Конец Клятвы

Дни шли за днями, наступало время цветения. Валинор в эту пору был особо прекрасен, приветствуя вечноюную Вану, и даже на душе у Маэдроса потеплело. Маглор же возвращался из своих, ставших весьма частыми, отлучек просто светящимся, и Маэдрос понял, что у брата все пошло на лад. И верно, однажды тот сообщил, что Альдалотэ решила вернуться к нему, и сразу же после решения дела с Сильмарилями они поселятся в своем доме, недалеко от Дома Феанора. - Решения дела с Сильмарилями? – вскинул брови Маэдрос. – А ты уверен, что нам их отдадут? Маглор только махнул рукой. - Я больше никогда не променяю жену на камни, - сказал он твердо. – Как бы ни решили Валар, я останусь здесь с ней – и будь, что будет! - Ты так говоришь, будто Вечная Тьма - какая-то ерунда, а не самая страшная участь, - сказал Маэдрос. – Да и верность слову – не пустой звук. - Слишком часто мы ради верности роду бросали все и вся, а что до Вечной Тьмы, то если мы будем действовать, как раньше, она поселится прямо в наших душах, - ответил Маглор решительно. – Я этого не хочу. Маэдрос внимательно посмотрел на него, но не стал спорить. Ему не хотелось спорить сейчас, когда цветущая яблоня роняла лепестки прямо в их открытое окно, а легкий теплый ветер колебал кружевные занавеси. Он вспомнил странные видения и сны, что преследовали его в Валиноре, и эти воспоминания наполнили его теплом. Ему не хотелось больше сражаться, ему хотелось танцевать на чьей-нибудь свадьбе или услышать новое имя на празднике Имянаречения. Легкие мысли, светлые желания, от которых он давным-давно отвык. «Может, нужно снова привыкать?» - спросил он себя и вдруг рассмеялся. - Что это ты? – покосился на него Маглор. - Да вдруг подумал, - ответил Маэдрос. – Берен когда-то, говорят, играл словами – мол, сокровище у него в руке, а что рука в брюхе у Волка – так это совсем другое дело. А мне… может, мне вторую руку отрубить – тогда и Клятва кончится, мол, держать камни больше нечем? - Ну и шутки у тебя, братец, - покачал Маглор головой. – Лучше уж как-нибудь по-другому. - Да скоро ли будет все это? – сказал Маэдрос с тоской. – Лучше уж любые новости, чем это ожидание! Но их ожидание закончилось быстрее, чем они думали. Через два дня после этого разговора, когда оба брата сидели во дворе, любуясь заходящим солнцем, над ними появился огромный орел. - Через две недели, на закате, в Валмаре! – проклекотал он и улетел, не опустившись на землю, впрочем, для него бы здесь просто не хватило места. Братья переглянулись. - Вот и все, - нарочито спокойно сказал Маэдрос. Он потянулся к рукояти меча – но на поясе было пусто, они оставили мечи в доме. - Все решится быстрее, чем я думал, - сказал Маглор. Он вскинул голову: - Что же, я успею еще досочинить новую песню! «Последнюю», - мелькнуло вдруг в голове у Маэдроса, но он только тряхнул головой – не хватало еще хоронить себя раньше времени! Нет уж, они еще поборются за свое наследство! За два дня до назначенного, на рассвете, в дверь их дома постучали, и после дозволения войти появился Финрод. На удивленный взгляд Маэдроса он ответил: - Слишком мало нас здесь… осталось. Я решил, что поеду с вами. И отец сказал, что это правильно. Он тоже поедет, но я решил, что он и без меня в дороге обойдется, а вы – нет. - Спасибо. Ты – друг лучше многих. «Но не лучше Финдекано», - подумал он про себя и лишь вздохнул. Фингону еще долго избывать грех Альквалондэ в Мандосе. А ведь он почти и не был виновен, он лишь хотел помочь родичам и друзьям, он был обманут поспешными мыслями… И все же – виновен. И, зная друга, Маэдрос понимал, что больше всех винит себя сам Фингон. Они собрались быстро, а Нерданель дала им на дорогу съестных припасов и отдельно подала лембас, завернутый в листья маллорна. - Пусть это поддержит вас в пути, - сказала она. – И пусть мое благословение пребудет с вами… всегда. Она поцеловала сыновей в лоб. На самом деле Нерданель хотела ехать с ними, но Маэдрос отговорил ее. Он хотел, чтобы она осталась дома и ждала… этот дом должен был стать их якорем в изменившемся мире Валинора, их поддержкой и светлым воспоминанием. - Мы вернемся, мама, - заверил ее Маглор, целуя ее в щеку на прощание. - Они вернутся, - поддержал его Финрод. – Валар милосердны. Маэдрос в этом не сомневался, но Валар были и справедливы. А зла они причинили немало. Неужто им просто отдадут Сильмарили – и все? Вряд ли. Меч он, поколебавшись, оставил дома. А Маглор о своем и не вспоминал с первого же дня, как вернулся сюда. Выйдя за городские стены, братья призвали себе коней – пришли те же, на которых они ездили к Дому Вайрэ – и не спеша отправились в путь. Лошади шли ровно по дороге из серого камня с золотыми искрами, по бокам дороги росли деревья для тени над путниками, слева бежал звонкий ручей. С водой в дороге всегда веселее, это знал любой эльф. Маэдрос разглядывал такой привычный – и такой незнакомый Валинор. Свет Ариэн многое поменял, осветил то, что было скрыто, затенил то, что было освещено. Отсвет Смертных Земель лежал теперь на Валиноре, и теперь пропасть между Валинором и Эндором стала меньше. Это радовало Маэдроса – как ни была прекрасна его родина, земли за морем он полюбил не меньше. Когда он поделился своей мыслью с Финродом, тот согласился и добавил: - Говорят, Тол Гален был похож на эти берега, когда его освещал Сильмариль. Только там было наоборот: отсвет этих берегов лежал на тех, - он виновато покосился на Маэдроса: - Прости, что напоминаю тебе об этом камне. - Ничего, - неожиданно легко для самого себя сказал Маэдрос. – Я уже давно привык, что он теперь – третье Светило, главная из звезд. Финрод кивнул, но продолжать разговор не стал. Они разговаривали мало, каждый думал о своем. Маэдрос не желал строить предположения, чем закончится суд, положившись на высшую волю. Он теперь все больше думал о простых, окружающих его вещах, о траве, деревьях, камнях, которые он видел по дороге. Он смотрел на брата – а тот мечтательно жмурил глаза, довольно улыбаясь, и Маэдрос понимал, что он думает о жене. Похожее мечтательное выражение было и у Финрода, и на привале выяснилось, в чем тут дело. - Так ты женишься на Амариэ-ваниа? – переспросил Маглор в ответ на новость. – Поздравляю! - Мы долго ждали… очень долго, - сказал Финрод. – Слишком долго. - Неужто – со времен Исхода? – ахнул Маглор, догадавшись. – А ведь мы и не знали! - Почти никто не знал, - сказал Финрод с немного смущенной улыбкой. – Ни отец, ни братья, ни сестра… только мама догадывалась. А еще знал Турьо – но он обещал никому из родичей не говорить! - Что в сокрытом Гондолине было нетрудно, - улыбнулся Маэдрос. - Раз она не пошла со мной, никому в Эндорэ это уже было неинтересно, - вздохнул Финрод. – Но теперь все разъяснилось и завершилось. Как должно. Они вновь отправились в путь после легкой трапезы, и Маэдрос думал о предстоящей свадьбе Финрода, о том, что и Маглор скоро соединится со своей Альдалотэ… Тут ему на ум стали приходить все его видения и сны о странной то ли знакомой, то ли незнакомой женщине. Он стал перебирать эти воспоминания, будто драгоценности, и пришел в такое приятное, умиротворенное состояние, в котором не был очень давно. Пожалуй, со времен Осады Ангбанда, когда на их долю выпали долгие мирные дни, не омраченные потерями. Взять хотя бы ту охоту с Маглором и Финродом… Это воспоминание повлекло за собой другие, Маэдрос принялся вспоминать о людях, что служили ему, об Амлахе и его соплеменниках. Их было совсем немного, не то что многочисленные народы Дортониона и Хитлума, но это были сильные и преданные воины. Маэдрос бывал несколько раз в их селениях, видел их жен и дочерей. При мысли о человеческих женщинах Маэдрос вдруг поймал краешек какого-то воспоминания, ему показалось, что еще чуть-чуть – и он найдет ответ, но тут его позвал брат и все рассыпалось. Маглор желал пропеть только что сочиненную им песню – про деревья, ручей, дорогу и солнце – так эльдар часто делали в пути. Маэдрос сначала немного рассердился, но потом только тряхнул головой и рассмеялся. Легкое настроение не покидало его, хотя, казалось бы, ему стоило тяжко размышлять, пугаться и одолевать страх, испытывать отчаяние и разочарование. Но ничего этого не было, как будто он ехал не на суд, а на обычную прогулку. Заночевали они, отойдя от дороги на несколько фарлонгов – все равно здесь со времен запустения Тириона редко кто ходил и ездил, и никто не помешал бы их отдыху. Зажгли небольшой костер, не столько ради тепла, сколько ради приятного времяпрепровождения. Валежника вокруг было достаточно. У костра съели нехитрый ужин, выпили немного вина, и сидели, говоря о разных пустяках. Маглор вдруг поднялся и сказал, что ему хочется немного погулять под звездами одному. Маэдрос только кивнул и они остались у костра с Финродом вдвоем. Разговор перешел на предстоящую свадьбу Финрода и Амариэ, и Маэдрос с улыбкой выслушал все похвалы красоте и прочим достоинствам Амариэ. Когда-то он видел ее и признавал, что она красива, хотя, на его взгляд, не больше, чем многие другие ваниэр. Но у Финрода было иное мнение. Наконец Финрод более или менее иссяк, и Маэдрос решил рассказать о женщине из своих видений. Он знал, что Финрод был искушен в тонких материях снов и провидения, как и многие ваниар и их потомки. Финрод выслушал его внимательно и с неподдельным интересом, иногда задавая уточняющие вопросы и хмуря в задумчивости брови. Когда Маэдрос закончил, он некоторое время молчал, потом сказал: - И ты не догадываешься, кто бы это мог быть? Не замечал ли ты, здесь в Валиноре или в Эндоре, кто из дев смотрел бы на тебя… с любовью? Маэдрос только покачал головой. - Я мало всматривался в женские лица, - признался он с внезапной грустью. – Иногда я видел в женщинах товарищей-воинов, мудрых советниц, мастериц – но никогда не думал хотя бы об одной из них, как о супруге. - Но эти видения говорят о… - Финрод внезапно замолчал, будто не желая что-то выдать или обидеть Маэдроса. – Даже не знаю… Если ты не нашел любви в юности, как большинство из нас, то это означает редкую необычную судьбу. - В Эндорэ было не до свадеб, особенно на северных границах, - тяжело сказал Маэдрос, который уже начал немного жалеть о своей откровенности. – Хотя иногда я и думал, что лучше бы мы больше думали о свадьбах и танцах, чем о битвах и мечах. Но это смертные способны любить на краю гибели и рожать детей даже посреди кровавой войны. Мы же не таковы по своей природе. - Есть один способ, - Финрод потеребил прядь волос. – Только для него надо доверять друг другу до конца. - Тебе я доверяю, - не раздумывая, сказал Маэдрос. - Хорошо, - кивнул Финрод. – Я знаю одни чары, они позволяют заглянуть в глубины памяти другого так, как он не сможет заглянуть сам, и вывести наружу сокрытое. Но для этого нужна полная открытость разума. Маэдрос слегка вздрогнул. Полная открытость разума означала, что некто другой увидит все твои тайны. Все недостойные мысли, все постыдные поступки, всю глубину отчаяния… Но – иначе он может никогда не узнать разгадки этой тайны. Вдруг после суда в Валмаре уже не останется ничего? - Я согласен, - спокойно сказал он. *** Они сели, подогнув колени, друг напротив друга, рядом с костром, огонь, по словам Финрода, помогал сосредоточиться, расплели волосы и сняли пояса и обувь, чтобы дать свободно течь первоначальной Музыке, на которой строится любое чародейство в Арде. Финрод предложил взяться за руки, такой контакт тел позволял теснее сблизиться и их душам. Маэдрос подал ему обе руки – целую и искалеченную, и Финрод не обнаружил ни унизительной жалости, ни любопытства, хотя и не видел раньше его правой руки без рукава. Финрод попросил его сидеть тихо и спокойно, и Маэдрос легко подчинился, он привык к чуткой неподвижности дозорного и разведчика. Сын Финарфина взглянул сыну Феанора прямо в глаза, стараясь разглядеть за ними глубины чужой души, и тихо запел. Сначала мелодия была простой, легкой, похожей не то на журчание ручейка, не то на звонкий летний дождь. Она несла с собой спокойствие, легкую дремоту, как будто они сидели под серебристыми ивами в сонном Лориэне. Маэдрос прикрыл глаза, они уже не были нужны, музыка уводила их в Незримый Мир, туда, где скрывались сны, грезы, видения, воспоминания, неясные пророчества. Он как будто покинул тело и несся в темное небо, пролетая между искрами звезд. Звездная темнота скоро исчезла, превратившись в сияние Лаурэлин и Тельпериона, и Маэдрос вдруг увидел, что оказался снова в Валиноре своей юности. Сотни картин-воспоминаний вставали перед его взором: праздники и будничные трапезы, труды в мастерских и работа в доме и саду, охота, состязания в силе и ловкости, танцы, разговоры, раздумья и грезы в одиночестве, все это он видел и испытывал вновь. Тысячи знакомых лиц, мужских и женских, проносились мимо него, тех, что погибли, и тех, что остались живы – но среди них не было женщины из снов. Застучали молоты, зазвенели мечи, вновь произносил пламенные речи Феанор, и они давали Клятву – но и среди сонма гневных, жаждущих мести нолдор он не нашел той, что искал. Не было ее среди тэлери Альквалондэ, не было среди робких синдар Митрима. Вновь заслонила собой все черная туша Горы-Деспота, ужасного Тангородрима, зияли жуткие пропасти, разевали жадную пасть подземелья, жерло выбрасывало ярый огонь – но и в Ангбанде, к огромному облегчению Маэдроса, ее не было. Воспоминания немного замедлились, широкой рекой разлились дни Долгого Мира. Путешествия по неизведанным землям Восточного Белерианда, плоская вершина Химринга, возведение грозной серебристо-серой крепости. Но ни среди дочерей нолдор, родившихся в Средиземье, ни среди ловких, слившихся со своими лесами лайквэнди ее не было. Люди… Немногочисленный род Амлаха, выстроивший свои селения под сенью Химринга. Несколько быстро сменившихся поколений, перешедших от грубой полукочевой жизни к жизни воинов и мастеров, во всем подражавших эльдар и схожих с ними обликом и нравом. Сотни лиц, мужских и женских, юных и старых – и среди них одно… «Она!» - как будто удар молнии поразил Маэдроса и музыка оборвалась. Теперь он видел его в подробностях. Светлые волосы и необычного орехового цвета глаза. Не совсем правильные, но милые черты. Рост выше женщин лайквенди, но ниже нолдиэр. Гибкий стан, белые руки. Он видел ее, когда приезжал в главное селение рода Амлаха, видел рядом с лошадьми, видел, смотрящую на него во все глаза, но едва заметил. Тогда он спешил на встречу со старейшиной людей, а через десять дней началась Нирнаэт Арноэдиад. «Это была твоя судьба», - зазвенел голос в голове Маэдроса, но свой ли, Финрода или иного, высшего существа, он не понял. Маэдрос резко ощутил себя вновь в своем теле, сидящим у почти догоревшего костра. Финрод отпустил его руки, но не встал, и так же глядел в глаза Маэдроса. Маэдрос выдохнул воздух – он задержал дыхание надолго, сам того не замечая. - Это была она? – хрипло спросил он. - Насколько я понял – да, - ответил Финрод, - хотя решить должен ты сам. Я был всего лишь проводником. - Да, - сказал Маэдрос себе и Финроду. – Я нашел ее. И потерял навеки, - горько заключил он. – Даже если она не погибла после Битвы Слез и взятия Химринга, она давно умерла, ведь жизнь смертных так коротка. А я потерял все, потому что думал о мести, о войне, о Клятве – о чем угодно, кроме своего счастья! - Не говори так, - строго сказал Финрод. – Ты ведь знаешь о разговоре, что я вел с Андрет? Маэдрос кивнул. - Она записала его, - сказал он, - несколько списков сохранилось у людей, а потом их прочли и эльдар. Я узнал об этом во время Войны Гнева. - Тогда ты знаешь о видении, что посетило меня, - Финрод вновь смотрел ему в глаза. - На самом деле я думал… - медленно проговорил Маэдрос, - что ты просто… утешил ее. Финрод сердито взмахнул рукой. - Я никогда не стал бы так обманывать, - сказал он немного раздраженно, - странно, что ты так думаешь обо мне. - Прости, - покаянно сказал Маэдрос. – В то время я о многом думал… так. - Нет, видение было истинным, - сказал Финрод, успокоившись, - насколько я могу судить. Здесь я спрашивал об этом Владык, и они согласились со мной. - Значит… они все ждут нас там? – cказал Маэдрос потрясенно. – Все… смертные и эльдар, наши друзья, наши родичи, которые до Конца Арды заключены в Мандосе? - Да, - медленно сказал Финрод. – Да, это так. - Благодарю тебя, - Маэдрос стиснул его руку своей левой рукой. – Я нашел то, что искал.