Кроме пыли и пепла

"Я найду тебя, Феанаро, и заставлю пожалеть об этом! Найду и убью!" Эта мысль пришла к Нолофинвэ где-то посреди ледяной пустыни Хэлкараксэ, когда в шатре, в котором он остановился на отдых во время очередного привала, из двенадцати эльдар не проснулись восемь. Потом она еще возвращалась. Иногда только эта мысль и вынуждала Нолофинвэ сделать следующий шаг или хотя бы следующий вдох. И в Белерианде первые шаги его были подчинены той же цели: найти Феанаро и поквитаться за все. Местных эльфов, которых нолдор встретили почти сразу, первым делом спросили о других нолдор, и те указали дорогу. Только у самого озера Митрим под ласковым теплом золотого Нового Светила, с упоением глядя на зеленую траву, голубую воду и лазурное небо, которых уже не чаял увидеть, Нолофинвэ освободился от власти своего жестокого стремления. Ведь он узрел так же и черную трехглавую гору на севере — немую, но внятную угрозу всему. И ненависть к Моринготто, мощная и обжигающая, поднялась в нем, словно волна, смывая все остальное. Она была настолько сильной, что Нолофинвэ не мог держать ее в себе и, чтобы только дать ей выход, призвал свой народ немедленно идти к темной крепости и бросить вызов врагу. Пусть знает, что нолдор пришли требовать ответа за его злодеяния! — Да! Да, Государь! Идем немедля!!! — отвечал ему его народ. Охваченные одним яростным порывом нолдор словно сбросили с себя груз усталости, лишений и потерь. Готовы были к бою сейчас же. Они развернули стяги, затрубили в рога и двинулись в путь. И достигли Ангбанда. И пики Тангородрима задрожали от звука эльфийских труб, и врата затряслись под ударами эльфов, но не подались. А Нолофинвэ, рассмотрев вблизи громаду Ангамандо и чувствуя на себе ее тень, осознал, как рискованно было приходить сюда без подготовки. Тогда он отдал приказ отступать, и его войско повернуло назад, к Митриму. По дороге Нолофинвэ снова думал о встрече с Феанаро. Но теперь для него уже было совершенно ясно, что он не может и не должен убивать своего брата, если только не желает, чтобы нолдор сошлись в смертельной схватке с нолдор и сражались друг с другом до последнего эльда. Под смех Моринготто, который, конечно, сполна насладится этим зрелищем, сидя в своей крепости. Так что Нолофинвэ придется в очередной раз попытаться говорить с братом, хотя раньше и не было никакого признака, что тот способен его понять. Биться, может быть, все-таки придется. В таких раздумьях пребывал Финголфин, когда его войско снова достигло северного берега Митрима. Он приказал разбить лагерь и отправил нескольких эльдар с вестью о том, что Нолофинвэ пришел в Белерианд и желает говорить с Феанаро, к укреплениям, которые могли быть только лагерем Феанаро и его сторонников, такой нолдорский у них был вид. Посланцы вернулись быстро. В крайнем изумлении они рассказали, что лагерь совершенно пуст, но не разорен, а явно оставлен жителями не более нескольких часов назад. Куда делись эти самые жители, выяснилось почти немедленно. Они как раз заканчивали разворачивать собственный лагерь на противоположном берегу озера. "Как странно, — подумал Нолофинвэ. — Совсем не в духе Феанаро. Или все-таки в духе?" Приходилось признать, что он никогда не знал своего брата достаточно хорошо, а теперь, пожалуй, не знал его вообще. Но испытывал облегчение, оттого что прямо сейчас сталкиваться с ним не придется. Нолофинвэ дал разрешение занять лагерь. Его народу нужен был отдых и безопасность, и глупо было пренебрегать укреплениями. Нолдор на южном берегу затаились, явно избегая встреч. Нолофинвэ, в свою очередь, приказал своему народу так же избегать встреч, и надеялся, что тех, кто мог бы пойти на южный берег искать мести, прямой приказ короля удержит, а вот тех, кого могла бы со временем повести туда старая привязанность, наоборот, не удастся удержать приказами, и, в конце концов, он сможет и избежать кровопролития, и узнать вести. Так и случилось. И Нолофинвэ не был особенно удивлен, когда вести ему принес не кто-нибудь, а его собственный первенец. Едва дождавшись, пока они окажутся наедине, Финдекано выпалил: — Феанаро нет в лагере, он в плену у Моринготто. Эти слова подействовали на Нолофинвэ, как сильнейший удар по лицу. Дыхание на несколько мгновений перехватило. А когда снова смог говорить, он спросил: — Они пытались его освободить? — Пытались, сразу же, — ответил Финдекано и замолчал. — И что произошло? — поторопил Нолофинвэ не в силах ждать. Кровь в его жилах превратилась в огонь. Феанаро в плену у Моринготто. Перед глазами замелькали, сменяя друг друга видения: Феанаро, высокий и гордый, каким Нолофинвэ видел его во времена своего детства, и обезображенное тело их отца в Форменоссе. Одно, другое, одно, другое... Нолофинвэ с трудом сосредоточился на лице Финдекано и на его голосе, благо, тот снова заговорил: — Пытались, сразу же. Положили несколько тысяч воинов, но попасть за ворота так и не смогли. С тех пор больше не пытались — решили, что им не хватит сил. Потом к ним еще приходил посланец от Моринготто, сулил, что им вернут отца, если они откажутся от войны и уйдут далеко на юг. Но он так откровенно глумился над ними, что они не могли ему поверить, даже если бы захотели. К тому же, они не могут отказаться от войны, из-за Клятвы. С тех пор никому ничего не известно о Феанаро, уже два года, считая по времени Древ. Но, возможно, он еще жив, если предположить, что его смерть они почувствовали бы. Финдекано замолчал, молчал и Нолофинвэ, теперь его пробирал холод. Он смотрел на свои руки и удивлен был видеть, что они не дрожат. — Я шел туда и думал, спрошу его, как же он мог, как все они могли... — продолжал тем временем Финдекано. И Нолфоинвэ снова заставил себя слушать его. Уточнять, о ком говорит Финдекано, не было нужды. Майтимо, когда-то дорогой друг, почти брат. — Но он попятился от меня, словно я чудовище из древних легенд, и не встречал мой взгляд. Я понял, что он ответит: они не смели противиться воле отца. Мне есть что сказать о таком послушании и о его отце, — тут Финдекано махнул рукой. — Но я понял, что не могу. То есть Феанаро и в лучшие свои дни был заносчивым дураком, а в иные все было в дюжину дюжин раз хуже. Но, если бы он... если бы я... — голос Финдекано прервался. Он судорожно вздохнул и заговорил опять: — Если бы на его месте был ты, я никогда не отступил бы. Я освободил бы тебя или умер, пытаясь. При этих словах на его лице отразилось такое страдание, что невозможно было сопротивляться стремлению утешить. Подойдя к сыну, Нолофинвэ обнял его так крепко, чтобы тот не мог даже пошевелиться, и шептал: "Тише, тише, я здесь, с тобой..." Через несколько мгновений Финдекано расслабился и склонил голову на плечо отца. — Прости, — прошептал он. — Я не должен так... — Ничего, — тем же утешительным тоном ответил Нолофинвэ и продолжил, как мог спокойно и требовательно: — Но пообещай мне одну вещь. — Какую? — спросил Финдекано, отстраняясь, чтобы посмотреть в лицо отцу. — Если я окажусь в плену в Ангамандо или умру, ты не должен рисковать собой и губить наш народ, чтобы освободить меня или отомстить. — Нет! Финдекано дернулся, вырываясь из отцовских рук, но Нолофинвэ его не отпустил. — Ты должен пообещать мне это, Финдекано. Ты мой сын. Мой наследник. Ты должен жить, и, если я не смогу вести наш народ, тебе придется сделать это. — Есть еще Турьо, — возразил Финдекано, слова о важности собственной жизни он пропустил вовсе, как и можно было ожидать. Нолофинвэ покачал головой. — Турьо сейчас и так очень тяжело, чтобы еще взвалить на него такую ответственность. А здесь народ может лишиться короля в любую минуту, история Феанаро служит тому примером. Но даже если я сумею продержаться намного дольше, я ожидаю, что после меня ты исполнишь свои обязанности по отношению к нашим подданным, а не оставишь все это Турукано и исчезнешь. Финдекано гневно сверкнул глазами. Он не любил Феанаро даже в благие дни в Валиноре, а теперь тем более, и любой, самый крошечный, намек на сходство был ему отвратителен. Нолофинвэ знал об этом слишком хорошо. Финдекано долго медлил, но потом все-таки произнес: — Хорошо, отец. Я обещаю. — Спасибо! — искренне поблагодарил его Нолофинвэ. — Мне важно было услышать это. Иначе мысль о том, что могло бы случиться с тобой и с нашим народом, если меня не будет рядом, лишила бы меня храбрости. Финдекано сделал глубокий вдох, явно стараясь успокоиться. — Я понимаю, правда, — сказал он. — Только надеюсь, что мне никогда не придется исполнить это обещание. — Я тоже, — Нолофинвэ грустно улыбнулся и опять притянул сына к себе. Финдекано не противился, и на этот раз Нолофинвэ склонил голову ему на плечо и закрыл глаза. Под закрытыми веками тут же снова замелькали видения. Феанаро. Искалеченное тело отца. Феанаро. Тело. Феанаро. Тело. Наконец два образа слились в один: Феанаро, искалеченный, изломанный, весь в крови и грязи. Нолофинвэ до хруста стиснул зубы.