I'll stay away from This pain I came from Can't run away from What's been said and done
— Свон, на меня смотри. Когда Реджина оказалась рядом с ней — она не припомнит. Просто картинка перестала расплываться под черными кляксами перед глазами, когда Миллс уже подбежала к Эмме и, невзирая на предстоящую боль, упала перед ней на согнутые ноги. Не хотела, чтобы Спасительница всем телом чувствовала холодный асфальт под спиной. Она притянула ее к себе и положила голову на колени. — Свон. — Голос как будто не свой. Совсем не свой. Он был пропитан сталью, требовательностью, властью. Но все равно при этом дрожал, срывался, ломался, а некоторые слова слетали с губ с хрипотцой. Так страшно Реджине никогда не было. Да и из-за кого? Из-за Спасительницы? Не ее ли она хотела убить едва ли не с самого первого дня приезда? А сейчас она лежит на ее коленях, истекает кровью. Умирает. Мечта впервые по-настоящему может осуществиться. Что для этого нужно? Просто встать, безразлично махнуть рукой, уйти в сторону и дать ей умереть в одиночестве. Для Злой Королевы это раз плюнуть. Встать — уйти. Она всегда так делала раньше, разве нет? Приходила к своим недругам, оставляла в полуживом состоянии и тут же удалялась, оставляя обидчиков умирать в долгих муках. На глазах близких, родителей. Или в окружающей пустоте, когда некому сказать последнее слово перед смертью. Это легко. — Сними это. — Реджина положила окровавленную руку Свон к треклятому браслету. Была уверена, что в этот раз Эмма не станет демонстрировать свой характер, сопротивление, упрямство. Но, видно, ошиблась — она даже пальцем не пошевелила. Зато лицо ее исказилось от невыносимой боли, а тело вздрогнуло от резкого укола в живот. Пуля прошла чуть ближе к боковой части корпуса, однако кровотечение от этого менее опасным не становилось. Реджина теряла всякое самообладание. — Сними, слышишь?! Она не стеснялась кричать. Плевать, что ее могли услышать! Миллс слабо верила, что вежливый тон сейчас поможет ситуации. До этой несносной блондинки иногда непросто докричаться даже в обычное время, не то что сейчас. — Я хочу тебе помочь, но без магии ты долго не протянешь! — А сколько отчаяния в голосе? Никогда еще желание спасти чью-то жизнь не переполняло с такой силой ее тело, разум, сердце. Оно ведь черное совсем. — Нет. — И это все. Нет. Хрипло и до отвращения лаконично. Дура! Что с этой ненормальной не так?! Сколько можно геройствовать! Сколько можно игнорировать истошный вопль рассудка, который кричит: «Ты умрешь!»? Ее силы покидают на глазах, а она, она… — Ты ведь не успокоишься потом, пока не найдешь их и не убьешь. — Эмма стиснула зубы. Говорить было больно, тем более такие длинные предложения. Но она как всегда терпела эту боль. Всю жизнь терпела. Когда без родителей жила, когда любимый человек бросил, из-за которого она попала в тюрьму. Боль — одно из ее отражений. Как и у Реджины. — Они тебе угрожали. Ты не простишь. Сорвешься и… — Да плевать, что с ними будет, я тебя спасти пытаюсь! — в надорванном голосе слышалась горечь. Она даже не почувствовала, как по щеке быстро скатилась горячая влажная дорожка. Слезы из-за Спасительницы. Кому расскажешь — не поверят. Еще и засмеют. — Магия. — Реджина распахнула глаза, вспомнив, что успела запечатлеть, прежде чем застыть в каменном изваянии. — Ты колдовала. Сама. Можешь излечить себя? — Понятия не имею, как это произошло, — убила остатки надежды Свон. Она простонала от новой волны боли, с каждым разом бьющей по стенкам мозга да тела сильнее, и сжала пальцы в кулак. Некогда белоснежный свитер, один из любимых предметов гардероба, превратился в красную липкую ткань, и руки Миллс тоже успели пропитаться в чужой крови. Тепло и холод одновременно обжигали ладони. — Больница, — постепенно теряя сознание, выдавила Спасительница. Точно. Больница. Последний шанс. Повторять не пришлось. Реджина, против собственных ожиданий и несмотря на распавшуюся на атомы собранность, нарыла в карманах Эммы ключи от машины достаточно быстро. Взглянула на нее. Бледная. Губы стремительно сливались с цветом кожи, еще немного — и буден виден лишь их контур. Нет уж. Реджина не позволит ей умереть. Ни за что. Если кто и имеет право убить ее, так только Злая Королева. Не уличные крысы, не пулевая рана. Королева. А она, черт подери, пока этого не хочет! Значит, Эмма не смеет коньки отбрасывать! — Засыпать не вздумай, Свон! — рявкнула Реджина, волоча рядом с собой истекающее кровью тело Шерифа. Одну руку Эммы закинула себе через плечи, вцепившись ладонью в ее ладонь, а сама придерживала Спасительницу за талию. Тяжело. Не сказать, что ей приходилось раньше сильно напрягаться — все выполняли слуги. Но сейчас их нет. Есть только она и Эмма, теряющая огонек жизни в глазах каждую ужасную минуту. Иногда было сложно смотреть на нее. Больно. Свон едва волокла за собой ноги, она все сильнее не ощущала с ними связи. Рана отдавалась пульсирующей болью, до того неприятной, что становилось сложно дышать. А дорожка из бордовых капелек тянулась вслед за ними. Потом Реджина помогла Эмме забраться в Жука, проклиная весь свет и закидывая его бранью, которую только успевала вспомнить, находясь в таком состоянии. Паника. Гнев. Свон согнула ноги, чтобы было удобнее находиться в таком положении в небольшой машине. Коробку с книгами Белль Миллс швырнула вниз, под сиденья. Свон все еще не отнесла их в библиотеку. Глупая. Усевшись на переднее сиденье и заведя машину, Реджина моментально нажала на газ с полной силой. Время. Время безбожно утекает, пытается обыграть и забрать Свон. Но оно обойдется. Победить Злую Королеву не так-то просто — зубы показывать она умеет, как и биться до последнего. И она будет. Несмотря ни на что. Несмотря на то, что где-то в углу пока еще варящего разума тряслась мысль, повторяющая одно и то же: «Эта пуля принадлежала тебе. Но Свон приняла ее последствия на себя и спасла тебя. Если погибнет, то отдав свою жизнь. За тебя. Ты должна быть на ее месте». Дальше слушать эти слова стало невыносимо. Руки дрожали, по коже носилась тяжелая дрожь, постоянно что-то пыталось отвлечь, хоть Миллс старалась не поддаваться. Слишком глубоко всаживала тупой нож такая действительность. На дороге она никого не щадила — желтого «Жука» сопровождал шквал сигналов и нелестных, догоняющих, словно ветер, комплиментов. От других водителей, от пешеходов, на которых она часто рисковала наехать, забыв о педали, дающей «тормоз». Плевать на них. Плевать вообще на все. На все, кроме Свон, которая со сдавленным стоном перевернулась на спину, все сильнее прижимая ладонь к ране. Черт, черт, черт! Страшно не успеть. И так больно думать об этом. Больно потерять. Мысли вместе с эмоциями превратились в кашу. В больнице, куда Реджина вошла вместе с Эммой, что едва оставалась в чувстве и позволяла помочь себе, моментально всполошился весь персонал. Они, как волна, состоявшая из белых халатов и перепуганных лиц, подскочили к мэру. Забрали у нее Свон. Вопросов не задавали. Тут же подъехали больничные каталки, врачи со всей оперативностью и осторожностью положили Эмму на скрипучую каталку, после чего, отправив за остальными врачами, необходимыми для оказания помощи, и пролепетав что-то в духе: «В реанимационное отделение входить запрещено», тут же скрылись за дверями. Словно призраки: хлынули потоком, пошумели, а после исчезли, так, будто их и не было. И в коридоре из бледно-голубых угнетающих оттенков наступила тишина. Давящая, убивающая, разъедающая, как кислота, изнутри. И делать теперь что — непонятно. Хотя для начала неплохо бы смыть с рук кровь. Адреналин постепенно растворялся, точно облитый холодной водой, и Реджина почувствовала сильную усталость. Она провела ладонью по лицу, желая таким образом избавиться от переутомления, но обнаружила лишь влажность на щеках и под глазами. Удивленно посмотрела на свою руку: кончик указательного пальца блеснул от яркой вытянутой люминесцентной лампы. Это что, слезы? Не доверяя собственному зрению, Миллс обтерла палец об юбку и стянула с плеч пальто. То жарко, то холодно. То слезы, то реакция на обжигающий глаза свет. Спустя двадцать минут после того, как за дверью скрылись «приведения в халатах» вместе с Эммой, появились ее ошарашенные, до бесконечности встревоженные родители. Они как парочка голодных волков бросились к Реджине, будто она являлась аппетитным куском мяса. Кажись, плохие новости пробегают по городу гораздо быстрее, не уступая в скорости сплетням. — Эмма! — по очереди выкрикивая имя, ворвались в коридор, где стояла Миллс, Дэвид и Мэри Маргарет. Вот только столбом застыли, словно моментально забыли о причине прихода, когда разглядели в пустом коридоре, состоящем из угнетающих ледяных стен, Злую Королеву. Реджина упиралась спиной в стену и смотрела в одну точку напротив себя, но с появлением четы Прекрасных выражение ее лица помрачнело с рекордной скоростью. Мысленный мученический вздох. И принятие правды: «Сейчас начнется». Понятно ведь, кого в этом несчастном случае они обвинят в первую очередь. Злую Королеву. — Что произошло?! — пронзительно-ненавистным тоном проорал Дэвид, угрожающе встав напротив Реджины. Близко и смело. Та, к слову, к воистину пугающему виду Прекрасного отнеслась со всем имеющимся равнодушием. Что он может? Взбешенный родитель, не способный смотреть по сторонам и читать чужие лица, когда это необходимо, чтобы не сделать поспешных выводов. — Соблюдай тишину, — безразлично бросила Миллс, даже не удостоив Принца и его пассию взглядом. — Это неподходящее место для криков. — Это ты, да? — Дэвид в одно мгновение вцепился в горло Реджины, а ее взметнувшуюся рефлекторно руку прижал к холодной поверхности стены. Ох, если бы не браслет… Отставить. Нельзя думать об этом. Ради тебя жизнью рисковали не для того, чтобы позволять себе так скоро впускать в голову подобные мысли. — Ты виновата в том, что случилось с Эммой. — Звучало больше как утверждение, а не вопрос. Конечно, ведь других вариантов совсем фантазия подкинуть не в состоянии. На все беды одно существо ведь в этом городе. — Нет. — Как же, — недобро рыкнул не такой уж прекрасный Принц. В гневе он выглядел еще глупее. Идиотом, который прикрылся призмой собственных эмоций. Идиотом, который не умеет себя контролировать. Стоит напомнить, что о браслете, красовавшемся сейчас на левой кисти Реджины, он не знал. А значит, угрожал сейчас, не боясь нарваться на магию. Идиот. — Дэвид, давай ее выслушаем, — соизволила-таки вмешаться жена неуравновешенного принца. У них, видимо, один мозг работает за двоих. — Что тут слушать? Как будто в городе есть еще кто-то, кто пытается изжить со света нашу дочь, — простучал зубами, сощурившись, Дэвид, сильнее сжимая пальцы на горле Злой Королевы. Он так не хотел расслаблять хватку… но просящий взгляд любимой жены вынудил его все же послушать жалкие оправдания королевы. Он отцепился от нее и сделал полшага назад. А сверлил таким взглядом, будто пытался прожечь насквозь. — Если ты не забыл, Нолан, — сделав ударение в нужном месте и грубо сбросив с себя руку Дэвида, процедила Миллс, — твоя дочь — шериф, а эта профессия весьма опасная. — Реджина отлепилась от стены и расправила плечи. Так она выглядела увереннее, угрожающе. — В нее стреляли преступники, которых она ищет едва ли не неделю. Недавно она вышла на их след, но, видимо, кому-то этот факт не понравился. И от нее решили избавиться. — Ты каким образом оказалась рядом? — выплюнул Прекрасный. Он-то по-прежнему не в курсе, что его дочь участвует в «перевоспитании» Злой Королевы, поэтому сделала своей помощницей. — Я ей помогала, — отрезала Реджина. Столько яда в голосе. Если б только им можно было убивать… — Ты? В раскрытии дела? С чего вдруг! — С того, что с недавних пор имею на это право. Вовремя Миллс догадалась, что взвинченный папашка Спасительницы ничего не знает. Ни про браслет, ни про Помощника шерифа. Почему? Свон изначально дошла до мысли, что подобная затея не улыбнет его? — Ладно, — сквозь зубы выпалил Дэвид, решив оставить конкретно этот вопрос на потом. Его больше волновал другой. — Рассказывай, что произошло. — На нее напали двое мужчин. Выманили из машины, швырнув в лобовое стекло булыжник. Мы ехали за тобой, когда все это произошло. Свон ввязалась с ними в драку, но появился третий и застал ее врасплох, после чего полетели выстрелы, когда они обнаружили, что пистолет валяется на дороге. — Пусть рассказывала предысторию этой ситуации она с холодным тоном и максимально опуская подробности, чтобы отвязаться от Дэвида, но воспроизводила в памяти ее отдельные отрывки с трудом. Вот Эмма. Смотрит на пистолет, который направлен строго на Реджину. Потом всплеск магии. Рывок. Два тела сталкиваются в режиме боя, потом следует выстрел. Короткий, чем-то будто перекрытый. Грохот разлетается по всей улице, но Эмма этого не замечает и пытается выхватить пистолет. Как всегда ее врожденное упрямство, которое не дает ей загнуться в ненужный момент. Рана стремительно показывает себя, окрашивая свитер кровью. Второй выстрел. Пуля случайно пронзает левое легкое напарника двух мужчин. Того, что со страшным, уродливым шрамом на пол-лица. Падает тело. Преступники в ужасе от содеянного разбегаются кто куда, но в итоге встречаются возле черной машины. Эмма, отойдя от адреналина, понимает, что получила серьезную рану. На ее лице — округлившиеся глаза и чуть приоткрытый в удивлении рот. А после — мгновенная боль, отразившаяся на каждом его миллиметре. Она, не в силах больше стоять, падает на колени. Ладонь прижимается к ране, жадно отбирающей ее жизнь. В глазах темнеет. В глазах застывают слезы. Вывести из состояния, в котором Реджина чувствовала себя, точно в Антарктике, сумел надоедающий голос Принца: — Что потом? — Напряги извилины, — с желчью парировала Миллс. Удивительное дело, но Дэвид эту фразу проглотил. Белоснежка, наверное, потому что вцепилась в его руку, аки клещ. Черт возьми, неужели всегда, когда она хочет побыть одна, обязательно должен явиться хотя бы один из этой семейки? — Значит, в нее стреляли. А где в этот момент была ты? Помощник Шерифа, — едва ли не ткнул пальцем Нолан. Ядовито и с легко улавливаемым презрением. Вопрос неудобный. Что ей сказать? Как есть? «Меня хотели прикончить, но твоя дочь решила снова погеройствовать и бросилась вперед»? Тогда Нолан терпеть не станет. Подставлять себя под удар ради спасения королевы. Врага народа. Какого-то существа, что мешается под ногами, подобно грязи. И, как бы ни выворачивало от злости из-за подобных рассуждений, но так оно и было бы. Однако Миллс это стерпит. Во-первых, придется — браслет сумеет защитить шкуру назойливого принца. Во-вторых, об этом моменте героизма стоит промолчать, поскольку горячо обожаемый папаша обязательно устроит своей дочери еще большую головомойку, когда она поправится. Если поправится. Черт подери, снова сомнения, снова нет никаких гарантий, снова ледяные мурашки по коже поползли. — Я хотела ей помочь, но не успела, — почти упавшим голосом проговорила Миллс, частично теряя свою маску внешнего спокойствия. — Смогла только до больницы довести. Чета Прекрасных задумчиво-обеспокоенно переглянулась, после чего синхронно кивнула друг другу, и Мэри Маргарет вышла за угол, чтобы кому-то позвонить. Из палаты вышли два врача. Оба в очках, оба в возрасте старше сорока лет. Значит, опыт больше. Значит, из сложных, временами безвыходных положений могут прорыть этот выход, да? Мужчины в халатах почти одновременно стянули с рук перчатки, заляпанные багровой кровью. Чуть потупив взглядом, тщательно подбирая слова, один из них заговорил: — К сожалению, — начало фразы заставило сердце Миллс повторно пропустить как минимум три удара — так сильно она боялась худших новостей, — мисс Свон сейчас в критическом состоянии. Пулю мы вытащили, рану соответственно обработали. Ей повезло, сильно глубоко пуля проскочить не смогла — скорость сбила фото-рамка с металлическим корпусом сзади. — Фоторамка с Генри. Реджина видела ее недавно, когда Эмма проверяла карманы, пытаясь найти значок Шерифа. Она хотела подарить рамку мальчишке в этот же день. — Это просто чудо, что мисс Свон таскает такие вещи с собой, — врач покачал головой. — Но вся сложность из-за большой потери крови. Как будет дальше — пока точно сказать не можем, поскольку, сами понимаете, у всех организм уникальный и имеет свои особенности. Однако мы обещаем приложить максимум усилий, чтобы Ваша дочь, — он чуть улыбнулся Дэвиду, приободряя, — пошла на поправку. — К ней сейчас нельзя? — опередил с вопросом Дэвид, отчего Миллс раздраженно сжала кулаки. Нолан попытался посмотреть на дочь через маленькую щелку, которую оставил вышедший доктор. — Нет, извините, — тут уже активировался второй врач. Седовласый, с толстыми очками на глазах. — Ближайшее время приема — завтра ближе к вечеру. И то только потому, — педантично подчеркнул врач, — что вы не простая семья и многое сделали для города. Хотя, скажу сразу, не факт, что к тому времени она успеет очнуться. Столько сил потеряла… Это чудо, что у нее вообще есть шансы выжить. — Мы их увеличим, — решительно произнес Дэвид и, не прощаясь, скрылся в том же направлении, что и Мэри Маргарет. На вопросительный взгляд Реджины, конечно, ответить он не удосужился, а сама она осталась в длинном, отдающим холодным эхом от каждого звука коридоре. Одна. Только расплывающиеся в голове голоса врачей и пиликанье приборов отпечатывались содрогающимся шумом. А еще гнев. На себя. На Свон, которая однозначно совершила ошибку, за которую теперь могла глубоко поплатиться. И на этих людей. Что тут скрывать? Спасительница как никогда права — единственный вид, в котором представляет этих ублюдков Реджина, — это обгоревшие кости, разбросанные среди разрезанных на куски обносков. Не знает она, сколько уже просидела на скамейке напротив палаты, куда завезли на каталке Спасительницу. Может, час, может, два, может, еще больше. Как-то за счетом времени совершенно не хотелось следить. Оно плавно течет да течет, как спокойная река. Только вот само течение другим приносит много беспокойства. За это время приходили Дэвид с женой и Голубая Фея, последняя делала какие-то свои манипуляции со светлой магией. Реджину не пускали, отчего та только сильнее мрачнела и чувствовала, как закипает от злости кровь. Но вспоминая лицо Спасительницы, такое бледное и замученное болью, злость затихала, точно потушенный огонь. Спасительница. Так хотела ей помочь. Смогла бы Реджина отплатить ей когда-нибудь тем же? Врачи, осмотрев пациентку после колдовства феи, сказали потом, что Эмма однозначно теперь пойдет на поправку — самое ужасное для нее впредь позади. Крылатое чучело, именуемое Реджиной Матерью Настоятельницей, смогло полностью залечить рану, оставив небольшой шрам. Единственной проблемой все еще оставалась большая потеря крови, всплеск эмоций, стресс, затянувшийся на неделю — всего этого достаточно для полного бессилия. Необходимо время, чтобы вернуться в привычную стезю. Реджину не выгоняли, хоть она сидела тут достаточно продолжительное время, даже когда «Чип и Дэйл» со своей командой разошлись по домам. А кто посмеет? Статус мэра и Злой Королевы здорово упрощали жизнь. К ней редко обращались, в ее сторону летели только взгляды: от недоверчивых до безразличных. Иногда шепотки, вопрошающие: «Что здесь делает мэр Миллс?» За все время к ней подошло лишь пару смельчаков, да и те всплывали перед ней с натянутыми на рожи вежливыми улыбками, после чего с той же фальшивой вежливостью предлагали стакан воды или кофе. Но каждую любезность медсестер встречал короткий отказ и тяжелый взгляд, в котором печаталась просьба не беспокоить. Активистов как рукой сметало. Кроме одного. Этого человека с эпатажным самолюбием к себе, казалось, не пугало ничего. — Я слышал, что произошло, — нейтральным тоном произнес Мортимер, усаживаясь на скамейку рядом с Реджиной. Мебель противно скрипнула. Запахло дорогим одеколоном. Прохладную ладонь Миллс, пальцы которой растирали невидимый пепел, не побоялась накрыть шершавая конечность Кэрролла, будто он имел на это хоть какое-то право. Впрочем, высказывать Реджина ему ничего не стала — зла уже не хватало, поэтому просто грубо скинула его клешню, точно надоедливую муху. Мо хмыкнул. — Очень жаль, что так получилось. — А потом беззаботно подпер стенку спиной. — Вы по делу почтили меня своим присутствием или только чтобы озвучить сожаление? Вряд ли искреннее. — Мисс Миллс, с Вами — я искренен всегда, — медовым голосом заверил хозяин ювелирной лавки. — Поэтому хотел узнать, как Вы сами? Что чувствуете. — До моих чувств Вам никакого дела быть не должно. — Реджина, конечно, до этого далеко не каждому отвечала со столь откровенной неприязнью, но остальные по крайней мере не пытались к ней в душу лезть, прикрываясь сочувственной улыбкой. До того тошнотворной, что захотелось собственноручно стереть ее. — Ступали бы Вы лучше в свою лавку, Кэрролл. Вдруг ее снова захотят ограбить. Сказав это, Злая Королева раздраженно повела плечом и отвернула голову, делая самый очевидный намек, говорящий: «Скройся с глаз моих», который Мортимер сумел уловить с первого раза. Он фыркнул, оскорбленный, и, поджав губы, чинно покинул узкий коридор с ярким, первое время ослепляющим уставшие глаза светом. Еще через десять минут мимо мэра снова проходил врач. Не к Эмме, поскольку нес в руках поднос с горячей кашей, только-только приготовленной, судя по поднимающемуся вверх пару. Реджина моментально поднялась на ноги, мысленно простонав от крайне неприятного ощущения — все тело затекло. Она остановила коротким жестом парня, возраст которого достигал не больше двадцати одного года, и попросила ответить на пару вопросов: — Я могу зайти к пациентке в палате номер пятьдесят три? — Прошло уже много времени. Да, она знала, что врач врать не стал бы, убеждая, что очнется Свон только к завтрашнему дню, дай Бог. Но все же увидеть ее хотелось. Не знала, почему, но хотелось. Даже остатки равнодушия все растеряла, позволив голосу наполниться беспокойными нотками. — Простите, я не думаю, что это хорошая идея, — сочувственно поджал губы паренек. Вежливо и искренне. Не то что остальные люди, прогнившие в собственном страхе, когда замечают в своем поле зрения Злую Королеву. — Сейчас туда достаточно часто заходят наши врачи, чтобы следить за ее состоянием, поэтому, еще раз прошу простить, но Ваше присутствие будет только мешать и отвлекать от работы. Пока состояние стабильное, ухудшений не предвидится, однако следить за ее состоянием — необходимо в любом случае. — Несмотря на отказ, на этого юношу Реджина совершенно не злилась. Наверное, потому что понимала — он прав. Есть разница между «хочу» и «надо». В данном случае ей «надо» потерпеть. Всего лишь до завтрашнего вечера. Но почему это кажется так долго? И сможет ли она действительно увидеть ее? За оравой из родителей, феи и прочих сердобольных? — Мисс Миллс, — парень чуть смутился, сильнее впившись пальцами в поднос, — я думаю, Вам не стоит больше тут чего-то ждать сегодня, — видимо, по-своему истолковав вымученный вздох Реджины, снисходительно улыбнулся медбрат. — Лучше ступайте домой, отдохните — тоже многое пережили. Завтра прием возможен только к вечеру, но, если хотите, я могу попробовать провести Вас к мисс Свон пораньше. Есть несколько коридоров, через которые можно незаметно пройти. Если ее положение за ночь не ухудшится, то с утра к ней можно будет заглянуть, я думаю. — Благодарю, — кивнула Миллс и, бросив последний, тысячный взгляд на белоснежную дверь, двинулась в сторону выхода из больницы. Парень, подперев поднос коленом, махнул ей рукой в знак прощания и продолжил свой путь.***
— Надо же, — чуть сиплым голосом озвучила легкое удивление Миллс, остановившись на крыльце и зябко укутавшись в пальто. Холодно. Уже так темно. Это сколько она тут просидела, если учитывать, что кромешная, беспросветная темнота в Сторибруке наступает с приходом двенадцати часов? Впрочем, о потраченном времени она не жалела, вопреки тому, что Спасительницу так и не увидела, но домой попасть хотела очень — изведенное тело непонятными для него переживаниями и сегодняшними событиями требовало отдыха. — А «Жук»? — прошмыгнул своевременный вопрос в голове Миллс. Она взглянула на припаркованную как попало машину с разбитым лобовым окном и нахмурилась. Подошла к ней, провела ладонью по прохладной поверхности. Невольно вспомнилась недавняя ночь, что была залита теплой музыкой, приятным ароматом какао и чего-то еще… Эммой? Возможно. Воспоминания слегка потерты. В голову пытались залезть совершенно другие мысли — неприятные и насквозь пропитанные сегодняшними невзгодами. Итак, машина Спасительницы. Во-первых, сейчас поздно, а тащиться на двоих своих после тяжелого дня как-то не комильфо, небезопасно и вообще не по-королевски, учитывая, что она без магии, то есть не в состоянии себя защитить. С недавних пор разгуливать по мрачным улицам, дорогу которых залил свет луны и фонарей, стало небезопасно. Во-вторых, оставлять «Жука» одного здесь, несмотря на круглосуточную работу больницы, тоже плохая идея. В последнее время машины Свон имеют большой спрос в сфере услуг по порче, поэтому выход напрашивался только один. Реджина вытащила из кармана пальто ключи, на которых остались подсохшие капли крови, и с чуть слышным свистом вздохнула. Так, не вспоминать события этого проклятого дня. Хватит позволять им преследовать себя. Потом Миллс села на привычное место водителя, на привычное место Свон, завела машину, но тут же вздрогнула, когда громко заиграла музыка. Неожиданно. Рука Миллс самопроизвольно дернулась к ползунку громкости, но тут же отдернулась, будто ее ошпарили кипятком. Ну уж нет — ей нравится музыка, так с чего она станет лишать себя хоть какой-то радости за эти ужасные двадцать четыре часа суток? Может, это поможет заглушить голос внутри нее, обвиняющий и нашептывающий, словно змея, то, от чего она пытается укрыться? К тому же, Миллс была уверена, что Свон не стала бы возражать. Да и с чего бы? Реджина увозит ее любимое «Железное насекомое» к себе в особняк, туда, куда ни один здравомыслящий человек не рискнет соваться без приглашения. В салоне царила непривычная тишина. Будто свет в комнате выключили, и ты понимаешь, что чего-то не хватает. Тебя окружают двери, салон, крыша, отливающая свет панель. Внутри все еще каким-то образом витал запах какао, иногда меняющийся на кофейный. Эмма часто любит хлебать его во время работы. Вот то самое пятно на сиденье, которое Свон оставила, когда заезжала за Реджиной. Но всего этого мало. И картину эту портили неровные, рваные кровавые полоски, смазанные отпечатками ладоней на заднем сиденье. Небо подало свой голос. Гром. Сейчас опять польет дождь. Интересно, почему Свон так сильно его любит? Что приятного в мокрой одежде, волосах и неприятном чувстве сырости по всему телу? Миллс не понимала. Но почему-то хотела попробовать и узнать. Она остановилась на парковочной площадке особняка, убедилась, что все двери и окна машины закрыты. После Реджина постояла немного на улице, чувствуя себя неловко из-за глупого поступка, на который решилась, сама не зная, почему. Интерес — это понятно. Но почему он вдруг появился? Тоже вопрос. Через пять минут на нос упала первая капля дождя. Потом вторая, третья, десятая. Вроде не так противно. А когда дождь хлынул сильнее, Реджина уже сама подставляла для него лицо. В боль, будто налепившуюся на кожу, подобно грязи, вцепились холодные пальцы дождя и утащили ее вниз, прочь. Земля пропиталась этой «смесью», получив свою выгоду, а Реджина — свою. Теперь стало понятно, чем заполучил любовь Эммы этот дождь, когда та была ребенком. Он помогал ей справиться с горем от одиночества. Реджина недоуменно поморщилась. Да черт возьми, что вообще она творит? Миллс тряхнула промокшими волосами, провела по ним ладонью, после чего взглянула на входную дверь дома. Да, пора бы идти. Погода, может, больше не вызывала в ней приступ неприязни, но что точно — заболеть она не хотела. Кто знает, как отреагирует организм без волшебства на этот непривычный мокрый холод? Не хватало еще заболеть. Так что Реджина в обычном темпе направилась к козырьку, а следом — в теплый дом со всеми удобствами. Напоследок, прежде чем скрыться за дверью, Миллс посмотрела через плечо на улицу, усыпанную каплями дождя. — Без магии ты теряешь рассудок, — пробормотала она и, решив оправданием сделать наличие нейтрализующего магию браслета, усталость и прочие временные факторы, а не нечто большее, закрыла за собой дверь. Поздно и уже хочется спать, вот и лезут бредовые мысли в голову. Миллс слабо усмехнулась. — Ну и пускай.