Кроме пыли и пепла

Присутствие в лагере любого из сыновей Феанаро Нолофинвэ ощущал как тяжесть на плечах, отчетливо и неприятно, и ничего не мог с этим поделать. В старые дни, в Валиноре, такого не было. Даже в самом конце, перед Исходом. Хотя бывало, что племянники явно старались его задеть. Здесь же, не считая самой первой встречи, никаких неприятностей они, против ожиданий, ни разу не доставляли, от ворот шли прямо к Дому Исцеления, а от Дома Исцеления к воротам, и Нолофинвэ даже не приходилось видеться с ними. Но все равно он не мог чувствовать себя спокойно и считал минуты до того момента, когда очередной визит закончится и можно будет вздохнуть с облегчением. Но на этот раз личной встречи было, скорее всего, не избежать. Их отец очнулся. Какую реакцию, кроме понятной радости, это вызовет, трудно предугадать. Возможно, Нолофинвэ снова обвинят в чем-нибудь. Например, в том, что он собирался скрыть перемену в состоянии Феанаро, раз не послал весть. На самом деле он просто был слишком измотан, чтобы сразу подумать об этом, а когда вспомнил, решил, что, с одной стороны, уже поздно, а с другой, будет проще иметь дело с кем-то одним из сыновей Феанаро, чем давать им повод снова явиться всем вместе. Хотя возможность, что они все-таки явятся снова толпой, с войском и безумными речами, исключить было нельзя, ведь что-то они наверняка должны были почувствовать. И Нолофинвэ ждал, чем обернется дело, с тревогой и раздражением одновременно. В итоге приехал только один феанарион, и оказался это Макалаурэ. Нолофинвэ, посмотрев издали, как он проходит в ворота, подумал, что все складывается не так уж плохо. Второй сын Феанаро довольно спокоен и рассудителен. Большую часть времени. Но собственное предчувствие Нолофинвэ было с ним не согласно. Что-то внутри словно твердило о грядущих неприятностях, все громче и громче. И Нолофинвэ, вместо того, чтобы погрузиться в дела, отправился к Дому Исцеления. Он подошел как раз вовремя, чтобы увидеть, как Макалаурэ вылетел оттуда, словно пущенная из лука стрела, бросился к воротам — ворота во время посещений сыновей Феанаро по-прежнему оставались открытыми — миновал их, вскочил на лошадь и умчался, провожаемый недоуменными взглядами как дозорных на стенах, так и приехавших вместе с ним воинов, которые ожидали его возвращения за пределами лагеря. Нолофинвэ проводил племянника собственным недоуменным взглядом и только тут услышал, что из Дома Исцеления доносится хриплые крики, так часто перемежающиеся надсадным кашлем, что смысла не разобрать. Нолофинвэ кинулся внутрь и практически ворвался в комнату Феанаро, благо дверь осталась открытой нараспашку. Феанаро скорчился на постели в жестоком приступе кашля. Услышав шаги, он чуть приподнялся было, но, как только увидел Нолофинвэ, снова бессильно упал на постель и закашлялся хуже прежнего. Нолофинвэ схватил со стола кувшин с холодным отваром листа жизни, оставленный, видимо, кем-то из целительниц, наполнил чашку и приблизился к Феанаро, чтобы попробовать его напоить, но тот отвернулся от питья, давясь кашлем. Несколько мгновений Нолофинвэ стоял над ним в растерянности, потом нашел взглядом небольшую жаровню в углу комнаты и направился к ней, выплеснул отвар из чашки в пустую чашу на жаровне, саму жаровню подтащил поближе к постели Феанаро и развел огонь. Скоро отвар начал испаряться, и воздух наполнился ароматом листа жизни. Это было, конечно, не то же самое, что брошенные в воду свежие листья. Но так и Феанаро на этот раз вроде бы не находился между жизнью и смертью. А успокоить раздраженное горло и такое средство должно было помочь, поэтому Нолофинвэ не стал больше ничего предпринимать, а только устроился на стуле около постели и принялся ждать. В самом деле, целительные пары скоро оказали свое действие. Феанаро перестал кашлять и задышал ровно. Однако лица к Нолофинвэ он так и не повернул и не произнес ни слова. — Что здесь произошло? — наконец решил спросить Нолофинвэ. Ответом ему стало молчание, такое долгое, что он подумал было, что никакого другого ответа вообще не получит. Но Феанаро неожиданное произнес: — Он ушел. Говорил Феанаро очень тихо и с явным усилием. Так что Нолофинвэ не стал сообщать ему, что и сам видел, как именно ушел — вернее, сбежал — Макалаурэ, а вместо этого поднялся и снова наполнил чашку отваром, и принес ее Феанаро. — Попей немного, — сказал он. — Тебе станет легче. Феанаро издал какой-то странный звук, не то фыркнул, не то всхлипнул. — Твоему горлу, по крайней мере, — поправился Нолофинвэ. После этого Феанаро, хоть и неохотно, но все же повернулся к нему и дал себя напоить. А потом продолжал чуть окрепшим голосом: — Я сказал, что не могу сейчас поехать с ним. И у него стало вдруг такое застывшее лицо, — Феанаро судорожно вздохнул. — Он повернулся и бросился прочь. А я не мог ни остановить его, ни последовать за ним. Губы Феанаро болезненно искривились, и из глаз побежали слезы, с которыми, на этот раз, он даже не пробовал бороться. Попытался сказать что-то еще, но из горла вырвалось только рыдание. Нолофинвэ смотрел на Феанаро молча, не находя слов утешения. Кажется, для такого случая слов просто не было. А прикоснуться к Феанаро, обнять его, чтобы успокоить, Нолофинвэ не мог. То есть он, конечно, делал это в последнее время, и не раз. Но Феанаро тогда не вполне осознавал себя. Не так, как теперь. А сейчас он мог бы не принять участия Нолофинвэ. Поймав эту мысль, Нолофинвэ удивился сам себе. Надо же! Ненависть к брату успела родиться и умереть, а страх отвержения все еще прятался где-то в глубине души. Но Нолофинвэ давно уже не позволял этому страху мешать себе, когда нужно было противостоять Феанаро. И тем более не мог позволить помешать сейчас, когда противостоять не нужно было. Так что Нолофинвэ подошел к постели, аккуратно подсунул одну руку под спину Феанаро и приподнял его, почти усадил, потом сам сел на постель, так, чтобы Феанаро мог спиной опереться ему на грудь, и обнял Феанаро, теснее прижимая к себе. В ответ не то что каждый мускул, а каждая частица тела Феанаро напряглась, так что стало казаться, будто Нолофинвэ обнимает не живого эльда, а кусок скалы. Нолофинвэ тут же зашептал прямо в ухо Феанаро: — Тише, тише, это я... всего лишь я... все хорошо... все хорошо... Вопрос был в том, что случится дальше. В прошлые разы Феанаро, услышав его голос, расслаблялся и успокаивался. Но... Прежде чем Нолофинвэ успел додумать, что "но", тело Феанаро обмякло в его руках. Однако это еще ничего не говорило о том, как относится к происходящему сам Феанаро, когда в сознании. Некоторое время Нолофинвэ продолжал настороженно ждать реакции. Но Феанаро так и не произнес ни слова, поэтому Нолофинвэ тоже позволил себе расслабиться, чуть откинуться на подушку. И они просто сидели в тишине, пока слезы Феанаро не иссякли. В прошлые разы после этого Феанаро засыпал, а Нолофинвэ уходил. Но сейчас Феанаро вдруг вздрогнул и резко распахнул глаза, которые до этого были прикрыты. "Все-таки будет реакция," — подумал Нолофинвэ и ослабил объятие, готовый в любой момент совсем отпустить Феанаро, если тот этого захочет. — Я сейчас так ничтожен и жалок, да... — сказал Феанаро, и по его тону нельзя было понять, спрашивает он или утверждает. — Нет, — сразу отозвался Нолофинвэ. — Ты просто нуждаешься в том, чтобы кто-то тебя поддержал, все нуждаются в этом время от времени. Иначе не выжить. — Раньше я думал, что мне это не нужно и никогда не будет нужно, — сказал Феанаро, но тут же сам себе возразил: — Нет, раньше я думал, что мне никогда не будет нужно это от тебя. — Никто не может в точности предугадать будущее, — ответил Нолофинвэ. — Особенно такое будущее, как наше настоящее. Тут он усмехнулся, хотя усмешка вышла невеселой. — Но я, кажется, ошибся во всем, что когда-либо предполагал, — с горечью продолжал Феанаро, словно не услышав последнего замечания Нолофинвэ. — Не важно, было это давно или только вчера. Я представить не мог, что мой сын, встретившись со мной после такой долгой разлуки, предпочтет просто исчезнуть, даже не дав нам обоим возможности толком поговорить... Конечно, я это заслужил, после всего через что им пришлось пройти. Но по тому, как они приходили ко мне и говорили со мной, я думал, они все-таки не ненавидят меня... Нолофинвэ почувствовал, что смысл этой речи начинает от него стремительно ускользать, вместе с Феанаро, который явно отправлялся куда-то в бездну самоуничижения, где его — Нолофинвэ знал это по собственному опыту — не ждало ничего хорошего. И уж точно ничего полезного в его нынешнем состоянии. — Стой! Стой, подожди! — воскликнул Нолофинвэ. — Конечно, они не ненавидят тебя. Я не думаю, что они могли бы, даже если б хотели, — продолжал он. — Но они и не захотели бы никогда, — Нолофинвэ не мог сказать, что хорошо знает или понимает старших племянников, но в их любви к Феанаро уж точно сомневаться не приходилось. — Они любят тебя и чтут наравне... — тут Нолофинвэ на мгновение запнулся, а потом продолжал: — Больше, чем всех валар вместе взятых. Нолофинвэ, по правде говоря, не думал, что вот это — последнее — хорошо, однако сейчас аргумент был совсем не лишним. — Но он ушел и не возвратился, хотя я просил его об этом, так громко и долго, как мог. Из горла Феанаро снова вырвалось рыдание, но слезы после этого не пришли. Должно быть, потому, что слез у него сейчас больше не было. — Не думаю, что он тебя вообще слышал, — мягко сказал Нолофинвэ. — Ты его встретил? — быстро спросил Феанаро, болезненно оживляясь. — Видел издали, — отозвался Нолофинвэ. — И куда он отправился? — спросил Феанаро. — Не знаю, — признался Нолофинвэ. — Было похоже, что куда глаза глядят. — Это опасно! — воскликнул Феанаро и дернулся, как будто хотел кинуться следом. — Сейчас не очень, — поспешил успокоить его Нолофинвэ. — Твари Моринготто боятся Новых Светил, особенно Золотого, и давно уже не показываются. Хотя мы, конечно, стараемся быть настороже. Ведь когда-то они все же поймут, что свет их не убивает, и придут, чтобы убить нас. И здесь мы их убьем. Но только если вовремя заметим, конечно, — Нолофинвэ позволил себе чуть улыбнуться. — Вряд ли это случится посреди безоблачно ясного дня, как сегодня. Так что, куда бы ни пошел Макалаурэ, я думаю, он возвратится вполне благополучно. Говоря это, Нолофинвэ кивнул на окно. Феанаро, конечно, не мог видеть жеста, но, похоже, почувствовал его, потому что в самом деле посмотрел туда же. Небо было пронзительно голубым, без единого белого пятнышка, а свет — почти слишком ярок даже для эльдар, которые его обожали, не говоря уже о тварях Моринготто, которые его ненавидели. Это, похоже, успокоило страх Феанаро за жизнь (или свободу?) сына, зато вернуло другие страхи, о которых он на мгновение забыл. — Но это не значит, что он возвратится ко мне, — сказал Феанаро с горечью. — Он твой сын, — ответил Нолофинвэ. — Это я помню, — откликнулся Феанаро, теперь в его тоне появилась крошечная доля иронии. — Вспомни, сколько раз ты сам убегал, оставляя всех вокруг — и отца! — терзаться вопросом, все ли с тобой в порядке, — развил свою мысль Нолофинвэ. — Но ты всегда возвращался. По крайней мере, к отцу точно всегда, как бы ни был зол. — Я не был зол! — запротестовал Феанаро. — Когда я зол, я не убегаю, я убегаю, когда чувствую ви... Тут Феанаро явно решил, что сказал лишнее, и замолчал, стиснув зубы так, что они по-настоящему скрипнули. Но особого простора для предположений, что же он едва не сказал, не оставалось. "Я убегаю, когда чувствую вину" — это многое объясняло. Действительно многое. Сам Нолофинвэ не догадался бы. Выглядел Феанаро обычно так, словно чувство вины было не знакомо ему вовсе. — Теперь ты точно знаешь обо мне больше, чем стоило бы, — заметил Феанаро, как будто мог точно проследить ход мыслей Нолофинвэ, и тут же добавил: — Хотя ты и до этого уже... Феанаро дал своему голосу сойти на нет, как будто не хотел тратить слова на слишком очевидные вещи. Потом спросил: — Так ты думаешь, он вернется? — Думаю, вернется. И скоро, — подтвердил Нолофинвэ так уверенно, как мог, старательно отгоняя от себя вопрос, что будет, если Макалаурэ заупрямится и не возвратится. Феанаро, услышав такой ответ, расслабился и опять начал дремать. Но через несколько минут снова вздрогнул и открыл глаза. — Поспи, — предложил Нолофинвэ. — Я разбужу тебя, когда он придет. — Я не могу, — ответил Феанаро. — Мое тело хочет спать, оно всегда хочет, в какой-то мере. Но мой дух не может успокоиться достаточно, чтобы ступить на Дорогу Грез. Меня тут же словно выталкивает обратно. И это действительно повторилось еще несколько раз: медленная дрема — резкое пробуждение. Нолофинвэ продолжал обнимать Феанаро, только еще сильнее откинулся на подушку, так что уже полулежал на постели, и сам в какой-то момент почти задремал. — Ну, если ты решил поспать, — заметил на это Феанаро, ощутимо выделив голосом местоимение. — То я уж точно возражать не стану. — Нет, я не устал, — отозвался Нолофинвэ. — Во всяком случае не настолько, — уточнил он. — Просто здесь так тихо и спокойно. Сказал и сам изумленно замолчал. Тихо и спокойно. В одной комнате с Феанаро. На одной с ним постели. Услышал бы он такое хоть даже вчера, не поверил бы. А тем не менее правда. Феанаро никак не отреагировал на это удивительное заявление, и они продолжали сидеть по большей части в тишине, до странности удобной, лишь изредка перебрасываясь несколькими фразами. — Так ты слышал, о чем говорили здесь, пока ты спал? — спросил Нолофинвэ в один из таких моментов. Он давно уже задавался этим вопросом, но всегда находилось что-то более важное и срочное, что отвлекало его внимание. — Иногда, — ответил Феанаро. — Но нечасто и недолго. Он напрягся, как будто разговор об этом вызывал у него особенное беспокойство, и Нолофинвэ решил оставить тему. Снова воцарилась тишина, и напряжение скоро спало. Минуты складывались в часы. Золотое светило плыло по небу, блики света и тени на полу и стенах меняли свое положение. В комнату никто не входил. Как и всякий раз, когда Нолофинвэ навещал Феанаро, их не беспокоили. Нолофинвэ не помнил, чтобы это правило когда-то было установлено, однако оно строго соблюдалось, и скорее всего, кто-то следил за его исполнением. Нолофинвэ как раз строил про себя предположения, кто бы это мог быть, когда снаружи вдруг донеслись резкие голоса. Эльдар явно о чем-то спорили. Не рядом. А в отдалении. У ворот. Но о чем именно разобрать было нельзя. Пока не донесся вдруг очень громкий и ясный голос Макалаурэ. — Я имею право войти сюда сегодня, по договоренности с вашим лордом. Пропустите! Он явно получил какой-то ответ, смысл которого оставался скрыт от Нолофинвэ и Феанаро расстоянием. — Шесть часов еще не истекли, у меня есть время, — снова заговорил Макалаурэ. И снова что-то неясное в ответ. А потом голос Макалаурэ, уже не просто далеко разносящийся, а возмущенный: — Что за глупости. С дороги! — приказал он. Это явно не могло пойти на пользу делу. Нолофинвэ аккуратно помог Феанаро улечься на постели и устремился к двери. — Придется мне к ним выйти, — сказал он на ходу. — Но ты приведешь его сюда? — спросил Феанаро, и голос его дрогнул. Нолофинвэ обернулся. Феанаро смотрел так напряженно, как будто от ответа на этот вопрос зависела его жизнь. — Конечно, приведу, — ответил Нолофинвэ. И сразу же вышел. у ворот вправду творились какие-то глупости — Нолофинвэ в общем-то догадывался уже какие — и их следовало прекратить, как можно скорее. — Мне необходимо вернуться. Сейчас же, — настаивал Макалаурэ, как раз в тот момент, когда Нолофинвэ выходил из Дома Исцеления. — Тогда позовите сюда вашего лорда, — снова донеслись до Нолофинвэ слова Макалаурэ, когда Нолофинвэ уже шагал по улице. И почти тут же другие: — Называйте его как угодно, только позовите сюда. И если я должен уйти, пусть он сам скажет мне об этом. Нолофинвэ, успевший преодолеть уже часть пути до ворот, на это раз разобрал и ответ, по крайней мере, один из них: — А если он скажет, ты уйдешь? — Пусть он сам скажет, — повторил Макалаурэ уже спокойным, ровным голосом. Ему явно удалось вполне овладеть собой. Хвала Эру! А то Нолофинвэ все время боялся, что вот-вот услышит лязг вынутых из ножен мечей. Но теперь это казалось гораздо менее вероятным. Нолофинвэ был уже почти на месте, уже видел, как навстречу бежит один из дозорных, определенно посланный за ним. Нолофинвэ знаками показал этому дозорному, что можно возвращаться и предупредить всех о скором появлении Нолофинвэ. Дозорный склонил голову в знак почтения и — Нолофинвэ очень на это надеялся — в знак того, что все понял. Потом повернулся и так же быстро, как бежал от ворот, побежал к воротам. Нолофинвэ и сам был бы, может, не прочь пробежаться, а заодно и разрешить дело поскорее, но нельзя. Что позволено простому стражнику или даже принцу, если уж совсем невмоготу, недопустимо для короля. Так что Нолофинвэ шел спокойно и степенно. И настолько быстро, как только мог, не теряя спокойствия и степенности. А у ворот, когда он наконец туда добрался, его встретили с очень разными чувствами: с нетерпением — Макалаурэ и эльдар из его отряда, с облегчением – те из обитателей лагеря, кто не хотел ссоры, и без особой радости — те, кто собственно ссору и затеял. Нолофинвэ эта картина не удивила, чего-то подобного он как раз ожидал. Но все равно спросил: — Что здесь произошло? Никто из его нолдор, как и следовало ожидать, не рвался предложить объяснение. Так что ответил Макалаурэ. — Твои дозорные не желают пропускать меня в лагерь, — сказал он. — Потому что я уже был здесь сегодня и ушел. При этих словах на его лице мелькнула тень неловкости, но такая быстрая, что едва ли кто-то, кроме Нолофинвэ, мог ее заметить. — Но, насколько я помню, условия нашего договора говорят, что я не могу находиться в лагере дольше шести часов, — продолжал Макалаурэ. — Но ни слова о том, что я не могу уйти, а затем возвратиться. — Верно, — подтвердил Нолофинвэ. — Должен ли я полагать, что теперь ты отказываешься от своего слова? — спросил Макалаурэ. Услышав этот вопрос, начальник караула аж вспыхнул, бросил на Нолофинвэ быстрый виноватый взгляд и опустил глаза. Нолофинвэ подавил желание благодарно кивнуть племяннику — тот делал разрешение ситуации действительно легким. — Нет, — коротко ответил Нолофинвэ вслух. — Думаю, дело лишь в досадном недопонимании. Ты можешь войти, разумеется. — В досадном недопонимании? — переспросил Макалаурэ. На мгновение Нолофинвэ показалось, что Макалаурэ собирается все испортить каким-то насмешливым или презрительным комментарием. "Тогда я скажу, что до истечения его сегодняшних шести часов осталось два с половиной" — мрачно подумал Нолофинвэ. Такое тоже, конечно, не было предусмотрено договором. Но его народ — это его народ. И у Макалаурэ нет никакого права их оскорблять. Не после всего, что случилось. — Что ж. Благодарю тебя, что ты это недоразумение прояснил, — тем временем заключил Макалаурэ. Нолофинвэ кивнул. Макалаурэ шагнул в ворота. Стражники перед ним быстро расступились. — Я провожу тебя до Дома Исцеления, — сказал Нолофинвэ. На этот раз кивнул Макалаурэ. Если он был удивлен словами Нолофинвэ, то не показал виду. И они вместе ушли от ворот. Нолофинвэ шел и думал, что он должен или не должен сказать племяннику о Феанаро. Возможно, не должен ничего. Они отец и сын, и есть вещи, в которые лучше не вмешиваться посторонним. Но если они снова не поймут друг друга, Феанаро ждет еще одно совершенно не нужное потрясение. Дом Исцеления был уже виден впереди, а Нолофинвэ все не мог решить окончательно. — Я уж думал, тебя нет в лагере или ты решил, что не станешь вмешиваться, — сказал вдруг Макалаурэ. — Что? — переспросил Нолофинвэ, отвлекаясь от своих размышлений. — Там, у ворот, — пояснил Макалаурэ. — Я с самого начала старался привлечь твое внимание, но в итоге пришлось все же попросить твоих дозорных позвать тебя. Полагаю, ты был слишком занят... Все-таки обойтись совсем без яда этот день и этот разговор не мог. — Я был с твоим отцом, — перебил Нолофинвэ. — Сегодняшнее утро далось ему тяжело. От этих слов Макалаурэ покраснел так же быстро и мучительно, как недавно начальник караула. Но глаз не опустил, наоборот, посмотрел Нолофинвэ прямо в лицо, как будто открываясь для удара. Это успокоило разгоревшееся было раздражение Нолофинвэ. И, поскольку выбора говорить или не говорить о том, что случилось утром между Феанаро и Макалаурэ, уже не было, раз начали, Нолофинвэ продолжал: — Твой отец очень любит вас, тебя и твоих братьев, это так же очевидно, как то, что вы любите его. И он вовсе не винит вас в том, что с ним случилось, или сколько это продлилось. При этих словах по телу Макалаурэ пробежала видимая дрожь. — Я просто подумал, что тебе стоит знать об этом, — заключил Нолофинвэ. — Да, — отозвался Макалаурэ каким-то растерянным тоном. — Спасибо, — добавил он через мгновение, а потом зачем-то еще добавил: — Наверное. Нолофинвэ еле удержался, чтобы не покачать головой. Оставшееся расстояние до Дома Исцеления они преодолели в молчании. Потом Макалаурэ вошел внутрь, а Нолофинвэ остался снаружи. Но не ушел. Вместо этого он сел на пороге и стал ждать. На тот случай, если все опять как-нибудь кончится катастрофой. Но и через полчаса, и через час все оставалось тихо, и Нолофинвэ уже собирался уйти, как вдруг увидел Артанис, явно направляющуюся прямо к нему. Ее появление сейчас было странно и немного тревожно. С тех пор как в их лагере оказался Феанаро, Артанис избегала Дома Исцеления, да и с Нолофинвэ говорила нечасто. Но сейчас она сделала сначала приветственный жест рукой, потом, подойдя ближе, сказала: — Айя, дядя! Я посижу с тобой немного? — Конечно, — ответил Нолофинвэ и подвинулся, освобождая ей больше места на пороге. Некоторое время они сидели молча. Артанис явно хотела о чем-то поговорить, но разговора не начинала, что было совсем не типично для нее, как правило, прямой до резкости, которая не всегда искупалась даже обычной верностью ее суждений. Но сейчас ей как будто что-то мешало. А Нолофинвэ и рад был бы помочь, но не представлял, о чем она хочет поговорить. — Тиндомирэ волнуется, что ты, может быть, очень на него разгневан, — сказала наконец Артанис. Этого Нолофинвэ не ожидал, потому что, с одной стороны, не был на самом деле разгневан на Тиндомирэ (а так звали начальника караула), с другой, был удивлен, что Артанис пришла, чтобы поговорить об этом. Через мгновение вспомнил, что Тиндомирэ шел через Хэлкараксэ с Финдарато... в отряде Артанис, так что, пожалуй, удивляться и не стоило. — Я нисколько не разгневан, — ответил он вслух. — Тиндомирэ повел себя неразумно, конечно. Но он все еще один из моих нолдор, один из тех, кто шел со мной через Льды, даже если, — тут Нолофинвэ улыбнулся Артанис. — Он шел не совсем со мной. Нужно что-то намного более серьезное, чтобы я почувствовал гнев. Я сам поговорю с ним об этом. — О, это было бы хорошо! — воскликнула Артанис и улыбнулась в ответ. — Он безмерно уважает тебя и, я думаю, ему жаль, что во время перехода через Хэлкараксэ, он не был действительно рядом с тобой, не мог быть полезен тебе. Хотя он был, безусловно, очень полезен мне, и мы стали друзьями. Артанис глубоко вздохнула. — А когда-то давно, в их детстве и юности, они были друзьями с Макалаурэ, потом их пути незаметно разошлись. Еще позже пути заметно разошлись у всех, и на нашем так неудачно оказался Хэлкараксэ, — Артанис горько усмехнулась. Теперь был черед Нолофинвэ вздыхать. Он старался сделать так, чтобы в дни посещений сыновей Феанаро у ворот не было никого, кто был бы как-нибудь лично связан с ними до Исхода, понимая, что в таких случаях сдержаться всегда труднее. Но всего учесть было нельзя. Нолофинвэ знал, что Тиндомирэ — внук одного из старинных друзей отца, но не знал, что они с Макалаурэ когда-то дружили, вообще упустил из виду, что они ровесники... Но теперь, по крайней мере, было понятно, с чего Тиндомирэ затеял спор, которого ему точно было не выиграть. — Я поговорю с ним об этом. Обо всем этом, — еще раз пообещал Нолофинвэ. Потом снова вздохнул. Раз уж они с Артанис говорили, следовало задать ей один важный вопрос, хотя обсуждать эту тему Нолофинвэ и было тягостно. Но он обещал Арафинвэ, что, по возможности, позаботится о его детях. И хотя возможностей до сих пор было немного, а дети и сами прекрасно справлялись, Нолофинвэ все же не собирался забывать о своем обещании. А его непросто сдержать, избегая друг друга и замалчивая трудные вопросы. — А ты сердита на меня, Артанис? — спросил, собравшись с духом, Нолофинвэ. — За что? — спросила она в ответ. — За Феанаро, — коротко пояснил Нолофинвэ. Артанис, как и Финдекано, не любила Феанаро задолго до Непокоя нолдор. Но, если неприязнь Финдекано была вызвана почти исключительно отношением Феанаро к Нолофинвэ, то Артанис не любила самого Феанаро. Считала, что в нем есть какая-то тень. И конечно, все случившееся позднее, точно не могло улучшить ее мнения о нем. А потом Нолофинвэ принес Феанаро сюда и заставил всех принимать это как должное. Артанис долго молчала, не глядя на Нолофинвэ, потом, почти так же долго, молчала, глядя прямо на него. Наконец, ответила: — Да. Но я знаю, что не права. После такого ответа Нолофинвэ не мог не уставиться на нее с изумлением. "Я не права" не то, что можно было ожидать услышать от Артанис, даже в тех случаях, когда она могла бы такое сказать. Как будто слыша мысли Нолофинвэ, хотя оба они были закрыты аванирэ, Артанис сказала: — Я думала, что знаю все и могу судить обо всем. Потому и хотела уйти из Валинора — я ведь все выучила, чему меня могли научить, хотелось теперь делать что-то, что-то большое. Слова Артанис были полны самоиронии, казалось, она вот-вот начнет капать на землю и выжигать траву. — Теперь я и вправду кое-что сделала, — продолжала Артанис. — И поняла, как мало я знаю, как много возможностей учиться я упустила, как плохо выучила то, чему все же училась. Заносчивая глупая девчонка. Нолофинвэ с тревогой посмотрел на траву. Трава была в порядке. А вот Артанис, очевидно, нет. Во второй раз за день Нолофинвэ почувствовал, что ему не хватает слов для утешения. Но на этот раз он не колебался. — Иди сюда, — сказал Нолофинвэ и одновременно одной рукой притянул Артанис к себе. Она склонила голову ему на плечо, и теперь ее вздох был похож на вздох облегчения. — Думаю, если ты хочешь учиться, ты сможешь делать это и здесь, — сказал Нолофинвэ. — У кого? Здесь же никого нет! — воскликнула Артанис. От ее возмущения Нолофинвэ разобрал смех. А через мгновение рассмеялась и Артанис. — Кажется, пока я не очень поумнела, — сказала она, отсмеявшись. — Ну, кто-нибудь, согласный тебя учить, все равно найдется, я уверен, — полушутя обнадежил ее Нолофинвэ. — Да, найдется, — сказала вдруг Артанис странным тоном. Как будто увидела что-то. В своем будущем. Но она не сказала, что видела, а Нолофинвэ не стал допытываться, зная, как смутны и беспокойны бывают чаще всего картины грядущего.