*****
Стюарт выстрелил, и единственный выживший в результате покушения на Курякина стал трупом. - Дурак, - сплюнул Стюарт и хорошенько пнул тело по рёбрам. Теперь оба агента будут начеку, что делает их практически неуязвимыми. Он вздохнул. Уже испробованы умный план, попытка застать врасплох и операция, прямолинейная до грубости. Возможно, пришло время плана тщательно проработанного.*****
Наполеон взирал на лежащую на его столе папку и молился, чтобы она испарилась. Он предпочёл бы опять сойтись в схватке с кем-нибудь из ТРАШ, нежели разбираться с квартальным бюджетом Секции силовых операций. Из-за всего случившегося у Ильи не дошли до него руки. Разумеется, Финансовый отдел подготовил всё, как следует. От Наполеона требовалось лишь завизировать смету предстоящих расходов, но сначала он должен был её изучить. Ему предстоял на первый взгляд примерно час наискучнейшего на планете чтения. Он вздохнул и ткнул папку ручкой. - Моя секретарша уверяет, что такие штуки не кусаются, - произнёс с порога Абу-Сур. – Тем не менее, я остаюсь при своём мнении. - Присаживайся, Мохаммед, - ответил Наполеон, от души благодарный как за то, что его оторвали от этого дела, так и за то, что встретил родственную душу. - Интересно, в ТРАШ тоже должны заниматься всей этой бумажной канителью? Абу-Сур устроился на одном из двух кресел, стоящих по другую сторону стола Наполеона. - Там, где существует организация, существуют и документы, мой друг. Полагаю, только они и есть истинное всеобщее зло. - Голосую "за" - пробурчал Наполеон, размышляя над тем, как бы упросить партнёра, соблазнить его или подстроить так, чтобы тот занялся сметой. – Ну, ладно. Чем могу помочь? - Хотел проинформировать, что мы выяснили, кто стоит за вчерашним инцидентом. Один из подчинённых Мэттьюза, Джеймс Андерсон. Он нашёл конверт с фотографиями на пороге, когда вчера отправился домой на обед. - Есть какая-то особая причина, по какой его выбрал ТРАШ? - Он правый фундаменталист с чётко выраженными гомофобными взглядами. Или, по крайней мере, настолько чётко выраженными, насколько он может позволить их себе и благополучно проходить стандартное психотестирование, - Aбу-Сур остановился на мгновение, затем добавил: - Хотя мне кажется, последние тесты наша Медслужба проводила весьма халатно. Согласно тому, что стало известно во время допроса, это не первый случай, когда он пытался унизить Курякина. - Э? - Похоже, он стоял за многими издевательствами, которые твой напарник перенёс в марте. Особенно выделяется пропитанная красными чернилами женская гигиеническая прокладка, подложенная ему на кресло. Лицо Наполеона потемнело. - Впервые об этом слышу. - Как и я, - подхватил Абу-Сур, гораздо больше недовольный этим фактом, чем Наполеон. - Курякин решил сам заняться этим. - Я почти боюсь спросить. - Давай просто скажем, что Андерсону следовало бы поблагодарить твоего напарника за то, что он в ответ покрасил прокладку кетчупом вместо чернил. Представив эту картину, собеседники улыбнулись, а Абу-Сур продолжил: - После этого угощения Андерсон вёл себя нормально, пока не появились фотографии. Это случай недомыслия, если не сказать хуже, Наполеон, но ничего, что бы указывало на связь Андерсона с ТРАШ. Он, конечно же, предстанет перед дисциплинарным советом, который, несомненно, порекомендует увольнение. Наполеон не находил в себе большого сочувствия к Андерсону. Он никогда не выносил идиотов, как и самозваных бастионов морали. Его больше тревожил ущерб, нанесённый этим гадом. Когда он уезжал в командировку, всё, казалось, успокоилось, но Наполеон должен был признать, что очередной виток информационной спирали - по крайней мере, в этой области – раскрутился без него. Он нашёл это ... вызывающим раздражение. - Каково настроение людей? - В целом, я бы сказал, большинство сконфужено вчерашним, - Абу-Сур откинулся на спинку кресла. – Наверно, все любят хорошенько посплетничать, Наполеон, но это грубейшее вторжение в вашу частную жизнь. Мало кто одобряет подобное. Кроме того, благодаря Уэверли и моей службе теперь известно, что за этим стоит ТРАШ. Как бы кто ни относился к однополым отношениям, мы занимаемся тем, что препятствуем достижению целей ТРАШ, а не способствуем. Некоторым может потребоваться неделя или две, чтобы снова посмотреть вам обоим в глаза, но вскоре всё вернётся в нормальное русло. Конечно, будут исключения, но ничего, с чем бы не справился Курякин. Абу-Сур встал. - Что касается меня, я потрясён твоим выбором партнёра по постели, - сказал он. – Ну в самом деле, Наполеон. Русский? Наполеон усмехнулся: - У всех нас есть недостатки, Мохаммед. Начальник Службы безопасности улыбнулся, но только на мгновение. - Есть ещё кое-что, и оно может доставить больше неприятностей. На твоём месте я бы не спускал глаз с Артура Мэттьюза. Ты-то практически неприкосновенен, Наполеон, но он может подумать, что твой напарник уязвим. Илья упоминал о неудобных моментах, случившихся вчера. По крайней мере, кое-какие связаны с Мэттьюзом, что Наполеона не удивило. Артур Мэттьюз был одним из немногих, кто наотрез отказывался верить слухам и отбрасывал их как грязную сплетню; это оставило его совершенно неподготовленным к шоку, когда он увидел фото. Учитывая, что источник утечки информации работал под началом Мэттьюза, Наполеон склонен был полагать, что его отказ допустить, что в слухах есть толика истины, выглядел минимум странно. Мэттьюз должен был понимать, что тут что-то кроется. - Расскажи мне, что произошло на собрании.*****
Наполеон на мгновение остановился у входа в Центр связи, чтобы оценить важность того, что в данный момент поглощало внимание начальника Секции разведки и коммуникаций. Секция занимала большую часть четвёртого этажа, а на долю главного офиса приходилось более половины этого пространства. Стену покрывали мониторы, транслирующие картинки со всех телеканалов, вещающих в радиусе до половины расстояния Нью-Йорк - Бостон. Если в этом районе находились новостные агентства, кому-то поручалось анализировать их ленты. Радиоэфир тоже мониторился – постоянное, хотя и выборочное, сканирование подозрительных частных переговоров не раз давало А.Н.К.Л. ключ к заговорам против мировой безопасности. Группа анализа фотоснимков и дешифровщики размещались в отдельных секторах, но Мэттьюз находился именно тут и разговаривал с молодой женщиной у консоли в секторе устранения неполадок. Помимо мониторинга местного эфира, нью-йоркский офис также оказывал помощь в решении любых проблем, возникающих у региональных филиалов подразделения. Пока Наполеон пробирался сквозь лабиринт столов, он пытался соотнести внешность невысокой миловидной рыжеволосой дамы с каким-нибудь именем и, наконец, вспомнил - Шарон Ренни. - У них затруднения с фокусировкой, сэр, - докладывала она Мэттьюзу, когда Наполеон пересёк границу слышимости, - словно какие-то низкоамплитудные волны мешают нормальной работе университетской станции в Ванкувере. Мэттьюз нахмурился. - У ТРАШ есть коммуникационные устройства, которые могут вызывать такие неполадки, - ответил он. - Именно так мы засекли в прошлом году работу поля маршала Гурниуса и его союз с TРАШ. Женщина кивком подтвердила сказанное. - Но они, должно быть, улучшили их. Ванкувер не может обнаружить источник помех. - Окажите им всю необходимую помощь, какую можете, Шарон. Если понадобится ещё пара рук, временно привлеките Мин-Чанг из CNN. И держите меня в курсе. - Есть, сэр. Мэттьюз направился к своему кабинету и тут увидел Наполеона. Выражение отчётливого отвращения исказило черты лица мужчины, но Наполеона это нисколько не встревожило. В действительности он нашёл искренность бодрящей. - Не уделишь ли мне минутку, Арти? - С тобой мне не о чём говорить, Соло, - яростно выпалил Мэттьюз несколько громче, чем нужно, что привлекло внимание кое-кого из присутствующих. Наполеон сладко улыбнулся и понизил голос так, чтобы только Мэттьюз мог его услышать. - Здесь или у тебя в кабинете. Выбор за тобой. Мэттьюз посмотрел на него и двинулся в кабинет. Наполеон последовал за ним и закрыл за собой дверь. - Мне тут подумалось, что нам с тобой нужно прийти к какому-то пониманию, Артур, - сказал он, как бы невзначай присаживаясь прямо на стол Мэттьюза. Это был привычный для него насест, но сегодня он использовал его как способ психологического давления на равного по статусу. - У меня нет желания приходить к пониманию с грёбаным педиком. Улыбка вернулась на лицо Наполеона. - Я думал только вежливо сказать, что ты можешь говорить всё, что заблагорассудится, обо мне. Или об Илье. В конце концов, этот словесный мусор умаляет твоё достоинство, а не наше, - улыбка пропала. - Однако если ты предпримешь какие-либо формальные шаги, тебе лучше запастись сотней свидетелей и фиксировать каждый свой вздох. Или я буду вступаться за него до тех пор, пока у Уэверли не останется иного пути, кроме как перевести тебя или меня на Антарктическую наблюдательную станцию. Наполеон выпрямился, одёрнул пиджак и направился к двери. Оба знали, чьи шансы на победу в противостоянии между ними выше, но всегда существовала вероятность, что дело могло принять неожиданный оборот. Уже взявшись за дверную ручку, старший агент обернулся к Мэттьюзу: - Любить Илью стоит общения с несколькими пингвинами, Арти. Полагаю, тебе придётся решить, стоит ли того же попытка навредить ему.*****
Илья понял, что возникли проблемы, как только зашёл в кабинет Наполеона. С самого утра мысль об обеде была для него источником беспокойства. Они часто обедали вместе, обычно тратя это время на мозговой штурм и обсуждая то ту, то другую проблему. Также не являлось необычным то, что обед Ильи подчас состоял из сэндвича, съеденного по пути в лабораторию, поскольку он возился с чем-то слишком важным или слишком интересным, чтобы делать перерыв на полноценный обед. События дня, как правило, диктовали выбор варианта. Однако сегодня Илья много думал об этом. Вернее, думал о том, что подумают об этом другие. Если он вообще не станет обедать с Наполеоном, не будет ли похоже, что он избегает напарника? Если они пойдут в кафетерий, предположат, что они избегают оставаться наедине. И он вполне мог себе представить, какими глазами на него посмотрят, если они вздумают расположиться в кабинете Наполеона. К 12:30 Илья не только проголодался, но и был до крайности раздражён тем, что анализировал нечто, о чём и не задумался бы на прошлой неделе. К 13:30 он почувствовал, что умирает от голода, и вследствие того, что назвал бы чувством противоречия, рванул в кафетерий, прихватил там пару сэндвичей и – под осуждающими взглядами - направился к кабинету Наполеона. В тот момент, когда за ним закрылась дверь, Илья обнаружил, что ему следовало больше волноваться о том, что подумает по этому поводу Наполеон. Не раз Илья видел, как напарник окидывает женщину долгим чувственным взглядом. Он и близко не походил на такую пошлость, как "раздевать глазами", но Илья подслушал одну даму, описывающую этот взгляд как возбуждающую ласку. Теперь точно такой взгляд скользнул по его телу, и, к своей полнейшей досаде, он ощутил себя восприимчивым к нему. Приказав разгоравшемуся огоньку утихнуть, он открыл рот, чтобы переключить на что-нибудь внимание Наполеона, но передумал. У того уже вошло в обыкновение понимать уклончивое поведение как молчаливое дозволение начать любовную прелюдию. Исходящие от Ильи смешанные сигналы не облегчат ситуацию. Илья глубоко вдохнул, унимая бегущие по телу мурашки возбуждения. - Нет, абсолютно нет. Я не стану заниматься сексом на полу твоего кабинета, как какая-нибудь сгорающая от любви дурочка, - отчеканил он. – Считай, что в офисе доступ к моему телу запрещён. Наполеон испустил вздох с таким видом, словно он жертвенный агнец, ведомый на заклание, но кивнул в знак согласия: - Ну, так что у нас на обед? Учитывая потраченную впустую большую часть утра, Илья поспешил в лабораторию, как только они покончили с сэндвичами. Проходя по коридорам, он заметил, что несколько человек свернули в сторону, чтобы не встретиться с ним, но большинство, завидев его, просто смотрело в пол. Однако он скоро прекратил обращать на это внимание и позволил своим мыслям вернуться к перехваченным файлам TРАШ, которые перед тем изучал. Любого агента довели бы до предела следующие одно за другим задания, поэтому в А.Н.К.Л. установилось неукоснительное правило – благополучно завершившей миссию команде давались для отдыха минимум два дня, предпочтительно неделя. У Наполеона и Ильи период бездеятельности иногда достигал двух недель. Наполеон распределял задания среди агентов, но им самим миссии поручал только Уэверли. Хоть они и могли считаться лучшим, чем обладал А.Н.К.Л., однако любое задание, на которое отправлялись оба, следовало соотнести с риском открыть вакансию на должность Наполеона. В целом подобная ужасная перспектива возникала частенько, но не настолько, чтобы напарник старшего агента рассматривался как нечто большее, нежели просто ещё один агент. Однако Илья был также и учёным. У него была докторская степень по квантовой физике, и очень мало случалось в лаборатории такого, с чем он не смог бы разобраться. Именно научная квалификация вкупе с полевыми навыками и подсказала Уэверли мысль поставить Илью в пару к Наполеону сразу после получения учёной степени. По общему мнению, когда Наполеон на самом деле займёт пост Уэверли, перед Ильёй откроется редкая возможность выбрать, какой секцией он будет руководить - технического содействия или силовых операций. Илья думал, что удивил бы всех, выбрав вторую, но до этого могли пройти годы. Занятый более важными вопросами, он не заметил Артура Мэттьюза, пока его не схватили за плечо и не припёрли - довольно чувствительно – к стене. Хватка более высокого мужчины выдавала бывшего полевого агента, поддерживавшего форму. Завтра непременно будут синяки, но Илья проигнорировал как боль, так и нарушение личного пространства. Вместо этого он спокойно посмотрел в глаза, находившиеся в каких-то шести дюймах от его собственных, и весьма небрежно спросил: - У вас ко мне какое-то дело, мистер Мэттьюз? - Я просто хотел поставить тебя в известность, Курякин, что буду следить за тобой. Соло может угрожать мне, чем хочет. Один промах - всё, что мне нужно. В А.Н.К.Л. нет места такому грязному извращенцу, как ты. Илья отметил отсылку к Наполеону, но отложил её на дальнюю полку сознания и сосредоточился на текущей проблеме. Несколько человек остановились и уставились из них. В любой момент кто-нибудь мог вмешаться или вызвать службу безопасности. Хуже того, могли додуматься позвонить Наполеону. Илья не имел намерения оказаться в роли спасаемого. - Ещё что-нибудь? - Нет. Вскоре после того, как русская разведка завербовала Илью, один из офицеров-инструкторов сказал ему, что он слишком невысок и миловиден, чтобы сгодиться на что-то, кроме "медовой ловушки", так как никто никогда не воспримет его всерьёз. Впоследствии Илья уделял каждую свободную минуту тому, что отрабатывал перед зеркалом особый взгляд - тот, какой устремил теперь на Мэттьюза. Из прищуренных глаз полился леденящий, как сибирские ветра, холод, и этот лютый мороз уверял – я никогда не блефую, никогда не угрожаю, только клятвенно обещаю. И то же обещание, что он сделает всё, что бы ни сказал, сквозило в жёстком тоне голоса, когда Илья проговорил: - Тогда уберите руку, или я переломаю в ней все кости. Дважды. Мэттьюз отпустил плечо.*****
Испытывая изрядную неловкость от воцарившейся в машине гнетущей тишины, Наполеон взглянул на пассажира, желая, чтобы тот сказал хоть что-нибудь, ну отпустил бы резкое замечание о стиле его вождения. Как бы не так! У Ильи был разгар вселенской хандры, и ничто, кроме разве что массовой дорожной аварии, не исторгло бы из него ни звука. Наполеон вздохнул и попытался сосредоточиться на наблюдении за дорогой, чтобы убить оставшееся время до вынесения вердикта в этом чистилище. При обычных обстоятельствах он не обращал бы на это внимания, дав Илье время разобраться с тем, что вывело его из равновесия, но один-два брошенных на него взгляда подсказали - на этот раз виновником был он сам. Мысленно пробежавшись по событиям дня, Наполеон быстро понял, что сделал и что так не понравилось Илье, но его озадачил масштаб неудовольствия. Это заставило усомниться, стоит ли поднимать данную тему, лавируя в плотном транспортном потоке часа пик. Наполеон свернул на парковку их дома, абсолютно убеждённый в том, что с момента, как они вышли из штаб-квартиры А.Н.К.Л., миновал год. Он полагал, что вздохнёт свободнее, когда покинет автомобиль, но им и после этого приходилось держать ухо востро, чтобы быть уверенными, что наверх они поднимутся живыми и здоровыми. Наполеон ненавидел лестницы, но, учитывая настроение Ильи, без своих обычных причитаний последовал за ним в сторону выхода на лестничный марш. Держа, как и Илья, пистолет наготове, он толкнул дверь, немного выждал, затем осторожно выглянул. Лестничная площадка была пуста, не требуя ни немедленной стрельбы, ни принятия в доли секунды решения "друг или враг". Они оставались настороже всё время подъёма по лестнице, а затем опустили оружие в карманы пиджаков, когда вошли в вестибюль. Прогулка по ковру, приятное ожидание лифта, потом в кабину и молиться, что никто не подпилил тросы – ничего похожего на возвращение домой, чтобы расслабиться, подумал Наполеон, когда двери лифта закрылись за ними. Как Наполеон и ожидал, Илья нажал кнопку шестнадцатого этажа. Наполеон не стал нажимать кнопку пентхауса. Илья ничего не возразил, хотя температура в лифте, казалось, понизилась не менее чем на десять градусов. Как ни крути, сейчас ни один не возразил бы; с контрактом на их убийство, выданным ТРАШ, больше смысла держаться вместе. Они вышли из лифта тем же манером, каким входили на лестницу, и встретились с таким же несуществующим приёмом. До квартиры Ильи надо было пройти по длинному коридору и свернуть направо, и они внимательно следили за дверями других квартир, когда проходили мимо. Вход охранял такой же необычный высокотехнологичный замок, как и у Наполеона, но в прошлом ТРАШ находил способы обойти меры безопасности, поэтому они снова вытащили пистолеты, пока не проверили наскоро маленькую квартиру и не убедились, что действительно одни. Только тогда на них снизошло что-то похожее на чувство безопасности. К сожалению, оно же вернуло Илью в режим острого недовольства. Русский прожёг напарника взглядом, спрятал пистолет и прошёл в спальню. Наполеон покачал головой. Бури не миновать, даже если он найдёт тихий уголок, чтобы отсидеться. В дополнение к трём полным шкафам от пола до потолка книги Ильи лежали повсюду. Несколько весомых научных томов громоздились на столах, а подоконники оккупировала литературная классика; кое-что Наполеон сам дарил партнёру на Рождество и дни рождения. Он сделал мысленную заметку переориентироваться в подарках на то, что заняло бы меньше места. Он заметил одинокую книгу в мягкой обложке, торчащую из-под дивана, и из любопытства поднял её. Это был шпионский триллер от любимого Наполеоном автора. Он вспомнил, как поддразнивал на прошлой неделе Илью относительно его полного невежества в том, что можно хоть примерно причислить к лику бестселлеров. Илья объяснял это тем, что у него нет времени на жвачку для мозгов, но, видимо, решил устранить этот мелкий недочёт. Или он всё это время читал подобную литературу, но в этом Наполеон сомневался. Он положил книгу на стол, потом, вздохнув, последовал за напарником, но не стал входить в спальню и прислонился к дверному косяку. Илья лежал на кровати в оборонительной позе, скрестив руки на груди, и созерцал потолок. Он никак не показал, что знал о присутствии Наполеона, но оба понимали, что это так. - Это ведь из-за Мэттьюза, - проговорил Наполеон. Илья молчал долго, потом сел и, наконец, взглянул на него. - Когда я стал беспомощным в твоих глазах, Наполеон? - спросил он. - Когда ты принял сторону тех, кто теперь думает обо мне, как о твоей игрушке? Этот выпад мог заставить Наполеона потерять терпение или начать в ответ бросаться обвинениями, что Илья тоже не всё ему рассказывал, но он понимал: за последние шесть месяцев Илья нахлебался ада по горло, а он прошёл через него почти незадетым. Партнёр с лихвой заслужил право на проявление враждебности. - Вопросы риторические, Илья. Позволь мне ответить, задав вопрос тебе. Почему ты не рассказал мне о преследованиях Андерсона? - Не видел смысла. - Я мог бы остановить его. Илья покачал головой: - Как? Тем же способом, какой избрал сегодня Мэттьюз? Я о тебе лучшего мнения. Наполеон был признателен за такие слова и понадеялся, что они не будут ошибочными. Идея немного проредить зубы Андерсону неожиданно пришлась ему по душе. - Я глава секции, и существует порядок урегулирования таких ситуаций. - Именно поэтому я и не хотел обращаться к тебе. Твоё участие повлекло бы более формальную форму порицания и даже риск увольнения. В своём деле Андерсон хорош, и я пытался дать ему возможность продолжать работать. Мне очень жаль, что он этим не воспользовался. Наполеон понимал ход мыслей Ильи – он и сам думал бы примерно так же – однако ему всё равно не нравилось происходящее. Ни то, что подонок преследует Илью, ни сама идея, что жизнь любого агента поставлена в зависимость от информации, имеющейся у человека с таким низменным убогим мышлением. Это вернуло их к теме Артура Мэттьюза. - Мэттьюз тоже располагает всеми необходимыми формальными рычагами давления, - сказал он. - Я всего лишь дал ему понять, что не буду чураться бюрократических бессмыслиц, когда речь идёт о том, что связано с тобой. Я говорил с главой секции, Илья. Я знаю, что ты сам можешь обуздать ксенофоба, скрывающегося за этой должностью. Губы Наполеона тронула лёгкая грустная улыбка. То, что он должен был узнавать обо всём от Абу-Сура, всё ещё причиняло ему острую боль. - Хотя, если ты будешь время от времени прибегать к моей помощи, это тебя не убьёт. Илья воззрился на Наполеона, растеряв все слова, а тот внезапно почувствовал, насколько устал от костюма, не говоря уже о крайней необходимости глотнуть чего-нибудь живительного. Чтоб он провалился, этот ТРАШ. - Я домой. Ключ у тебя есть.*****
Когда Наполеон удалился, Илья долго смотрел на опустевший дверной проём. Он добился успеха или всё-таки нет? В течение двадцати пяти лет Илья выживал, доверяя своему внутреннему голосу, но теперь, похоже, следование прежней линии завело его совсем не туда. Он всё время знал, почему Наполеон пошёл к Мэттьюзу, так же, как понимал, что должен был поставить его в известность о том, что произошло на собрании, но не мог согласиться ни с первым, ни со вторым. Он всегда сам разбирался со своими проблемами, таков уж был его характер. Иначе он опять начинал ощущать себя приютским ребёнком; там его передавали из одних равнодушных рук в другие до тех пор, пока бывший агент КГБ не забрал его в Киев. Его научили, как держать подальше тех, физических прикосновений которых он не желал, но, судя по всему, научиться позволять кому-то эмоциональные касания оказалось намного труднее. Илья поднялся, вытащил из шкафа самый большой чемодан, бросил его на кровать, а затем начал укладываться. Нижнее бельё, носки, рубашки и водолазки, брюки - он накидал туда достаточно, чтобы хватило на неделю. Если бы он точно знал, что они с Наполеоном переживут этот кризис, то взял бы больше одежды. Сейчас его не удивило бы, если б он поднялся наверх и обнаружил, что замок перепрограммирован и не воспринимает отпечаток его ладони. Последнее, что Илья положил в чемодан, была книга, которую читал. Он точно описал этот жанр как жвачку для мозгов, но должен был признать, что книга ему нравится. Ещё одна позорная тайна от Наполеона, которую тот теперь знал – никто иной не мог вытащить книгу из-под дивана и положить на стол. Возможно, если бы он отбирал то, что хранил в тайне от Наполеона, с такой же тщательностью, с какой проводил черту между тем, на чём нужно настаивать, а на чём - нет, их жизнь протекала бы ровнее. Он захлопнул чемодан, выключил свет во всей квартире и запер за собой дверь. Не забывая, что кто-нибудь из ТРАШ может скрываться поблизости, он был начеку всё то время, пока добирался до пентхауса Наполеона. Илье удалось не рассмеяться, когда он переступил порог и увидел напарника. Тот восседал на обитой велюром кушетке в дизайнерском свитере, который стоил больше, чем лучший костюм Ильи, с бокалом красного вина в одной руке и финансовым приложением "Таймс" в другой. Истинная картина декаданса. Как, спрашивается, их партнёрство могло просуществовать дольше недели? Мысленно поразившись загогулинам, которые выписывала его жизнь, он отнёс чемодан в спальню и поставил в угол. И если Наполеон имел некоторые основания жаловаться на обилие его книг, то Илья даже не хотел задумываться над тем, где в этом миниатюрном магазине одежды найдётся место для его пожитков. Он снял пиджак, наплечную кобуру и бросил всё это поверх чемодана, а ботинки и носки - рядом с ним. Оставалось только извиниться. Он предпочёл бы в одиночку и без оружия захватывать логово ТРАШ, но понимал – это значило вести себя как избалованный ребёнок. Только… как это сделать? Он остановился в дверях и посмотрел на Наполеона, который теперь подражал кому-то, кто не знал, что в комнате есть кто-то ещё. Похоже, в этом, по крайней мере, они стоили друг друга. Илья пытался что-нибудь придумать, как вдруг взгляд его упал на журнальный столик и лежащий там "Таймс". Испытав прилив вдохновения, он прошёл в комнату, взял газету, ручку и расположился на диванчике – так, чтоб Наполеон до него не дотянулся. Не желая надевать очки для чтения, он прищурился и начал вписывать слова в клеточки. Он вписал десять слов, прежде чем набрался мужества спросить: - Наполеон, полный идиот из семи букв? Наполеон окинул его очень странным взглядом. Оба знали, что Илье не требовалась помощь в разгадывании кроссворда, особенно если там фигурировало такое простое слово, как имбецил, но затем в глазах партнёра сверкнуло понимание: - Курякин? Илья вписал буквы в первый попавшийся ряд из семи клеточек, не заботясь о том, что должно быть там на самом деле. - Да, Курякин подходит, - согласился он, а потом добавил: - Прости. Наполеон вздохнул: - Всё в порядке. Мне следовало ещё за обедом рассказать, что я поговорил с Мэттьюзом. Если бы ты знал об этом до того, как он тебя подкараулил... - Мы с тобой схлестнулись бы за обедом. - Ну, ладно, я так и подозревал. Илья, у тебя впереди чертовски много дел. - И, как я полагаю, ты с удовольствием мне поможешь? - Разумеется. А теперь кончай со своей проклятой головоломкой, чтобы мы могли поужинать, - сказал Наполеон и опять углубился в финансовые новости: - И пользуйся карандашом, как прочие смертные. Терпеть не могу, когда ты пишешь на газете ручкой. Илья сладко улыбнулся: - Да, я знаю. Короткое затишье – и Наполеон бросился на него. Газетные листы разлетелись во все стороны, когда напарники свалились на пол. Наполеон моментально перекатился, подмяв Илью под себя. Илья смотрел в карие глаза и пытался насупиться. - Ты меня раздавишь. - Так тебе и надо! - ответил Наполеон и наклонился, чтобы поцеловать его. Губы Ильи разомкнулись для ответного поцелуя, а руки обняли торс партнёра. Он слышал, как тихие лёгкие вздохи удовольствия вырывались из его горла, пока язык Наполеона исследовал его рот. - И что это было? - спросил он досадно задыхающимся голосом, когда поцелуй оборвался. - Х-м-м, думаю, это спасибо за то, что ты надел серую водолазку. Илья закатил глаза: - Как тебе удаётся воспринимать всё так легко? - Ещё в нежном молодом возрасте я выучил один важный урок: независимо от того, как ты живёшь, когда дело касается вопросов секса, всегда найдутся те, кто готов проклясть тебя за это. Твои нервы будут куда целее, tovarish, если ты примешь этот факт как должное и будешь жить согласно своим чувствам. - В таком случае перестань восхищаться моей нелепой водолазкой и сними её с меня, - потребовал Илья, приподнимаясь и прижимаясь эрекцией к бедру Наполеона. В глазах Наполеона вспыхнула лукавая усмешка. - Ба, Илья! Кто-то не хотел заниматься сексом на полу, как какая-нибудь сгорающая от любви дурочка. Илья впился в него взглядом, что-то бормоча насчёт того, что не следует смешивать работу с удовольствием, но потом вздохнул и попробовал другой аргумент: - Ты, очевидно, никогда не был снизу, когда занимался любовью на дешёвом офисном ковролине. От него потом жутко неприятные ожоги. - Избавь меня от неприглядных подробностей, - поддразнил Наполеон, позаимствовав одну из его любимых присказок, и перешёл прямо к снятию серой водолазки.