A Nail Through a Star

Психиатрическая лечебница Маяк. Себастьян с удовольствием сжег бы ее дотла. Прекрасное было бы зрелище; силуэт лечебницы на фоне яркого оранжевого заката наводил на ассоциации с раскаленной головнёй, а свистящий ветер, гулявший среди деревьев, мог сойти за рев пламени. Себастьян дымил сигаретой и представлял, как башня, венчавшая здание, осыпается пеплом. Одна только мысль о том, что, возможно, однажды он пройдется по улицам своего города, не чувствуя гнетущего присутствия этого клятого маяка, наполняла его практически маниакальной решимостью. — Дом, милый дом, а? — сказал Себастьян, когда они добрались до западной стены лечебницы. Рувик ничего не ответил. Странная же из них парочка, думал Себастьян, пока они приближались к каменной стене десять футов высотой. Часть их денег ушла на покупку Рувику пары дешевых, но зато по размеру, джинс, однако в безразмерной худи Мартина он едва не тонул; через плечо у него висело ружье. Себастьян же выбрал надеть спортивные штаны и костюмную рубашку, — только потому, что она была черной; плечи привычно перетягивала кобура, за спиной болтался дробовик, а за пояс штанов был засунут прихваченный «на всякий случай» гвоздодер. Джозеф бы оборжался. Им повезло, что дорога, на которой они оставили свой грузовичок, была окружена густо растущими деревьями, а ближайшие здания стояли достаточно далеко для того, чтобы их двоих можно было заметить. Колючие кустарники, которыми заросла стена, успешно скрывали старую дверь, которую, по-видимому, годами никто не открывал. Все это напоминало Себастьяну дешевые декорации какого-нибудь проходного ужастика. — Полагаю, нам надо было прихватить с собой лестницу, — пробубнил себе под нос Себастьян и оперся на костыль, разглядывая стену. — Я спрятал ключ между кирпичами с другой стороны, — сказал Рувик. — Помоги перелезть. — Я боялся, что ты об этом попросишь, — Себастьян выбрал место у стены, где зарослей было меньше всего, выбросил сигарету и занял позицию. «Он хотя бы весит не много», — попробовал подбодрить себя Себастьян, но все равно скривился, когда Рувик наступил на его сплетенные пальцами ладони; костыль врезался в подмышку. К счастью, тот освоился в своем новом теле и ловко взобрался Себастьяну на плечи, откуда уже без труда влез на стену. — Поосторожнее там, — сказал Себастьян; кажется, он действительно переживал. Рувик спрыгнул, и, минуту спустя, Себастьян услышал, как открывается старый замок в тяжелой двери. Сама дверь поддавалась не так охотно: потребовались их совместные усилия, чтобы открыть ее достаточно широко, и теперь через нее мог свободно прохромать Себастьян. Они оставили ее полуоткрытой на случай, если им пришлось бы поспешно драпать, и направились вглубь больничной территории. — Ты спрашивал, не вывозил ли меня куда-нибудь Хименес, — Рувик спрятал ключ в кармане джинс. — Это было без надобности. Себастьян фыркнул. — Мне трудно представить тебя, прогуливающимся по городу. — Я никогда не уходил далеко, — ответил Рувик, пока они шли к главному зданию лечебницы. — Просто были моменты, когда мне просто хотелось оказаться за пределами стен. — Не могу тебя за это винить, — Себастьян оглядывался по сторонам, наблюдая за старыми зданиями, их высокими наклоненными шпилями, шелестящими кустами и узловатыми деревьями. — Ты знаешь, я почему-то думал, что в реальном мире тут не так жутко. — Дом, милый дом, — пробормотал Рувик, но Себастьян не понял, сказал он это с горечью, ностальгией или одновременно и с тем, и с другим. Тут было тихо, если не считать завываний ветра. Шум города успешно заглушала каменная стена и деревья; у Себастьяна мурашки по коже бегали при одной только мысли, что они отрезаны от внешнего мира. Он не ждал, что они наткнутся здесь на кого-то из ФБР, но присутствие других людей привнесло бы нотку обыденности в этот пейзаж, и он бы перестал ждать появления зомби из-за очередного поворота. — Не пора ли, — заговорил Себастьян, не позволяя мрачным теням пугать себя, — тебе просветить меня на тему, чему мы противостоим на самом деле? — О чем ты? — Рувик смотрел строго прямо. — О Мобиусе. Ты мне так ничего стоящего о них и не рассказал. Я, конечно, детектив, но я не смогу найти их, не зная от чего отталкиваться. У старого дуба Рувик вдруг остановился, как вкопанный, и махнул рукой Себастьяну, призывая того держаться ближе и молчать. Себастьян подчинился, и, спустя несколько мгновений, Рувик зашагал дальше. — Внутри здания кто-то есть, — тихо сказал он. — Но они идут наверх, не туда, куда направляемся мы. Себастьян присмотрелся сам, но ничего не увидел и не почувствовал. Он старался не отставать от Рувика. — Я серьезно, кстати, — гнул он своё, понизив голос. — Я должен знать всё, что знаешь ты, если мы собираемся бороться с ними сообща. — Почти всё, что мне о них известно, я узнал через вторые руки, — ответил Рувик, не сводя глаз с маяка, пока они не подошли вплотную к зданию, прячась за густо растущими ивами. — От Хименеса, от отца. Я не уверен, насколько эта информация достоверна. — От отца? — Себастьян прислонился к стене, переводя дыхание, пока Рувик заглядывал внутрь через окно. — Твой старик состоял в Мобиусе? — что-то щёлкнуло у него в голове и фрагменты головоломки встали на свои места. — Та старая церковь, чьим прихожанином он был? Та, где нашли тела всех исчезнувших? Это было ширмой для Мобиуса? — Как раз наоборот, — возразил Рувик и принялся простукивать оконную раму в разных местах. — Мобиус взял свое начало в церкви, и да, мой отец был там значимой персоной. Не могу сказать, что в то время уделял происходящему много внимания. Монтировку дай. — Ха? — не понял сперва Себастьян, но быстро опомнился и передал гвоздодёр, наблюдая, как Рувик просунул изогнутый конец в узкую щель в оконной раме. — Так что, ты хочешь сказать, что Мобиус в действительности какая-то религиозная организация? — В каком-то смысле, — Рувик потянул за импровизированный рычаг; металлические решетки на окне зловеще заскрежетали, когда вся рама целиком отодвинулась от стены. Когда Себастьян присоединился, приваливаясь к рычагу, они смогли отодвинуть раму достаточно, чтобы Рувик смог просунуть руку в образовавшийся зазор. Он открыл задвижки и распахнул окно настежь. Забраться внутрь оказалось непростой задачей, особенно Себастьяну, обвешанному оружием, с костылем и раненной ногой, но довольно скоро они оказались внутри и закрыли за собой окно. В лечебнице было темно и зловеще мрачно, в точности, как Себастьян и помнил, разве что лунный свет, сочащийся сквозь грязные оконные стекла, освещал им путь. У него волосы дыбом вставали, пока он прихрамывал рядом с Рувиком по знакомому коридору. Кое-где на полу до сих пор были следы крови. — Пожалуй, проще назвать их «культом», — продолжил свои объяснения Рувик, засунув гвоздодер за шлевку джинс. — Они не следовали ни одному христианскому учению, вместо этого посвятив себя стремлению к божественности. Библия утверждает, что Бог создал человека по образу и подобию своему. Члены же Церкви понимали это буквально и верили, что в каждое человеческое существо заложен потенциал развития божественной силы, что всемогущество, — это эволюционная неизбежность. А их научные изыскания лишь ускоряли этот процесс. Себастьян поморщился, вспомнив о тварях, что встречал в мире, созданном Рувиком. — Так значит, в общем и целом, они просто психи. — Если убийство и калечение людей на протяжении нескольких сотен лет только ради того, чтобы доказать теорию, не имеющую никакого научного обоснования, является определением «безумия», то да. — Да, именно, — уверенно сказал Себастьян. — Чертовски хорошее определение. Рувик покачал головой. — Среди них были и те, кого намеренно вводили в заблуждение, доводя всё до абсурда, — сказал он. Себастьян проглотил рвущееся с языка замечание о том, что Рувик с этими ублюдками одного поля ягоды. — Но, насколько я сумел понять, костяк Мобиуса составляют около дюжины весьма состоятельных фанатиков, которым основательно запудрили мозги. Остальные лишь стадо, которых втянули во всё это обещаниями совершенства и вечной жизни, — так слабые души становились жертвами алчных идиотов. Мало чем отличается от более популярных религиозных организаций. Первым порывом Себастьяна было возразить, хотя бы для того, чтобы напомнить лично себе, что католическое воспитание не сделало из него полубезумного фанатика, беспрекословно следующего слову Божьему. — Так значит, они хотели стать всесильными сверх-существами, — с нажимом произнес он. — Тогда почему именно СТЭМ? Сомневаюсь, что игры в Бога внутри сновидений было бы достаточно для удовлетворения желаний психопатов, вроде них. — Верно, — подтвердил Рувик, — если бы, конечно, всё ограничивалось только «игрой». Себастьяну категорически не нравился его тон. Они остановились у двери, ведущей на лестничную клетку, и он улучил момент, чтобы посмотреть Рувику в лицо. — И как это, чёрт тебя дери, прикажешь понимать? Рувик приоткрыл дверь, выглядывая в щёлочку, но едва он двинулся вперёд, Себастьян ухватил его за плечо. — Скажи мне, что ты имел в виду, — настоял он. Рувик повернулся к нему, и его лицо приобрело уже знакомое Себастьяну мальчишеское выражение. — Неужели твоё пребывание в СТЭМ было таким увлекательным, что ты решил назвать его «игрой»? — съязвил он. — Не надо, — Себастьян прикусил язык, вспомнив, что в здании они не одни. Он понизил голос практически до шипения: — Не шути со мной, Рувик, — отрезал он. — Я пытаюсь узнать о нашем враге больше, чтобы мы смогли выбраться из этого дерьма живыми. Твоя манера говорить загадками вовсе не помогает. — Я спрашивал всерьез, — спокойно ответил Рувик. — Ты действительно считаешь, что всё, через что я заставил тебя пройти, было просто игрой? «Не давай ему повода самоутвердиться, — предупредил Себастьяна внутренний голос. — Уговор или нет, нельзя ждать, что он сдержит слово». — Я, как никто, знаю, на что ты способен, — осторожно ответил он. — Однако это не делает тебя богом. Рувик скинул руку Себастьяна. — Может и так, — сказал он, вытаскивая фонарик из кармана худи. Он включил его и распахнул дверь настежь; его губы растянулись в ухмылке. — Но признай, это делает меня очень особенным. — Особенным, — Себастьян старался не показывать, что ему больно, пока спускался за ним по лестнице, следя за каждым своим шагом. — Да уж. Чрезвычайно. — То, чего я смог достичь, используя СТЭМ, не имело прецедентов. Никогда прежде подобное не создавалось человеческими руками, — продолжил Рувик, шагающий впереди. — Я построил целый мир, Себастьян, безграничный и безупречный. Пусть он и оказался не тем, что я изначально задумывал, Мобиус от меня такого не ждал. Но он был моим, рожденным из моего разума, он был настоящим. — Твой мир был сущим кошмаром, — резко возразил Себастьян. — Больной фантазией и иллюзией. И ничем больше. На очередном повороте лестничной клетки, Рувик провел по стене кончиками пальцев. — Я выжег новую реальность у тебя на сетчатке, — сказал он, на вкус Себастьяна слишком самодовольно, — в твоих ушах и на твоей плоти. Не говори, что не чувствуешь ее до сих пор. Себастьян чувствовал: Маяк свил гнездо у него под кожей, едва он успел впервые пересечь его порог. Снова оказаться в его стенах было занятием весьма нервным. Он облизал губы, раздумывая, сколько честности в словах он может себе позволить. — Я не считаю, что это было... не эффективно. Но ты сам подтвердил, что все происходило лишь в наших головах. Это был сон, ничего не происходило на самом деле. Это не было реальностью. — Ты говоришь так только потому, что не знаешь, что в действительности есть «реальность», — ответил Рувик. — Значение этого слова куда шире, чем ты себе представляешь. — Вот только не надо изобретать словам новые толкования, — пробубнил Себастьян себе под нос, когда они достигли нижнего этажа. — Я прекрасно знаю его значение. Рувик, все еще невыносимо самодовольный, придержал для него дверь. — Ты помнишь, о чем мы разговаривали в лесу? — спросил он. — О том, как органы чувств помогают воспринимать реальность вокруг тебя? Они вошли в коридор, и Себастьян тут же замер. Что-то во внешнем виде тяжелых дверей дернуло в его мозгу рубильник, который он не смог сходу отключить. Они были точь в точь, как в особняке Викториано, и он поймал себя на размышлениях, не ждет ли их за двойными створами мясорубка. Он не хотел идти туда, не мог заставить себя сделать и шаг, поэтому привалился к стене, притворяясь, будто его раненной ноге нужен отдых. — Я помню, — ответил он, хотя разговор продолжать он не хотел в равной степени, что и идти. — Кажется, я уже знаю, что ты хочешь сказать. — Знаешь, — кивнул Рувик и прислонился к противоположной стенке, не возражая против перерыва. — В конце концов, это очень старая философская концепция: трагедия отделения человека от его реальности, — он взглянул вглубь коридора. Взгляд его был сфокусирован, словно он уже заглянул в помещение за дверьми. Себастьяну стало не по себе от необъяснимого ужаса. — Человек не способен взаимодействовать с собственной реальностью напрямую. Мы воспринимаем ее через наши несовершенные органы чувств, передающие сигналы в столь же несовершенный мозг для толкования. Чувства — это окно в мир: одновременно и путь, и препятствие. Так что, кто может с уверенностью сказать, что реально, а что — нет? Даже когда мы построили машины, чтобы суметь воспринимать недоступное, это лишь сильнее отгородило нас от реальности. Зная это, можешь ли ты с уверенностью сказать, что когда-либо испытывал что-то «настоящее»? — Ага, а издает ли падающее в лесу дерево звук, если его некому услышать? — сердито огрызается Себастьян. — Чушь собачья. Убедив всех тех людей в лечебнице, что они в аду, ты тем самым не сделал его реальным, — что-то внутри болезненно дернулось, и он не смог вовремя прикусить язык. — Точно так же ты не можешь изменить прошлое, убедив себя, будто ничего не случалось. Мир такой, какой он есть. И ничто этого не изменит, ты знаешь об этом не хуже меня. Рувик посмотрел на него, и на короткое мгновение Себастьян увидел в его глазах тени призраков. Он снова отвел взгляд. — Не важно издает ли дерево звук или же нет, — ответил он. — Суть в том, имеет ли это значение? Он оттолкнулся от стены и пошел к дверям. Себастьяну не оставалось иного выбора, кроме как собраться с силами и последовать за ним. — В науке истина устанавливается путем многократных повторений, — заговорил Рувик на ходу. — Если ты можешь доказать свою гипотезу опытным путем достаточное количество раз, с широкой выборкой, то ты можешь с уверенностью сказать, что ты узнал о мире что-то полезное. Но как насчет нашей реальности, которую нельзя так запросто взять и измерить? Как насчет таких абстрактных понятий как цвет и музыка? А этика, история, надежда? Мы столь многое принимаем, как должное, изо дня в день, опираясь на субъективную оценку большинства. Так какова на самом деле природа истины? СТЭМ стремится ответить на эти вопросы, и может. СТЭМ — это машина, которая может перевернуть представления о самой природе реальности. — Ты хоть слышишь себя, когда говоришь? — буркнул Себастьян себе под нос, стараясь не отставать. — Если бы ты принял мои слова всерьез, а не упрямился, то понял бы, что я пытаюсь до тебя донести, — парировал Рувик. Он дошел до дверей и, остановившись, повернулся к Себастьяну. На его лице явственно читалось нетерпение. — Вот тебе пример, знакомый не по наслышке: двое людей стали свидетелями одного и того же преступления, но они, будучи абсолютно честны, дают разные показания. Почему? — Люди пристрастны, — ответил Себастьян. — Их память не абсолютна. Или же они видели случившееся под разными углами, в разное время, в другом освещении и так далее. Может быть множество причин, — он наклонился ближе. — Но что бы они ни сказали, это не изменит того, что случилось на самом деле. — А что, если бы изменило? — спросил Рувик, приподнимаясь на цыпочках, чтобы сравняться с Себастьяном в росте. — Что, если бы восприятие стало универсальным? Что, если бы все люди повсюду видели все с одной и той же точки зрения — если бы у них не было иного выхода, кроме как принять каждую деталь окружающего их мира? Что, если бы в центре человечества находился бы разум одного человека, который определял бы каждый выбор, каждое предпочтение и опыт? Если бы все человеческие создания на планете согласились бы, что событие произошло определенным образом, имело бы значение, что это ложь? Смогла бы реальность выстоять в этом случае? От одной только мысли у Себастьяна зашлось сердце. У него голова разболелась при воспоминании о том, каким нелепым, но тем не менее реальным казалось все, что он чувствовал, находясь в СТЭМ. Каждый раз, когда невозможность происходящего буквально вопила ему в ухо, напоминая самыми очевидными способами, что всё это лишь кошмарный сон, почему-то сложно было в это поверить. Себастьян вдруг осознал, что с легкостью может представить мир, обрисованный Рувиком. И от этого ему стало плохо. — Ты говоришь о глобальном контроле разума, — в его голосе звучала настороженность и беспокойство. — Именно к этому и стремится Мобиус. — СТЭМ теперь беспроводная. С достаточно большим ядром и соответствующим количеством передатчиков это будет возможно. Себастьян потряс головой, словно пытаясь вытрясти услышанное из ушей. — Но какая им будет польза от того, что они станут управлять кучей коматозников в ванных? — Дело не в этих овощах в подключении, ты разве не... — вздохнул Рувик с непонятным отчаянием. — Я просто покажу тебе, — сказал он и толкнул тяжелые двери. Сперва Себастьян даже шага сделать не смог. Его мозг уже гудел, как вращающийся волчок, и за этими дверьми не было ничего, что облегчило бы ему жизнь. Закрывающаяся створа отсекла свет фонаря, что был у Рувика, и это сподвигло Себастьяна поспешить следом. Там оказалась лаборатория. В скудном освещении ему не много удалось разглядеть, но его взгляд безошибочно выцепил в обстановке медицинское кресло, полки для инструментов, дренажные желобки на кафельном полу, а в центре лаборатории — огромную пустую ванну. Там же стояли остатки какой-то цилиндрической аппаратуры, оставленной агентами ФБР, скорее всего, по причине непригодности для дальнейшего использования: панели управления раскурочены, провода торчат во все стороны. Углубления на металле тревожно напоминали следы от костяшек. — Ты ведь узнаешь эту комнату? — Рувик посветил фонариком в разные углы, а затем склонился над ванной в центре. Внутри не было воды, но в неверном свете казалось, что она полная. Себастьян всё смотрел на неё, пока наконец в голове не щелкнул тумблер: он буквально увидел Лэсли, лежащего в грязной воде, с металлическими фиксаторами на висках, увидел Хименеса, перемещающегося между регуляторами и дисплеями. — Она похожа на лабораторию, что я видел во сне, — пробормотал он, стараясь вспомнить, где стоял тогда: немного позади, там, где сейчас глухая стенка, но в прошлый раз он прошёл в помещение, словно дым сквозь проволочный забор. — Не точь в точь, но это было в СТЭМ. Там Хименес пытался разбудить Лэсли. — Даже этот старый дурак к финалу начал догадываться, — Рувик обошел ванну, кончиками пальцев оглаживая холодную эмаль. — Это первый терминал СТЭМ, построенный мной после прихода в Маяк. Для того времени он был идеальным, но в сравнении с современным — примитивным. Уверен, он решил, что между главным ядром в маяке и двумя вторичными терминалами в разных корпусах лечебницы, я выберу именно этот. Поэтому он и привел Лэсли сюда. Лэсли. Себастьян насупился: ему не нравилось слышать, как Рувик произносит его имя. — Выглядит сломанным, — заметил он, постучав костяшками по центральному модулю. — Не удивительно, что федералы оставили это здесь. Что стряслось? Рувик усмехнулся с довольным видом. — Ты знаешь, что стряслось. — Да откуда? Я никогда здесь в действительности не был. — Разве? — Рувик отошел к изножию ванны и направил луч света Себастьяну в лицо. — Посмотри еще раз, Себ. Себастьян поморщился. — Убери, — он прикрыл глаза рукой, и Рувик опустил фонарик. Проморгавшись от мушек в глазах, он начал вспоминать. Лаборатория вокруг словно светилась обрывками воспоминаний, сосредотачивая его внимание на запахе пара и шипении монстров, что разорвали Хименеса на кровавые ошметки. По коже даже мурашки побежали, и Себастьян поёжился. — О чем ты говоришь? — спросил он напрямик, держась одной рукой за бортик ванной, пока подходил к Рувику. — Я был здесь, в этой комнате, когда мне снилось, что я нахожусь здесь? Это же бред. — Изначальный способ подключения к СТЭМ был весьма непрочным, — Рувик снова отошёл к изголовью ванны, когда Себастьян подобрался слишком близко. — Субъект было необходимо держать в состоянии сенсорной депривации, вот зачем нужны ванны. Но как только Хименес закончил мой беспроводной СТЭМ, когда эти предатели поместили меня в самое его сердце, я стал достаточно могущественным, чтобы устанавливать связь принудительно, не прибегая к прежним мерам предосторожности. Да, безусловно, они помогали поддерживать эту связь. Но с более сильным и обширным ядром необходимость в седации и депривации отпадает. Ты можешь зайти и выйти из лечебницы, оставить всюду свои отпечатки, даже не подозревая, что ты находишься в подключении. Осознав его последние слова, Себастьян перестал преследовать Рувика в погоне вокруг ванной. — Мы не просто спали, — понял он. — Мы ходили во сне. — Ты ведь проснулся в маяке, так? — Рувик выглядел довольным, что до Себастьяна наконец-то дошло. — Ты не задумывался над тем, как ты там оказался? Разве ты не помнишь, как находил мои терминалы, отсекая от меня подопытных по одному? — Себастьян согнул пальцы, вспоминая, как вырывал ими маслянистые трубки из чужих затылков. — СТЭМ, в своём совершенном виде, задумывалась не как утопия, а скорее как фильтр, что охватит весь мир. Ну, как цветной целлофан — лампочку. Именно этого так отчаянно желает добиться Мобиус: подконтрольного им кошмара, и семь миллиардов людей, чьи жизни вписаны в него так органично, что они даже не понимают, что что-то не так. Мобиус сможет менять реальность так, как ему заблагорассудится, а у реальности не будет иного выбора, кроме как принять форму по заданному шаблону. «Это ведь на самом деле возможно, — думал Себастьян, снова заглядывая в ванну. В ушах звенели фантомные крики Лэсли. — Если построят достаточно большую машину, то еще несколько лет исследований...». Он сердито посмотрел на Рувика. — И ты построил для них эту машину. — Не для них, — резко возразил Рувик. — Я уже говорил, что изначально я задумывал её для другого, — он потянулся к терминалу и огладил повреждения на его поверхности. — Но посмотри, на что я стал способен с её помощью. Сложно оспорить такой уровень успеха. — Ты действительно ждешь, что я поверю, будто монстр из твоего кошмара вылез в реальный мир и разнес терминал? — Себастьян, — Рувик вскинул фонарик, подсвечивая своё лицо снизу, — ты же помнишь, что, по сути, разговариваешь с призраком? Тот скорчил рожу, но был вынужден признать, что Рувик прав. Он потёр глаза и отошёл от ванны. — Давай уже... заберём то, за чем пришли, — проворчал он. — Хочу убраться отсюда поскорее. — Я тоже, — Рувик оттолкнул от стены пару каталок и принялся шарить руками по кафельному полу. Когда Себастьян подошел ближе, Рувик махнул рукой, отгоняя его. — Тебе лучше отойти, — сказал он. — Нужно обезвредить механизм. — Точно. Ловушки, — Себастьян не особо сумел рассмотреть, что там делал Рувик, но слышал скрежет по кафелю, визг метала, сопровождавшийся звонкими щелчками. — Мобиус не может быть безумнее тебя, Рувик. — Рыбак рыбака видит издалека, — ответил Рувик с невозмутимым видом, не отрываясь от работы. Себастьян фыркнул. — Мне не послышалось, ты действительно это произнёс? Что-то пронзительно заскрежетало, и он подпрыгнул, хватаясь одновременно за костыль и за бортик ванной. — Вот и всё, — сказал Рувик и прислонил к стенке ружье и гвоздодер. — Нам вниз. Себастьян подошёл ближе. При виде зияющей в полу дыры в два фута шириной его пробрал озноб. Даже когда Рувик осветил проём, там была лишь тьма. — Это вон туда? — Ты можешь остаться здесь, — Рувик уже спускался вниз, спиной вперед. — Но фонарик я забираю с собой. Остаться одному в кромешной тьме лаборатории — от одной только мысли Себастьяну стало не по себе: он готов был поклясться, что чувствовал, как ему в затылок дышал тот сучий монстр Рувика, Амальгама. — Нет, я иду, — он поставил костыль у стены, там же оставил дробовик и принялся осторожно опускаться на пол. — За тобой глаз до глаз нужен. Рувик исчез внизу, вместе с фонариком. Темнота незамедлительно навалилась тяжёлым одеялом; Себастьян задышал чаще, нащупал края люка и просунул в него ноги. «Спокойнее, здесь ничего нет, — успокаивал он себя пока силился удержать свой вес на руках, постепенно опускаясь ниже в неизвестность. Края плитки царапали рубашку на груди, пахло порохом. — Что за ловушка тут, черт возьми, была?». Он вздрогнул, когда Рувик дернул его за штанину, но тот лишь придержал его левую ногу согнутой в колене, чтобы Себастьян не наступил на нее. По крайней мере, как доктор Рувик проявлял себя с лучшей стороны. «Потайная лаборатория» оказалась именно такой, какой Себастьян ее и представлял: тесной, темной и забитой странными на вид инструментами и электронным оборудованием. Стены и пол были из цементных блоков, эти же блоки штабелями лежали даже в рабочей зоне. В углу ютился надувной матрас с комковатой подушкой; вокруг него стояли банки с консервами. Рувик щелкнул переключателями: под потолком зажглась голая лампочка, загудели, загружаясь, три компьютера, зашумела вентиляция. В тусклом свете лампочки стало заметно огромное количество угольных рисунков, покрывавших все стены: медицинские диаграммы, целые фразы, нарисованные от руки цветы. От совокупной картины Себастьяну стало плохо. «Семь лет я прожил в четырех стенах», — вспомнил он слова Рувика. Себастьян смотрел, как тот скрючился над одним из компьютеров, и не знал, что делать с этим внезапно навалившимся удушающим чувством. Он дохромал до ближайшей кучи сложенных друг на друга блоков, достаточно высокой и широкой, чтобы усесться на ней. — Ну так, — заговорил он, осторожно вытягивая раненную ногу, — ты сам сюда все притащил? — Да, по одной вещи за раз, — как только компьютеры загрузились, Рувик выудил припрятанный между цементными блоками пенал, достал из него карту памяти, которую тут же воткнул в разъем. — Электроснабжение здесь отдельное, вентиляционная шахта выходит в сад во внутреннем дворе. Мне было нужно место, где я хотя бы иногда мог укрыться от любопытных глаз Хименеса, не слишком часто, чтобы он ничего не заподозрил. Пока компьютер был занят передачей файлов, Рувик прошелся по комнате. Он снял с подушки наволочку и стал складывать в нее необходимое оборудование. Себастьян наблюдал молча и старался заставить себя не задавать вопросов, однако увлеченность, с которой Рувик собирал свои пожитки, убедила его, что остался у него один вопрос, на который ему необходим ответ. — Для чего ты хотел использовать СТЭМ изначально? — в свете трех мониторов он попытался рассмотреть лицо Рувика. — Разве это сейчас важно? — Рувик посветил на запасы консервов фонариком и сел рядом с ними на корточки. — Для меня важно, — Себастьян наклонился вперед. «Потому, что я здесь, помогаю тебе построить ее заново. Что, если мы используем ее против Мобиуса, и я не смогу убить тебя? Для чего ты используешь ее тогда?». — Даже несмотря на то, что ты такой ебанутый, я не могу себе представить тебя, завоевывающего мировое господство. Так что у тебя была за цель? Сразу Рувик не ответил. Себастьян закатил глаза, ожидая какой-нибудь, специально для него упрощенной донельзя, метафоры, но вскоре он понимает, насколько тихим стал Рувик. Когда он посмотрел на Себастьяна, то в его глазах не было и тени снисхождения. — Ты мне не поверишь, — сказал он. И это был настолько абсурдный ответ, что Себастьян рассмеялся. Он просто не смог удержаться. Рувик выглядел таким чертовски искренним, что Себастьян хохотал, пока не разболелись ребра. Он так давно не смеялся, что был благодарен Рувику за эти несколько мгновений, отдающих легким безумием, за то, что напомнил ему каково это — чуть не падать от смеха со своего места. Рувик смотрел на него все это время, сердито нахмурив брови, а на его лице застыла маска злости. — Рувик, — заговорил, наконец, Себастьян, вытирая выступившие слезы. — Чёрт тебя дери, Рувик, я ни одному твоему слову не верил с тех пор, как встретил тебя. Ты всерьез надумал проглотить язык именно сейчас? — Если ты не собираешься относиться к этому серьезно, то я и говорить ничего не стану, — огрызнулся Рувик и отвернулся к компьютерам. — Чёрт возьми, — Себастьян потряс головой и взял себя в руки. — Будет тебе, просто ответь на вопрос. Мне интересно. Когда Рувик проигнорировал его и, вынув карту памяти из слота, перешел ко второму компьютеру, Себастьян попробовал еще раз: — Послушай, прости, что засмеялся, просто... — он подавил еще один предательский смешок, прикрыв рот тыльной стороной ладони. — Ну серьезно, за последние сорок восемь часов ты на меня вывалил хренову тучу дерьма, которого, я думал, просто не может быть. Неужели твоя цель страшнее, чем вот это всё? — когда и это не помогло, он тяжело вздохнул: — А еще ты можешь просто рассказать. Я — твой единственный шанс поделиться этим хоть с кем-то. И это сработало. Рувик посмотрел на него через плечо. — Ты действительно хочешь знать? — Да, — Себастьян, призвав на помощь всю свою выдержку и терпение, убрал с лица выражение неуемного веселья и сарказма. — Да, Рувик, я бы хотел знать. Пожалуйста. Судя по лицу Рувика, «пожалуйста» было явно лишним, но, тем не менее, он сделал глубокий вдох и принялся объяснять. — Ты должен понять, я трудился над созданием этой машины всю свою жизнь, — сказал он решительно. — Впервые я задумался о ней еще ребенком, до... инцидента. Мои мотивы и сама машина развивались параллельно друг другу на протяжении почти двадцати пяти лет. Нет никакой конкретной причины для ее существования. — Тогда расскажи как всё началось, — предложил Себастьян, — чтобы я мог написать это на надгробии Мобиуса. Рувик подумал немного, отправил новую пачку данных перебрасываться на карту памяти после чего повернулся к Себастьяну, полностью переключая на него свое внимание. — Я уже говорил раньше: я хотел соединить два человеческих разума, сделать их единым целым, неразделимыми, насколько это возможно. — Чтобы добыть себе новое тело? — Нет, то было гораздо раньше, — Рувик перекатился с носка на пятку, и остатки веселья Себастьяна смело окончательно: очевидно, были темы, которые даже Рувику было тяжело обсуждать. — Ребенком я постоянно сыпал вопросами, — он говорил, взвешивая каждое слово, — хотел знать всё на свете и ничто не восхищало меня сильнее живых созданий. Другие люди были для меня полнейшей загадкой. Я хотел лучше понимать их и рассуждал над способами, которые помогли бы мне достичь этой цели. Больная тревога заворочалась у Себастьяна в животе. — Полагаю, вариант просто выйти и пообщаться с людьми не рассматривался? — Даже если бы и рассматривался, этого было бы недостаточно, — сказал Рувик. — Я говорю о понимании, которое лежит за пределами простого общения, — его снова захватило воодушевление, и он подошел ближе. — Мы с тобой только что это обсуждали. Мы не можем даже надеяться познать мир вокруг нас — что уж говорить об установлении связи друг с другом? Ты не знаешь других людей, — лишь похожих на них призраков, что существуют в пределах только твоего сознания: твое восприятие их внешности, голоса, действий. Но их истинная природа, сама суть кто они и что из себя представляют, существует лишь внутри них самих. Себастьян отклонился назад. В памяти вспыхнул образ Майры: ее голос, абрис фигуры, — он поспешил отмахнуться от воспоминания. — И ты пришел к мысли, что соединив два мозга сможешь пробиться через эти границы? — Именно, — Рувик обратил взгляд к теням, ютящимся по углам комнаты, и Себастьян задумался, что за призраки преследуют его. — Только так можно было оказаться достаточно близко, — он даже голос понизил, придавая информации важности. — Я хотел понять другого человека на глубочайшем, самом интимном уровне, так, чтобы я мог знать, о чем этот человек думает, в любой момент времени. Хотел познать мир через его восприятие, почувствовать, что чувствует он. Узнать, каково это — быть кем-то другим, — он втянул голову в плечи. — Хотел знать, считала ли она меня таким же незаменимым, как я — ее. Воздух внезапно стал гуще. Себастьян не знал, что думать и как реагировать. — Если бы я не знал наверняка, — заговорил он, — то подумал бы, что ты говоришь о влюбленности. Рувик перевел на него привычно резкий взгляд. — А ты всегда знаешь больше, чем я? — В данном конкретном случае — да, — он жестикулировал левой рукой. — Потому, что был влюблен на самом деле, даже несколько раз. Любить человека и знать его это не одно и то же. — А разве не должно быть наоборот? — Рувик смотрел с вызовом. — Желание узнать другого человека за пределами границ, навязанных нам реальностью, — вот единственное определение этому слову, которое я нахожу верным. — Да неужто? — Себастьян скрестил руки на груди. — Тогда почему она стала монстром о шести конечностях, застрявшим в твоем кошмарном мире? Рувик моментально напрягся; казалось, даже стены лаборатории сдвинулись, сжимаясь вокруг них, но Себастьян продолжил, не давая ему ответить: — Ты ведь о ней говорил, так ведь? О своей сестре, о Лауре? Хреновый способ почтить ее память. — Ты ничего не понимаешь, — холодно ответил Рувик. — Ты говорил о том, как хотел узнать остальных, так вот: я был в твоей голове, — продолжал давить Себастьян. — Ты никогда не использовал эту клятую машину, чтобы «узнать» кого-то — все, что ты делал, это проталкивал свой разум в чужой, таща за собой свою боль. Ты думаешь, что история твоей жизни пиздец страшная, и хочешь, чтобы мы все тоже страдали, как и ты в свое время. Тебя не волнуют другие люди, если речь не заходит об их истязании. И именно твое эгоистичное горе превратило память о ней в монстра. Рувик продолжал зло смотреть на него, сжав кулаки, но Себастьян не счел эти признаки за ярость. — Ну что? — поддел он его. — Не так весело, когда это делаешь не ты, да? — Еще раз скажешь такое о моей сестре, — сказал Рувик, — и я убью тебя. Себастьян глухо заворчал. — Я думал, что мы обещали не угрожать друг другу смертью. Рувик развернулся обратно к компьютерам, проверяя, как идет передача данных. — Это ты обещал. Я — нет. Спор об их договоренностях ни к чему бы ни привел, поэтому Себастьян спустил эту тему на тормозах. Но Рувик продолжал молчать, и неприятное душное чувство село Себастьяну на плечи. Несколько минут Рувик был с ним честен и стоило бы промолчать, узнать что-то новое, но поздно. Он подозревал, что если попробует в ближайшее время снова разговорить Рувика, тот уже не пойдет на контакт так охотно. «Не смей чувствовать себя виноватым, — твердил он себе. — Он перебил всех, кто был в этой лечебнице, — около двухсот человек погибло, благодаря СТЭМ. Не стоит забывать, кто он есть на самом деле». Наконец, Рувик закончил и выключил компьютеры. Последний из них — ноутбук — он засунул в наволочку. — Здесь всё, — его голос все еще был напряженным. Он обошел лабораторию, выключая вентиляторы и гася свет. — Я посмотрю еще, может ли что пригодиться в самом терминале, но я сомневаюсь. Нам надо уходить. — Понял, — опираясь на стену, Себастьян сполз с блоков и встал прямо, но, добравшись до лестницы, озадачился. В стене были пазы, явно предназначенные для того, чтобы карабкаться, и с которыми у него явно возникли бы трудности. — Может быть ты... — Я пойду первым, — Рувик сунул ему в руки набитую наволочку и полез наверх, не дожидаясь ответа. И снова Себастьян оказался в гнетущей темноте. Он зажмурился на мгновение, надеясь, что так почувствует себя лучше. Передать наволочку не составило труда, но потом пришла его очередь. Сделав глубокий вдох, он подпрыгнул со здоровой ноги, оттолкнувшись от уступа, а Рувик потянул его наверх, протаскивая из одного логова сумасшедшего ученого в другое. И тут Рувик замер. Он резко повернул голову в сторону двери, словно птица, заприметившая кошку. Себастьян схватил дробовик и тоже замер неподвижно. Если Рувик чувствовал опасность, то стоило отнестись к этому со всей возможной серьезностью. — Они возвращаются, спускаются вниз, — прошептал Рувик. — Их только двое, — он прищурился. — И они из Мобиуса. Себастьян сжал ладонями оружие. — Уверен? — Да. Один из них кажется мне знакомым, — Рувик завязал наволочку узлом, как смог, и снова отдал ее Себастьяну. — Держи. — Я не смогу нести это, идти и стрелять одновременно, — предупредил он. — Тебе и не надо, — Рувик сунул лом в карман худи, оставив его торчать с обеих сторон. Ружье он взял в руки. — Ты останешься здесь. Я проверю их и вернусь. — Нет, — немедленно возразил Себастьян. — Если их там двое, то мы должны встретить их вместе. — Возможно, и не придется — они могут просто пройти мимо нас. А если нет, то я смогу их обезвредить, — он направился к выходу; Себастьян засунул пистолет в кобуру и попытался встать на ноги. — Если они заметят нас, то лучше я буду один. У нас есть преимущество, пока они считают тебя мертвым. — Если убить их, — предложил Себастьян, ковыляя за ним, — не придется беспокоиться о том, что они видели. — Если убить их, Мобиус узнает, что я был здесь, — Рувик выглянул наружу через щелку, а потом обернулся к Себастьяну. — Просто подожди меня здесь. И если кто-то попробует войти без стука — стреляй на поражение. Всё просто. Рувик вышел, а Себастьян не был ни достаточно близко от него, ни быстр, чтобы помешать ему. — Рувик, подожди! — прошипел Себастьян, но двери закрылись, отрезая его от света фонарика, не считая мутных отсветов в маленьких круглых оконцах на дверях. Бормоча себе под нос проклятья, он поставил куль из наволочки на пол и прижался спиной к стене около двери. Вскоре пропал последний намек на свет, оставив его настороженно вздрагивать в кромешной темноте. «Дерьмовая идея, — думал Себастьян, сильнее зажимая подмышкой валик костыля, чтобы держать дробовик двумя руками. Звук собственного дыхания отвлекал, казался громким в пустой комнате. — Наверное, мелкий говнюк так мстит тебе за то, что ты смеялся над ним». Ему не оставалось ничего, кроме как стоять смирно и не думать об ужасных монстрах, что ждали его в густых непроглядных тенях. *** Обстановка внутри психиатрической лечебницы Маяк была пугающе близка к тому, какой Джули ее запомнила. Поход по коридорам с фонариком в качестве единственного источника света, завывавший в оконных щелях ветер, засохшая кровь на каждом углу — добавить бы еще несколько слоняющихся туда-сюда ходячих трупа, и Джули почувствовала бы себя, как дома. В лаборатории, спрятанной наверху, в маяке, через огромные окна лился оранжевый закат, но и тот быстро выгорал. Машинного оборудования там не осталось, лишь пустые ванны — словно надгробия. — Мне жаль, — сказала Джули, прислонившись к стенке лифта, пока она вместе с Лимом спускались вниз после их непродолжительного расследования. — Все здесь кажется мне очень знакомым, но не думаю, что это как-то нам поможет. Уверена, лабораторию уже обыскали на предмет потайных выходов. Однако мне кажется, что Рувик сбежал не отсюда. — Ищем мы вовсе не потайной выход, — ответил Лим. На него, казалось, совсем не влияла зловещая атмосфера лечебницы, и Джули малодушно хотелось хоть немного поделиться с ним привкусом того ада, через который ей пришлось пройти. — Гутьеррез работала в этом здании. У него не было ни одного пути отхода, о котором не знала бы она, да и не так просто ускользнуть из-под носа трех вооруженных агентов Мобиуса, — он усмехнулся. — Я готов поспорить, что он прибег к куда более интересному трюку. Джули осторожно покосилась на него. Она все еще не была уверена, насколько рискует, доверяя ему. — Значит, Вы мне верите? — спросила она. — Насчет того, на что он способен? — Я видел, что они вывозили из его лаборатории, здесь и в штаб-квартире, — он провел языком по зубам. — Я верю, что он способен на всё. — Не уверена, что хочу знать, что это значит, — ответила Джули. Лифт замедлился и остановился, и она сосредоточила внимание на открывшихся дверях. Какая-то часть ее сознания ждала увидеть за ними стоящую в тени фигуру, но там был все тот же коридор, зловещий, но в то же время совершенно непримечательный. — Куда дальше? — Проверим другие терминалы, — Лим вышел из кабины лифта. — В оставшихся он проводил большую часть своего времени. В восточном крыле у него была личная комната, но Гутьеррез сказала, что он ею практически не пользовался. Джули было шагнула следом за ним, но вдруг вокруг ее запястья сомкнулись пальцы — горячая, живая кожа, — она чувствовала близость чужого тела там, где должна была быть только стена. Она поняла все мгновенно: в ушах застучал пульс и она, бросив фонарик, потянулась за пистолетом. Но Рувик уже дернул ее к панели с кнопками, заставляя нажать онемевшими пальцами на кнопку, закрывавшую двери. Лим обернулся, транслируя во вне лишь легкое замешательство. — Кидман? — Это он! — закричала она, пытаясь вырвать руку из его хватки, но Рувик уже впечатал ее ладонь в кнопку цокольного этажа. — Это Рувик! Он здесь! Она выхватила пистолет и обнаружила, что целиться ей не во что. Пусть Джули еще чувствовала покрытую шрамами ладонь, стискивавшую ее руку, чувствовала его дыхание рядом с щекой, но она ничего не видела рядом с собой. Однако между ней и стеной пространства было явно меньше, чем должно бы. Двери закрылись. Едва лифт пришел в движение, призрачная рука отпустила ее, и Джули отшатнулась к дальней стене, целясь туда, где стояла секунду назад. Так по-прежнему ничего не было. — Я знаю, что это ты, — сказала она, взводя курок. — Покажись! Ответа она не дождалась. Когда тихо зажужжала лебедка лифта, опуская кабину вниз, Джули задумалась, а был ли это в самом деле Рувик. Она больше не чувствовала давления его руки на своей, но рассудок заходился от бурлящей энергии, и каждый ее инстинкт буквально кричал, чтобы она не смела расслабляться. Когда лифт остановился, она подобрала фонарик и приготовилась к нападению. Двери открылись. За ними был лишь обветшалый коридор; запертые двери молчаливыми стажами тянулись вдоль стен. Джули выждала несколько секунд и осторожно шагнула вперед. Она вспомнила обо всех ужасах, пережитых в этих стенах, обо всех монстрах и ловушках, с которыми она справилась. Рувик был здесь сам по себе, без своей машины, — Джули могла закончить то, что начал ее напарник. «Я не боюсь, — твердила она себе, покидая кабину лифта. — Это лишь фокусы и иллюзии, а у меня пушка, которая стреляет большими злоебучими пулями. Я справляюсь со всем, что он мне приготовил». Джули поудобнее перехватила фонарик, поддерживая руку с пистолетом. Шагая по коридору, она осматривала каждую дверь, мысленно бросая Рувику вызов явиться. Но когда свет от фонарика скользнул по круглым окнам на парных дверях в самом конце коридора, смелости у нее поубавилось: она заметила движение. Подождала немного, ожидая, что сейчас оттуда вырвется какая-нибудь страхолюдина, но ничего так и не произошло, и Джули пошла вперед. «Если это Рувик, и Лим обнаружит меня вместе с ним, то непременно захочет доставить его в штаб живым, — думала она, даже не пытаясь приглушить стук каблуков. — Нельзя этого допустить. Нужно воспользоваться шансом и пристрелить его. Позже скажу, что у меня не было выбора. Убить Рувика — это все, что сейчас имеет значение». Она подошла к двери и остановилась еще на мгновение, чтобы взять себя в руки. Взгляд через плечо — за спиной было пусто: не подкрадывались умертвия, лифт так и стоял на месте, раскрыв двери. Кажется, Лим не торопился догнать ее. «Может, ему мешает Рувик. Возможно, он не по зубам даже лучшему агенту Мобиуса, — она сделала глубокий вдох. — Ладно, убьем ублюдка». Джули пинком открыла правую створку. Дверь широко распахнулась, грохнув по внутренней стене. Там, за ней, была лаборатория: через проем Джули мельком увидела оборудование. Ни следа Рувика. Но из ниоткуда грянул выстрел из дробовика. Сделай она хотя бы шаг в комнату, и ее череп нашпиговало бы дробью. Она испугалась, но в ступор не впала, спряталась за второй дверью, убедившись, что ее макушка не мелькает в круглом окошке: оказалось, что не зря, потому что следующий выстрел разнес стекло в дребезги. Стрельба из дробовика не вязалась с методами Рувика, но до тех пор, пока на нее не направляла дуло зловещая копия ее самой, ей было все равно. Она прижалась спиной к стене, целясь в правую, медленно закрывавшуюся, створку. Его пальцы придержали дверь: он, как и Джули, использовал ее вместо щита. «Я больше тебя не боюсь», — подумала она и высадила выстрелом стекло в его двери. Пальцы отпрянули, а Джули услышала, как он шаркает ботинками по кафельному полу, забиваясь глубже в комнату, где безопасней. Не давая ему укрепиться на позиции, она ворвалась в лабораторию, навалившись всем весом на дверь. И та поддалась; Джули услышала удивленный хриплый стон, когда он потерял равновесие. Каблуки не добавляли ей устойчивости, но сейчас она могла зажать противника между дверью и стеной; она услышала, как его оружие упало на пол. «Он мой, — Джули направила дуло пистолета в разбитое оконце. — Он мой!». Дробовик выстрелил снова, картечь пролетела так близко, что задела ей волосы. У нее не было времени гадать, что же там упало, если не дробовик. Она отшатнулась, в ушах звенело, — этой заминки ему хватило, чтобы сбить ее с ног. Джули рухнула на бок: локоть обожгло болью, фонарик вылетел из ее руки и откатился в сторону. Света ей хватило, чтобы лучше рассмотреть нападавшего. По одним только коленям стало понятно, что перед ней не Рувик: незнакомец был одет в черное, ноги у него были длиннее и крепче, чем у бледной твари из Маяка. Зажатый под ней пистолет давил в бок дулом, и она со всей силы пнула мужчину в лодыжку. И это оказалось куда более действенным, чем она рассчитывала. Он закричал от боли и упал на колени; его вопль протянул Джули мурашками вдоль хребта. Она быстро встала на ноги. Фонарик остановился, и осветил стонущего от боли мужчину, практически растянувшегося на полу, достаточно, чтобы она разглядела его лицо. И узнала его. Голова стала, как в тумане. — Себа... Договорить она не успела. С гортанным рыком он подобрал под себя ноги и бросился вперед. Он настолько превосходил ее по силе и весу, что даже в агонии сумел оторвать ее от пола. Что-то твердое врезалось ей в поясницу, и она кувыркнулась через препятствие, ударяясь плечами и коленями, пока не оказалась на спине; вокруг нее высились гладкие и скользкие металлические стенки, и не было ничего, за что можно было ухватиться. Когда она сумела определиться со своим положением в пространстве и поднять взгляд, то увидела дуло дробовика, направленное прямо ей в лицо. — Себастьян, стой! — она подняла руки над головой. — Это я... не стреляй! Он не выстрелил, но и оружие не опустил. Он дышал с присвистом; Джули видела лишь контуры его лица, искаженного болью и недоверием. — Кидман? — Да, я, — Джули улыбнулась, чувствуя головокружение от радости, что он жив, но его палец все еще был на спусковом крючке. Она облизала губы: — Послушай, я знаю, что у тебя нет причин мне доверять, но прошу, хотя бы выслушай меня, прежде чем пристрелить. — Ты из Мобиуса, — прохрипел он. Джули поморщилась. Какая-то ее часть хотела отпихнуть дробовик в сторону и подробно разъяснить Себастьяну через что она прошла и чем рисковала, чтобы отомстить за него, но потом вспомнились обстоятельства их последней встречи. — Я больше не их агент, — сказала она, но, увидев, как напрягся Себастьян, продолжила: — Больше нет. Я... Я не знала, кто они такие на самом деле и на что способны. Но теперь я поняла их истинную природу. Я до сих пор с ними лишь по одной причине — хочу их уничтожить. И помочь Джозефу. Напряжение отпустило Себастьяна. — Он жив? — Да, — ответила она поспешно. — Да, Джозеф жив. Он в опасности, но мы еще можем вытащить его оттуда. Себастьян опустил оружие. У него словно закончились последние силы: ему пришлось ухватиться за край ванны, чтобы устоять на ногах. Когда и это не помогло, у него подломились локти, и он исчез из поля зрения. — Себастьян? — Джули убрала пистолет в кобуру и выбралась из ванны. Она подобрала лежавший рядом фонарик и опустилась на колени рядом с бывшим напарником. Тот сидел, привалившись спиной к ванне. — Ты в порядке? — Ты надрала мне зад, — пожаловался он и зашипел, когда задел ногу. — Блядь. — Прости, — сказала Джули. — Но ты чуть не снес мне голову. Он вздохнул. — Да уж. Но ты собиралась сделать то же самое. Несмотря ни на что, Джули улыбнулась. Она наконец-то смогла как следует разглядеть знакомое лицо: в груди защемило от неожиданной сентиментальности при виде привычно сердито поджатых губ. — Черт возьми, как же я рада, что ты жив, — выдала она неожиданно для самой себя. — В Мобиусе все считают тебя погибшим. — Вот и славно, так и планировалось, — Себастьян наконец-то смог усесться поудобнее. — Расскажи о Джозефе, - попросил он. — Как он? Что с ним творит Мобиус? — Он... — Джули постаралась не морщиться. «Не могу сказать ему, что они режут его прямо сейчас, пока мы разговариваем, — подумала она. Внутренности спутались в узел. — Как не могу сказать, что этим занимается его собственная жена. Господи, я ведь должна сказать ему, да?». Она посмотрела на него — усталое лицо, ожидающее ответа выражение — и не знала, откуда начать. — Он в порядке. По крайней мере, физически. Но они... Ее прервал высокочастотный вой, какого она никогда прежде не слышала. Визжащий звук назойливо кружил вокруг ее головы, даже когда она закрыла уши ладонями. Глаза слезились, а руки дрожали. Она лишь частично осознавала, что Себастьян трясся рядом с ней и был точно в таком же состоянии. Кости вибрировали, но так же быстро, как началось, все сошло на нет, оставляя лишь скачущие перед глазами точки. Джули сморгнула, — пропали и они. — Что... — она снова достала пистолет. — Что это за хрень сейчас была? Себастьян потер глаза запястьем. — Рувик, — выдохнул он. Казалось, что эта херня со звуком подействовала на него сильнее, чем на Джули. Он с трудом ухватился за край ванны позади себя. — Помоги подняться. Она помогла, а когда Себастьян указал в сторону двери увидела, наконец, что приняла за упавший дробовик — алюминиевый костыль. — Рувик здесь, — торопливо сказала она, передавая костыль. — Черт, я знала, что это был он. Может он никогда и не уходил отсюда? — Джули помогла Себастьяну перенести вес на дополнительную опору. — Мог же он оставаться здесь все это время, прямо у нас под носом? Она не смогла прочитать выражение лица Себастьяна. — Ты ведь не одна пришла? — спросил он. — Это кто-то, кому ты доверяешь? — Нет, — незамедлительно ответила Джули. Они покинули лабораторию так быстро, как позволяли подгибающиеся ноги Себастьяна. Она шла впереди. — Не доверяю. Его имя Лим, и вот он агент Мобиуса до мозга костей. Ведет себя не по протоколу, но он опасен. Если он сцепился с Рувиком, то, может, я смогу вывести тебя, чтобы никто из них не заметил, а потом помогу ему прикончить сукина сына. Себастьян задумался на мгновение. — Как мне выйти с тобой на связь, когда мы выберемся отсюда? — Никак, они отслеживают все каналы связи, — ответила Джули, пока они подходили все ближе к лифту. — Но я смогу улизнуть из штаба. Можем выбрать себе место встречи. — Помнишь, мы как-то вечером повели тебя выпить после первого закрытого тобой дела? — спросил Себастьян. — Тот старый бар в южной части города? — Еще бы, — Джули сморщила нос. — Та еще тошниловка. Себастьян остановился, она тоже. — Помнишь название бара, куда мы не пошли? Джули нахмурилась и, когда название пришло ей на память, фыркнула. — Да, — ответила она и в лучших обстоятельствах даже рассмеялась бы. — Никто и не подумает нас там искать. — Славно, — Себастьян покачнулся. — Подержи дробовик секунду, — сказал он. — Боюсь, мне нужна твоя помощь. — Конечно, — Джули взяла оружие и подошла ближе, позволив Себастьяну опереться на свое плечо. Он действительно был в отвратительной форме, у нее сердце ныло от сочувствия. «Раз он в таком состоянии, то особо не поможет. Нужно добраться до Джозефа, хоть как-то исправить то, что с ним сделает Мобиус, пока не...» Себастьян стиснул рукой ее затылок. Она не придала этому значения, пока он не навалился на нее всем весом, направляя ее голову в стену. Моментально мир окрасился черным и погас.