Ты Спасительница? Так спасай!

Утро встретило рассвет приятным запахом свежести. Дождь беспечно лил всю ночь и прочистил город от грязи, каждая травинка с восходом солнца заблестела, словно алмаз под направленным к нему ярким светом. Асфальт еще был мокрым, часто местами встречались небольшие лужицы, которые разбрызгивались в стороны от машины мэра. Небо без единого облачка, все осенние листья, пока еще мокрые от дождя, прижимались кучками к земле, образовывая некий красно-оранжевый ковер, простилающийся по дороге парка. Реджина не спала с полседьмого утра — сон как-то не хотел сильно долго ее удерживать в своих теплых руках. Хотя распахнув карие глаза, совсем черные без света в комнате, она даже не была уверена, что вообще засыпала. Потрепала пальцами несколько секунд кожаный браслет на запястье, будто здороваясь, а потом стянула с себя тяжелое одеяло и села на край кровати. Прохладно в доме. Раньше это как-то не замечалось — то ли из-за магии, свободно бурлящей в крови, то ли из-за всегда спокойного ритма жизни, в котором не было такого повода, что вынудит нервную систему переживать инфаркты. Она сделала себе кофе, чувствуя упадок сил, которым не хватило времени восстановиться, после чего села за стол и сложила на руку подбородок. В самом деле, подобное непонятное ощущение, вцепившееся в сердце тонкими пальцами, она переживает впервые. Обычно все свои эмоции она контролировала и всегда знала, о чем они говорят. Но этот случай не менее загадочен, чем случай с Мортимером Кэрроллом и его ювелирной лавкой. Остается ей только, как Эмме, наблюдать, думать, анализировать и пытаться найти ответ. Миллс тряхнула головой, отбрасывая остатки незавершенного сна, и взглянула на фоторамку, которую она оставила вчера на краю стола, будучи в плохо соображающем от усталости состоянии. Рамку ей передал один из врачей, когда она сидела в коридоре и с медленно постукивающим сердцем слушала, как за дверью раздавались указания старшего врача. Вообще он бы, наверное, предпочел вернуть ее родителям пострадавшей, но Миллс оказалась в больнице намного раньше их, чем и заслужила эту вещицу. Попросили бы вернуть — максимально «вежливо» отказала бы. С фотографии, слегка невидной из-за потрескавшегося от пули стекла, на Реджину смотрели улыбающиеся Эмма и Генри, что сидели в том самом парке на скамейке в обнимку. На заднем фоне прорастали молодые деревья, уже успевшие обзавестись гостями — на двух ветках сидели рыжие белки, с интересом рассматривающие странный прибор, направленный на людей и стреляющий вспышкой. Хорошая фотография. Живая. Жаль, что испорчена. Закончив со скучными делами дома, придуманными только для того, чтобы хоть как-то скоротать время, Реджина заехала в офис, где ее ждала кипа бумаг, которая накопилась за то время, пока она пробовала себя в роли Помощника Шерифа. Отчеты, отчеты, прочая галиматья — все это меркло под нетерпеливым ожиданием того самого утра, когда Миллс сможет поехать в больницу. Перед своим уходом она договорилась с тем пареньком ровно на девять, как раз тогда, когда большая часть персонала будет занята подготовкой к новому активному рабочему дню. Однако кое-чей приход грозил Реджине опозданием. А этого допустить она не хотела. Дэвид Нолан выглядел непривычно усталым. Весь этот жизнерадостный блеск в глазах и временами надоедающая энергичность, вечно пытающаяся сунуть нос в чужие ворота, скрылись под взъерошенными волосами да черными кругами под глазами. Рубашка, показывающаяся за распахнутой кожаной курткой, была смята. Брови сведены к переносице, губы плотно поджаты, мина мрачная, словно у древней статуи. Внешний вид в общем и целом, как не трудно догадаться, выражал одну эмоцию — гнев. Либо он пережил серьезную ссору с женой, в ходе которой получил сковородкой по роже, либо попросту не ложился спать — одно из двух. — Чем могу помочь? — не скрывая «радость» от прихода посетителя, задала стандартный вопрос мэр. На удивление, получилось даже вежливо. Дэвид подскочил к ее столу и уперся в него руками. Нервный какой-то. — Я всю ночь их ищу, — подпустив в голос нотки раздражения, прошипел Принц. Объяснять, о ком говорит Нолан, не пришлось. — Может быть, тебе удалось узнать или вспомнить что-нибудь новое? — Все, что знала сама, я тебе рассказала, — изрекла холодно и тыкая неформальностью. Кажется, даже градус в приемном холле, за столом которого сейчас сидела мэр, несколько понизился. Хотя, скорее всего, воображение разыгралось. — Хотя бы куда Эмма хотела ехать, она говорила? И говорила, и Миллс сама знала — камеры наблюдения они смотрели вдвоем. Вот только рассказывать об этом она не стала. По себе судила, догадывалась: если сообщить Дэвиду, что предположительным местом скопления обидчиков его дочери являются заброшенные гаражи, то он непременно кинется туда, в одиночку. И либо погибнет сам, либо так же загремит в больницу. В последнем Реджина сомневалась больше всего. — Увы, — она развела руками. Лаконично, зато понятно. — Черт возьми, — ядовито выплюнул Дэвид, недовольно стукнув кулаком по колонне, слегка выпирающей из стены. Избив за минуту несчастную колонну тяжелым взглядом, он снова навалился с руками на стол, чтобы нависнуть над Реджиной и посмотреть ей прямо в глаза. Бесстрашно, злобно, с презрением. — Почему ты не воспользовалась магией, чтобы ей помочь? — Потому что не могла, — убийственно-спокойно, с холодком ответила Миллс. Обманывать и пытаться увиливать сейчас она не видела смысла. — Ну конечно. — Смех принца был похож на угрожающее хихиканье сумасшедшего. — Как портить жизнь нам — так пожалуйста. — В его красных от бессонницы глазах плескались искры гнева. Он будто с цепи сорвался, озаботившись поимкой и наказанием обидчиков дочери, которая еще вчера вполне могла расстаться с жизнью. А единственный, кто, казалось, мог способствовать предотвращению драки и не доводить до выстрелов, просто стоял и ничего не сделал. — А как хоть раз использовать свое проклятое колдовство во благо — это «я не могла». Колдунья, способная лишь на зло! — Да нет у меня магии! — с желчью выпалила Реджина, швырнув в сторону толстенную папку с документами. Оказывается, когда чертовски недосыпаешь — теряешь самообладание в разы быстрее. И грохот от падения папки заполнил все помещение, но быстро рассеялся, когда врезался в стены. Мэр свела брови к переносице и дернула за рукав черного пиджака, чтобы продемонстрировать браслет. — Вот. Эмма надела мне его. Он нейтрализует магию. Я не могла колдовать, — раздельно, словно малолетнему недоумку, пояснила Реджина. — Я просила ее снять браслет на время, когда она была ранена, но та отказалась. — В уязвленном тоне столько яда. — Если тебя, Принц, не ввели в какие-то подробности — не надо соваться ко мне со своими претензиями, — процедила Миллс, медленно, словно опасная кобра, поднимаясь из-за стола. — А теперь, выслушав повторно все Ваши обвинения, я попрошу покинуть Вас мой офис. Вылетел, как пробка из-под шампанского. Рыкнул что-то нелицеприятное напоследок и сухо пожелал мэру «светлого дня», после чего побежал к любимой женушке — выпытывать остальные ответы, видимо. Не дочь ведь донимать расспросами? Ей и так потом наверняка перепадет от излишнего внимания. Кстати, об Эмме. Время настойчиво рекомендовало поспешить в больницу, так что Реджина быстро подняла синюю папку, брошенную на пол во время прилива злости, и подхватила со стола ключи от машины. Вдыхать свежий воздух и радоваться чудесной погоде, которую дарило яркое солнце и легкий ветерок, не было времени, поэтому до больницы Миллс добралась за пять минут. Благо в это время большая часть жителей уже была на работе либо только-только на нее собиралась, так что на пути не встретилась ни одна машина. В больнице жизнь текла своим чередом: неспешно передвигались молодые врачи под авторитетными указаниями доктора Вейна, проходили мимо медсестры, сопровождая больных и старых людей. За информационной стойкой активно отвечала на телефонные звонки старшая медсестра. Все выглядело так, словно в пьесе, где постоянно происходило какое-то движение, все действовали строго по сценарию, не смея отвлекаться на что-либо побочное. Не отвлекался от сценария и тот самый парень в белом, слегка мятом халате с выпирающим кремовым воротником рубашки. Он согревал стену своей спиной, подперев ее одной ногой, и крутил зеленый плеер в руках. Но заметив Реджину, взглянул на наручные часы, довольно улыбнулся и выпрямился, встречая мэра приветливым жестом. — Доброго утра, мисс Миллс, — кивнул он и сразу начал движение к палате, куда перевели ранним-ранним утром Спасительницу. На них, к счастью, никто не обратил внимания и не доставал вопросами в духе «куда вы идете? Ведь время посещения для мисс Свон начнется только после шести!». Реджина без лишних вопросов последовала за медбратом, иногда рассматривая разрисованные для детей стены, на которых красовались картинки из мультиков. Вот тут, справа, например, маленький Симба стоит на вершине Скалы Предков, а слева Балто, улыбающийся и в полный рост. В качестве фона выступали крохотные отпечатки детских ладоней, цветы и разноцветные воздушные шарики, рассыпанные по всей поверхности, словно бисер. Келейно они поднялись по лестнице на третий этаж и прошли три шумных коридора с кричащими во время игр детьми и ворчащими на них стариками, пока не забрели в тупик в виде стены с выпирающим оттуда панорамным окном, которое открывало вид на просторное поле. Дверь справа выглядела весьма плотной, и наверняка звукоизоляция была на высоком уровне, что придавало первому впечатлению пару плюсов. — Здесь самое тихое место, так как по соседству никаких палат нет и соседей поселять уж точно никто не собирается. Я позаботился, чтобы там всегда было свежо, поэтому попросил оставлять окно открытым. Мне где-то довелось услышать, мисс Свон дожди любит? — Парень мазнул задумчивым взглядом по Реджине, после чего широко улыбнулся. Горд, видимо, своей проделанной работой. А как же? Попер против требования начальства — запускать посетителей не раньше вечернего времени, убедил его же в том, что мисс Свон заслуживает палату едва ли не люксового класса. — Да, это так, — согласно кивнула Миллс. — Спасибо. Если есть дела — можешь идти. Молодой медбрат добавил напоследок что-то в духе «если будут вопросы или какая просьба — смело обращайтесь» и быстро скрылся за поворотом. Миллс осталась топтаться напротив двери, позволяя сомнениям терзать голову. Вот что, что приспичило ей прийти сюда? Зачем? Разве они являются близкими друзьями или хорошими знакомыми? Частью одной семьи? Вроде нет. Нет ведь? Тогда с какой целью она пришла? Поблагодарить за спасение? Это можно. Но сейчас ей больше хотелось не благодарить, а упреками ее засыпать. Не без основания. Тогда что? И ведь наверняка Эмма до сих пор не проснулась, так что же — взглядом ее буравить? — Поздно уже отступать. Не повторяй прошлых ошибок и войди в чертову дверь, — чертыхнулась Реджина, досадливо кусая губу и натягивая на лицо уверенность и решительность. Она сделала шаг, потянулась к ручке, но вдруг отступила и поморщилась. Поняла, что пришла совершенно с пустыми руками, однако сделала себе поблажку, немного успокоив тем, что больницы ей доводилось посещать крайне редко. Генри пару раз серьезно заболевал в детстве, то наевшись мороженого, то заразившись от кого-то в школе. Во всяком случае, дольше, чем на три часа в этом месте он никогда не задерживался — врачи сами приходили к нему домой со всем необходимым оборудованием. Миллс несильно толкнула дверь и осторожно протиснулась внутрь, чтобы создавать как можно меньше шума. Движения вполне привычные — она часто так делала, когда забывала какую-то вещь в комнате уже сладко спящего Генри. Убедившись, что дверь плотно закрыта, брюнетка повернулась лицом к комнате, и… — Привет, мам! …карие глаза моментально распахнулись до физически невозможных размеров, когда Реджина увидела перед собой счастливо улыбающегося сына. Это ж! Сюрприз, Мерлинова борода! Как он сюда попал? Какой сегодня день недели? Четверг, кажется. И удивление брюнетки стремительно сменилось на возмущение. Даже очнувшаяся Эмма Свон не сумела украсть ее внимание. — Девять утра, — Реджина воткнула руки в бока. — Генри, ты почему не в школе? — Я узнал, что Эмма очнулась, и не раздумывая примчался к ней на такси, — виновато опустил голову Генри. Миллс, только сейчас осознав, что Свон смотрит на нее, моргнула и перевела на Спасительницу слегка растерянный взгляд. Однако моментально нахмурилась. Дико захотелось выругаться. — А деньги где взял? — скорее ради проформы, нежели из интереса, спросила Реджина. — Так все же в курсе, что я твой сын, — пожал он плечами. — Иногда приходится даже настаивать на том, чтобы приняли оплату за проезд. — А как узнал об Эмме? — Спрашивая это, Миллс смотрела исключительно на нее. Но ответ хотела услышать только от сына. Для Спасительницы она подготовила другие вопросы. Менее безобидные. — Позвонили по телефону, — в голосе мальчишки сквозило недоумение. Он на секунду почувствовал себя, как на допросе. Причем допрашивал ее именно Злой коп. Добрый же лежал на кровати и беспечно разглядывал пальцы, переплетенные между собой. Реджина слегка рассеянно взглянула на дисплей телефона: там оказалось три пропущенных с неизвестным номером. И все, наверное, от того парня с доброй, понимающей улыбкой, который проводил мэра в палату Эммы раньше, чем это было позволено. А как сюда попал Генри? Тоже подговорил медбрата? — Кто тебя сюда впустил? — поинтересовалась Реджина, стягивая с плеч пальто с кожаным воротником. — Ник. Он медбрат. Я подождал вчера, когда он выйдет из палаты одного пациента, и попросил об услуге взамен на четыре плитки шоколада. С ним очень просто договориться. — Знаю, — усмехнулась Реджина, правда, тут же натянула привычное мрачноватое лицо и задала следующий вопрос: — Дед с бабушкой уже приходили? — Пока нет. Я им не стал говорить о том, что Эмма очнулась. — Свон кашлянула и сложила на груди руки, показывая, что, вообще-то, она все еще здесь. И Спасительница прекрасно понимала, почему все эти вопросы она адресовала не ей, а Генри. Может, их сын и умел читать некоторые взгляды своих матерей, но далеко не каждый. — Отлично, — притворно улыбнулась Реджина и беззаботно сложила пальто на спинку кресла. В этой палате действительно уровень комфорта отличался от остальных. Во-первых, как уже говорилось, стену украшало большое окно, выходящее с другой стороны улицы и обеспечивающее свежесть в палате, с хорошим видом оттуда. Если в других палатах люди видели серую дорогу и коричневого оттенка дома, то тут пейзаж значительно отличался огромным спектром сочных красок: деревьев, высоких и формой, как перья; гор, простилающихся вдалеке и вызывающих ассоциации с тортом: нижний слой — шоколадный бисквит, а верхний — щедрая горка сливок. Во-вторых, в палате были удобные места для гостей: не скрипучий полуразваленный стул, который побывал в руках пьяного столяра, а два глубоких кресла с кожаной обивкой и с одинаковым уровнем высоты спинки и подлокотников. В-третьих, ну, должно быть предельно понятно, что чистота тут поддерживалась на высоте? — Генри, я тут видела, что на первом этаже есть автомат с кофе в стаканчиках, — со слишком миролюбивой улыбкой промурлыкала Реджина, сложив одну руку на плечо сына, а другой потрепав его каштановые волосы. — Мог бы ты принести мне что-нибудь? На твой вкус. — Ладно, принесу, но я знаю, что это всего лишь способ выправить меня отсюда, — буркнул мальчишка и, забрав у матери деньги, которые она протянула ему в ладони, удалился из палаты. — Можно было просто попросить выйти, — сунул он голову в приоткрытую дверь, добавив обиженное: — Я уже не маленький и… — Генри Дэниел Миллс, — строгим тоном, как только умеет Реджина, слетело с вишневых губ предупреждение королевы. Голова мальчишки тут же юркнула обратно. — …и все понимаю! Взглядом Реджина, можно сказать, опечатала двери самыми мощными чарами. Потом перевела его на Эмму. Оценивающе проскользнула глазами по приборам, подключенным к Свон, по капельнице, стоявшей прямо у подушки возле кровати. По самой «больной» во всех смыслах, которую вырядили в белую майку, свободные штаны и бледно-голубой халат. Губа, что первое заметила Миллс, у Свон была разбита ближе к центру нижней; на руках осталось пару синяков, а весь вид в целом прямым текстом говорил: мучает бессилие. Жалко. Жалко, что все это пришлось ей испытать в одиночку. И безумно жалко, что она не смогла ей помочь. Возможно, ее магия, темная, смогла бы полностью излечить от всех-всех ран и царапин Спасительницу. Что толку от этой феи? Она боится колдовать над болью Свон во всю силу, так как знает — цена за это тоже возрастет. А Реджина — нет. За всю жизнь она уже достаточно накопила долгов, так что парочка новых погоды не изменит. Зато ей поможет. Так же, как и она. Но, тем не менее, как бы паршиво Свон ни выглядела, лежа на больничной койке, а отказываться от своих планов Миллс не намерена. Она обхватила пальцами спинку абрикосового цвета кресла и поставила его напротив Эммы, чтобы разговаривать удобно было обеим. Потом чисто для образа поправила несуществующие складки пиджака и под пристальным взглядом Спасительницы уселась в кресло. Реджина дернула бровями вверх, обнаружив возле кровати, на небольшом столике, тарелку с мандаринами, апельсинами, шоколадками и жвачкой. Генри, по всей видимости, позаботился, сделала догадку Миллс. Ну и здорово. Реджина подхватила с тарелки один из мандаринов, так, чтобы придать образу больше шарма и строгости, и снова посмотрела на блондинку. Спасительница совершенно спокойно впитывала многообещающий взгляд мэра, однако потом, не выдержав липкого молчания, нейтральным голосом, но с легко уловимой слухом хрипотцой произнесла: — Этот взгляд осуждающий сейчас к чему? От голоса, который ей в недавнем прошлом приходилось часто ненавидеть, Реджина едва не забыла ответ на ее вопрос. Миллс так боялась его никогда больше не услышать, что сама стала пугаться собственных мыслей. Неужели успела привязаться к своему врагу? Разве это не выходит за грани возможного? Черт возьми, это так безумно и глупо отрицать, что Миллс не соскучилась по нему. По ней. — О, неужели непонятно? — подавив в себе остальные эмоции, кроме недовольства, парировала вопросом мадам мэр. — Ты поступила глупо. — Когда спасала тебя или когда не позволила воспользоваться магией? — Не позволила воспользоваться магией, чтобы спасти себя, — педантично поправила Реджина. — А вообще — все в целом. — С этим поспорю, — Эмма выгнула бровь и провела ладонью по волосам, отчего тут же поморщилась. Некоторые телодвижения все еще вызывали болезненные ощущения. Реджина чуть наклонила голову вбок, изображая вопрос, и Свон попробовала объяснить: — Голубая Фея постаралась над моим восстановлением, но полностью поставить на ноги пока не смогла — слишком серьезная рана и прочие нюансы. — Да, я в курсе, — сообщила Реджина. Если ее что-то и укололо, она умеет это необъяснимое магией чувство скрывать. Эмма удивленно вскинула брови: — Откуда? — Я слегка задержалась в больнице, когда привезла тебя. Так с чем ты там хотела поспорить? — попыталась она отвести от этой темы, в которой сама запуталась. К счастью, удалось это сделать без особого труда. — Ну хотя бы с тем, что я не сопротивлялась, когда ты заталкивала мое продырявленное тело в машину, а сама садилась за руль. Вообще-то я никогда никого не допускала на водительское сиденье, кроме себя. — Что ж, это большая честь для меня, Свон, отвозить твое умирающее тело в больницу и быть персональным водителем, но давай вернемся к магии? — Эмме начинала нравиться игра голоса Реджины. Сначала он весь такой пропитанный заботой, лаской, пусть в ней таилась большая опасность, но потом… потом он будто снимал с себя всю фальшь и становился суровым. Пугающим даже. Но только не ее. — Про магию я уже говорила. — Что, даже на смертной одре? — скептически выгнув бровь, поинтересовалась Миллс. — Даже на смертной одре. — Ненормальная, — совершенно серьезно резюмировала Реджина, так, будто только что поставила точный диагноз. — Разве я была неправа, сказав, что ты не уймешься, пока не найдешь этих козлов и не вырвешь их сердца? — Я уготовила им участь похуже, — авторитетно внесла поправку Миллс, правда, вслух изрекать не стала. Слушать Спасительницу хотелось больше, чем говорить самой. — Права. Допустим. И что? Эмма вознесла руки к белоснежному потолку. Ну да, даже комментировать не надо, пояснять. Спасительница неплохо знала Злую Королеву. — Я часто сталкивалась с этим взглядом. Умерщвляющим, — усмехнулась Свон и почти беззаботно, если бы не резкая боль, иногда нападающая на нее, откинулась на мягкую толстую подушку. Гляди, в самом деле идет на поправку — не перестает шутить и как всегда мыслить позитивно, даже вспоминая о том, как часто ей приходилось видеть собственную смерть в глазах мэра Сторибрука. Не до конца понимая такого легкомыслия, Реджина сузила глаза, после чего то ли с осуждающей, то ли с веселой интонацией произнесла: — Еще скажи, что гордишься этим. — Возможно. — Эмма немного помолчала, делая вид, что капельница с прозрачной жидкостью, мелкими дозами проникающая в кровь, смогла найти способ ее заинтересовать. Реджина тоже чего-то ждала, отстраненным взглядом дырявила пол, а в руках крутила оранжевый фрукт. И как-то тем, что ли, для разговоров больше не нашлось, то ли просто хотелось помолчать. Но долго ощущать кожей такую неловкую тишину, которую разрывало лишь биение сердца Свон, отражающегося на кардиомониторе, было невмоготу, поэтому вскоре она спросила: — Есть еще вопросы? Реджина немного подумала. Стоит ли? Что даст эта информация? Поможет разобраться с думами или же, наоборот, запутает клубок еще сильнее? Не знаю. Но рискну. — Да, один. — Миллс немного замялась, перебирая слова. От подкатившего комка нервов она не заметила, как впилась ногтями в несчастный мандарин, с которого стали вскоре осыпаться кусочки кожуры. По пальцам скатилось несколько кисло-сладких капель. — Ты ведь давала себе отчет, что могла погибнуть? — И пусть слова слетели с уст без единой запинки, но все равно внимательный и понимающий ее хотя бы немного — поймет, что за этим вопросом что-то стоит. Тяжелое. — Да. — Тогда зачем бросилась защищать? — по инерции соскочил следующий. — Ты говорила только про один вопрос. — Знаю, — мотнула головой Миллс. — Но все равно. Ответь. Пожалуйста. Усталый вздох и понимающий взгляд. Иногда Реджине казалось, что на свете существует лишь одно существо, которое может ее по-настоящему понимать, а не притворяться ради собственной выгоды. Но ведь они такие разные. — Реджина, я говорила еще тогда, соглашаясь на твою просьбу, — покачала головой блондинка, невольно продемонстрировав пару царапин на шее, чуть ближе к челюсти. Видимо, асфальт тоже оставил на ней свой след на память. — Мне не безразлична твоя судьба, и я не хотела твоей смерти. Особенно из-за моей работы. Она не хотела ее смерти. Ей не безразлична ее судьба. Как много людей говорило ей об этом? Мать. Но Кора хотела сама соткать ей судьбу, искренне веря в то, что знает лучше, как выглядит ее счастливая жизнь. Отец. Но… он погиб. Погиб от руки собственной дочери. Как же сильно она жалеет об этом… Однако иначе она не получила бы Генри. И он не привез бы в Сторибрук Эмму. Того самого человека, который не стал от нее отворачиваться. Который не пытается каждый раз обойти стороной. Который ее не боится и верит. Который не отдергивает руку, когда чувствует (если чувствует), как переплетаются их пальцы. Злая Королева и Спасительница просто неотрывно смотрели друг другу в глаза и молча впитывали кожей тишину и прохладный ветер, заглядывающий через приоткрытое окно. Вокруг как будто все исчезло: нет тебе скучных голубых стен, нет шороха листвы за окном да стука веток о стены больницы. Машины вдруг куда-то исчезли, даже кардиомонитор, запиликавший быстрее и громче, остался где-то на заднем фоне, на который совершенно не хотелось обращать внимания. Так хорошо, плевать на все остальное. И больше ничего не надо — пусть только Свон продолжает поправляться и быстрее поднимается на ноги. Но мироздание всегда имело специфическое чувство юмора. Да чтоб они все провалились! — воскликнул чей-то внутренний голос, когда в палату без стука ворвались Дэвид, Мэри Маргарет и Мать Настоятельница.