Кроме пыли и пепла

Нолофинвэ не объявлял в лагере об известиях, полученных с противоположного берега. Но о том, что Феанаро в плену у Моринготто все равно скоро знали уже все, из чего Нолофинвэ заключил, что Финдекано был первым, однако не единственным, кто ходил в лагерь сыновей Феанаро. Большинству нолдор услышанная весть казалась ужасающей. Хотя были и такие, кто говорил, что Феанаро заслужил это, и еще больше тех, кто только угрюмо молчал, поджимая губы. Нолофинвэ не мог их осуждать, потому что понимал и их боль, и их гнев. Но сам Нолофинвэ при мысли о Феанаро и его участи больше не испытывал гнева, только ужас и жалость. И еще что-то, чему он толком не знал имени, но ощущал то и дело, когда пил воду, разламывал хлеб или вдыхал полной грудью напоенный ароматом трав воздух. В эти моменты на ум сами собой приходили мысли об узнике, который лишен этого, и Нолофинвэ замирал в оцепенении, и все вдруг приобретало вкус пыли и пепла. А его попытки путешествовать по Дороге Грез теперь были заполнены жуткими видениями, где судьбы его отца и брата странно смешивались, он с трудом удерживался от того, чтобы грезить этим и наяву. Стоило только на мгновение забыться, и... Наконец Нолофинвэ вынужден был признать, что у него только два пути: попробовать вырвать Феанаро из лап Моринготто или лишиться разума. А поскольку последняя вещь, которая могла понадобиться его народу — безумный король, выбор был очевиден. Только вот этот выбор — и так уже безумие. И Нолофинвэ все спорил и спорил сам с собой. "Нельзя бросать его там". "Чего ты хочешь? Положить у врат Ангамандо несколько тысяч и своих воинов? Разве мало их умерло у тебя на глазах? Разве ты можешь попросить их идти на гибель ради Феанаро?" "Нет, не могу. Но оставить его там я тоже не могу". "А он вспомнил о тебе хоть раз, с тех пор как предал? Думал ли он хоть о ком-нибудь, кроме себя?" "Едва ли. Только это не может помешать мне думать о нем". "И что же, пойдешь один?" "Да, один". "И сгинешь. Или останешься там, как он". "Возможно". "Ты король, ты должен быть со своим народом". "..." "Твоя семья нуждается в тебе, подумай о своих сыновьях! И о дочери тоже. Она держится лучше всех, но если тебя не будет..." "..." "Вот видишь, ты и сам все прекрасно понимаешь". "И мои подданные, и мои дети сильны духом. Они могут быть поддержкой друг другу. И они в безопасности здесь, насколько любой может быть в безопасности, пока Моринготто сидит в своей крепости". В конце концов он совершенно решился идти втайне от родных и народа. Но король не может просто ускользнуть потихоньку и исчезнуть. Так что Нолофинвэ скрепя сердце решился посвятить в свой план Финдекано, по крайней мере, отчасти. Финдекано посмотрел на него недоверчиво: — Ты хочешь, чтобы я скрывал твое отсутствие ото всех, настолько долго, насколько смогу, а когда его заметят, отвечал так, чтобы можно было подумать, будто ты собрался тайно побывать в Сокрытом королевстве? И это при том, что выходить в одиночку за пределы лагеря опасно, и мы уже договаривались, что к Эльвэ первым отправится, когда мы будем готовы, кто-то из кузенов? — Я уверен, Артанис будет вне себя, но простит меня к моменту моего возвращения, — Нолофинвэ попытался улыбнуться, но под серьезным и пронзительным взглядом сына у него ничего не вышло. — И ты не скажешь мне, куда на самом деле идешь, — продолжал Финдекано. — Уж не в Ангамандо ли ты собрался? Тишина после этих слов была оглушительной. Прямой вопрос прозвучал, и теперь Нолофинвэ уже не мог ничего утаить. Если только промолчать, но тут был как раз тот случай, когда молчание равносильно признанию. — В Ангамандо, — пораженно выдохнул Финдекано и заговорил горячо и напористо: — Ты не можешь так поступить — без тебя все здесь осиротеют! Не только я, Турьо и Арэльдэ, а каждый. Каждый. Все снова погрузятся в хаос и безумие. — Нет, ты им не позволишь, — возразил Нолофинвэ. —Ты обещал. Жестоко было говорить такие слова, но выхода не оставалось. Ведь Финдекано, вполне возможно, действительно придется иметь со всем этим дело. — О да, обещал, — Финдекано горько усмехнулся. — Вот только я не очень-то приспособлен для такой роли. В тот единственный раз, когда я пытался повести за собой часть нашего народа, я завел их еще глубже во тьму. Нолофинвэ нисколько не был удивлен, что разговор свернул на эту тему. Они уже не раз говорили о подобном прежде. — Наш народ любит тебя и верит тебе, и... — Если бы кого-то из них в самом деле беспокоило собственное благополучие, они не стали бы, — перебил его Финдекано. — Верит, и не зря, — с нажимом продолжал Нолофинвэ. — Ошибиться может каждый, даже самый благородный, честный и мудрый. Это не делает его плохим королем, если он извлекает из своей ошибки новую мудрость для блага своих подданных. Финдекано болезненно поморщился: — И какую мудрость я извлек? Узнал, как пролитая кровь эльфов никогда не перестает отягощать твою совесть, даже если, проливая ее, ты думал, что поступаешь правильно? Да кому нужна эта мудрость! — на последних словах он почти уже кричал. — Я думаю, нашему народу сейчас она очень нужна, — серьезно ответил Нолофинвэ. — И я думаю, во многом благодаря тебе у нас тут не появляются каждый день новые эльфы, убедившиеся в этом на собственном опыте. Финдекано надолго задумался, потом сказал: — Ты так веришь в меня, просто дух захватывает. — И дюжину дюжин раз ты достоин этого, — отозвался Нолофинвэ. Финдекано при этих словах невольно расправил плечи. А Нолофинвэ смотрел на него и любовался им. Может, в последний раз, хотя о таком лучше было не думать. — Почему ты это делаешь? — спросил вдруг Финдекано. — Ты что, думаешь, так будет легче заключить союз с жителями южного лагеря? Против Моринготто? — Легче? — Нолофинвэ изумленно фыркнул. — Слова "легче" и "Феанаро" никогда не стояли рядом, по крайней мере, для меня. Но я просто не могу знать, что он там. — Нолофинвэ повел подбородком в сторону, где примерно возвышалась гора Тангородрим. — И ничего не сделать. — Он бы ради тебя и пальцем не пошевелил, — с обидой произнес Финдекано. Нолофинвэ знал, чувствовал, что это обида не на него, а за него. На память вдруг пришло, как однажды, когда Финдекано было чуть больше года Древ, он подошел к Нолофинвэ и сказал: — Раз Феанаро не любит тебя, пусть не приходит. Скажи ему, чтобы не приходил. Ты же можешь сказать ему, папа! А Нолофинвэ смотрел в огорченное личико сына, который был вообще-то необычайно жизнерадостным ребенком, и гадал, что же могло так его расстроить. Феанаро действительно заходил в этот день. Но они даже не спорили, на редкость мирно побеседовали. — Я не могу, сынок, — наконец ответил он. — Почему? — удивился Финдекано. — Ты можешь все-все! Нолофинвэ улыбнулся и решил подождать с объяснениями, что никто не может всего-всего, еще годик-другой. Но на вопрос нужно было ответить сейчас. И Нолофинвэ ответил: — Потому что он мой брат, и, даже если нет любви между нами, он все равно всегда будет моим братом. И он будет приходить в мой дом, и в моей жизни всегда будет место, которое принадлежит ему. Когда-нибудь ты станешь совсем взрослым и мудрым и поймешь это. Финдекано вырос и стал мудрым, и у него появились родные братья и сестра, и кузены, которых он любил как родных. Но чувства его к Феанаро не изменились. Хотя он не показывал их ради отца и деда, с одной стороны, и ради Майтимо, своего друга, с другой. Теперь, однако, они снова прорывались наружу. А у Нолофинвэ снова был только один ответ: — Он все еще мой брат. Что бы ни стояло между нами, я не могу уступить его Моринготто. Финдекано набрал в грудь воздуху, собираясь что-то сказать. Резко выдохнул. Поморщился, потом произнес как-то обреченно: — Я желал бы сказать, что ты не прав. Но я не могу. И все же думать, что ты идешь туда, один, по собственной воле, слишком ужасно! — голос Финдекано дрогнул. — Ты хоть представляешь, как мне хочется кликнуть дозорных, рассказать им все и велеть глаз с тебя не спускать?! — Догадываюсь, — вздохнул Нолофинвэ. — Но я никогда не поступил бы так с тобой, и этим, думаю, заслужил, чтобы и ты никогда не поступил так со мной. Не говоря уже о том, что случись такое с любым из нас, он в конце концов все равно нашел бы способ сделать по-своему, и все дозорные нашего лагеря не могли бы этому помешать. Финдекано невольно усмехнулся и покачал головой со словами: — Да, это правда. Потом лицо его снова стало серьезным и мрачным: — Когда ты уходишь? — Сейчас, — ответил Нолофинвэ. — Незачем терять еще больше времени. — Тебе нужна моя помощь? — спросил Финдекано. — Какая-нибудь, любая? — Тут его взгляд озарился какой-то идеей. — А может, я сам... — Только та, о которой я уже попросил, — решительно остановил его Нолофинвэ и уже не так решительно добавил: — Если все раскроется, а я так и не вернусь, передай своим брату и сестре и Итарильдэ, что я люблю их. Бесконечно. И сам, пожалуйста, помни об этом. Хотя я, разумеется, намерен вернуться. Финдекано в ответ только кивнул. А потом они с Нолофинвэ крепко обнялись напоследок.