Конец Клятвы

Маглор вернулся только под утро, когда оба его спутника молча сидели у костра, погрузившись в грезы. Маэдрос тогда пробудился, но ничего не сказал, только поглядел на брата. Тот тоже не стал ничего спрашивать, лишь тронул струны своей маленькой дорожной арфы, и она отозвалась переливчатым звоном. Маглор присел рядом с Маэдросом и затих, а когда через час показались первые рассветные лучи, они стали собираться в путь. Теперь дорога шла между полей пшеницы Йаванны, которые сейчас были ярко-зелеными, еще не золотясь на солнце, как перед Праздником Урожая. День был ясный, ветреный, иногда по небу проносились белые облака, но они совсем не походили на дождевые. Ветер дул с запада, казалось, прямо из Валмара, чьи золотые купола уже ясно виднелись впереди. Высоко в небе парило несколько орлов, но не из великих, посланцев Манвэ, а обычных. Впрочем, как было известно, все птицы, кроме извращенных Морготом, служили Владыке Ветров. Это не говоря о майяр, которые принимали обличье птиц. Но Маэдрос не думал о том, что за ним наблюдают с высоты, все его мысли были заняты тем, что ему открылось прошлой ночью. Его судьба прошла так близко, а он и не заметил ее, ослепленный призрачным светом Сильмарилей далеко на севере. Да стоят ли эти Камни хоть одного взгляда любящих глаз? Кажется, именно так и думал Берен, когда давал свою клятву, хотя смертному это простительно, он ведь не видел знаменитых драгоценностей до того. Может, потом он думал по-другому, когда получил Сильмариль после гибели Тингола. А вот Маэдрос знал, что это такое. Знал, какой притягательностью обладают эти творения Феанора. И все равно думал об этой цене. Они подъезжали все ближе к городу, и дорога перестала быть пустынной. Хотя ваниар и понесли потери в Войне Гнева, все равно Валмар и его окрестности было не сравнить с опустевшим Тирионом. В главную дорогу вливались другие, неширокие, мелкие дороги, идущие от небольших поселений, и то и дело на них появлялись путники, то идущие пешком, то едущие верхом, одинокие или целой компанией, мужчины, женщины, дети… Одни ехали тихо, другие разговаривали или пели. Знакомых лиц Маэдрос не видел, впрочем, он и раньше редко посещал Валмар, а со времен Непокоя и вовсе перестал туда ездить, как и отец. И теперь он узнавал знакомые места, и, как и раньше, воздушная красота Валмара радовала глаз и ранила душу. Уже близился полдень, поэтому трое путников ускорили шаг своих коней. Приближались золотые врата Валмара и Маханаксар, место суда. Ваниар вокруг не особо обращали на них внимания, но не подчеркнуто игнорировали – они как будто после первого взгляда вписывали их в гармонию окружающего мира и воспринимали незнакомцев, как его неотъемлемую часть. Таковы были ваниар, несведущему они могли показаться рассеянными и беспечными, но Маэдрос знал, что на самом деле они внимательны ко всем деталям. Просто они прекрасно умели отличать важное от неважного. Может быть, они считали судьбу Сильмарилей неважной. Эта мысль как будто бы даже немного успокоила Маэдроса. Странно, раньше он так стремился обладать этими драгоценностями, так планировал свои действия и поступки, чтобы достичь этого, а теперь размышляет о совсем иных вещах. Он никогда не думал, что будет так. Они знали дорогу к Маханаксару, но когда свернули к нему, им навстречу с обочины дороги поднялся незнакомый ваниа, который махнул рукой, привлекая их внимание. Он поприветствовал братьев и, назвавшись Валинэо, сказал: - Я знаю, кто вы и зачем здесь, но не спешите сразу в Кольцо Судьбы! Король Ингвэ приглашает вас в свой дом в Валмаре, чтобы отдохнуть и подготовиться. - Благодарю тебя и твоего господина за приглашение, - ответил ему Маэдрос, который, несмотря на решимость, чувствовал внутри неуверенность и даже страх. Не страх перед наказанием, а страх перед новыми проступками, которые, может быть, им суждено свершить ради своей цели. Он совсем не хотел новой крови в Валиноре, которая запятнала бы теперь уже не прибрежную Альквалондэ, край Амана, а самое сердце ее, золотой Валмар. Они спешились, отпустив коней, и вошли в золотые ворота. Если Тирион, город мастеров, был выстроен по единому плану, и все в нем было продуманно и соразмерно, каждый камень и каждый завиток на камне знали свое место, то Валмар сначала производил впечатление чего-то диковатого и хаотичного. Рядом с небольшим деревянным домиком могла вознестись высокая мраморная башня, рядом с дворцом с золотой крышей – едва ли не шалаш из веток (пусть даже ветки были живыми и принадлежали маллорну). Но внимательный глаз и сведущий разум примечал особую гармонию этого места, гармонию не чертежа на пергаменте, а живого мира. Ведь мир был создан Музыкой, и в ней были темы торжественные и печальные, веселые и легкие, исполненные глубокой радости и красоты. И все они были переплетены в один сложный узор. Кроме эльдар тут и там появлялись майяр, слуги Высоких Владык. Некоторые из них были облачены в тела и выделялись ростом и благородным обликом, другие двигались незримо и давали знать о себе лишь благоуханием – чаще всего цветочным, здесь было много служительниц Ваны, в Валмаре находились ее сады, они были меньше Лориэна, ее главной резиденции, но так же прекрасны. Маэдросу захотелось вновь побывать в них, но приходилось спешить, и он с сожалением думал об утраченной возможности – ведь он был там всего один раз, и то – в детстве. Валинэо быстро провел их к дому Ингвэ, в котором тот жил, навещая иногда Валмар, хотя большую часть времени проводил в своем дворце на склонах Таникветили, поблизости от чертогов Манвэ и Варды. Этот дом был простым, белым с золотистыми узорами на стенах, которые изображали цветы и травы. У него было много высоких и узких стрельчатых окон, в двери тоже было вставлено стекло, так что весь дом днем пронизывал свет, играя на украшениях стен и мебели, на золотистых шевелюрах его обитателей. Когда-то давным-давно маленький Майтимо спрашивал мать, не носят ли ваниар в своих прическах лампы – казалось, их волосы светились даже в полной темноте. Король и его сын, принц Ингвион, ждали их в большой трапезной, где уже был накрыт на стол пусть и не праздничный, но хороший обед. Ингвэ встал навстречу сыновьям Феанора, как делал это с любыми гостями, будь они Владыками или маленькими детьми. Дети, кстати, хорошо знали дорогу в этот дом, где и сами король с королевой, и их сыновья и дочери всегда привечали маленьких жителей Валинора, играли с ними, угощали и дарили подарки. Принц Ингвион вообще часто ходил в сопровождении целой стаи малышей, от совсем маленьких до подростков, которых он то учил чему-нибудь интересному, то затевал новые игры, изобретенные им самим. Сейчас, правда, в доме тоже были дети, судя по их виду – родичи Ингвэ, а сколько поколений отделяло их от короля, Маэдрос не мог бы сразу сказать. Они сидели за своим особым столом и переговаривались звонкими голосами, так что королеве пришлось унять их, чтобы можно было поговорить с гостями. Дети, два мальчика и девочка, замолчали и стали разглядывать сыновей Феанора любопытными глазами. Маэдрос поклонился Верховному Королю, которого искренне уважал. Что бы там ни говорил Феанор про «сюсюкающих ваниар», а Маэдросу нравился этот народ и его правитель, который считался главным среди правителей эльдар Валинора. Ингвэ говорил не то чтобы много, но к его словам всегда прислушивались, часто бывал незаметен – но всегда был там, где он нужен. Чем-то он походил на Солнце – его не замечают за повседневными делами, но от него становится радостно на душе и если оно исчезнет – на земле воцарится тьма и горе. Ингвэ пригласил гостей сесть рядом с ним и его женой, Маэдрос поместился с самим Ингвэ, а Маглор – с королевой Линдиэль. Повинуясь знаку хозяина, слуги разлили вино и обед начался. Маэдрос был голоден и с радостью принялся за еду. Это простое действие помогало успокоиться перед предстоящим испытанием. И вообще, неясно, придется ли им обедать в Валиноре хотя бы еще раз. «А ты что, думаешь, Манвэ поразит нас молнией прямо в Маханаксаре?» - услышал он мысль брата и понял, что нечаянно открыл свой разум. Он послал ехидно улыбающемуся Маглору сердитый взгляд и вонзил серебряный нож в стоявший перед ним кусок пирога с олениной. - Вы хотите сразу отправиться в Маханаксар? – спросил Маэдроса Ингвэ, когда с пирогом и жарким было покончено. – Или, быть может, у вас есть другие желания здесь? - Если бы меня спросили о последнем желании… - начал говорить Маглор. - Ну что ты, Макалаурэ! – воскликнул вдруг Ингвион, перебивая его. – Я не думаю, что вам следует говорить о последних желаниях! Жизнь только начинается здесь, для вас – новая жизнь. Маэдрос только покачал головой, грустно усмехнувшись. Нет, Валар не жестоки, но они справедливы. Да и Клятва… какими цепями стала она для них именно здесь. Когда все кончилось, когда, и правда, можно было подумать о новой жизни. Ингвэ тоже покачал головой, но сказал иное: - Быть может, вы нескоро захотите вновь посетить Валмар. Да и… скоро сюда привезут Врага. Это будет не лучшее время. Моринготто. Странно, но в Валиноре Маэдрос почти забыл о нем. Месть скоро свершится окончательно, но нет в ней никакого удовлетворения. Не все мертвые вернутся, никогда не вернутся ни Финвэ, ни Феанор. Белерианд уже разрушен. Да и свою надежду на счастье он уже упустил. - Нет, я не хочу ничего особенного, - сказал наконец Маэдрос. – Просто отдохнуть, подготовиться к… суду. - Мне пойти с вами? – спросил его Финрод. - Пожалуй, нет, - ответил ему Маэдрос и улыбнулся, чтобы смягчить отказ. – Мы бы хотели остаться одни, верно, Кано? Маглор кивнул, здесь он не хотел противоречить старшему брату. - Мы не будем вам мешать, - улыбнулся ему Ингвэ. – Ингвион, проводи гостей в их комнату. Ингвион встал, кивая отцу, и Маэдрос вдруг вспомнил, глядя на него – говорили, что Ингвион в одиночку сразил балрога. Раньше никому из эльдар не удавалось сделать этого – и остаться в живых. Но ваниар, любящие песни и все живое ваниар оказались такими хорошими воинами, что только воля Моргота заставляла орков идти против них. Может быть, выйди ваниар вместе с нолдор против Моргота сразу – они нанесли бы ему поражение куда раньше. Или погибли, как погиб народ нолдор. И Маэдрос уже не мог винить их, что они остались в Валиноре, когда Феанор призывал всех к походу, хотя сам Феанор винил ваниар, он вообще не любил их, возможно, потому что Индис была из них. Но Валинор был их домом, истинным домом, и они остались защищать его. Теперь Маэдрос понимал, что это был верный путь. Защищать свой дом, а не бросать его в беде. А если бы Моргот и его сообщница вернулись, если бы смогли разрушить Валинор, и вместо их дома остались бы лишь руины? Как бы тогда он себя чувствовал, даже найдя новую родину в Эндоре? Маэдрос даже вздрогнул при этой мысли. Легко им было говорить когда-то, что нужно бросить Валинор, но ведь это была их родина. Разве можно было родную мать оставить на растерзание Морготу? Эти мысли мелькали в его голове быстро, пока они шли в комнату для гостей. Она была светлой, как и все в доме, простая мебель из ореха светло-коричневого цвета, стены обиты тканью с золотистым растительным узором, на окнах – легкие белые занавеси и другие, коричневые, чтобы заслониться от солнца. В комнате был стол, несколько стульев и кресел и две невысокие софы, на которые можно было прилечь. Именно это Маэдрос и сделал, ведь ночью он почти не спал и теперь чувствовал усталость. Усталость, однако, была приятной, как и все в Валиноре. Он прикрыл глаза и услышал тихую музыку – это Маглор устроился в кресле со своей арфой и перебирал струны. Он кивнул и брат понял это, как знак продолжать, и заиграл простую незатейливую мелодию, незнакомую Маэдросу – возможно, Певец сочинил ее только что. Музыка подхватила Маэдроса и унесла его на дорогу грез. Это была приятная дремота, еще не полноценный сон, но и не бодрствование. Светло-коричневое и золотое обволокло сына Феанора, навевая приятные мысли. Эти стены видели свет Лаурэлин и сохранили память о нем, и теперь отдавали его заснувшему среди них эльда. Бескрайние поля золотой пшеницы, луга с золотистыми лютиками, золотые деревья осенью, все это виделось Маэдросу и он смеялся, погружаясь в это золотистое великолепие. Но что-то пошло не так. Черные пятна гнили проявились на золоте полей, цветов и листьев. Черные потоки гнусной жижи заливали окружающую красоту. Запах тлена и пепла проникал в ноздри. Он тронул колос, цветок, лист – и они пожухли, завяли, сгорели. Тьма шла за ним по пятам, тьма пятнала руки, тьма исходила из самого сердца. Неужели причина тлена, порчи и гнили – он сам? Маэдрос закричал от этой мысли, от невыносимой боли осознания, но перед тем, как в ужасе пробудиться, услышал: «Не ты сам». *** «Не ты сам», - эхом звучало в его душе, и эти слова его немного взбодрили. Но если не он сам – то кто же? Отец? Нет, этого Маэдрос сказать не мог. Не всегда отец был прав, но он не был причиной тлена и гнили, иначе бы из его рук не вышли истинные светочи. Значит, и не он. Тогда кто – Моргот? Конечно, он во многом виновен, но во всем ли? Один Моргот никогда бы не смог натворить столько зла, ему постоянно помогали – другие айнур, твари из Пустоты, как Унголиант, люди и гномы… и даже эльфы, как ни отвратительно это признавать. Эльфы делали это невольно, когда впускали Моргота в свое сердце. Из страха, а может, из зависти, ревности, из обиды, из гордыни… Значит, это все-таки Моргот, но Моргот при его, Маэдроса, попустительстве. Но ведь Голос сказал: «Не ты сам». Как это понять? Может, Валар знают ответ на вопрос? Но они когда-то отринули Валар, должно быть, пришло время принять их помощь. Смириться и принять. Его гордость вновь поднялась на дыбы при этой мысли, но Маэдрос, стиснув зубы, постарался подавить и подчинить ее. Он не для того прибыл сюда, чтобы подчиняться велениям гордыни, ведь она привела их к ошибкам и проступкам. Хотя давно ли он стал думать так? Маэдрос усмехнулся, но усмешка вышла неуверенной. Можно, конечно, сказать, что Валар принудили их прибыть сюда, принудили прийти на суд и вообще не вправе судить о том, кому должны принадлежать Сильмарили. Но этот путь явно ведет в пустоту, к тому пеплу и гнили, что ему снились недавно. Но что же делать? На что решиться? В дверь тихо постучали, и Маэдрос открыл глаза – все время после пробуждения он притворялся спящим, чтобы обдумать все в одиночестве. Музыка Маглора еще звучала, но тот тоже расслышал стук и отложил арфу. Он поднялся, за ним поднялся и Маэдрос. За окном было видно, что Ариэн приближается к Валинору. Наступал вечер и было время идти в Маханаксар.