлял их куда-нибудь, они делили комнату, и Ильи, спавшего на соседней кровати, оказывалось достаточно для изменения ситуации. Казалось, пока Наполеон был уверен, что ему не придётся просыпаться в пустой комнате, он мог тешить себя чем-то, что походило на его прежний задор. Он вздохнул. Ему не нравились эти косвенные признаки. С того дня, как Илья первый раз встал с ним в пару, жизнь русского по праву являлась для него самой важной. Эта жизнь могла спасти - и спасала - его собственную, на этого человека он мог опереться, когда победы обходились ему очень дорого, но Наполеон никогда не хотел, чтобы Илья стал для него важным на интимном уровне. Отношения с обязательствами никак не сочетались с жизнью Наполеона. И хотя он очень любил жену, знал, что если бы она не умерла, их брак не выдержал бы образ жизни, диктуемый работой в А.Н.К.Л. Между вами уже есть самая важная связь, какую могут разделить двое. Он твой партнёр. Слова Эйприл возвращались к нему всякий раз, когда он пытался отринуть понятие “верность” в отношении Ильи. Наполеон, наконец, готов был признать, что Илья - часть этого понятия, и именно это мешало ему искать кого-то другого, с кем можно было бы провести жизнь. Если существовал кто-то, кто мог просыпаться рядом с ним следующие пятьдесят лет, это Илья. Короткая экскурсия в Париж только подтвердила догадки. Он надеялся, что проложив между ними океан, а не несколько этажей, получит возможность услаждать себя. Хотя перекладывание бумажной работы на Илью было положительным побочным эффектом, именно эксперимент с расстоянием заставил Наполеона ухватиться за шанс отправиться в командировку без русского. Он вышел из самолёта, зримо представляя, как каждый вечер ужинает новую прелестницу. Вместо этого он коротал дни, играя роль наиболее вероятного наследника североамериканского трона. Наблюдать, как работает парижский офис, знакомиться с агентами, посидеть на паре совещаний - ничто из этого не входило в его служебные обязанности, но это всяко лучше, чем преждевременно возвращаться в Нью-Йорк. У него всё же есть определённая репутация, которую следовало поддерживать. Обычно он прекрасно проводил время за флиртом с миловидными представителями офисного персонала, но на сей раз всё ужинанье состояло из кофе и бутербродов в кафетерии. Каждый раз, когда он задумывался о чём-то более телесном, его мысли устремлялись к голубоглазому блондину, оставшемуся в Нью-Йорке. Точно чёртов русский.*****
- Не думала, что кто-то сможет растопить этот айсберг. - Очевидно, ты никогда не проводила вечер с Наполеоном Соло. А денёк-то обещал быть спокойным, подумал Илья, услышав ещё одну версию шушуканий, раздававшихся то тут, то там, когда он проходил по коридорам. Вне зависимости от того, какие чувства стояли за этими разговорчиками, они неизменно крутились вокруг одной и той же темы. Ты вроде как получаешь удовольствие. Как будто Наполеон позволил бы ему когда-нибудь забыть об этом. Как будто он сам мог забыть. Он вошёл в приёмную главы Секции безопасности Мохаммеда Абу-Сура и застал врасплох секретаршу: она разглядывала копию фотографии. Она попыталась спрятать её, а Илья внутренне вздохнул. К вечеру единственными служащими, кто ещё не видел этого снимка, окажутся те, кто осознанно решил не смотреть на него. Он воздержался от вопроса, не желает ли зарумянившаяся молодая женщина, чтобы он расписался на фото, и вместо этого кивнул на внутреннюю дверь: - У себя? - Да, но... - Доложи, что его немедленно хочет видеть начальник Секции силовых операций. Илье не нравилось козырять должностью, учитывая к тому же, что занимал он её временно, но до совещания времени оставалось мало, а сделать надо многое. Секунду спустя дверь открылась, приглашая в кабинет начальника Службы безопасности. Когда Илья вошёл, Абу-Сур бросил на него такой взгляд, будто он - нечто отвратительное, куда Абу-Сур случайно вляпался. Илья не принял это на свой счёт. Этот человек предвзято относился ко всему, что хоть в какой-то мере ассоциировалось с Советским Союзом. То, что Советский Союз больше не существовал - тот, в котором родился и вырос Илья - не производило на афганца никакого впечатления. Мохаммед Абу-Сур, высокий худощавый мужчина, чей возраст - 55 лет - выдавали только чуть тронутые сединой виски, посмотрел поверх очков в тонкой металлической оправе на папку в руке Ильи и догадался, что в ней может быть. - Существует процедура сообщения о сексуальных домогательствах на службе, Курякин. Приход непосредственно ко мне в неё не входит. - Мне это известно, но прореха в системе безопасности достойна того, чтобы привлечь ваше личное внимание. - И что, пришпиленное на доску фото вас и вашего любовника представляет собой прореху в системе безопасности? - Эти снимки делал ТРАШ, - Илья положил перед Абу-Суром папку. В ней находилась подредактированная версия исходной серии, которой присвоили гриф “Лично”. В основном подчистке подверглись некоторые детали, к которым не должен иметь доступ тот, кто не входил в Секцию силовых операций. Однако папка содержала примерные описания всех двенадцати фотографий, а также подробный отчёт об участии Ильи и Наполеона. - Это объяснит полнее, но наша задача была выступить не больше не меньше как приманкой для шантажиста, работавшего на ТРАШ. Абу-Сур задумался, потом проговорил: - Вот как вы ловили Шумейкера. Илья кивнул, и напряжение в комнате ослабло. Абу-Сура возмущало, что “силовики”, а не его подчинённые, занялись поимкой “крота”. По-видимому, использованный для этого метод убедил его, что лучше принять положение дел таким, какое есть. - Уэверли уничтожил фотографии, которые передал нам ТРАШ, поэтому сегодняшняя копия должна быть сделана с исходного видеоролика. - Я займусь этим вопросом. Сам, - ответил Абу-Сур. Илья направился к двери. - Курякин. Илья обернулся: - Да? - Вы хотите, чтобы я был, скажем так, халатен в отношении некоторых деталей? Это было вашим заданием. Вы не должны из-за него страдать. Всего каких-то полгода назад прозвучало это предложение Уэверли. Тогда Илья захотел оставить положение двусмысленным. Пусть гадают, как выразился Наполеон. В течение шести месяцев он жил с этим решением, даже притерпелся к нему. И, как он надеялся, все вокруг тоже свыклись. Оставались ещё те, кто избегал его, кто смотрел на него с презрением и отвращением, но злые шутки прекратились. Хотя это отдельно взятое благословение было не столько признаком растущей толерантности, сколько результатом того, что Илья нашёл время выяснить, кто и как “шутил”. Несколько… бесед по душам с ответственными лицами покончили с проблемой не только для него, но и для всех, кто попал бы под подозрение. И вот тогда Илья обрёл душевное равновесие в этой двусмысленной ситуации, но фотографии были доказательством. Папка пустила бы доказательства побоку. Он не настолько глуп, чтобы поверить, будто кто-либо с лёгкостью отмахнётся от этих снимков, и тогда снова придётся всего опасаться. Да, вероятно, несколько слов, исходящих от Службы безопасности и сказанных в правильные уши, восстановят равновесие. - Буду премного благодарен. Aбу-Сур кивнул, а потом заметил: - Однако возникает вопрос о вашем засекреченном личном деле. Илья вздохнул. Одной из первых жертв, принесённых на алтарь допуска к секретной информации, было право на тайну отношений. Вступление во что-нибудь большее, чем одна проведённая вместе ночь, гарантировало довольно существенную бумажную писанину; он часто думал, что мысль об этом вносила лепту в несерьёзность любовных связей Наполеона. - А что с делом? - спросил Илья, хотя знал ответ. - Мне нужно будет внести запись, когда вы и Соло стали любовниками. Илья открыл было рот, чтобы отрицать это. Потом вспомнил то утро, когда захотел Наполеона, очень кстати забывшего об отсутствии камер. Если с той поры он и не позволял ему снова прикоснуться к себе, воспоминание об этом делало отрицание ложью. Он назвал Абу-Суру дату.*****
Консультация по незначительному затруднению в операции на Аляске задержала Илью, поэтому он пришёл на собрание на добрых 15 минут позже. В большинстве случаев его не встретило бы ничего страшнее язвительного взгляда Уэверли. Неприятно, но пережить можно. Однако на этот раз вместе с ним в зал вошла гнетущая тишина. - Так мило с вашей стороны, что вы к нам присоединились, мистер Курякин, - сказал Уэверли, нарушая молчание и посылая в его сторону прогнозируемый взгляд. Хотя этого он и ждал, Илья вздрогнул. - Да, сэр. Простите, сэр, - ответил он, быстро пробираясь вдоль стола к предназначенному для него креслу. - Ну что ж, я полагаю, вы ещё не завершили ваш отчёт, мисс Пэк. После долгой неловкой паузы Чен Пэк, глава Секции Восемь: Обеспечение личного состава, подхватила утерянную нить доклада. Когда она закончила, Уэверли кивнул Элис Рэмси, и глава Секции Семь отрапортовала о состоянии транспортного парка и тяжёлой техники А.Н.К.Л. Уэверли выслушивал отчёты секций, неторопливо двигаясь в привычном обратном порядке. Доктор Лесли Грэм, Медслужба; Говард Уэйнрайт, Служба технического содействия; Мохаммед Абу-Сур, Служба безопасности, который вскользь упомянул о деле, в котором Секция силовых операций попросила его разобраться; и Артур Мэттьюз, Секция разведки и коммуникаций. Все выдавали обычные отчёты о текущем положении и притворялись, что ничего необычного не происходит. Илья внимательно слушал, беря на заметку всё, что могло непосредственно повлиять на работу “силовиков”, и показательно игнорировал адресованные ему эпизодические взгляды. Лиза Роджерс внесла в конференц-зал кофейник со свежесваренным кофе, но Илья отклонил это предложение, когда она дошла до него. Он не выносил, когда за ним ухаживали, но оценил лёгкую ободряющую улыбку, которую она ему послала. Это, вероятно, обходилось ей недёшево, поскольку Лиза входила в число любовных целей Наполеона. Должно быть, она задавалась вопросом, что, чёрт возьми, происходит, но сейчас не время ей рассказывать. Его собственный рапорт - когда подошла очередь - был кратким и неясным, так как между засекреченными и маловажными деталями в действительности очень мало того, что произошло в Секции силовых операций и о чём можно или следовало говорить здесь. Он не упомянул фотографию. - Ну и, наконец, наши агенты подтвердили, что связисты ТРАШ сумели полностью избавиться от вируса “Вавилон”. - О, хорошо, - ответил Уэверли. - Но пока это продолжалось, было весело. Илья улыбнулся: - Да, сэр. Это всё, что я хотел сказать, сэр. - Отлично, - подытожил Уэверли. - Полагаю, на этом мы завершим сегодняшнее заседание, дамы и господа. Вы будете уведомлены о дне и времени следующего. Слишком уж просто, сказал себе Илья и приготовился ждать. Ожидание было недолгим. Едва касаясь поверхности стола, к его центру скользнула фотография, брошенная рукой Мэттьюза. - Я так понимаю, этого вы не видели. Никому не нужно было смотреть на неё, чтобы знать, что это такое. - Напротив, мистер Мэттьюз, я несу ответственность за её существование, - возразил Уэверли, отвлекая на себя всеобщее внимание. - Всё это часть операции, которая выявила предателя и внедрила вирус “Вавилон” в ТРАШ. Господ Соло и Курякина следует похвалить за превосходную работу. Илья, как и все присутствующие, при этих словах начальника вытаращил глаза. Учитывая возраст Уэверли, временами легко забывалось, что он и Наполеон выкроены по одному лекалу - по каковой причине Наполеону так многое сходило с рук. - Спасибо, сэр, - сказал Илья, принудив свой голос звучать так, как будто он каждый день стойко сносил прославления. - Конечно, в появлении этого есть тревожные моменты, - признал Уэверли. - В последний раз их видели в руках ТРАШ. Мистер Курякин? - Я передал этот вопрос в ведение мистера Абу-Сура. - Тогда мы и оставим его в этих более чем компетентных руках. Абу-Сур наклонил голову. - Спасибо, сэр. - Что-нибудь ещё, мистер Мэттьюз? Мэттьюз вышел из себя: - Вы же не можете допустить, чтобы эта ... эта непристойность осталась без... - Безнаказанной? Вы это хотели сказать, мистер Мэттьюз? - спросил Уэверли и закурил трубку, что, как знал Илья, было признаком волнения. Предписание доктора ограничило старика только одной трубкой в день, поэтому он, как правило, приберегал её для таких моментов. - Возможно, вы не поняли, что таков был характер их задания. Мэттьюз с трудом сглотнул, несомненно, шокированный подобным оскорблением нравственности. - Это не два агента на задании! Любой дурак поймёт, что они любовники. - А, понятно, - сказал Уэверли с таким холодом в глазах, что Илья с трудом мог припомнить что-то похожее. Никто не бросает вызов льву в его собственном логове. - Мы здесь не для того, чтобы обсуждать ваши личные предрассудки, мистер Мэттьюз. И если вы обратитесь к уставу этой организации, я надеюсь, откроете для себя, какой позиции я по этому вопросу придерживаюсь. - Бог мой, Алекс, Соло твой преемник. Ты не можешь этого допустить! При этом выпаде Илья ощетинился. Его слабые стороны могли быть мишенью для шуток, но не Наполеон. - Если позволите, сэр, - произнёс он тихим голосом, прозвучавшим в гудящей от напряжения комнате похожим на крик. Уэверли выглядел удивлённым, но кивнул. Илья сидел очень спокойно, сложив руки на столе и всем видом демонстрируя отстранённый профессионализм - и ничего, кроме него. - Право и обязанность любого присутствующего в этой комнате сообщать о каких-либо признаках того, что полевой агент не в состоянии нести её или его службу в соответствии с требуемыми стандартами. Мистер Мэттьюз, знаете ли вы о каком-либо случае, когда Наполеон Соло или я сам нарушили служебный долг? Такого, конечно, не было. В отличие от Наполеона, Илья знал, что такое скромность, но он также и знал, что они гарантированно заслужили репутацию лучших агентов что этого, что любого другого подразделения А.Н.К.Л. Мэттьюз воззрился на него так, что у Ильи сложилось чёткое ощущение: мужчина пристрелил бы его, как бешеную собаку, если бы мог. Это устраивало Илью, потому что он с радостью отплатил бы тем же. Вконец разъярённый Мэттьюз наплевал на всё и выпалил единственный вопрос, на который хотел получить ответ: - Ты и Соло всё ещё любовники? В зале висело удушающее молчание, пока мужчины прожигали друг друга взглядами, и не один человек вздрогнул, когда Илья, наконец, прервал его: - Это не ваше дело.*****
Наполеон смотрел, как шедшая впереди него женщина с восторженным воплем бросается в объятия пожилой четы, которая, как он догадался, была её родителями. Ещё не добравшись до зоны выдачи багажа, он заметил, что его тоже встречают. Двое мужчин, один в синем костюме, другой в сером, стояли по обе стороны транспортёрной ленты. Ничто в них не казалось таким уж подозрительным, но они рассматривали его секундой дольше, чем требовалось, и внутренний голос подсказал Наполеону, что эта пара не будет действовать к его благу. Быстрый обзор выявил ещё троих возможных членов комитета по встрече - женщину, чья комплекция не соответствовала высоте роста, широкоплечего, рыжеволосого мужчину, рядом с которым она стояла, и бугая, больше смахивавшего на полузащитника “Нью-Йорк Джайентс”, чем на вражеского агента. Больше, чем нужно для вечерней тренировки, со вздохом сказал себе Наполеон. Не впервые с тех пор, как уехал в Париж, ему захотелось, чтобы с ним был Илья, но, по крайней мере, удостоверение А.Н.К.Л. позволяло постоянно носить оружие. Это в такой же степени уменьшит урон, который ему так или иначе в ближайшие несколько минут нанесут. Он подошёл к ленте выдачи багажа и, пока дожидался своего чемодана, рассмотрел имеющиеся варианты. Он мог призвать на помощь службу безопасности аэропорта, но эта стая недружелюбцев выглядела немного на грани. Если он сделает шаг к охраннику, и тот, и полдюжины невинных людей, вероятно, погибнут прежде, чем он сможет крикнуть “берегись!”. Входная дверь тоже была перекрыта. Новые приятели заняли позиции по обе её стороны и отрезали его от простого и удобного способа побега. Оставалось только одно, и они это знали так же хорошо, как и он. Наполеон насупился. Он терпеть не мог, когда его загоняли как скотину на убой. Мало того, что в конце пути его поджидал пренеприятнейший сюрприз, так это ещё и не самым лучшим образом отражалось на его костюме, а на нём был один из любимых. Возможно, он мог сделать подобный исход менее предсказуемым. Наполеон перешёл ближе к концу транспортёра и наклонился, будто собирался подхватить чемодан. Очевидно, от него ожидали, что он последует за багажом через заднюю створку и окажется в зоне погрузки. У него не было иного выхода, кроме как поступить именно так, но в последний момент он развернулся и перемахнул через ленту транспортёра позади, предназначенную для багажа с другого рейса. Вытащив пистолет посередине прыжка, он приземлился у внешнего края транспортёра, перекатился по бетонному полу и вскочил на ноги. Мужчина, точная копия Полузащитника, развернулся, перенацеливая пистолет с той позиции, где должен был бы оказаться Наполеон, туда, где он на самом деле оказался, но Наполеон выстрелил первым, и пуля ударила здоровяка прямо меж глаз. Ещё две пули позаботились о Синем Костюме и Рыжеволосом, перебиравшимся по лентам других транспортёров, но прежде, чем он смог устранить таким же образом и Серый Костюм, чья-то ступня ударила по руке, державшей пистолет. Оружие отлетело в сторону, пока он резко нагибался, избегая второго раунда. Женщина восстановила равновесие, а затем снова нанесла шикарный удар ногой с разворотом, но, предвидя это, он поставил блок. Её движение встретило препятствие в виде его кулака, и она рухнула на пол. От следующего сюрприза Наполеон уклонился, поднырнув под массивный кулак Полузащитника, нацеленный в голову. Пока катился по полу, он вытащил из внутреннего кармана пиджака перьевую ручку и снова поднялся. Блеск лезвия ножа, за рукоятку которого держался Серый Костюм, Наполеон засёк боковым зрением и отпрянул назад, в падении активируя “ручку”. Одиночный залп, облачко снотворного газа - и Серый Костюм хватанул его сполна. Когда Серый Костюм осел на пол, Наполеон встал. Вот и последнее оружие использовано, вздохнул он и обернулся, очутившись лицом к лицу с Полузащитником. Где этот проклятый русский, когда он мне так нужен?*****
- Как понимать твоё “не сработало”? В голосе на другом конце телефонной линии послышался вздох. - Я тоже ничего не понимаю, Рэндал, но Уэверли не предпринял никаких действий против Курякина. Фактически старик заявил, что всё это было уловкой, чтобы поймать Шумейкера. Стюарт выругался, поняв, как его поимели. В течение шести месяцев, когда ему становилось скучно или очень досадно по поводу очередной победы, одержанной Соло и Курякиным над ТРАШ, он пересматривал видеозапись ночи, когда Курякин принёс фотографии Соло. Он всегда находил огромное удовольствие и утешение от знания, что мог покончить с их карьерами, как только пожелает. Особенно ему понравилась эта мысль, когда устройство “Вавилон” оказалось на поверку деструктивной фальшивкой. К счастью, он сумел возложить всю вину за катастрофу на Шумейкера. Покойник едва ли смог бы ему возразить. Единственный вопрос заключался в том, когда именно пустить в ход фотографии. Центр принял незатейливое решение, поставив его во главе операции “Грозовой фронт”. Ему нужно было потолковать с Соло перед тем, как убрать его с дороги, но русский был не только его парой, но и очень эффективным телохранителем. Когда Соло поехал в Париж без Курякина, Стюарт подумал, что ему, возможно, в конце концов не придётся пускать в ход драгоценные фотографии, но старший агент скоро доказал, что не станет разыгрывать из себя туриста. Стюарт предпринял попытку захватить Соло в аэропорту, но в действительности не ожидал многого от этой попытки. Слишком большая толпа, слишком много переменных, чтобы что-нибудь пошло не так, поэтому он отправил несколько копий своей любимой фотографии кое-кому, кто, как он знал, мог найти им должное применение. Он думал устранить проблему Курякина руками Уэверли; это развязало бы руки самому Стюарту и позволило сконцентрироваться на поимке Наполеона Соло, который будет здорово выбит из колеи внезапным принудительным увольнением партнёра. Открытие, что его оставили в дураках, было не слишком-то приятным. Он вздохнул: - Кажется, придётся прибегнуть к более грубым методам.*****
Илья знал, что следовало промолчать. Естественно, никто не обязывал его отвечать, и один знаменитый замораживающий взгляд покончил бы со всем этим на корню. Вместо этого он ответил “да”. По крайней мере, именно так, по уверению Наполеона, понимали “это не ваше дело”. Для Ильи это означало, что “может быть да, может быть нет, но в любом случае ваше любопытство неуместно”. Американцы. Реакция Лизы беспокоила его больше всего. Он нашёл её сидящей за своим столом и совершенно расстроенной, когда, наконец, сбежал из конференц-зала. Он пытался успокоить Лизу, но не очень в этом преуспел к тому моменту, как Роберт Гирхарт, один из подчинённых Мэттьюза, пришёл пригласить её пообедать. Гирхарт окинул Илью взглядом, выражавшим сильнейшее отвращение, поэтому русский потренировал лучшую сторону храбрости и поспешно отступил. Воспоминание об этом заставило его покачать головой. Бедняжка Лиза. Влюбившись в Наполеона и осознав, что из этого никогда ничего не выйдет, она пыталась как-то наладить свою дальнейшую жизнь. Гирхарт должен был понимать это, и Илья подозревал, что взгляд, которым его наградили, предназначался Наполеону. Илья вздохнул. Иногда ему казалось, что он - персонаж одной из американских мыльных опер. - Мы не все придурки, знаешь ли. Илья сморгнул: голос Марка Слейта отвлёк его от размышлений. - Ты о чём? - спросил он, переключая внимание на ведущего машину англичанина. - Мы работаем с хорошими людьми, Илья. Фото просто застало всех врасплох. - У них было шесть месяцев, чтобы привыкнуть к этой мысли. Марк покачал головой: - Слухи забавная вещь, дружище. Люди любят слушать, как худшие из худших с готовностью предают вас анафеме, но у лучших хватает ума не уделять этому много внимания. Однако, перефразируя старую поговорку, один снимок стоит тысячи слухов. - Значит, на этот раз мою жизнь превратят в кошмар лучшие из лучших? - Нет же, - Марк вздохнул. - Илья, полагаю, ты не осознаёшь, в чём истинная причина такого ажиотажа. А ей является не столько наглядное свидетельство того, что ты стал любовником Наполеона, сколько то, что ты вообще можешь быть им. - Я не улавливаю твою мысль. - О чёрт, Илья, большинство охотно согласилось бы, что Наполеон способен соблазнить любого, за исключением трупа недельной давности, однако... Илья вспомнил разговоры, которые подслушал, и тут до него дошло: - Никто не думал, что я смогу соответствовать его сексуальному аппетиту. - Ну да. Илья вздохнул. Он заслужил репутацию холодного и отстранённого человека; ему пришло в голову, что фотография, на которой он не был отстранённым, просто разрушила этот образ. Может, даже больше. Так что теперь я не только извращенец, но и сексуально озабоченный. Замечательно. Он взглянул на Марка: - Значит, ты полагаешь, что всё войдёт в нормальное русло, как только все преодолеют шок от моего не-умирания от полного изнеможения после первого же раза, когда я переспал с ним. - Это примерно то, что я и хотел сказать, - подтвердил Марк. Илья нахмурился. Подобный вывод отозвался неприятным чувством, но внезапно ему в голову пришло ещё кое-что. - Ты говоришь так, словно Наполеон действительно мой любовник, когда ты один из немногих, кто знает, что это не так. - Я? Я всегда думал, что из вас вышла бы на редкость симпатичная пара. Илья воззрился на него: - Как же мало в тебе предрассудков. - Напомни как-нибудь рассказать о моём любимом двоюродном брате. Он сбежал с капитаном своей команды по регби. - Избавь меня от неприглядных подробностей своей семейной истории, - проворчал Илья. Марк рассмеялся, а затем свернул и припарковал машину у тротуара перед домом, где жил Илья. - Просто чтоб ты знал. Как бы ты ни решил действовать, всегда найдутся друзья, которые будут тебя поддразнивать. - Как утешительно, - пробормотал Илья и вылез из машины, прихватив большой конверт. Он смотрел вслед отъезжающему Марку и думал - ему повезло, что у него есть такие друзья, как Марк, и вдвойне повезло, что он попросил Марка подвезти его, пока собственная машина в ремонте. Илья был уверен, что не хотел бы обсуждать эту тему с Эйприл. Он встряхнулся, понимая, что стоит ночью на фоне хорошо освещённого дверного проёма. Не лучший путь к долголетию для человека его профессии, поэтому он прошёл в подъезд, а затем - прямо к лифтам. День выдался длинным и тяжёлым, но Наполеон должен уже вернуться к этому моменту, и ему нужно рассказать о том, что случилось. С большим сожалением Илья нажал кнопку этажа пентхауса вместо шестнадцатого, где была его квартира. Лифт открывался в короткий коридор, куда выходила только одна дверь, но вместо того, чтобы дойти до неё, Илья остановился у лифта и прислонился к стене. Благодаря проклятой фотографии он устал, находился в подавленном состоянии и, как ни странно, возбудился. Это делало его абсолютно неспособным сопротивляться сегодня Наполеону. В течение шести месяцев напарник довольно тонко пытался его соблазнить. Внешне Илья игнорировал эти намёки, но считал, что основной посыл понял правильно: Наполеон хотел сказать, что если уж их за что-то честят на все корки, пусть уж это будет за дело. В большинстве своём философия сомнительная, но значимая в данном случае. Чего Наполеон, по-видимому, не понимал, так того, что на самом деле Илье всё равно, что думают о нём люди. Для него проблема заключалась в контроле. Наполеон, как старший и по возрасту, и по должности главенствовал большую часть их жизни. У него даже был особенный тон голоса, призывающий к немедленному послушанию независимо мыслящего напарника. У Ильи не было такого тона для Наполеона. Только неотложность ситуации и вера Наполеона в него заставляли старшего слушаться. Доверие. Всё сводилось к доверию. А он доверял Наполеону. Он позволял ему быть тщеславным, эгоистичным, гедонистическим источником постоянного недовольства. Но он также верил в то, что американец всякий раз окажется рядом, когда будет нужен Илье. Интересно, догадывался ли Наполеон, насколько исключительно оказываемое ему доверие. На протяжении всей жизни Илья так часто терпел жестокое обращение и использование в сексуальном смысле, что ему даже присниться не могло, что можно чувствовать такую близость к другому человеку, не говоря уже о том, чтобы ввериться ему полностью. Он оттолкнулся от стены, подошёл к двери и постучал, но ответа не последовало. Он достал ключ, который дал ему Наполеон, и вставил его в обычный с виду замок. Магнитный код ключа выдвинул скрытую панель, и Илья прижал ладонь к пластине. Быстрое сканирование опознало его, затем стальная пластина отъехала внутрь двери, и он, наконец, смог повернуть ключ. Пройдёт еще какое-то время, прежде чем ТРАШ или кто-то ещё подсунет скрытые камеры в апартаменты Наполеона. Когда дверь открылась, до Ильи долетел плеск воды. Он перевёл замок в дежурный режим, прошёл в гостиную и бросил конверт на журнальный столик, в точности там, куда полгода назад положил папку с исходными фотографиями. Он задавался вопросом, что случилось бы, если б Шумейкер на следующий день не отправил его на больничную койку. Пять дней в больнице и последовавшее сразу за этим задание лишили Наполеона возможности немедленно продолжить начатое и позволили Илье восстановить дистанцию между ними. Не то чтобы это привело к чему-нибудь хорошему, подумал он. Илья снял пиджак, плечевую кобуру и галстук; накинул их на спинку ближайшего стула; затем направился в кухню. Он заметил в корзине для мусора три пустых контейнера из-под китайской еды на вынос, и его желудок заурчал, напоминая, как давно был обед. Он распахнул дверцу холодильника. Ещё одно блюдо азиатской кухни - блинчики с обжаренными с яйцом овощами - и контейнер с острым цыплёнком пао кунг, которого терпеть не мог Наполеон, а он сам любил, стояли на верхней полке. Значит, напарник ожидал его появления. Знал ли он уже обо всём или это просто часть одного из его маленьких соблазнений? Полагаю, что очень скоро узнаю, подумал Илья, когда душ выключили. Пока Илья ужинал, в ванной включился фен и выключился в тот момент, когда он открыл дверцу морозильного отделения и вытащил бутылку “Столичной”, которую Наполеон держал там для него. Илья плеснул добрую порцию в стакан и длинным глотком осушил сразу половину. Ледяной огонь, опаливший горло, привёл его в чувство; водка и утолённый голод почти позволили ему вновь ощутить себя человеком. Со стаканом в руке он вернулся в гостиную и беззвучно застонал. Наполеон рассматривал фотографию с прям-таки непрофессиональным пристрастием. Илья не знал, что больше его раздражало - удовлетворённая ухмылка на лице Наполеона или осознание того, что он любуется напарником в голубом спортивном костюме. - Не мог бы ты прекратить молча восхищаться собственными умениями и сказать что-нибудь? - резко бросил Илья. Если бы Наполеон ответил каким-нибудь язвительным замечанием, вечер мог бы пройти как обычно, но Илья понял, что пропал, когда напарник посмотрел на него, и ухмылка тут же исчезла. - Много неприятностей это тебе доставило? Илья опустился на барный стул и прижал холодный стакан ко лбу: - Несколько неудобных моментов, но ничего такого, с чем я не мог справиться. - Прости, Илья, мне следовало при этом присутствовать, - сказал Наполеон. - Эта поездка в Париж с самого начала была дурацкой затеей. Он испытывал соблазн согласиться, но вместо этого решил быть милосердным: - Ну, не такой уж и дурацкой. Мне удалось разгрести большую часть твоего стола. Наполеон улыбнулся. - Мой герой, - ответил он, затем подошел к бару и достал бутылку любимого скотча. Глядя, как он наливает виски, Илья обратил внимание на свежие ссадины на костяшках рук напарника. - Ты затеял флирт с подружкой футболиста? - Нет, но один из них определённо так и выглядел, - Наполеон отпил из стакана и присел на стул рядом с Ильёй. - Вообще-то, если бы ты не объявился, я бы сам тебя позвал. У меня была неприятная встреча в аэропорту, а когда кто-то цепляется ко мне, то, как правило, тебя он тоже не слишком любит. - Кажется, у нас одинаковый подход к людям. Есть признаки, кто именно тобой заинтересовался? - Не то чтоб они кричали, что посланы ТРАШ, но дураку ясно - это они как всегда. Илье пришлось с этим согласиться. Но если в ТРАШ решились выказать такую агрессию, что отдать приказ стрелять без предупреждения… что-то тут не сходилось. - С какой стати им пытаться захватить тебя здесь? Ты не так уж хорошо знаком с Парижем. Было бы куда проще взять тебя там. - В Париже я один никогда не оставался. Илья метнул на него я-и-не-сомневался взгляд. - Твоя пассия вряд ли напугала бы ТРАШ. Наполеон помолчал. - С момента приезда я не покидал парижский офис, Илья. Консультации и всё такое. Я работал с парой агентов вплоть до того момента, как мой самолёт оторвался от земли, - он говорил так, словно это была своего рода исповедь. Илья уставился в стакан, на мгновение задержавшись мыслью на том, не следует ли его опять наполнить, но решил, что вымотан достаточно для того, чтобы вторая порция превратила его в пьяного. - Что, никаких романов? - Меня это не интересовало. Илья неверяще выгнул бровь, затем, по привычке, начал анализировать. Вопреки распространённому мнению он не отслеживал сексуальные подвиги напарника. Но был уверен, что Наполеон чаще говорил о вечерах, проведённых дома, и мог вспомнить с полдюжины привлекательных посетительниц нью-йоркского офиса, которые покинули его без того, чтобы американец предложил им что-то большее, чем его обычные возмутительные заигрывания. В то же время Илья помнил два задания, потребовавших завоевания вовлечённых в них женщин - когда они были в Праге, Вене и Лондоне. Бюджетные ограничения вынуждали их разделять комнату в большинстве миссий, и в тех случаях Наполеон возвращался с удовлетворённой ухмылкой на лице и запахом женских духов. Дело привычное. Но не в Нью-Йорке. Не тогда, когда у них не было задания. В некотором роде, поведение для агента, особенно если его имя Наполеон Соло, моногамное. Насколько Илья знал, единственным, кого пытался соблазнить Наполеон, являлся он сам. Он в растерянности потряс головой: - Это что, какое-то пари, которое ты выиграешь, если я добровольно окажусь строчкой в твоём донжуанском списке? Реплика вышла не из самых любезных, но Наполеон, похоже, решил не обижаться. Он откинулся на спинку стула и довольно долго смотрел на Илью. - Однажды я любил. Я женился на ней и потерял её. Я не ожидал когда-нибудь снова почувствовать что-то похожее. Наполеон встал и коснулся щеки Ильи. - Но тебя я люблю, Илья. Люблю и хочу. Илья отпрянул от нежного прикосновения: - Моя жизнь значит для тебя больше, чем часовая интрижка? - Я прекрасно понимаю, что с тобой никогда не смогу быть таким ветреным. - Я полагал, ты опасаешься брать на себя обязательства. Наполеон пожал плечами: - Ну, одно у нас уже есть. Илья поднял на него глаза: - У нас… что? - Илья, мы партнёры. Если это не обязательство, то что это? - Есть разница. - Была. До тех пор, пока мы не занялись любовью. Рука Наполеона легла на его плечо, и Илья встретил взгляд ласковых карих глаз. Сколько раз прикосновение Наполеона дарило ему покой после того, как с ним заканчивал ТРАШ? Сколько раз черпал он силу в этом взгляде, когда не оставалось своей? Тепло и близость их партнёрства помогали им выжить, несмотря ни на кого, но, спасибо Уэверли, секс стал теперь частью этих уз, и, как бы ни старался, Илья знал, что никогда не сможет от них отказаться. - Абу-Сур спросил меня, когда мы стали любовниками. Для личного дела. - Что ты ему ответил? - 28 марта, около 6:30 утра. Улыбка искрой мелькнула в глазах Наполеона. - Из тебя вышел бы хороший секретарь. - Никогда в этом не сомневался, - улыбнулся в ответ Илья. - Наполеон, мне... - Я не причиню тебе боли, Илюша, - пообещал тот. - Я тебе верю, Напаша, - ответил он, откидывая голову и подставляя губы в молчаливом приглашении. Поцелуй был именно таким, каким остался в памяти, его окружала нежная сила объятий Наполеона, и Илья изумлялся про себя тому, как долго продержался. Лёгкое нажатие языка раздвинуло губы, и Наполеон быстро завладел его ртом. Полностью поглощённый этой интимностью, он с запозданием на секунду почувствовал, как Наполеон подхватывает его под колени. Он резко отстранился и отбросил руку партнёра: - Я не мешок с картошкой, Наполеон. Я сам дойду до спальни. Наполеон вздохнул: - В тебе нет ни капли романтичности. - Я не одна из ваших пассий, мистер Соло. Вы можете трахнуть меня сегодня, но будет лучше, если не станете об этом забывать! Илья повернулся на каблуках и двинулся к спальне.*****
Так и знал, что всё идёт слишком гладко. Наполеон посмотрел вслед исчезающему в его собственной спальне Илье и в лёгком недоумении помотал головой. Ему удалось забыть, что в ту пару недель, когда они были любовниками, Илья играл роль отчаянно влюблённого в него человека. По всей видимости, частью этой роли являлось и некое поведение. Вероятно, сегодня Наполеону предстоит выяснять, было ли оно искренним или нет. Как ни странно, он нисколько не был обескуражен. Напротив, обнаружил, что с нетерпением ждёт этого. Он дал Илье секунду-другую, оставив без внимания его инсинуации, а потом вошёл в спальню сам. Илья сидел на постели, всё ещё одетый, хотя обувь и носки снял. Если бы речь шла о ком-то другом, было бы нелегко вернуть прежний настрой, но Наполеон провёл в ожидании слишком много месяцев. Он разделся под взглядом Ильи, ставшим в тусклом свете прикроватной лампы совсем нечитаемым. Его нагота была напористой и в то же время делала его уязвимым, поэтому к кровати Наполеон подходил не спеша. Его рука легла на щёку Ильи, и тот подался навстречу прикосновению - простое действие, но оно послало волну возбуждения по всему телу Наполеона, вплоть до пальцев ног. Пальцами другой руки он взялся за верхнюю пуговицу рубашки русского: - Можно? - Пожалуйста. Он расстёгивал её медленно, пуговица за пуговицей, пока не обнажил стройную мускулистую грудь. Нежное подталкивание опрокинуло Илью спиной на постель, и Наполеон дал изумительному торсу то внимание, которого он заслуживал. Соски затвердели, и дразнящие движения его языка и зубов вызывали восторженные вздохи при каждом прикосновении. Островок тонких шелковистых волос красовался в центре груди, и, не будучи тем, кто притворялся, будто был с женщиной, когда на самом деле был с мужчиной, Наполеон потёрся щекой о мягко щекочущие завитки. Потом шрамы. Их так много на этом крепком, радующем глаз теле, и он перецеловал их все, прослеживал их языком, пока Илья не начал извиваться, а затем, наконец, не шепнул: - Наполеон, пожалуйста. Наполеон расстегнул его брюки, и Илья приподнялся, облегчая задачу. Наполеон испустил вздох, захлебнувшись красотой обнажённого теперь тела. Он сказал Илье, что тот прекрасен, когда возбуждён, и он буквально имел в виду то, что говорил. И сейчас возбуждённый член Ильи целиком завладел его вниманием. Сначала он предпочёл не касаться головки, скользя языком по всей длине, к другому облачку курчавых светлых волос, но по мере того, как он продолжал эти исследования, бёдра начали конвульсивно подёргиваться. Наполеон обхватил их, удерживая неподвижно, чтобы ничто не могло избегнуть его языка. Илья что-то выстанывал, и словно пытаясь освободиться, и в то же время призывая к более сильной хватке. - Напаша, - выдохнул, наконец, он. Услышав в голосе настойчивость, Наполеон сразу же взял в рот налившийся кровью орган и ослабил хватку, чтобы стройные бедра могли толкаться навстречу его рту. Он любил вкус и запах Ильи, поэтому, когда тот кончил, он жадно выпил всё до капли. Удовлетворив любовника, Наполеон заколебался, ожидая каких-нибудь подсказок, что ему делать дальше; потребность кончить самому - так или иначе - становилась всё более настоятельной. Илье понадобилось минута-две, чтобы прийти в себя; затем он потянулся к ящику ночного столика. Он сунул туда руку и вытащил постоянно лежащий там тюбик со смазкой, однако Наполеону его не отдал. Вместо этого он выдавил немного геля на ладонь, согревая его, а потом без всяких колебаний потянулся к Наполеону. Его русский был сдержан, а не застенчив. Наполеон застонал, когда рука обернулась вокруг его члена. С тем мастерством, с каким делал всё, что он делал, Илья смазал эрегированный пенис. Затем взял Наполеона за руку, тщательно распределяя оставшийся гель по пальцам. Илья перекатился на бок и постанывал от удовольствия, пока Наполеон смазывал и растягивал его самого. Сочтя, что он вполне готов, Наполеон пододвинулся ближе, но Илья вдруг отстранился. - Хочу тебя видеть, - прошептал он, переворачиваясь обратно на спину. - Я надеялся, что ты так скажешь, - признался Наполеон, поднимая его ноги себе на плечи. И, пока Наполеон осторожно, чтобы не причинить лишней боли, проскальзывал в тугой проход, они, не отрываясь, смотрели друг на друга. Видеть выражение этих голубых глаз в тот момент, когда Наполеон своей любовью снова подвёл Илью к грани наивысшего наслаждения… это чуть не толкнуло самого Наполеона за эту грань, но он держал себя в руках. В этот раз Илья проявлял большую агрессию, чем когда-либо - дух соревнования, свойственный их напарничеству изначально, проник и в постель, когда Илья понуждал Наполеона платить верой за веру. Наполеон опасался, что этим он причинит партнёру боль, но абсолютное доверие просто заставило его ответить тем же. Наполеон вздохнул, сдаваясь, и с головой окунулся в восхитительное ощущение совершенного слияния с молодым человеком под ним. Илья громко вскрикнул, и между их телами растеклось жидкое тепло. Три жёстких толчка - и Наполеон почувствовал, как извергается его собственное семя. Какое-то время они лежали безгласные и недвижимые. А потом Наполеон с сожалением вздохнул, выходя из Ильи и разрывая связь между ними, но он понимал, что партнёру вряд ли удобно оставаться в прежнем положении. Неохотно он покинул кровать и пошёл в ванную. Быстро сполоснувшись, он намочил чистое полотенце в тёплой воде. Однако, вернувшись в спальню, обнаружил Илью сидящим на кровати с брюками в руках. - И куда это ты собрался? - Домой. День был долгим, и я устал. - А по какой такой причине ты не можешь ночевать у меня? Илья выглядел несколько озадаченным, а во взгляде Наполеона скорее светилось веселье. - Но.... Боже, дай мне сил. - Илья, вернись в постель. - Ты хочешь, чтобы я спал с тобой? - Тогда то, что я запланировал на завтрашнее утро, будет гораздо удобнее сделать. Вернись в постель сам, прежде чем я тебя туда уложу. - Кого ещё, кроме тебя, мне опасаться? - пробормотал Илья, но оставил в покое брюки и залез в кровать. Наполеон уселся рядом и приступил к стиранию влажной тканью липких следов с живота Ильи. - Холодно! - запротестовал Илья, извиваясь как уж на сковородке. - Ну, всё было бы в порядке, не вздумай ты изображать идиота, - Наполеон свободной рукой прижал к матрасу сопротивляющееся тело. - Теперь полежи спокойно. Телом Илья подчинился, но Наполеону не повезло настолько, чтобы прочие части его любовника оказались такими же послушными. - Откуда мне было знать, что ты хочешь, чтобы я остался? - продолжал партнёр. - Ты же никогда не проводишь ночи со ... - Своими пассиями. Да, знаю. Чёрт возьми, Илья, если ты не хочешь, чтобы с тобой обращались как с часовой интрижкой, не поступай, как они. Илья на секунду замолк: - Понято. - Вот и хорошо, - Наполеон бросил полотенце в большую пепельницу, которую со времени первого подобного случая завёл привычку оставлять на прикроватной тумбочке, и устроился поудобнее: - Иди ко мне. Илья свернулся калачиком, положив голову на плечо любовника. Наполеон вдохнул аромат его волос и выдохнул с выражением незамутнённого удовольствия. Движение лицевых мышц Ильи подсказало, что светлые брови выгнулись - знак, что партнер, в конце концов, догадался, о чём думает Наполеон. - Разве не проще завести плюшевого мишку? - Илья. - Да, Наполеон? - Заткнись и спи. - Да, Наполеон, - и он почувствовал, что любовник улыбается.*****
На следующее утро Илья нашёл на буфете нераспечатанную коробку готового завтрака “Чириос” и пачку своего любимого чая. Он насыпал хлопья в большую миску и задался вопросом, не перевернутся ли его предки в гробах при виде подобного завтрака. Хотя по утрам он чувствовал себя нормально, до 9 часов особого аппетита у него не было. Он проигнорировал аромат, который распространяла стоявшая на кухонной столешнице автоматическая кофеварка, и налил в чайник достаточно воды, чтобы приготовить себе обыкновенную чашку чая. Он поставил чайник, затем достал молоко из холодильника, с удовлетворением отметив, что Наполеон не переключился с двухпроцентного молока обратно на цельное с того момента, когда Илья был здесь последний раз. Когда он наливал молоко в хлопья, чьи-то руки обняли его сзади. - Не знаю, как ты можешь это есть, - проговорил Наполеон. - Я голоден. - И я тоже, - пробормотал любовник, целуя его в шею. Илья в отчаянии застонал: - Наполеон, мне пришлось одеваться уже дважды. Не говоря о проблемах в душе. Мужчина был совершенно ненасытен. - Ты знаешь, что говорят о прелести третьего раза, - руки крепче обхватили талию Ильи. - Нам надо на работу. - Никто не захватит мир, если мы опоздаем на несколько минут, - ответил Наполеон, руки которого уже начали блуждать по телу Ильи. Сказать Наполеону “нет” определённо было проблематично, особенно после того, как его прикосновения быстро пробудили ответный жар. К счастью Ильи, на это утро он припас выигрышную карту. - Как скажешь. Правда, полагаю, мистер Уэверли захочет поговорить с тобой о вчерашнем. Но если ты предпочтёшь вдаваться в объяснения, почему мы не пришли вовремя, кто я такой, чтобы возражать? - Зануда, - буркнул Наполеон, но отпустил его. Илья наградил напарника лучшей победной улыбкой, а затем с радостью принялся за овсяные хлопья. По-прежнему недовольный Наполеон остановил свой выбор на обычном несладком бейгле и ел его, обмакивая в кофе. Он уже нацеживал вторую чашку, когда Илья встал из-за стола: - Встретимся у твоей машины. - Не рискуешь остаться со мной наедине, Илья? Илья посмотрел на него с выражением отвращения. - Я, может, и не такой модник, как ты, Наполеон, но не стану надевать одну и ту же рубашку два дня кряду, - он проглотил остатки чая. - Мне нужно зайти к себе за чистой. - Надень мою, - предложил Наполеон, хотя оба знали, что его рубашки болтались на более низком Илье. - Отлично. Тогда мне нужно зайти к себе за значком “Со мной переспал Соло!” Они будут превосходно дополнять друг друга. - Понято, - Наполеон закончил наливать вторую чашку кофе и взглянул на Илью: - Думаю, лучше тебе просто переехать сюда во избежание подобных неудобств в будущем. Илья снова опустился на стул и уставился на партнёра: - Ты хочешь, чтобы я жил с тобой? - Ключ от двери и место в гардеробной, - ответил Наполеон. - Я даже найду куда деть все твои книги. Или ты хочешь попросить ещё шесть месяцев на размышление? Илья начал что-то лопотать, но спохватился и попытался мыслить трезво. Вести себя, как какая-то девственница на выданье, казалось бессмысленным. Они знали друг друга больше пяти лет, добрую часть которых провели вместе в небольших гостиничных номерах. И каждый вечер паковать сумку на завтра или каждое утро возвращаться в свою квартиру, чтобы переодеться, надоест очень скоро. Но он не готов совсем отказаться от места, куда мог бы отступить. - Большая часть моего скромного гардероба и я будем с тобой, Наполеон, но книги останутся в моей квартире. Наполеон улыбнулся: - Согласен. - Есть одно условие. - Весь внимание. - Ты не станешь называть меня нелепыми уменьшительными эвфемизмами, маскирующимися под ласковые прозвища, как это водится у вас, американцев, - сказал Илья. - Один пирожочек - и я тебе голову оторву. - Боже меня упаси, - ответил Наполеон, более-менее успешно сохраняя на лице невозмутимое выражение. - А теперь спусти по лестнице своё безобразно одетое тело и прими приличный вид. Ты знаешь, как я ненавижу ждать. Илья вздохнул и направился к двери. - О, Илья? Он остановился в кухонном проеме и оглянулся: - Да? Глаза Наполеона поблескивали, что всегда предвещало неприятности. - Надень серую водолазку. Ты в ней всегда так мило выглядишь. - Я никогда не бываю милым, - проворчал он и поскорее сбежал. Наполеон ещё сведёт его с ума.