***
Себастьян нажал на кнопку переключателя. Сперва ему показалось, что ничего не произошло. Он даже не услышал тот жуткий звук, к которому успел привыкнуть, и теперь ожидал. Рувик всё так же спал, лежал, не двигаясь, а обстановка вокруг него не изменилась. Лишь воздух словно стал горячее, но он списал это чувство на мнительность, сопровождавшую растущее отчаяние. – Ну же, Рувик, – сказал Себастьян, стискивая его руки. – Дай мне хоть какую-нибудь подсказку. Что-то запузырилось на полу рядом со ступней Себастьяна, и стоило ему обратить внимание, как пять невероятно длинных пальцев крепко обернулись вокруг его ноги. Пятерня решительно дернула его вниз, протаскивая сквозь пол и пустое пространство. Мир завертелся, и Себастьян приземлился спиной на холодную плитку; пистолет за поясом джинсов, по ощущениям, впился прямо в почку. Дезориентированный в пространстве, он выждал, пока дыхание выровняется, а затем с кряхтением перевернулся, вставая сначала на четвереньки, а затем – на ноги. – Потрясающе, – безрадостно пробормотал он, разглядывая изуродованный зал ожидания в психиатрической лечебнице «Маяк». – И снова я здесь. Всё выглядело не совсем так, как он запомнил за предыдущие визиты. Кровь смазанными пятнами покрывала пол, стулья и стены, но тел не было. Пол под ногами, казалось, очень медленно двигался, а свет, исходящий от уцелевших лампочек, был тревожно красным, нездоровым и напоминал о приснопамятной комнате, полной пялящихся на него глаз. Себастьян сделал несколько первых осторожных шагов вперед и вдруг понял, что взмок, как мышь от неестественной жары. – Рувик? – Себастьян проверил оба своих пистолета: ну, хотя бы они были полностью заряжены. Еще более обнадеживающим оказался тот факт, что в этом мире грёз его нога была здоровой. Он направился в комнату охраны, на ходу потирая уши. «Наушники сюда не перенеслись. Вот тебе и легкий способ выйти отсюда». – Рувик! Ты здесь? Комната охраны встретила его тёмными мониторами. Себастьян рассеянно тронул пальцами экран, вспоминая распадавшуюся на мозаику пикселей смертоносную фигуру. «Здесь мы и встретились, – подумал он; короткие волоски на затылке встали дыбом. – Здесь все и началось. Черт подери, такое чувство, будто это было давным-давно». – Себастьян? Он вздрогнул и резко развернулся, но вздохнул с облегчением, увидев фигуру, стоявшую в дверях. –Рувик, – он расслабленно опустил плечи, – слава богу. Я уж подумал… Себастьян пригляделся получше. Он привык видеть юное лицо, но парень сутулил плечи, косолапо повернул ступни друг к другу, его волосы были в беспорядке и почти белыми. И только подозрительность в его бледных глазах напоминала о Рувике, ставшем ему напарником за последние несколько дней. Себастьян гулко сглотнул, прислушался к осознанию. – Лэсли?.. Лэсли сильнее втянул голову в плечи, а стоило Себастьяну сделать шаг в его сторону, как он исчез и снова появился мигающими помехами в зале ожиданий. Себастьян пошел следом. – Лэсли, погоди, – позвал он, хотя понятия не имел, что сказать или сделать. – Пожалуйста. Ты ведь помнишь меня, верно? Я не причиню тебе вреда. Лэсли снова отступал, но Себастьян так и шел за ним, пока они не оказались в центре зала. – Постой, – снова позвал Себастьян и остановился, не приближаясь больше ни на шаг. – Прошу тебя. Ты помнишь меня? Я Себастьян. Лэсли кивнул, но в лице не промелькнула радость узнавания, только болезненное недоверие. Он поскреб одну ступню второй. Себастьян подождал, не заговорит ли он сам, но когда тишина затянулась, то решил спросить что-нибудь еще. – Ты знаешь, где сейчас Рувик? – спросил он. – Мне нужно найти его. Лэсли глянул волком и снова исчез, но, сколько бы Себастьян ни крутился по сторонам, больше он не появился. Атмосфера в честь его отбытия словно бы нагрелась сильнее. – Лэсли! – звал его Себастьян. – Стой! Ты… черт, – он потер лицо, стараясь прогнать чувство дежавю. «Если это и впрямь Лэсли, значит он был в ловушке разума Рувика всё это время? – он подошёл к западным дверям, решив, что стоит сперва попытать счастья в маяке. – Ты с самого начала знал, что он чего-то не договаривает, скрывает от тебя. Что, если Лэсли действительно еще жив? Что, если ты сможешь вернуть ему его тело? – двери были горячими на ощупь, ему пришлось приложить усилие, чтобы открыть их. – Что, если ты можешь исправить то, что с ним сотворил Рувик? Себастьян погнал сомнения прочь из головы, пока они не успели укорениться. Единственное, что сейчас было важно – найти Рувика. Двери поддались и распахнулись; Себастьяна и лифт разделял только коридор, но стоило ему перешагнуть порог, как он оказался в совершенно другом месте. Под ногами хрустела трава, а стены крошились, заменяясь на открытое пространство и ночное небо. Окружающая температура тоже изменилась: от резкого похолодания Себастьян обсыпался мурашками. Пахло осенью. У ног крутились сухие листья, пока он вертелся по сторонам, отметив про себя наличие пустого поля и леса в некотором отдалении. Двери, через которую он прошёл сюда, нигде не было. – Рувик, это уже ни в какие ворота не лезет! – прокричал Себастьян, но вдруг высокая трава зашелестела в опасной близости от него, и он захлопнул рот. Он ожидал, что из-за полуразваленной каменной стены выйдут серокожие зомби, но покачивающийся тростник хорошо прятал прижавшуюся к земле тварь, а Себастьяна снова бросило в жар. Пусть местный пейзаж и был точной копией кошмарного воплощения Элк Ривер, что-то в самом ветре, шуршавшем остатками листьев на деревьях казалось не правильным. «Это ещё хуже, чем СТЭМ, – подумал Себастьян, замечая, как что-то скользкое и черное подбирается к нему слева. – Это просто нечто, – он достал револьвер, отслеживая существо больше по звуку, нежели зрительно. – Рувик здесь вообще ничего не контролирует». Внезапно существо вышло прямо на него, и он развернулся, убедился, что взял тварь на прицел, и выстрелил. Его осторожность окупилась: существо пронзительно заверещало, заливая траву своей густой кровью. Но Себастьян не успел порадоваться, как второе такое же отродье напрыгнуло на него сзади. Щупальца ударили его под колени. Он пошатнулся, но устоял на ногах, однако еще одна скользкая тварь вцепилась червеобразными отростками в его левое запястье. – Блядь, – Себастьян сбил нахала выстрелом, но ещё не меньше дюжины этих тварей извивалось в траве. Он продолжал жать на спусковой крючок, пока боёк не защёлкал вхолостую. Этот звук как будто стал для них приглашением к столу: они бросились на него все разом, сообща свалив его на четвереньки. – Пошли прочь! – орал он, молотил рукояткой револьвера сочащуюся неясной дрянью черную массу, впивался ногтями. – А ну, блядь, слезли с меня! Одно из существ поползло вверх по его спине. Сердце у Себастьяна панически затрепыхалось, когда щупальца оплели ему макушку и потянули за волосы: слишком похоже было на провальную попытку сделать то же самое с Рувиком. Он отбился, стащил тварь силой, но остальные воспользовались тем, что он отвлекся, и выбили его из равновесия. Себастьян рухнул на спину, на грудь словно легла пудовая гиря, а вокруг шеи цепко сомкнулись человеческие пальцы. Он сопротивлялся и брыкался, но силы уходили. Он был готов поклясться, что в черном месиве видел Лэсли, который злобно скалил зубы. – Р-рувик! – давился Себастьян, силясь дотянуться до второго пистолета, всё так же заткнутого за пояс. – Где же ты, блядь,есть?! Шипение и рев тварей сошло на нет, когда вдруг еще более громкий голос – определенно женский – завыл не хуже ищущей мщения баньши. У Себастьяна начало плыть перед глазами, но он безошибочно узнал обгоревшее лицо и черные волосы, упавшие сверху длинными прядями, и в ту же секунду щупальца с треском оторвались от него. Одну за другой, этих пиявок откручивали когтистые руки; слизь липла к коже. При первой возможности, Себастьян перевернулся на живот и пополз прочь. Трава под его пальцами сменилась металлом, прохладный осенний воздух – клубящимся паром, и, когда он оказался на достаточном расстоянии от продолжавшейся схватки, то уперся в стену котельной «Маяка». Он сел, подперев ее спиной, и стал смотреть, как яростно кричащий призрак разбивает каждую черную тушу в мясо. Себастьян засунул опустевший пистолет в кобуру и поспешно достал второй, так и не сводя глаз с обожженной и изуродованной женской фигуры, мечущейся от одной своей жертвы к другой. Окончательно превратив напавших на него пиявок в конвульсивно подрагивающее месиво, Лаура обернулась к нему: волосы липли к ее лицу и шее. Ей хватило всего пары секунд, чтобы добраться до Себастьяна и схватить его дополнительной парой рук. Он успел вскинуть руку с заряженным пистолетом и ткнуть дулом в её горло, но она вдруг замерла – и он тоже. В такой близи она казалась душераздирающе отвратительной. Себастьян чувствовал запах гари, исходивший от её гниющей кожи, и боролся с подкатывающей тошнотой. Её волосы упали вокруг него завесой, и он перестал дышать, боясь, что мерзкий запах осядет на языке. Но даже сейчас в его груди болезненно зашевелилось сострадание. Теперь-то он знал, какой кошмар породил её; Себастьян посмотрел на лицо, с которого хлопьями слезала обгоревшая кожа. Однажды она была дочерью и сестрой. Возможно, она больше химера, чем призрак. Но она до сих пор не убила его, и Себастьян отважился сделать осторожный вдох. – Лаура? Услышав своё имя, она дёрнула головой, а он вздрогнул, не удержался. – Лаура, – позвал он её вопреки испугу, – я не... я не причиню тебе вреда, – он опустил пистолет, зная, что рискует оказаться выпотрошенным следующий же миг. – Мне необходимо найти твоего брата. Лаура долго обдумывала его слова, по-прежнему подёргивая головой. Но, когда Себастьян попытался аккуратно разжать её когти, она качнулась назад и встала на ноги. Впервые он счел её грациозной: скрюченная фигура распрямилась, руки опустились вдоль туловища, а длинные черные волосы целомудренно прикрыли тело. Встав во весь рост, она возвысилась над ним, напоминая выщербленную ветром древнюю статую. Её глаза поблескивали сквозь спутанные пряди, безотрывно следили за ним, но она даже не шевельнулась, когда он поднялся с пола. «Что, если она слышала, что ты говорил о ней? – выскочила из неоткуда мысль, когда Себастьяну удалось встать ровно. – Вдруг знает, что ты называл её исчадием ада?» Он сглотнул ком в горле, но она так и стояла, не проявляя ни толики агрессии. Он решил испытать удачу ещё раз. – Ты знаешь, где я могу найти его? – спросил он. Лаура снова дёрнулась. За её спиной мелодично звякнул колокольчик, а когда Себастьян посмотрел в том направлении, то увидел, что стены котельной разошлись в стороны, являя ему кабину лифта. «Сработало, – Себастьян не спускал взгляд с Лауры, пока обходил её, направляясь к лифту. – Не уверен, как именно, но сработало». – Спасибо, – сказал он, зайдя в кабину. Эти слова запросто могли прозвучать в пустоту, но перестраховаться было не лишним. – Спасибо тебе, Лаура. Она не отвернулась от стены, даже когда створы закрылись. Лифт же повез его вниз. Себастьян быстро осмотрел себя, готовясь встретиться с чем угодно, когда двери откроются. Те твари его потрепали, но он не обнаружил ни одного ранения и выдохнул с облегчением. Воздух перед ним зарябил, и Себастьян замер неподвижно, когда перед ним снова появился Лэсли, всё такой же молчаливый и осуждающий. Себастьян облизал пересохшие губы. «Лаура послушала тебя. Вдруг и он послушает?» – Лэсли, – заговорил он тихо. – Мне жаль, что я не смог спасти тебя, – в сказанных словах было больше правды, чем он предполагал, и сердце сжималось после каждого из них. – Я пытался. Но, наверняка, ещё можно что-то сделать. Дай мне поговорить с Рувиком, и... – Жаль, – прервал его Лэсли, а от острой неприязни в его голосе Себастьяна прошиб холодный пот. – Тебе жаль. Себастьян не успел найтись с достойным ответом: двери открылись, и призрака развеяла мощная рука, рванувшаяся между створок. Толстые, обтянутые рабочей перчаткой, пальцы ухватили Себастьяна за ремни плечевой кобуры и выдернули его из кабины в тёмный и осыпающийся холл особняка Викториано. Себастьян рухнул на бок и проехался по пепелищу. Он мгновенно извернулся, нажимая на спусковой крючок, хотя ещё не был уверен, во что именно стреляет. Три пули угодили в широкую грудь знакомого противника, четвёртая – отскочила от железного сейфа, который был тому вместо головы, однако пальба его не замедлила. Он приближался, вовсю размахивая своим оружием. Удар тяжелым молотом пришелся по вытянутой руке Себастьяна. Он почувствовал, как шипы на нём прорвали кожу и раздробили кости. Ударной силой его отбросило глубже в холл. Себастьян беспомощно перекатился по полу, рука болталась, словно тряпичная. Остановился он только у самой лестницы. Пока он, рыча, пытался подняться с рассохшегося в щепки пола, память в ответ на душный запах крови подбросила воспоминание о том, как он лежал на этом же месте, а жизнь утекала через разодранные горло и бедро. «Неужто весь кошмар задумывался как путешествие по памятным местам? – подумал Себастьян, стиснув зубы; рука онемела до самого плеча. Из локтя торчала кость. Бросив быстрый взгляд туда, откуда его отшвырнуло, Себастьян увидел, что Хранитель снова идёт в его сторону. – Нахер. Это место не убило тебя раньше – не сможет и сейчас. А ну, поднимайся». Пока Хранитель замахивался молотом, Себастьян подобрал под себя ноги. Он прыгнул в сторону ровно в тот момент, когда тяжёлый удар опустился на столбик перил: сухая древесина и сажа брызнули во все стороны. «Это не реально, – твердил он себе и, встав на ноги, поспешил к месту, где упал его револьвер. – Ты вовсе не в этом блядском особняке, ты сейчас сидишь на диване, нацепив те дебильные наушники». Он подобрал пистолет левой рукой. И, хоть левой он стрелял далеко не так хорошо, выпустил все оставшиеся пули в затылок Хранителя. Чудище пошатнулось, кровь залила ему плечи, но раны будто разозлили его ещё сильнее. Он стиснул пальцами свой кровавый мешок и заколотил по своей «голове» молотом, распространяя зловещее эхо. Себастьян отступил, револьвер щёлкнул впустую при попытке выстрелить ещё раз. «Патроны не закончились, – он сделал глубокий вдох, игнорируя рассыпавшуюся искрами боль в плече, и мёртвый груз повисшей руки, ударявшейся об его ногу на каждом шагу, пока он увеличивал дистанцию между собой и противником. – Их здесь никогда и не было, потому что всё это – не реально. Помнишь, что говорил Рувик? – он прицелился Хранителю чуть выше края фартука. – Ты можешь контролировать эту иллюзию». Себастьян нажал на спусковой крючок. Пистолет грянул отдачей, и в груди Хранителя появилась еще одна дыра, но и он, и Кастелланос прекрасно знали, что парочка лишних пуль 38 калибра ничем ему не навредят. «Давай, постарайся, – подгонял себя Себастьян, пока Хранитель, тяжело переваливаясь, шёл в его сторону. – Твоя рука не сломана, пользуйся ею, – он выдохнул сквозь сжатые зубы, готовясь к возвращению чувствительности в искалеченный локоть. Боль пронеслась по потрёпанным нервам, но тут же схлынула, когда он обеими руками схватился за пистолет. – Напомни ему каков на вкус 50 калибр». Хранитель отвёл руку назад, начиная замах, но Себастьян быстро определился со своей целью. Когда он выстрелил снова, отдача мощной вибрацией ушла в запястье, в ушах загремело. И вот это Хранитель, наконец, почувствовал: его подмышку разворотило, занесённую в замахе руку оттянул назад тяжёлый молот. От достигнутого успеха Себастьяна захватил кураж. Он полностью обездвижил чужую руку, всадив в нее еще одну пулю, прежде чем переключиться на вторую. Хранитель попытался пустить в ход свой жуткий мешок, но два выстрела из «Магнума» повредили сухожилия в его запястье, чтобы он не смог воспользоваться и второй рукой. Следующими стали коленные чашечки – от грохота, с которым он рухнул, затряслось всё фойе. Себастьян не перестал стрелять – еще несколько пуль увязли в спине и шее Хранителя, – его губы растянулись, обнажая острый оскал зубов. – Прости, приятель, – сказал он, убирая «Магнум» в кобуру. – Не знаю, был ли и ты раньше живым человеком, но ты встал у меня на пути. Себастьян с трудом забрал молот из хватки Хранителя. Он доставал ему до груди и весил, наверное, как два побитых жизнью полицейских, но Себастьян заставил себя поверить в то, что это не важно. Его рука, буквально минуту назад ничего не чувствовавшая, приняла на себя основной вес, и он, рыча от натуги, опустил острый и узкий конец молота на затылок Хранителя. С омерзительным чавканьем сейф отделился от тела, но на этом Себастьян не остановился: развернул молот другой стороной и продолжил колотить по сейфу, оставляя на нем вмятины. И лишь когда покореженная дверца распахнулась, выставляя напоказ сочащееся кровью и мозгами нутро, Себастьян бросил молот. В холле было тихо. Себастьян шагнул назад, но запутался в собственных ногах и упал на задницу. Так он и остался сидеть, не отводя взгляда от истекающего кровью Хранителя, переводил дыхание. Чуть позже он осмотрел свою руку: рукав рубашки был порван, кожа испачкана кровью, но никаких признаков открытого перелома не было. Он ощупал локоть, чтобы убедиться наверняка, а затем достал револьвер, чтобы разглядеть и его. Он снова стал стандартной моделью 38 калибра, которой он пользовался с тех самых пор, как дослужился до сержанта. – Всё, значит, от меня зависит, – хмыкнул Себастьян и огляделся. Он чувствовал, как воздух выжидающе пульсировал вокруг него: стены, окна, лестница, даже труп Хранителя, подрагивали по краям, подобно мерцанию сознаний молодежи Кримсон-Сити в том новомодном баре в центре города. Абсолютно всё было в его власти. Он мог перекроить реальность, переделать полностью. Себастьян тряхнул головой, не давая себе зайти в своих рассуждениях слишком далеко. «Ты здесь не для этого, – напомнил он себе и потер ладонью рот. – Это не поможет найти Рувика. И где же он, черт его дери, может быть?» Сейф надсадно скрипнул и, когда Себастьян обратил на него свое внимание, начал раскачиваться взад-вперед, стуча по доскам пола.***
Рувику казалось, что он провел годы, паря в черной пустоте. Он старался не терять ясности сознания, мысленно рисуя живые картины того, как его разбирали на органы, как его жертвы лежали перед ним со вскрытыми черепами, даже то, как надрывно кричала его сестра посреди бушующего пламени. И не мог удержаться за них. Он снова оказался слишком самонадеян, расслабился, слишком привязался к человеческому существованию, к сердцебиению, жару и поту, к боли, которая одновременно яростно и нежно глодала его по краям. Он и не помнил толком, что это такое – править хаосом, не говоря уже о том, что здесь он был лишен присутствия безвольных незнакомцев, на которых можно было бы отыграться. Он чувствовал, как его сознание буквально разваливалось на куски, постепенно превращаясь в эфир. Какая-то его часть была изумлена пониманием того, что смерть все же существует и до сих пор пугает его, но чем сильнее он истончался, тем сильнее его одолевала паника. Он вовсе не хотел умирать одиноким и слабым, став меньше, чем тенью. Но вдруг что-то вторглось в этот закоулок его сознания. Слепо шарящая пятерня нашла его в темноте, и он осознал, что у него тоже есть пальцы, чтобы схватиться за протянутую руку. Сила тяжести снова вернулась, и его потянули наружу. Окружавшая его жидкость сжала по бокам металлом, об который он поцарапал плечи и бедра, а затем стала воздухом. В считанные мгновения он снова стал целым и рухнул в знакомые руки. – Рувик! – Себастьян вытирал с его лица кровавую жижу; он ощущал давление на щеки, но покрытая шрамами кожа не давала почувствовать, как царапаются обломанные ногти и грубые мозоли на чужой ладони. – Ты слышишь меня? Ты в порядке? Рувик сделал вдох и подавился: воздух наждачкой заскребся в легких. Он кашлял, отплевывался, снова привыкал дышать. – Се… – постепенно он вернул себе контроль над конечностями и органами чувств, сфокусировал взгляд, замечая вокруг обстановку выгоревшего особняка, увидел, что с ног до головы вымазан в вязкой слизи, и, что более важно, – нависающее над ним лицо Кастелланоса. Он озадаченно заморгал. – Себастьян? – Да, я, – он кашлянул. – Боже, воняешь ужасно. Как ты там оказался? – Что? – Рувик попытался сесть самостоятельно, но пол под ним предательски накренился так, что пришлось схватиться за руку Себастьяна. – Я не знаю, – ответить так было проще, чем стараться понять, что тот имеет в виду. Он оглядел испачканные лохмотья, бывшие когда-то больничной формой, проследил кровавый след до обезглавленного трупа одного из своих монстров; дверь сейфа была распахнута. «Что ж, по крайней мере, это все еще мое сознание», – подумал он, хотя шансов оказаться где-то еще у него не было. Однако что-то было не так. Он должен был чувствовать каждую комнату в особняке, в стенах которого даже суровые законы реальность прогибались под его волю. Но, вместо этого, в пределах его досягаемости был лишь чертов холл, зловещий и неродной, такой же, каким он был, когда Рувик был еще ребенком. Все вокруг раскачивалось, словно весь дом бултыхался в том же киселе, из которого он только что выбрался. Рувик содрогнулся под его фантомным весом и привалился к Себастьяну, единственному огоньку в черной бездне, отчаянно желая приобщиться к его стабильности. – Что произошло? Себастьян приобнял его за плечи, помогая сесть ровно. – Ты потерял сознание в машине, – объяснил он. – Ты всё не просыпался, и я подумал, что ты в беде. Поэтому, я пришел за тобой. В груди судорожно встрепенулось незнакомое чувство, и Рувик нахмурился. – Зачем? – спросил он, но ему не понравилось, как прозвучал его голос, и он, тряхнув головой, попробовал еще раз: – Как? Как ты тут оказался? Себастьян пожал плечами. – Я сам не особо понял. Но я воспользовался твоими наушниками. – Нет, – моментально ожесточился Рувик; пара секунд ушла у него на осознание, что он говорил вслух. – Нет, не нужно было, – он представил, как Себастьян дрейфует в темноте в полном одиночестве, как он, без цели, захлебываясь горькими воспоминаниями, и ему стало плохо. – Для тебя это не безопасно… ты пока не готов, – он потянулся к Себастьяну, словно бы стаскивая с его ушей злополучное устройство, чтобы вытолкнуть его в реальный мир. – Поздновато переживать, – Себастьян взял его руки за запястья, опустил вниз. – К тому же, однажды я уже выжил в СТЭМ. Не осталось в твоем большом страшном мозгу вещей, которые могли бы меня напугать, так что, давай выбираться отсюда, поспорим позже. Рувик покачал головой. – В этот раз всё не так, как тогда, – сказал он, не в силах заставить себя озвучить правду: «Я больше не имею здесь власти». – Я не могу нас разбудить. – Ожидаемо. Так что же нам делать? Пол, наконец-то, перестал раскачиваться, и Рувик высвободился из-под веса руки Себастьяна. – Нам нужно найти Лэсли. Себастьян напряженно выпрямил спину. Хоть Рувик на него и не смотрел, он отчетливо представлял осуждающую гримасу на его лице. – Ты соврал мне. Рувик не отводил взгляда от все еще сочащегося кровью покореженного сейфа Хранителя. – Я не врал. – Ты сказал, что Лэсли больше нет, – стоял на своём Себастьян, – что он мёртв и… – Он действительно мёртв, – огрызнулся Рувик. – То существо – не Лэсли, это просто… – его желудок болезненно сжался, и он вытер рот тыльной стороной руки, испытывая отвращение к самому себе. – Я говорил тебе раньше, – попытался он объяснить уже более спокойным голосом, – почему настоящего Лэсли больше нет. Сейчас он не более, чем поврежденный файл. Он скорее стал мной, чем в нем осталось что-то от него прежнего. Себастьян продолжил смотреть на него, и, в конце концов, Рувику пришлось удостоить его взгляда. То разочарование, которое он увидел на чужом лице, не должно было его задеть, но от обиды к горлу подступила желчь. – Ты правда ждешь, что я в это поверю? – спросил Себастьян. – После того, как ты прятал его от меня всё это время? Для тебя все люди – «поврежденные файлы». – Ты не понимаешь, – Рувик подтянул ноги ближе и встал, с равновесием у него было плохо, но он быстро освоился. Себастьян встал рядом. – В чем смысл объяснять тебе что-то, если ты… – Рувик, – Себастьян схватил его за руку, он вздрогнул. – Скажи мне правду. Прямо сейчас. Рувик уставился на него, чувствуя, как внутри неровным огнем полыхает злость. Он вдруг понял, что эта эмоция может принадлежать ему не полностью, что отчаяние и чувство предательства, которое испытывал сейчас Себастьян, могло передаться и ему. Мысль о том, что кто-то имеет такую власть над ним, даже если это Себастьян – особенно, если он – сломила его самообладание. – Правду, – повторил он, стряхивая руку Себастьяна. – Да какое она имеет значение? Правда такова, что ты нуждаешься во мне. Даже если ты убьешь меня здесь, даже если Лэсли сможет вернуть себе тело, какая тебе от этого польза? Сможет ли Лэсли Уизерс спасти твоего напарника от «Мобиуса», сможет отомстить за твою дочь? – лицо Себастьяна посуровело, но Рувика несло дальше. – Если бы из СТЭМ вместо меня вышел он, то его схватили бы на месте, а вы с Джозефом были бы мертвы. И ты знаешь это, так что прекрати прикидываться, будто чувствуешь себя виноватым из-за этого. Себастьян подошел ближе, и Рувик приготовился к спору, но тот лишь скрестил руки на груди. Он продолжал буравить его глазами, в которых читалось горячечное, но сдерживаемое упрямство. Секунды шли, и становилось понятно, что отступать он не намерен. Рувик очень старался не нервничать под его немигающим взглядом. Почему-то это было особенно невыносимо. – Чего ты от меня хочешь? – потребовал ответа Рувик, когда его терпение подошло к концу. – Что ты надеешься услышать? – Я уже сказал, – ответил Себастьян. – Мне нужна правда, и мы никуда не пойдем, пока я ее не получу. – Как ты можешь быть таким… – Рувик покачал головой от чувства безысходности, но Себастьян стоял на своем; давление липкой бездны на стены особняка понемногу меняли его приоритеты с уязвленной гордости на желание покинуть это место. Он опустил плечи, признавая поражение. – У нас с Лэсли было много общего, – принялся он объяснять, наконец, но, вместо того, чтобы расслабиться, Себастьян уставился на него с удвоенным вниманием. – Больше, чем кто-либо мог представить. Схожий пережитый опыт в совокупности с его необычной синестезией сделал нас идеально совместимыми. – О каком опыте идет речь? – спросил Себастьян. Рувик отвел взгляд, посмотрев на тело Хранителя. – Детство, – ответил он. – Я не понял этого сразу, потому что в записях Хименеса, касавшихся Лэсли, об этом не было ни слова. Но в его сознании я увидел всё его одиночество и замкнутость. Его родители были невежественным отребьем и понятия не имели, как растить такого уникального ребенка. Они были к нему невнимательны и жестоки, нетерпимы к его потребностям, – кожа зазудела остатками фантомной боли, и он стиснул кулаки, не давая себе расчесать руки. – Но он все равно отчаянно хотел их любви, до самого конца. Он стоял над ними и смотрел, как они делают свой последний вздох. Как я, в свое время. Он поднял глаза; Себастьян смотрел на него с таким полным ужаса и сострадания выражением, что Рувик поспешно отвел взгляд, прежде чем продолжить: – Когда «Мобиус» не оставил мне иного выхода, я захватил его тело. Я стер его личность, всё, что смог, но… – он подвигал челюстью, словно пытаясь распробовать отвратительный вкус слов. – Очевидно, некоторые его воспоминания и эмоции сохранились. Себастьян задумчиво хмыкнул. – Полагаю, тяжело избавится от чего-то что напоминает тебе тебя самого. Рувику эта мысль не нравилась. Она давно билась у него в голове, и он хотел от нее избавиться. – Души не существует, – подчеркнул он. – Что бы ты ни видел и ни слышал, тот Лэсли, что существует здесь, не настоящий, не живой. Это всего лишь поврежденные данные, сформированные под влиянием моих представлений о нём. Это… – он глухо заворчал и всё же выдал признание полностью. – Как я тебе уже говорил, мы с ним боялись, что все установленные нами хрупкие связи, всё, чего мы заслуживали и чего достигли сами, всё, что нам было дорого, в конечном итоге, у нас снова отнимут. И я отнял у него. И теперь он делает то же самое, потому что я от него подобного ожидаю. Теперь тебе понятно? – Да, – сказал Себастьян, – понятно, – на этот раз его голос был мягче, и Рувик не мог понять радоваться этому или оскорбиться. – Он, как Лаура. Рувик вздрогнул. – Забери свои слова назад. – Ты говорил прежде, что призраки существуют только в нашем сознании, так ведь? – продолжал рассуждать он. – Здесь нет настоящей Лауры, только твои воспоминания о ней… – Замолчи, – прошипел Рувик. – … которым ты позволил стать такими жестокими и горькими, потому что ждал, что она будет винить тебя за… – Заткнись! Рувик схватил его за руки. Он и понятия не имел, что собирается делать, к тому же, даже будучи в своем изначальном теле, он все равно уступал Себастьяну в росте и весе. Он просто хотел, чтобы тот перестал говорить, и он действительно замолчал. Правда, в следующий миг Рувик осознал, что это произошло потому, что холл особняка застонал и затрясся вокруг них. Доски заходили ходуном, стены жалобно скрежетали каменной кладкой. Они оба замерли, шарили глазами по всем углам, опасаясь не то обрушения потолка, не то вторжения. – Похоже, нам стоит отложить этот разговор, – сказал Себастьян. – Знаешь, где нам искать твоего не-Лэсли? Рувик отпустил руки Себастьяна и выпрямился. – Нет. Можно посмотреть в его палате в «Маяке», но я не уверен, что смогу доставить нас туда. – Тогда, полагаю, дело за мной. Рувик нахмурил брови и с тревогой наблюдал, как Себастьян подходит к парадному входу. – Что ты делаешь? Себастьян взялся за дверные ручки обеими руками и сделал глубокий вдох. Только Рувик собрался высказать ему за дурачество, как воздух вокруг задрожал. По старым стенам пошла рябь, и особняк как будто смазался. Вибрация эхом отдавалась в его теле, не давая нормально вдохнуть. Когда Себастьян распахнул двери, за ними была не заросшая дорожка, ведущая к дому, где он провел детство, а зал ожидания «Маяка», залитый кровью. – Блядь, как же я ненавижу это место, – пожаловался Себастьян, но всё равно перешагнул порог. Рувик последовал за ним, спеша закрыть двери, но даже после этого он продолжал слышать надсадные стенания особняка. – Как ты это сделал? – спросил он, когда они направились к западному коридору. – Ты привел нас сюда… Ты способен контролировать кошмар? – Не надо так удивляться, – ответил Себастьян, без опаски шагая по полу, покрытому пятнами подсохшей крови. – Это ведь ты сказал, что у меня есть потенциал. – Да, но ты не должен был… – Рувик стиснул зубы. «Ты не должен был стать здесь могущественнее меня». Себастьян склонил голову к плечу, дожидаясь, пока он закончит предложение. – Это опасно, – сказал Рувик взамен задуманного. – Что, если бы ты утратил связь с телом, как это случилось со мной? Мы могли бы оба застрять здесь в ловушке. Себастьян скривился и распахнул двери, ведущие из зала ожидания. – Тем более, стоит выбираться отсюда как можно быстрее. Коридор вытянулся перед ними, омытый красно-оранжевым светом, исходившим от жидкости, хлещущей об оконные стекла. Рувик старался не смотреть, боясь увидеть, что сквозь окна на него пялятся чьи-то лица. Стоило им начать идти к дальнему выходу, как двери справа от них задребезжали и пошли трещинами, как будто за ними были твари, бросавшиеся на стены своих камер всем телом. Некоторые из них, наверняка, едва не разбивались в лепешку от усердия. Себастьян достал оба своих пистолета, но, когда он протянул один из них Рувику, тот превратился в ружье. Рувик взвесил оружие в руках, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. – Меня беспокоит, что тебе это дается так легко, – заметил он. Себастьян потряс оставшийся у него револьвер – тот стал дробовиком. – Если у тебя есть идея получше, то я весь внимание, – ответил он, вставляя патрон в патронник. Двери с грохотом распахнулись, и к ним одномоментно хлынуло целое полчище черных существ, вооруженных щупальцами. Себастьян был более, чем готов к встрече с ними. Он вскинул дробовик и выстрелил в надвигавшееся скопление паразитов, отсекая им конечности и разрывая туловища. Пока он расчищал им путь, Рувик приглядывал за теми, что держались позади и отстреливал самых шустрых. Вдвоем им не составило труда отбиться от нападения, и вскоре они достигли смежного прохода, едва не бегом направляясь в северное крыло. – Тебе стоит знать, – сказал Себастьян, когда они закончили отстреливать очередную партию визжащих черных тварей, – что именно Лаура помогла мне найти тебя. Сердце Рувика пропустило удар, и он пристально посмотрел на Себастьяна, пытаясь понять, не врет ли он. – Ты видел её? – Да. Правда, в какой-то миг, я подумал, что она вот-вот разможжит мне голову, – Себастьян взял паузу, расстреливая дробью еще нескольких «пиявок», а затем продолжил: – Но она спасла мне жизнь и указала мне путь к тебе, ну, в той или иной мере. Они дошли до входа в крыло, и у Рувика появилась возможность перевести дух, пока Себастьян занимался дверями. Он знал ответ заранее, но все равно спросил: – Она тебе что-нибудь говорила? – Ну, в общем-то, нет. «Лаура, – подумал Рувик, когда они миновали проход. – Я знал, что ты еще здесь, – он крепко стиснул в руках ружье.– И ты показалась ему, а не мне?» Себастьян встал, как вкопанный, а Рувик, задумавшись, уткнулся ему в спину. – Кас? – Рувик обошел его: Себастьян смотрел в в сторону, туда, где коридор отделялся от крыла решетчатой дверью. В выражении его лица угадывалось узнавание, смешанное с опасением и смятением. – Что там? – Ничего, это просто… – Себастьян отвесил себе звучную оплеуху, вырывая себя из охватившего его оцепенения. – Я бывал здесь, – объяснил он. – Тут я встретил ту медсестру, которая в «Мобиусе» числится доктором. Гутьеррез. – Здесь? – Рувик хмуро оглядел коридор. – Да, полагаю, что она могла проводить здесь время. Я не помню, чтобы уделял этому месту внимание в СТЭМ, хотя… Он оглянулся на Себастьяна и снова нахмурился. С этим дробовиком в руках, в потрепанной одежде, запачканной кровью, его напарник внушал ужас. Широкий разворот плеч, сурово стиснутые челюсти, спокойный сосредоточенный взгляд – буквально всё отличало его от того побитого жизнью детектива, которого Рувик когда-то впервые увидел в реальном «Маяке». Он снова принялся расчесывать руки. – Тебе не следовало приходить, – сказал он тихо. – У тебя и так достаточно проблем, чтобы еще и за мной присматривать, – Себастьян посмотрел на него и выгнул бровь, должно быть, почувствовал извиняющиеся нотки в его голосе. – В некотором смысле, я, вроде как, даже рад, что так получилось, – ответил он. – Приятно знать, что ты действительно чувствуешь себя виноватым хотя бы за что-то. Рувик ощетинился, натянул капюшон, задеревеневший от крови, как получилось, и пошел дальше. – Я не чувствую себя виноватым, – возразил он. – Твой собственный разум создает призрака того, кого ты убил, который теперь пытается убить тебя в ответ, – Себастьян последовал за ним вдоль череды железных дверей, ведущих в палаты. – Я в метафорах не силен, но тут всё предельно ясно. – Я не чувствую вины за то, что убил Лэсли. Мы уже говорили об этом, – он передернул плечами под тяжелым взглядом Себастьяна. – Просто я терпеть не могу, когда ты так на меня смотришь. – А что вина, по-твоему, такое? – резко ответил Себастьян, и Рувик вдруг понял, что не знает, что ответить. Они добрались до палаты Лэсли. Внутри было темно, но из небольшого смотрового окна раздавались мягкие шуршащие звуки, кто-то хныкал. Рувик взялся за дверную ручку. «Если бы пришлось повторить всё заново, – сказал он себе решительно, – я бы всё равно его убил». Он распахнул дверь, но за ней не было ни палаты ни пациента, только каменная лестница, ведущая вниз. Пока они спускались, Рувик понял, где они, и что ждет впереди. В самом низу лестница переходила в короткий каменный переход, как в каком-нибудь подвале, в конце которого была дверь, омытая красным светом. – Я помню это место, – сказал Себастьян, когда Рувик вошел в тёмную комнату. – Мы с Хименесом нашли Лэсли именно тут. – Это место из его воспоминаний, – воздух гудел, а его жар начал чувствовать и Рувик. – Он будет здесь. Они подошли к последней комнате. Здесь горел тусклый красный свет, фотографии, развешанные на веревках, спускавшихся из-под потолка, отбрасывали мрачные тени, от металлических лотков, которыми были заставлены верстаки, исходила резкая химическая вонь. Картина могла показаться знакомой и почти умиротворяющей, если бы не дальняя стена, которую словно поразила чума: большинство липких черных тварей рассредоточилось по углам, где они развесили свои щупальца, растянув их во все стороны, словно деревья – корни. Вся эта масса пугающе пульсировала, а звуки, которые издавала рыхлая влажная плоть, можно было принять за шипение неразборчивых проклятий. Рувик сознательно уставился на подергивающихся существ, но, когда он обернулся к Себастьяну, то увидел, что выражение его лица слабо соответствует обстановке: Себастьян излучал сострадание. – Что ты видишь? – спросил его Рувик. – Лэсли, – ответил Себастьян и покачал головой, – и, полагаю, его родителей. Он взял Рувика за руку, и внезапно, тот тоже смог их увидеть. В углу комнаты, где черные твари сбились особенно плотно, лежала пара окровавленных трупов: у отца перерезано горло, у матери – два глубоких ножевых ранения в живот. На коленях перед ними, спиной к посетителям, стоял Лэсли. Рувик смотрел на его поникшие плечи и опущенную голову, вспоминая, когда в последний раз видел гнездо его почти белых волос со стороны. Он помнил только задранное кверху лицо Лэсли, принявшего свою судьбу. – Он винит себя, – сказал Рувик, опустил веки, когда лица мертвых родителей Лэсли начинают расплываться у него перед глазами. – Больше, чем это делал я, а я своих убил намеренно. У него была поразительная способность к переживанию чувства вины. Если подумать, наверное, именно поэтому он сдался так легко. Возможно, он думал, что заслужил забвения в моих руках. Себастьян вздрогнул и повернулся к нему. – Что? Ты же не имеешь в виду, что Лэсли… Рувик шагнул ближе, вытягивая свободную руку. На мгновение фантом Лэсли затрепетал, словно вот-вот обратится пульсирующей черной массой, но теперь, когда Рувик точно знал, что ищет, кровавая сцена снова обрела четкость. – Это был в равной степени и несчастный случай, и самозащита, – сказал он. – Ты бы не стал его винить, если бы был там, если бы знал этих людей. Местная полиция тоже не стала, они защитили его, – Рувик вскинул ружье, проверяя в нем патроны, хотя знал, что их наличие или отсутствие не играют никакой роли. – В свою очередь, я тоже его не винил. Но сам себя Лэсли простить так и не смог. Маленький дурачок. Он подошел достаточно близко, чтобы упереться дулом ружья в затылок Лэсли. Тот даже не пошевелился. Нажать на спусковой крючок и покончить с этим было так просто, но по какой-то причине звук дыхания Себастьяна в этой маленькой комнатке поколебал его решимость. – Не думаю, что это сработает, – заметил Кастелланос. Рувик нахмурился, перехватил ружье поудобнее. – Заткнись, – буркнул он себе под нос. – Ты не сможешь убить часть себя, поверь мне. – Смогу и убью, – уперся Рувик. – Тебе просто не доставало храбрости. Он положил палец на спусковой крючок, чувствуя как напрягаются мышцы по всей руке. Он бы еще долго его не нажал, но Себастьян вдруг тронул его за плечо. – Рувик, – тихо шепнул он почти на ухо. – Посмотри внимательнее. Он послушался и, стоило ему сморгнуть, как сцена изменилась. Это не родители Лэсли привалились друг к другу, соединенные в смерти навечно, а его. Эрнесто и Беатрис Викториано смотрели на него пустыми глазницами, их лица были изуродованы. В его собственных дрожащих руках больше не было ружья – пальцы стискивали мясницкий нож. Фотостудия превратилась в хозяйскую спальню загородного особняка. И это не Лэсли созерцал страшное дело своих рук. Рувик снова сморгнул и все вокруг исчезло. Он лежал на спине, на бугристом диване, уставившись в потолок. Колени болели от бега, в носу запеклась кровь. Кто-то до побелевших костяшек стискивал его пальцы. – Себастьян? – Рувик заерзал. Он проснулся, но ему требовалось время, чтобы снова почувствовать руки и ноги. Окружающая обстановка обрела четкость только тогда, когда он нашел взглядом Себастьяна, сидевшего на диване рядом с ним с опущенной головой и до сих пор в наушниках. Зрелище придало Рувику сил: он подтянулся, сел и спихнул наушники с чужих ушей. – Себастьян! Тот застонал, прижал кулаки к глазам. – Дерьмо, – кажется, он даже не заметил, как Рувик стащил с него наушники и забрал переключатель, как сел рядом с ним. – Моя голова. – Расскажи мне, что ты чувствуешь, – велел Рувик, хотя собственное самочувствие оставляло желать лучшего. Он так и не понял, что вытолкнуло их наружу, и его беспокоило не окажутся ли они снова в его разуме, если он сейчас моргнет. – Ты в порядке? – Голова сейчас треснет, – глухо проворчал Себастьян, – но в остальном… – он опустил руки, мутным взглядом наблюдая, как сгибаются и разгибаются его пальцы. – Я словно нечеткий. Будто по краям мигаю… Рувик взял его за руку и сильно прикусил кожу между большим и указательным пальцем. – Ай! – Себастьян вздрогнул и отобрал руку. – Господи, Рувик! – Лучше? – Теперь не только голова меня убивает, но еще и рука, – пожаловался Себастьян, потирая больное место. – Прекрати немедленно, я в порядке. Рувик не сводил с него глаз, затаил дыхание, пока не убедился, что никто из них не забьется в судорогах. – Это был ты? – спросил он наконец, стискивая колено Себастьяна, даже не отдавая себе отчет в этом действии. – Ты нас разбудил? Себастьян тяжело вздохнул, снова потер глаза. – Я не знаю, – ответил он. – Дай мне минуту, ладно? – он неловко потянул за кобуру. – Голова сейчас просто отвалится… Мне бы прилечь, что ли. Рувик расстегнул ремни, стащил кобуру, опустил на пол. Он даже не думал о том, что нужно держать какую-то дистанцию, поэтому потянул Себастьяна за плечи, задавая направление. – Тогда давай, ложись. Себастьяну и впрямь было так хреново, как он говорил – он рухнул прямо в руки Рувика. Затащить на диван ноги оказалось трудной задачей; Себастьян перекатился на бок, позволив Рувику подтолкнуть их своей ногой. После недолгой усталой неуклюжей возни, он, наконец, понял, что распластался на груди Рувика, устроившись между его ног, но возражать и менять позу сил не осталось. И он расслабился с тяжелым вздохом. – Давай так больше не делать, – пробубнил он. Чужое дыхание скользнуло по шее, и по коже Рувика поползли мурашки. Он твердил себе, что Себастьян нужен ему поблизости только затем, чтобы его разум снова не ускользнул в черную бездну. Тяжелое теплое тело придавило сверху, вминая его в диванные подушки – и он уже с трудом мог вспомнить, каково это было – болтаться в пустоте. Но когда он обнял Себастьяна за шею, в груди забухало, разнылось. Он не знал ни что думать, ни что делать. По непонятной причине Рувик чувствовал себя невероятно маленьким, и это пугало его. Но меньше всего на свете он сейчас хотел, чтобы Себастьян каким-то образом прознал о его внутренней борьбе. Поэтому он запустил пальцы в спутанные волосы Себастьяна, почесывая и массируя кожу головы, надеясь так облегчить его боль, отвлечь. И это действительно сработало: Себастьян снова вздохнул, но уже не обреченно, как до этого, а легче, и, как будто, навалился еще сильнее. – Я не знаю, что ты сделал, – сказал Рувик, пропуская его волосы сквозь пальцы, – но это сработало. – Я тоже не знаю, – ответил Себастьян. – Но пожалуйста. Рувик поморщился, но постарался не ерзать. – Думаю, этим мы обязаны моему передатчику. Я не думал, что он будет так эффективен в твоем обращении, учитывая отсутствие опыта, – он обвел кончиком пальца чужое ухо. – Интересно. Возможно то, что я применял к тебе свои способности так часто, каким-то образом изменило химию твоего мозга. Себастьян заворчал ему в грудь. – А можешь продолжить делать, что делаешь, и не говорить ничего жуткого и странного какое-то время? Рувик умолк. Он массировал Себастьяну кожу головы, гладил шею, тайком проверяя пульс, но вскоре тишина начала на него давить. Он не мог взять и оставить все как есть, не сказанным, ограничившись легкой благодарностью за побег. Ничего не разрешилось, всё, что он приобрел – это лишь больше вопросов, больше смятения и злости. Они колючим дымом циркулировали в его легких. – Я думал, что ты дашь мне умереть, – сказал он. – После всего того, что ты сказал мне этим утром. Себастьян сглотнул, медля с ответом. – Значит, не можешь, да? – Ты оказался неправ, – говорил Рувик дальше. – У тебя была масса возможностей убить меня. Ты мог бросить меня в той аварии, или дать Кидман застрелить меня, – он сжал ладонью затылок Себастьяна. – Ты мог задушить меня, пока я был без сознания. Это не составило бы труда. Себастьян облизал губы и, помолчав, понизил голос, признавая поражение: – Можешь за это не переживать, – сказал он. – Я не причиню тебе вреда. Услышав эти слова, Рувик должен был почувствовать облегчение, но вместо этого у него засосало под ложечкой. Он крепче сжал руки, борясь с желанием впиться ногтями в кожу Себастьяна. – Конечно, нет. Я нужен тебе, чтобы спасти твоего напарника. – Не только поэтому, – Себастьян заелозил, но если он хотел увеличить расстояние между ними, то быстро сдался: Рувик держал его крепко. – Мы с тобой уже через столькое прошли вместе, так что, если ты просто взял и умер, это была бы… потеря. Мне бы этого не хотелось. – Потеря, – недовольным эхом вторил Рувик. – Дьявол, может, я просто устал терять людей, – признался Себастьян. – Даже если речь идет о таком жутком мелком засранце, как ты. Рувик фыркнул, но подначки Себастьяна переносить было проще, чем его прямоту. Он вернулся к прерванному занятию, расчесывая пальцами волосы Себастьяна; хотел бы он, чтобы странное напряжение, засевшее между ребер, исчезло. Однако его желания оказалось мало. Через несколько минут Себастьян снова заелозил. – У меня рука затекает. Рувик напрягся всем телом, но понял, насколько по-детски это, должно быть, выглядит. Он разжал руки, давая им обоим пространство для маневра. Но, стоило ему выбраться из-под Себастьяна, а тому – завалиться на спину, как Рувик поменял мнение. Как только Себастьян улегся поудобнее, Рувик растянулся на нем сверху, утыкаясь носом под щетинистый подбородок. Слишком сложно было отказать себе в чужом живом тепле, пока он чувствовал себя таким уязвимым. Себастьян немного подвинул его, освобождая заживающую ногу от лишнего давления, но в остальном не стал сопротивляться. Он даже перебросил одну руку через спину Рувика, придерживая его на месте. – Ты как? – спросил он. – Тебя трясет. – Не трясет, – пробормотал Рувик. Он зарылся лицом в его шею и зажмурил глаза. – Я в порядке. Просто устал. – Что там происходило, пока я не нашел тебя? – Ничего, – получилось куда правдивее и зловеще, чем он хотел бы признать. Он просунул руки между Себастьяном и диванными подушками, будто бы заякорился. – Там не было буквально… ничего. Удивительно, но Себастьян понял, о чем он говорит. Он осторожно сжал его затылок в утешительном жесте. – Это еще не закончилось, верно? – тихо спросил он. – Это не последняя наша встреча с той тварью. – Нет, – ответил Рувик, но ему не хотелось обсуждать это дальше, чтобы не получить от Себастьяна еще больше презрения и жалости, и он поспешил сменить тему. – Но, по меньшей мере, мы теперь знаем, что у тебя достойная выносливость, в ментальном смысле этого слова. Это может сыграть нам на руку, если мы собираемся помогать твоему напарнику. Он почувствовал, как участился пульс Себастьяна. – Скажи, что мы действительно можем его спасти. – Можем, – Джозеф тоже не был излюбленной темой для обсуждения, но так Себастьяна можно было отвлечь. – Первым делом нужно увести его от «Мобиуса». Нам понадобится время и уединенность. Но да, я думаю, что у нас все получится. – Слава богу, – беспокойно перебирал пальцами по чужой спине. – Мы обязаны помочь ему, Рувик. Как подумаю, что они с ним сотворили… Через что ему придется пройти, когда мы заберем его… – он бессильно вздохнул. – Он такого не заслуживает. Рувик нахмурился. – Он важен для тебя. – Да. Да, важен, – его голос сел от тяжести эмоций; мурашки бросились врассыпную по спине Рувика. – Он был единственным, кто остался рядом после… всего. Я ведь, ну, знаешь. Разваливался на части. Все остальные предпочитали держаться на расстоянии, но Джозеф упорно присматривал за мной. И, боже, – он потер глаза, а потом запустил пальцы себе в волосы. – Я обращался с ним, как с дерьмом. А он лишь пытался помочь. Почему я только был таким придурком? Этого он тоже не заслужил. Если бы я относился к нему с большим вниманием, пока мы были в СТЭМ, то они не смогли бы захватить его. Я должен был стараться лучше, – уже совсем неразборчиво бормотал Себастьян. – Если с ним что-то случится, я себя до конца жизни не прощу, сколько бы она после этого ни продлилась. – Перестань, – слишком много он наговорил из того, что Рувик не хотел слышать. К тому же, высказаться за раз у Себастьяна все равно не получилось бы. Рувик приподнялся немного, чтобы посмотреть ему в глаза. – Я верну его тебе, ладно? Перестать сожалеть. Себастьян смотрел на него в ответ, и что-то в выражении его лица изменилось, промелькнувшая эмоция была почти болезненной. Он поднял руку, проследил подушечкой большого пальца практически невидимый шрам пересекающий бровь Рувика. Под пальцем стало щекотно. – Тебя это заботит только потому, что это важно для меня, – сказал он. – Разве этого мало? – Рувик старался следить за движением его руки. – Если ты ждал от меня чего-то большего, то, боюсь, ты разочаруешься. – Вероятно, – согласился Себастьян. Он взъерошил костяшками волосы Рувика. По его лицу так и не стало ясно, о чем о думает на самом деле. – Но сегодня ты знатно рисковал своей жизнью ради меня. – Ты тоже. – Это ведь должно что-то значить? – Например? – нетерпеливо спросил Рувик. Когда Себастьян начал опускать руку, он поймал ее, удерживая на месте. – Что бы это могло значить? – Черт, я не знаю. Ты не впервые спасаешь мою жизнь, – Себастьян погладил пальцем лоб Рувика там, где раньше был острый угол плексигласовой пластины. – Все, что я там увидел, заставило задаваться вопросами, – сказал он. – Например, где бы ты сейчас был, будь мир менее дерьмовым местом. Ах, вот оно что: жалость. Он должен был распознать ее раньше. Рувика затрясло от злости, замутило от отвращения, и он оттолкнулся от груди Себастьяна, подтянул колени, чтобы слезть с него. Он не для того пережил столкновение с прихвостнями «Мобиуса» и изломанным противником в собственном сознании, чтобы над ним насмехались с жалостью. – Эй, – Себастьян поймал его за руки, пока он не успел отстраниться достаточно далеко. – Рувик, ты чего… – Думаешь, ты что-то знаешь о жизни, которую я должен был бы прожить? – огрызнулся Рувик. Он попытался высвободиться, но сила в руках Себастьяна впечатляла, ведь всего несколько секунд назад он был таким слабым. От такой перемены внутри что-то затрепетало. – Отпусти меня! – Нет… погоди минуту, – настойчиво удерживал его Себастьян. Он не ослаблял хватку, параллельно пытаясь сесть. – Я ведь не это имел в виду. – Отпусти! – прикрикнул на него Рувик, но, когда это не сработало, он заставил его. Он потянулся к его нервам исступленным разумом, разжимая ему пальцы один за другим, игнорируя ругань в свой адрес. Но стоило ему освободиться и отвернуться, чтобы встать, как Себастьян снова схватил его за запястье. – Постой, – сказал он, но Рувик едва его слышал: он в панике смотрел на сомкнувшуюся вокруг его руки ладонь, ту, что должна была быть под его контролем. – Я лишь пытаюсь сказать, что я… – Замолчи! – Рувик попробовал еще раз. Даже после пережитого сегодня, каждая клетка в теле Себастьяна откликнулась, и у него получилось закрыть ему рот и высвободить свою руку. В глазах Себастьяна вспыхнул инстинктивный страх, и Рувик мелочно порадовался. Но вдруг этот страх обернулся упрямой решимостью, и руки Себастьяна вновь пришли в движение. Он боролся. У него пока не получалось разжать челюсти, но он сосредоточенно свел брови, выворачиваясь из-под влияния Рувика. И преуспевал. «Нет, он не может, – Рувик задрожал, когда горячие пальцы снова сжали его запястье. – Он мой, – он высвободился и взял Себастьяна за руки, переплетая их пальцы. – Ты мой, и ты будешь делать то, что я говорю». Себастьян раздувал ноздри, продолжая сопротивляться. На его стороне было столько физической силы, что на какое-то мгновение показалось, что он непременно ее применит. Но когда Рувик привалился к нему, налегая всем весом, скрутив сухожилия внутри, вся его защита рухнула. Он упал обратно на диван; его руки Рувик зафиксировал по обе стороны от головы. Тело не слушалось, и несмотря на полный ярости взгляд, он был абсолютно беспомощен. Дышал Рувик прерывисто. «Вся его сила пришла от меня, – заверил он сам себя, не ослабляя хватки, чтобы лишний раз убедиться, что прав. Его дрожь от чувства уязвимости плавно перетекла в какой-то маниакальный восторг; под ним поднималась и опадала грудь Себастьяна. – Это из-за моего устройства он обрел такую власть в кошмаре, без него у него нет надо мной власти. Он мой». Рувик наклонился ниже, прижался губами к чужому рту. Он мог бы принудить Себастьяна ответить ему, но не стал; Себастьян злобно шипел сквозь зубы, дыханием опаляя его щеки. Рувик и так уже закрепил свое право. Он думал о том, как его вытянули из заточения в собственном разуме, воскрешал в памяти эхо ощущений от беспокойных рук, очищавших, гладивших его омертвевшую кожу – жалкое подобие того, что он чувствовал сейчас: щекотное дыхание на лице, взмокшие от пота волосы, потрескавшиеся губы под его собственными. Он впитывал все эти чувства и думал, что убил бы тысячу Лэсли, если бы в итоге получил себе такого Себастьяна, перепутавшегося с ним восприятием. Себастьян гортанно рычал и пыхтел, и, когда Рувик вернул ему контроль надо ртом, то первым делом укусил захватчика. Нижняя губа вспыхнула горячей болью, и ощущение показалось Рувику до странного знакомым, будто дежавю. Однако после этого он не отстранился – его лишь пробрало крупной дрожью, – и на этот раз Себастьян сам увлек его в поцелуй. Они льнули друг к другу с тем же жаром, что сегодняшним утром, сталкиваясь языками и едва не вгрызаясь друг в друга. Это чем-то напоминало скрепление союза: они объединили силы и выжили в нескольких столкновениях с противником – они зависели друг от друга. Они знали об этом каждой своей клеткой. Себастьян разорвал поцелуй с шумным вдохом. – Отпусти мои руки, – сказал он. Рувик так и сделал. Он снова наклонился к нему, но в следующий же миг Себастьян схватил его за горло, оттолкнул от себя. Пульс зашелся, заколотился жилкой о шершавую ладонь, и хоть его держали недостаточно крепко, чтобы перекрыть кислород, Рувик все равно задержал дыхание. – То, что я спустил тебе это с рук в прошлый раз, не означает, что наши договоренности больше не действуют, – сурово сказал Себастьян. – Не лезь ко мне в мозги. Рувик коснулся внутренней стороны его запястья. Убедившись, что его контроль не ослаб, он медленно огладил жилы, выступившие на напряженном предплечье; опасность была скорее соблазнительной, нежели пугающей. – Стоит ли так упрямиться? Себастьян с трудом сглотнул. – Я серьезно, – сказал он, но когда Рувик склонился к нему, то он никак ему не воспрепятствовал. Он отвечал на каждый жадный поцелуй, стискивал плечи Рувика, притягивал ближе, придерживая за спину. Но стоило Рувику переместиться и усесться ему на бедра, как здравомыслие начало возвращаться обратно. Застонав, он опустил руки Рувику на талию. – Постой, – выдохнул он, теребя пальцами край чужой футболки. – Хреновая это затея. – Что именно? – Рувик запустил пальцы в его волосы, сжал в кулаках, удерживая его голову на месте, и заглушил ответ еще одним жгучим поцелуем. Он чувствовал, как тело под ним словно закипает, на все согласное там, где разум пасовал, и это заводило его. Но Себастьян упрямился. Он так долго поддавался требовательному рту Рувика, что начал задыхаться. Он отстранил его от себя, отвернулся. – Нам не следует этого делать, – севшим голосом сказал он. – Почему? – допытывался Рувик. Он стиснул его бока бедрами, толкнулся вперед, вздыхая блаженно, когда его полувозбужденный член откликнулся на фрикцию. – Почему не следует? Себастьян стиснул пальцами бедра Рувика, предупреждая последующие движения, но тому это даже понравилось. Шансов скрыть собственное возбуждение у него тоже не было. – Потому что ты мне не нравишься, – парировал Себастьян. – Уже через час я себя за это возненавижу. – Значит, у нас масса времени, – Рувик дернул за волосы, запрокидывая ему голову, чтобы получить доступ к шее. – Потрогай меня, Кас, – говорил он между грубыми поцелуями. – Прикоснись ко мне. Себастьян глухо зарычал, дернулся, пытаясь освободиться, но Рувик широким движением провел языком под его челюстью, и сил сопротивляться больше не осталось. – А к черту, – пробормотал он и насилу выпутался из рук Рувика, чтобы поцеловать его по-нормальному. Они столкнулись, едва не клацнув зубами, и Рувик, отвлекшийся на неожиданный порыв Себастьяна, упустил момент, когда под его футболку пробрались жесткие пальцы. И оказался совершенно не готов к тому, насколько это восхитительно, когда чужие руки скользят вдоль позвоночника. Он выгнул спину, подставляясь под ласку, застонал вголос. – Сильнее, – выдохнул он, прикусывая Себастьяну губы и подбородок, стараясь еще и так донести до него свою просьбу. – Сильнее… так, чтобы я почувствовал. – Боже… – Себастьян выполнил его просьбу даже слишком прилежно: с силой прочерчивал ногтями полосы по его ребрам, до синяков стискивал лопатки. Рувик скулил и вздрагивал под каждым жестоким движением его рук, наслаждаясь каждой искоркой боли, потому что она была его. Он хотел, чтобы все его тело покрывали отметины, хотел, чтобы расцвеченная кровоподтеками кожа служила доказательством того, что он еще жив. Рувик все же отстранился, сел ровно, чтобы стянуть с себя футболку. Себастьян, должно быть, подумал, что он снова хочет сбежать: он споро поднялся следом, обвивая рукой талию Рувика, чтобы не дать ему уйти. Но Рувик уходить и не собирался. Отбросив свою футболку в сторону, он выпутал Себастьяна из рубашки, и они снова переплелись руками, буквально на ощупь ища губами губы. Все происходящее было восхитительно на том мучительном уровне, когда он ни за что бы не остановился. Себастьян просунул ладони за пояс его джинс и крепко стиснул его ягодицы. Внутри горячо вспыхнула новая волна возбуждения, оказавшаяся для него практически невыносимой. – Постой, – заполошно выдохнул он. Член болезненно натягивал джинсы, и Рувик уткнулся лицом в шею Себастьяна, стараясь сосредоточиться, чтобы не кончить слишком рано. – Погоди. Себастьян усмехнулся, от души стискивая его задницу, чтобы он еще раз застонал. – А теперь ты хочешь подождать? – проворчал он, но пока Рувик бормотал что-то и ёрзал, Себастьян сообразил, что к чему, и переместил руки, занявшись ширинкой его штанов. – Определись уже. – Я просто не хочу… – фраза оборвалась грудным стоном, когда Себастьян сжал в ладони его член. От движения его грубой ладони перед глазами заискрились звезды. – Постой, – снова сказал он, толкнул Себастьяна в грудь, хлопнул по ней раскрытой ладонью, вынуждая его остановиться. Себастьян сжалился, рассмеялся тихо. Хриплый звук его голоса приятно волновал Рувика, и он отстранился, вдохнул с облегчением, чувствуя, как воздух холодит разгоряченную кожу. – Ты выглядишь даже милым, когда вот-вот собираешься кончить, – поддел он его. – Боже, я уже себя ненавижу. Он опрокинулся обратно на спину, и Рувик только собрался упрекнуть его за это, как вдруг осознал, что у него появилось пространство, чтобы расстегнуть ему штаны. Он стащил их с Себастьяна ровно настолько, чтобы высвободить его член. От одного его вида – налившегося, твердого в его медленно движущейся ладони – у Рувика пересохло во рту. – Ну же, – поторопил его Себастьян. Он стянул с Рувика его джинсы, а затем ухватил за бедра, устраиваясь удобнее. – Если будешь и дальше тянуть время, я могу передумать. Рувик с широко раскрытыми глазами следил за тем, как Себастьян обхватил широкой ладонью оба их члена и сжал. Это ни в какое сравнение не шло с тем ощущением, когда он прикасался к себе сам – пусть он и использовал для этого ту же руку Себастьяна, – и он толкнулся бедрами вперед, желая почувствовать трение от мозолей на чувствительной плоти. Себастьян поощрял его, одной рукой задавая направление, второй – поглаживая и стискивая вместе оба члена. Каждое движение казалось наэлектризованным, и если бы Рувик видел себя со стороны, то устыдился бы той жадности, с которой толкался в кулак партнера, задыхаясь и не стесняясь невразумительно стонать. «Еще нет, – думал он, впиваясь ногтями в грудь Себастьяна. Тот непроизвольно стиснул пальцы крепче в ответ на жжение, и дополнительное давление едва не вышибло дух из Рувика. Он ускорил темп. – Еще нет. Еще рано». Себастьян длинным движением обвел и сжал трущиеся друг о друга головки, и Рувик больше не смог сдерживаться. Мышцы свело, и одновременно с этим бурлящие удовольствие захватило все его чувства. Взгляд расфокусировался и отказывался обретать четкость, пока Себастьян не поймал его за локти: оказывается, он едва не свалился с него. Несколько долгих вибрирующих секунд он испытывал чистейшую эйфорию.А потом он сделал вдох и понял, как недолго длилось это состояние. – Блядь, – пробормотал он себе под нос. Себастьян хмыкнул, придерживая его. – Что я слышу? Ты ругаешься? Должно быть нехило… – Замолчи, – Рувик зачесал пальцами взмокшие от пота волосы. Теперь еще более уставший, чем раньше, он чувствовал внутри себя незнакомую колкую энергию, и ему хотелось еще. Немного отдышавшись, он сам обхватил рукой оба их члена. От прикосновения к собственному, почти обмякшему члену, его словно током прострелило. Каждый его дюйм едва не гудел от гиперчувствительности, было больно, но в равной степени и возбуждающе. С хриплым стоном он двинул рукой еще раз, потираясь о все еще крепкий стояк Себастьяна. – Рувик, – Себастьян потянулся вниз, чтобы остановить его. – Тебе не обязательно… Тот шлепком отбил его ладонь. Собственная рука Рувика не была такой широкой, как у Себастьяна, и ему пришлось потрудиться, чтобы суметь удержать их обоих, но это его не остановило. Он мелко вздрагивал с каждым движением кулака, нервы звенели, а стоны удовольствия, которые Себастьян безуспешно пытался подавить, распаляли его все сильнее. Приноровившись, он поднял взгляд. Даже если бы боль не заводила его, все это стоило бы того, чтобы увидеть Себастьяна в таком виде: глаза потемнели от вожделения, между губ мелькал кончик языка, его пальцы до синяков впивались в колени Рувика. Приближаясь к собственной разрядке, Себастьян задышал чаще, вздернул подбородок. – Черт, – пророкотал он. – Почему ж так хорошо? Рувика затрясло, но он не нашел в себе сил отвести взгляд от Себастьяна, когда прибавил темп. Он сжимал и гладил их, пока Себастьян не выгнул спину, пока не забился под ним, рыча. Рувик не перестал двигать кулаком даже тогда, когда его пальцы стали влажными, и продолжал до тех пор, пока Себастьян не отвел его руку в сторону. – Вот так, хорошо, – Себастьян обессиленно распластался на диване, переводя дыхание. – Господи боже… Рувик улегся на него сверху. Он сам еще не отдышался, что не помешало ему напроситься на еще один глубокий поцелуй. «Разумеется, ты не причинишь мне вреда, – думал он, впитывая в себя довольное ворчание Себастьяна. – Разумеется, ты пришел за мной. Так и должно было быть, – он счастливо заурчал Себастьяну в губы и несильно потянул за волосы. – Ты мой». – Ты мой, – повторил он вслух шепотом, и снова его поцеловал.***
Себастьян ответил на его поцелуй. Когда запал Рувика наконец-то иссяк, и он умостился у него на груди, комната обрела былую четкость. Он надеялся провалиться в сон и проспать до утра, но как только утихли последние отголоски оргазма, все больные места, о которых он должен был вспомнить только наутро, заявили о себе. Мозгу по-прежнему было тесно в черепной коробке, а идея взять и отпилить к чертям собачьим целую ногу уже казалась достойной рассмотрения. Но на какое-то мгновение всё было не так уж плохо. Его накрывало теплое тело, расслабленное после выматывающей страсти, шею щекотало мягкое дыхание – он обнимал человека, для которого был желанным. Человека непредсказуемого и нестабильного, человека, который бился с ним плечом к плечу и рисковал своей жизнью ради него. Определенно, всё могло быть хуже. И бывало хуже. Себастьян закрыл глаза, чтобы хотя бы несколько минут пробыть в состоянии ленивого спокойствия, но внезапная мысль буквально взорвалась в голове. «Так ты и проведешь остаток своей чертовой жизни». Дыхание замерло у него в груди. Он перебирал пальцами влажные пряди чужих волос, позволяя осознанию улечься. «Ты слишком труслив, чтобы убить его, – думал он. – Но он слишком опасен, чтобы оставлять его наедине с этими его изобретениями. Если всё получится, и ты спасешь Джозефа и Кидман, если вы развалите «Мобиус» и сумеете сбежать, то… дальше-то что? – Себастьян с трудом сглотнул ком в горле. Рувик вдруг показался очень тяжелым. – А дальше – вот что. Пока вы оба живы, он будет с тобой, а ты останешься с ним. Другого выхода нет». Рувик вздохнул и приподнялся, но не для того, чтобы встать. Он потянулся за еще одним поцелуем. И Себастьян дал его ему.