Конец Клятвы

Никто из Валар или майяр не прибыл в дом Ингвэ, может, потому, что тогда их можно было бы принять за стражу. А Валар не желали вести сыновей Феанора на суд силой, как Моргота, так, по крайней мере, говорил им Эонвэ еще в Эндоре. И Маэдрос понимал, что их не хотят унижать, не хотят давить и применять насилие. Это ободрило его, потому что, несмотря на всю свою решимость, он страшился этого суда, этого собрания всех Валар и многих эльдар. Многие из них могут обвинить его, и будут обвинять… Но решение принято и ему надо следовать. Расправив плечи, Маэдрос зашагал к выходу из дома Ингвэ. У входа в дом их уже ждали. Ингвэ отправился на суд, как Верховный Король, и как родич и друг дома Финвэ. С ним вместе шел и его сын. С ним шла и его сестра, прекрасная и печальная Индис Светлая. Она взяла за руку Финрода и оперлась на нее. - Король Арафинвэ присоединится к нам чуть позже, - сказал Ингвэ на вопросительный взгляд Маэдроса. От золотистых волос ваниар вокруг стало, как будто, чуть светлее, и внезапно это наполнило Маэдроса какой-то необъяснимой радостью. В любом случае, как бы ни было тяжело, вскоре все решится. Они вышли на улицу и к ним присоединились другие ваниар – приближенные и друзья Ингвэ, подруги Индис, те, кто не был равнодушен к судьбе внуков Финвэ. Маэдрос увидел, как к Финроду приблизилась Амариэ, и лицо сына Финарфина озарилось радостью. Маэдрос лишь вздохнул, вспоминая о женщине из снов. Они шли неспешно, никто не пел, да и разговоров почти не велось. Это не было похоже на праздничное шествие, но и не походило на то, что стража вела подсудимых. Ваниар смотрели на сыновей Феанора, пытаясь ободрить их, а не осудить, поддержать, а не подавить. Первый народ всегда славился умением читать в сердцах и понимать всех. Только зла они не понимали, и Морготу не было места в их душах. Может, поэтому они и смогли победить его. Они выбрались за ворота Валмара и направились к Маханаксару, где под открытым небом возвышались Троны Валар. Валар считали, что их советы не должны быть закрыты ни для кого, хотя Воплощенные не понимали их, если они общались друг с другом мысленно напрямую. Не потому, что Валар закрывали свои разумы, а потому, что они были слишком непохожи на Детей Эру, их мудрость не всегда была постижима для эльдар. Громадные серые камни без всяких украшений вырисовывались на фоне закатного неба. Троны были высокими, для советов и судов Валар принимали грозные и величественные облики, которые, все же, были лишь слабым воплощением их настоящего величия, непостижимого для телесных глаз. Назначенный час приближался, и к Маханаксару стали приходить эльфы не только из Валмара, но и из Тириона и Альквалондэ. Небольшие группы нолдор и тэлери, некоторые из них сияли слабым светом Возрожденных, собирались вокруг Кольца Судьбы. Были там и майяр, в основном слуги Манвэ и Мандоса, которые поддерживали порядок и отвечали на вопросы эльдар. Перед королем Ингвэ, его свитой и сыновьями Феанора толпа расступалась. Маэдрос ловил на себе взгляды: любопытные, заинтересованные, иногда даже восхищенные. Ни унизительной жалости, ни гнева в них не было. В Валиноре теперь не было места злу и раздорам, даже тэлери давно простили древнюю обиду. Это и ободряло Маэдроса, и в то же время он испытывал глухое раздражение. Он давно научился противостоять силе, он умел защищаться от грубого напора, которым Моргот постоянно пытался сломить их в Эндоре. Но как трудно будет исполнить Клятву, если им не будут сопротивляться силой, а с пониманием откажут в справедливом требовании! Маэдрос по привычке пытался нащупать рукоять меча, но вспомнил, что оставил его в доме Феанора. Значит, у него не будет этого, последнего выхода. Значит, надо будет полагаться не на силу, а на справедливость своего требования. Разве оно не справедливо? Разве смогут им отказать? Он глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, и это ему удалось. Недаром Маэдрос столько лет был воином и правителем, он вообще редко выходил из себя, унаследовав спокойный нрав матери. Это не раз ему помогало, поможет и сейчас. Они приблизились ко входу на Маханаксар и им навстречу вышел Эонвэ. Хотя суд вершил Мандос, но главным, особенно в таких важных делах, всегда оставался Манвэ, и его главный слуга должен был встретить сыновей Феанора, из-за которых суд Валар и должен был состояться. Ваниар разошлись в стороны, склонившись перед Вестником Манвэ. Маэдрос и Маглор тоже поклонились ему, а Эонвэ, ответив на приветствие, сказал: - Нельяфинвэ Майтимо и Канафинвэ Макалаурэ, сыновья Куруфинвэ Феанаро, следуйте за мной. Маэдрос кивнул и под взглядами сопровождающих: спокойных и ободряющих – Ингвэ, Ингвиона и Индис, сочувственного и поддерживающего – Финрода, пошел вслед за Эонвэ, который здесь не носил доспехов и меча. Он был в темно-синей тунике, подпоясанной золотой цепью, и лазурном плаще с вышитыми на нем белыми стрелами-молниями, знаком своего господина. Эонвэ возвышался над самыми высокими эльдар не меньше, чем на голову, а большинство майяр приняли облик пониже, показывая, что они уступают в силе Герольду Манвэ. Перед ним расступались и очень быстро они трое вошли в Круг Судеб. Кроме высоких тронов Валар, которые стояли кругом, здесь располагались множество других сидений – для майяр и эльдар. Чтобы все видели то, что происходит внутри круга, сиденья поднимались друг над другом ступеньками. Те из эльдар, что собирались говорить на суде, старались сесть ниже и ближе к внутреннему кругу. Маэдроса и Маглора Эонвэ отвел к назначенным им местам в первом ряду, откуда им легко было выйти в круг. Для тех, кто говорил на суде, посередине стояло особое возвышение – Камень Справедливости. Это был простой серый камень, довольно высокий, чтобы говорящий мог встретиться глазами с сидящими Валар. На его вершину вели вырезанные в камне ступени. Вслед за Эонвэ и сыновьями Феанора по знаку майяр Мандоса в Круг Судеб стали входить остальные эльдар. Все быстро занимали свои места, без суеты и раздоров. Маэдрос обводил взглядом толпу, выискивая знакомые лица. Вот, и правда, прибыл король Финарфин со своей женой, они вместе с Финродом заняли место в первых рядах. Недалеко от них сел кузнец Махтан с женой, и Маэдрос, встретившись с ним глазами, слегка улыбнулся. Когда он был ребенком, дед первым назвал его Медноголовым – намекая не только на цвет волос, но и на изрядное упрямство. И, несмотря на дальнейшие раздоры среди нолдор, Маэдрос всегда любил и уважал Махтана. Последним из королей эльдар появился в Маханаксаре Ольвэ Кириаран, и он взглянул на Маэдроса и Маглора спокойно, хотя и без особой приязни. Другие тэлери следовали примеру своего владыки, и под их взглядами Маэдросу стало не очень уютно. Это нельзя было сравнить с теми взглядами в Альквалондэ – и все же… Но вдруг он увидел в группе тэлери Тьелперо с сыном, и оба они кивнули ему с теплотой и радушием, от которых и у Маэдроса на сердце тоже потеплело. Не вечны раздоры и злоба, а прощение – не пустой звук. Он распрямил плечи и приготовился принять все, что принесет ему судьба. Одной из последних пришла Эльвинг, печальная, но спокойная. Она села рядом с королем Ольвэ, которому была сродни, и, посмотрев в сторону сыновей Феанора, медленно наклонила голову в приветствии. Маэдрос и его брат ответили на поклон, и тень улыбки тронула губы Эльвинг. Надежда возвращалась к ней, и в ее башне теперь всегда горело окно. Вдруг внутренний круг Маханаксара залило золотистое сияние, тут же раздались звуки музыки – величественные трубы, нежные арфы, прекрасные скрипки запели в воздухе и все вокруг наполнилось благоуханием: один за другим прибывали великие Валар. Они появлялись рядом со своими тронами, принимая облик величественных мужчин и женщин, и каждый из них нес свой аромат и свою мелодию. Вана – роза и нежная флейта, Тулкас – свежий имбирь и грозный барабан, Ульмо – морской воздух и гулкая труба… Последними возникли Мандос – свежесть ночного дождя и глубокий звук виолончели и Манвэ – хвойный лес в жаркую пору и переливчатая арфа. Манвэ обвел взглядом всех, кто собрался в Кольце Судьбы, и все разговоры замерли. Валар заняли свои места – Манвэ и Мандос сидели рядом и так, что Камень Справедливости стоял прямо перед ними – и суд начался. *** Сильмарили лежали неподалеку от Камня Справедливости, на каменной подставке, которую принес один из майяр Тулкаса. Они лежали открыто, без ларца, и их свет сиял невозбранно, чего не было уже так давно. Но сияние самих Валар во всем их могуществе было так велико, что на их фоне Камни немного угасли. Подобное происходило и когда они были в плену, в морготовом венце, но там на них давила тьма, здесь же причина была иная – и другого света было достаточно. Взгляды многих волей или неволей обращались к Сильмарилям, смотрел на них и Маэдрос, но теперь в нем не было такой жадной тяги к Камням, которая одолевала его в начале. Валинор будто приглушил это алчное желание, и Маэдрос невольно дивился: он вспоминал, как притягивал его Сильмариль в Гаванях, какой это было мукой – знать, что Камнем владеют другие. Эту душевную боль он пытался заглушить пролитой кровью, и только усугубил ее… Сильмарили были рядом – пройди лишь десяток-другой шагов, но Маэдрос сдерживал себя. И когда он встал на Камень, чтобы отвечать на вопросы, он не смотрел на Сильмарили. Гулкий голос Владыки Намо прорезал общую тишину. - Нельяфинвэ Майтимо и Канафинвэ Макалаурэ, сыновья Куруфинвэ Феанаро, вы прибыли на суд Валар добровольно. Обещаете ли вы исполнить решение суда, каким бы оно ни было? - Да, - сказал Маэдрос, чуть помедлив, а Маглор повторил за ним, ни мгновения не колеблясь. - Хорошо, - Намо посмотрел прямо в лицо Маэдросу и тот ощутил невольную дрожь и едва справился с желанием опустить взгляд. Но он когда-то смотрел прямо в лицо Морготу, не будет опускать глаза и сейчас. И он продолжал смотреть в глаза Судии. - Мы знаем, - продолжал Мандос, - что Сильмарили были созданы Куруфинвэ Феанаро с помощью Йаванны, что вырастила Древа, и Варды, что принесла в Арду свет. Их труда в Сильмарилях не меньше, чем труда Феанаро. Согласны ли вы с этим, сыновья Феанаро? - Согласны, - после мгновенного колебания ответил Маэдрос, а Маглор кивнул вслед за ним. - Однако, - сказал Мандос, - создав эти творения, Феанаро считал себя их единственным владельцем, и мы согласились с ним, ибо Древа тогда сияли ярко и никто не думал, что Валинор затмится. Но потом Древа умерли, и Свет Сильмарилей оказался единственным в Валиноре. Мы не хотели тогда принуждать Феанаро, и когда он отказался отдать Сильмарили, не стали настаивать. Сильмарили были украдены, и Моргот силой завладел ими. Он – вор и грабитель и удерживал Сильмарили незаконно, и свет их был укрыт от всех свободных народов Арды. Позже один Сильмариль был добыт у него Береном и Лутиэн в их походе, который не знает себе равных. Сильмариль получил Тингол, как свадебный дар за свою дочь, но он был убит, и Сильмариль был украден, на сей раз гномами. И Берен второй раз добыл его, сняв с груди убитого им короля гномов. Диор, сын Берена и Лутиэн, получил Сильмариль, как наследство, а позже отдал своей дочери Эльвинг. Эльвинг передала его своему мужу Эарендилю и теперь свет Сильмариля вновь виден всем на Арде. Что скажете вы об этом Сильмариле, сыновья Феанаро? - Мы, - сказал Маэдрос твердо, - отказываемся от права на этот Сильмариль, потому что Берен и Лутиэн, Эарендиль и Эльвинг пережили много мучений и положили много трудов, добывая и сохраняя этот Камень. И без этого Сильмариля помощь могла прийти слишком поздно. Пусть он снова светит всем в небесах Арды! - Да будет так, - ответил ему Мандос. - Да будет так, - повторил Манвэ, скрепляя это решение своей волей Короля Арды. - Теперь же, - продолжал Мандос, - нужно решить судьбу двух других Сильмарилей. Эонвэ и его воинство добыли их у Моринготто. Но вы, сыновья Феанаро, как и многие другие нолдор, долго воевали с Моринготто и ослабили его так, что воины Валар смогли победить его и не разрушить весь Эндорэ. Так что хотя вы сами и не вырвали Сильмарили из венца Моринготто, в этой победе есть и ваша заслуга, и немалая. Маэдрос весь напрягся, вцепившись рукой в пояс. Неужели Мандос сейчас признает их право на Сильмарили и все закончится? Но нет, все не может быть так просто… Даже Эонвэ в Эндоре говорил о том, что они утеряли свое право. Вряд ли Мандос думает иначе. - Но, - сказал Мандос сурово, - давным-давно на Сильмарили было наложено благословение: ими не могут владеть Зло и его слуги, не могут владеть смертные и не могут владеть те, чьи руки нечисты. Вы – не слуги Зла, вы – не смертны. Но чисты ли ваши руки? Мандос посмотрел прямо в лицо Маэдросу и тот едва смог выдержать этот взгляд, суровый из-за беспристрастной справедливости. Он молчал, молчал долго, не отвечая ни да, ни нет. Маглор рядом с ним глубоко вздохнул, но тоже ничего не говорил. Мандос ожидал ответа, но так и не дождался. - Так, - сказал он, - вы, сыновья Феанаро, не можете ответить на этот вопрос. Что ж, не каждому дано судить о себе беспристрастно… молчание здесь говорит о том, что вы не так подвержены гордыне, как можно было бы думать. Это хорошо. Но если вы не можете ответить на вопрос, пусть на него ответят другие. Во многих проступках можно обвинить вас, и мы будем судить по порядку. Итак, первое: вы вместе с отцом своим ушли из Валинора, подняв мятеж против Валар, которых когда-то признали своими владыками, и пролили кровь в их земле. Пусть владыка Альквалондэ говорит о том, что произошло в его городе. Ольвэ встал и, расправив плечи, вышел к Камню Справедливости, поднялся на него. Прижав руку к груди, он поклонился Манвэ и Мандосу, потом взглянул на сыновей Феанора, но не сделал им никакого знака. Он заговорил, и голос его, высокий и чистый, был хорошо слышен всем. - Мы всегда были друзьями нолдор, - сказал он, - но даже друзья не обязаны во всем соглашаться и выполнять любые просьбы. Когда Феанаро говорил нам, мы рассудили, что он неправ, а правы вы, наши владыки здесь. И мы отказали ему в кораблях, сокровищах нашего сердца. Тогда он решил взять их силой, и мы, защищая свое добро, применили насилие. Мы сделали это первыми и, хотя были правы, как признали все, оставшиеся в Валиноре, все же я сожалею о том. Может быть, уступи мы, зла в Арде было бы меньше. Но я оставляю судить об этом Валар. Кровь и смерть пролегли между нами и народом нолдор, и долгое время понадобилось, чтобы исцелить эту рану. И корабли наши не вернулись к нам. Но ныне я не держу зла на сыновей Феанаро и прощаю их от всего сердца. И благодарю их за ту помощь, что оказали они нашим родичам на востоке. Он умолк и, повернувшись к сыновьям Феанора, кивнул им, как старым друзьям. Маэдрос почувствовал растерянность. Он-то готовился к тому, что их будут обвинять, особенно тэлери Валинора, которые не видели Моргота и его слуг в Эндоре, не знали, как они опасны и почему было необходимо остановить их любой ценой. Но Ольвэ понимал это и теперь не держал зла. Нет, он не оправдал их, но понял и простил. Это было и легче, и тяжелее, чем если бы он просто принялся обвинять их. - Мы выслушали тебя, Ольвэ Кириаран, владыка линдар, - сказал Мандос и Ольвэ спустился с Камня Справедливости, вернувшись на свое место. - Второе, - Мандос вновь заговорил, перечисляя обвинения Дома Феанора, - что можно вменить в вину вам и вашим родичам: Феанаро и вы, сыновья его, забрали себе корабли и переправились одни в Эндорэ, и не вернулись за Финвэ Нолофинвэ и его народом. Потом по приказу Феанаро корабли были сожжены, и народ Нолофинвэ вынужден был идти по льду Хэлькараксэ, терпя мучения и теряя многих. - Подождите! – воскликнул Маглор и Маэдрос обернулся к нему. – Я должен сказать: Майтимо был против того, чтобы сжигали корабли, против того, чтобы мы оставляли своих родичей на том берегу. Он не жег корабли. - Зачем ты… - сердито сказал Маэдрос, но Маглор только отмахнулся от него. - Это будет учтено, - спокойно проговорил Мандос. – Но теперь будет говорить свидетель. К Камню Справедливости приблизился эльда. Маэдрос посмотрел на него, узнавая, кажется… да, он видел этого эльфа вместе с Тургоном еще в Валиноре, знал, что он пошел за Нолофинвэ, но позже они не встречались. Звали его Амбарто. Амбарто поклонился Мандосу и Манвэ и начал свой рассказ. - Я ушел за королем Финвэ Нолофинвэ в Эндор, - сказал он, - по призыву Феанаро и по зову сердца, ибо я хотел увидеть нашу древнюю родину на востоке. Со мной ушла моя жена. Нас не было в Альквалондэ, когда там разразилась битва, но потом мы собирались плыть на кораблях. Но Феанаро забрал их. Мы не хотели возвращаться, мы не вняли призыву Валар и мы выбрали дорогу в Хэлькараксэ. Она была ужасна… мы многое вытерпели там. Моя жена… она погибла, не дойдя до Эндорэ, однажды уснула и не проснулась от холода. Я похоронил ее там, в снегу. Я шел дальше и мечтал отомстить Феанаро и его сыновьям. Но Моринготто успел раньше меня. Когда орел принес их… я понял, что не хочу больше мстить. Я простил. Он наклонил голову – Маэдрос заметил отблеск слез в его глазах – и быстро сошел вниз. На сыновей Феанора он не смотрел. - Третье, - возгласил Мандос, и Маэдрос вдруг почувствовал, как его обдала ледяная дрожь: он понял, о чем сейчас пойдет речь. - Нападение на Дориат в стремлении завладеть Сильмарилем, который спасли от Моринготто Берен и Лутиэн. Жители Дориата были убиты или бежали, король Диор и его жена погибли, а их сыновья – исчезли. Лишь дочь Диора осталась в живых, и она сейчас будет свидетельствовать. Эльвинг встала – бледное лицо, хрупкая фигурка и глаза, полные печали. Она медленно, но решительно направилась к Камню Справедливости и взошла на него. Она поклонилась Мандосу и тот, ответив на поклон, вдруг сказал с неожиданной теплотой в голосе: - Если тебе трудно говорить, Эльвинг, дочь Диора, ты можешь отдать это право другому. - Нет, Владыка Намо, - твердо сказала Эльвинг, глядя ему в лицо, - я буду говорить за себя и свой народ. Мандос кивнул, и Эльвинг продолжила: - Я мало знала свою семью, слишком рано их унесла злая погибель. Но я любила их всем сердцем и всегда тосковала по ним… Я немногое помню из времен разрушения Дориата, мне больше рассказывали… потом. Я тосковала… потом гневалась и ненавидела. И это разрушало мою душу. Только Эарендиль смог исцелить ее. Я не знала, что сталось с моими братьями, я долго надеялась, что они остались живы… Не знает ли кто, что случилось с ними? Молчание было ей ответом, и когда уже Мандос сделал знак продолжать, вдруг кто-то воскликнул: - Я могу рассказать о ваших братьях, госпожа. Эльвинг вскинула голову на голос, лицо ее просияло надеждой. К Камню Справедливости шел эльф в зелено-бурых одеждах, цвета лесной листвы – похоже, он был из нандор. Он взобрался на Камень и встал рядом с Эльвинг. - Не могу принести тебе хороших вестей, госпожа, - сказал он, и лицо Эльвинг угасло. – Но неизвестность порой хуже самых черных известий, и я избавлю тебя от нее. Меня зовут Рильвэ и я со времен Первой Битвы жил на севере Оссирианда. Я не участвовал в сражениях, ибо слишком страшился Северного Ужаса. У меня было много друзей среди птиц Оссирианда, и они носили мне вести. Однажды я услыхал от них, что Дориат пал, и что многие беглецы оттуда идут на юг. И одна из птиц, старый ворон, говорил о двух мальчиках, что идут с севера одни, без взрослых. Это было недалеко от тех мест, где я жил в то время, и я попросил ворона провести меня к ним. Но тогда царила суровая зима, и мы шли долго, и пришли слишком поздно. Дети были уже так слабы, что впали в забытье и не говорили даже собственных имен. Я пытался согреть их, но они угасли, будто огоньки на ветру. Я похоронил их там, где нашел, под буком… Потом я не думал об этом, ибо много беглецов и много смертей было в то время. Но позже до меня дошли слухи, что ищут двух мальчиков. Их искали нолдор, те самые, что разорили Дориат. Я не стал им ничего говорить, ибо не знал их целей, да и помочь ничем уже было нельзя. Много позже я понял, что это были твои братья, госпожа. Они не совсем походили на обычных детей эльфов, и у одного из них было вот это. Он порылся в поясной сумке и отдал Эльвинг серебряный лист-застежку плаща с выгравированным на нем гербом – крылатой луной*. Эльвинг взяла ее в руки и задрожала. - Я помню… - сказала она тихо, - эта вещь была у моего брата Эльруна. Они погибли… все же погибли. Маэдрос услышал, как рядом охнул Маглор, и стиснул зубы. Боль была острой, но он почувствовал облегчение, будто кинжал вскрыл старый гнойный нарыв. Рильвэ был прав, порой неизвестность хуже самых плохих вестей. - Мы искали их, чтобы избавить от смерти, - сказал он глухо. – Недолжно мстить малым детям, и это было сделано без моего ведома и против моей воли. - Это будет учтено, - кивнул на его слова Мандос. Эльвинг тихо плакала, держа в руках застежку брата, и мучительная жалость пронзила сердце Маэдроса. Вот стоит эта женщина, потерявшая своих родных, без поддержки мужа, не видя рядом своих сыновей – и во всем этом виновны они со своей Клятвой. Будь проклята эта Клятва! Не добро и слава, как он думал в тот миг, когда клялся на вершине Туны, а гниль и тлен шли от нее, как в его сне в доме Ингвэ. Эльвинг постепенно успокоилась, и Рильвэ, бросив на нее сочувственный взгляд, спустился с Камня Справедливости. Она же осталась стоять там, поскольку последнее обвинение вновь касалось ее. Четвертое и последнее, - провозгласил Мандос. – Нападение на Гавани Сириона, последнее свободное поселение эльдар и эдайн в Белерианде, вновь в стремлении завладеть Сильмарилем. Разорение Гаваней и убийство многих их жителей. И здесь снова будет говорить Эльвинг, дочь Диора, правительница народа Гаваней. Эльвинг глубоко вздохнула и вновь заговорила тихим, но твердым голосом: - Я не могу сказать, верно ли сделал мой отец, что не отдал Сильмариль сыновьям Феанора. Но и я сама не сделала этого. Многие из моего народа были против этого, они верили, что Сильмариль хранит наши дома и корабли. Мужа моего, Эарендиля, не было тогда в Гаванях, и я тоже боялась, что он не найдет дорогу домой, если я лишу его путеводного света. И я тогда гневалась и ненавидела… помнила о том, что Берен и Лутиэн претерпели много лишений и мучений ради этого сокровища, умерли и воскресли из-за него. И отец мой, и мать моя, и братья погибли ради этого Камня. Я не могла отдать последнюю память о них. Но если бы рядом был Эарендиль, если бы он убедил меня это сделать – я бы это сделала. Но мне не дали его дождаться. Эльвинг умолкла на несколько мгновений, как будто собираясь с силами. Слишком ужасные воспоминания представали перед ней. Но она происходила от бесстрашных героев, и сама была отважна, хотя отвага ее была иного толка. - Когда я думала, что дети мои погибли или вот-вот погибнут, - тихо продолжала она, - я решила, что мне тоже незачем жить. И я унесла с собой Камень… Камень Раздора, как думала я о нем тогда. Слишком много крови пролилось из-за него, слишком много слез. К счастью, Владыки не дали ему скрыться из мира и теперь все видят Звезду Надежды. И зло привело к благу. Я не держу больше зла и простила. Эльвинг склонила голову, печаль затмила ее лицо. Мало у нее было надежды на встречу с родными, да и та была бы омрачена тенью. Она повернулась, чтобы сойти вниз… И вдруг в небе над Маханаксаром, безсолнечном и безлунном, блеснула звезда. Звезда Надежды. - Айя! – воскликнула Эльвинг, простирая к Эарендилю руки. - Айя! – отозвались эльдар, и майяр, и сами Валар, приветствуя Вестника Зари. *** - Обвинения высказаны и свидетели выслушаны, - провозгласил Мандос и обвел взглядом всех, кто собрался в Кольце Судьбы. – Хочет ли кто-нибудь сказать что-то еще, в обвинение или в защиту сыновей Феанора? - Я хочу, - с одного из задних рядов поднялся эльф, похоже, из нандор. Уже не юный, с прищуром меткого лучника, с походкой опытного лесного следопыта. Мало кто из этого народа отвечал на призыв отправиться в Валинор, большинство уходило от наступающей воды на восток. Но кое-кто все же уплывал и на Запад, подальше от ужасов войны и разрушения Белерианда. Эльф, взойдя на Камень Справедливости, поклонился сначала Манвэ и Мандосу, а затем, повернувшись к сыновьям Феанора, и им. Маэдрос кивнул в ответ, напрягая память, но, похоже, он не видел этого эльфа даже мельком. - Меня зовут Онниэвэ, я из Оссирианда. Сейчас от нашего леса, может, ничего не осталось… Но раньше в нем жили многие. Сначала мы вместе с народом короля Тингола оборонялись от врага, но потом жители Эгладора отгородились от опасного мира. Кто-то из наших пришел в Дориат, кто-то остался, полагаясь на скрытность и мастерство наших лучников. Но потом… потом пришла стальная буря, ярое пламя, железный вихрь… Такими нам казались пришельцы из-за Моря. Их пламя, их сталь защитили нас, и мы жили в покое и мире. Я не видел ничего плохого от сыновей Феанора, они защищали нас от Ужаса Севера, они торговали с нами и учили нас. Без них мы бы погибли или сидели бы в норах и пещерах, трясясь от страха. Я благодарен им и я выступаю в их защиту. Он снова поклонился и, сойдя вниз, отправился к себе. Маэдрос вскинул голову: что же, ему нечего стыдиться своих дел на северных границах. Благодаря их мечам Белерианд получил сотни лет покоя, а если потом Моргот прорвал оборону, в том не было их вины. Он был слишком силен, а их союзники слишком слабы… «Он слишком силен для нас – не о том ли говорили Валар здесь, давным-давно? Они оказались правы здесь, во многом они были правы…» Такие мысли не первый раз посещали его за последнее время, и если сначала он отмахивался от них, как от сомнений и слабости, недостойных сына Феанора, то позже стал прислушиваться. Недаром же теперь он ожидал правосудия Валар. «Правы, но не совсем. Валар были слишком медлительны, если бы мы не пришли на помощь Средиземью, оно попало бы под власть Моргота куда раньше». Эта мысль ободрила его, и он спокойно и твердо стоял, ожидая слов Мандоса. Тот повторил свой вопрос, но больше свидетелей не нашлось, наверное, они не могли сказать ничего нового. И тогда Мандос заговорил снова. - Нельяфинвэ Майтимо и Канафинвэ Макалаурэ, сыновья Куруфинвэ Феанаро, хотите ли вы сказать в свою защиту более того, что уже сказано? Маэдрос поразмыслил несколько мгновений и твердо ответил: - Нет. - Это дело трудно рассудить и мне, тому, кто волею Всеотца поставлен следить за справедливостью здесь, в Арде, - сказал Мандос. - Многие обвинения предъявлены сынам Феанаро, но есть и то, что говорит в их защиту. И хотя они поддержали своего отца, но не были зачинщиками мятежа и раздора здесь, в Валиноре, а позже были связаны нерушимой Клятвой, и проступки их и злые деяния были продиктованы ею, и все же они старались противостоять ей и смягчить ее последствия. Превосходят ли их добрые дела их преступления или наоборот? Лишились ли они права на Сильмарили, если обагрили руки кровью? Или в их пользу говорят многие сохраненные жизни и сотни мирных лет в Эндорэ, позволившие людям стать друзьями эльфов? И если им будет отказано в праве на Камни, не станут ли они причиной раздора здесь, в Валиноре? Он умолк, молчали и другие Валар. Может быть, они переговаривались мысленно, как было в их обычае, но эльфам, даже самым могущественным и искусным, не дано было слышать их мысли без их на то желания. Напряжение разлилось в воздухе, казалось самые небеса, на которых уже не было Эарендиля, потемнели, будто сгустились тучи. Эльдар тоже молчали, ожидая решения Владык. Наконец, когда прошел не то миг, не то целая эпоха, Мандос заговорил вновь. - Я решил, - сказал он. – Если я не могу, и мы все не можем прийти к единому ответу на эти вопросы, то пусть будет явлена воля Того, Кто Выше Нас. Всеотец уже являл свою волю о Сильмариле Эарендиля, когда смертный смог взять Камень и он не ожег его. Если вы, сыновья Феанаро, сможете взять Камни и объявить их своими – они станут вашими. Тогда Клятва будет окончена и мир воцарится в Валиноре. Если же нет – то они останутся в ведении Аратар, Владык Арды, и мы будем решать, как поступить с ними. - Да будет так, - провозгласил Манвэ и поднял свой сапфировый жезл в знак волеизъявления всех Аратар, что собрались в Маханаксаре. - Да будет так, - возгласили остальные Валар, соглашаясь с волей своего владыки. Маэдрос, раздираемый в душе радостью, облегчением и сомнениями – неужели так быстро, так просто удастся им вернуть сокровище отца и выполнить ужасную Клятву, встал и вдруг услышал за собой голос Маглора. - Я не считаю себя достойным Сильмарилей и отказываюсь брать их. С удивлением, страхом и толикой презрения в глазах Маэдрос обернулся к нему – его брат отказывается от наследства? От Клятвы? От последней воли отца? Маглор ответил ему спокойным взглядом. - Я везде шел за тобой, брат, - сказал он. – Но теперь ты пойдешь один. Маэдрос поджал губы. Что же, он старший и ему отвечать – за все. Если он возьмет Сильмарили, то Клятва все равно будет выполнена, и Вечная Тьма не будет ожидать ни Маглора, ни тех, кто ныне обитает в Чертогах Мандоса. - Хорошо. Сильмарили были совсем рядом, пара десятков шагов, не больше. Так близки и так доступны. Еще немного, и их Великая Охота завершится. Сколько крови, боли, горя и мук – ради этой цели, и вот она почти достигнута. Почти. Свет древних Камней, такой знакомый и такой необычный после сотен лет, когда он не видел его, притягивал Маэдроса к себе. Как он чист и прекрасен! Как прекрасен будет мир, когда этот свет вернется в него! Какое счастье принесет он ему, Маэдросу, позволив забыть обо всех ужасах этой эпохи! Свет сиял, почти слепил его, он не видел почти ничего, кроме этого света, зовущего его к себе… Шаг. Во тьме вздымаются факелы, раздаются гневные крики, горячие речи льются с вершины Туны. Омраченный, оскверненный Валинор, их родина, остается на поживу врагам, ведь он так слаб сейчас, как легко будет завладеть им Морготу, если он захочет вернуться! Но они даже не думают об оставленной родине, забыли и о благодарности Валар, которые вывели их к свету и научили всему… Шаг. Белые палубы лебедей залиты кровью, море стонет об убитых мореходах, осиротевшие чайки горестно кричат в небе, но они не думают об этой крови, об этом горе, ведь важны только их собственные кровь и горе, только их сокровища… Шаг. Корабли пылают и это единственный свет, что остался для покинутых на том берегу. Он не поддерживает отца, но и не противится ему, позволяет предательству свершиться, и многие жертвы застынут во льду… Шаг. Земли Эндора не так пустынны, как они думали. Но что им эти Темные Эльфы, слабые и невежественные, не видевшие Света Амана! Вражда и раздоры разъедают, будто ржавчина, едва наметившийся союз. Гордыня не дает им опереться на других врагов Моргота, а Клятва окончательно разрушает и так слабые узы дружбы. А потом они верят тем, кому не следует верить, и Бессчетные Слезы проливаются в Белерианде… Шаг. Шумит разгневанный лес, но не в силах он остановить захватчиков. Обагряет его кровью последний король Дориата, сын Лутиэн Прекрасной и Берена Отважного, жена его и сыновья скорбными тенями нисходят за ним в посмертный мрак. Второй раз эльф поднимает оружие на другого эльфа, но жертвы их напрасны, и Камень уходит на юг… Шаг. Последнее поселение свободных эльдар и эдайн, твердыня на берегу моря. Слуги Моргота обходят ее стороной, быть может, испуганные светом Сильмариля. Но рок уже близок. Другие враги точат мечи, и гибнет под ними белый город, и падающей звездой низвергается Камень вниз, и вновь все напрасно, пуста рука его… Все труднее идти, будто пролитая кровь мешает двигаться, он задыхается, будто горе невинных сжимает его горло. Камни близко, но все дальше от него. Их свет меркнет. Из последних сил он протягивает руку, но останавливает ее на полпути. «Нет». «Верный ответ, Дитя Мое». *Герб Элу Тингола (рисунок Толкина).