Ты Спасительница? Так спасай!

Реджина резко отдернула руку, что позволило ей избежать идиотских вопросов от Прекрасных, если бы те заметили, как пальцы Злой Королевы и их дочери переплелись на краю кровати. Неосознанно изначально, да, но сейчас, когда реальность ударила в виски, на пальцах вспыхнул холодок от прикосновения. Реджина медленно сжала кулак, будто приказывая коже запомнить это мимолетное касание, и поднялась со стула, чтобы встретить незваных гостей. Она сама бы не смогла найти ответы на эти вопросы. Слишком запутано все стало — подобрать конкретное слово, дабы описать, что за каша варится в ее голове, — невозможно. — Почему не предупредила, что она очнулась? — сразу вступил в осуждающий режим Нолан, пройдя мимо Миллс и не удостоив ее взглядом. За ним потянулась взволнованно-радостная Мэри Маргарет, а Голубая Фея, сцепившая пальцы рук, осталась топтаться позади. Зачем в этот раз, интересно, ее притащили? — Я не обязана перед тобой отчитываться, — огрызнулась мэр, отходя в сторону и досадливо дергая черный браслет, который ни при какой физической силе не хотел сниматься. Эх, а сколько бы проблем было бы решено в мгновение ока… — Эмма. — Дэвид уже не слушал Реджину, не продолжал дискутировать на эту тему, а совместными усилиями жены осматривал свою дочь, знакомясь со всеми приборами, подключенными к ней. Отчего-то Миллс показалось, что до прихода семейки улыбка Спасительницы казалась более живой и настоящей, искренней, нежели сейчас. Хотя, возможно, больше показалось. Может, потому что она сама хотела, чтобы так было? — Как ты? — Нолан провел ладонью по блондинистым волосам дочери и облегченно улыбнулся, когда Свон сказала, что чувствует себя уже намного лучше. — А ты выглядишь неважно, — сообщила отцу Эмма, когда он отстранился и невольно подставил лицо под свет флуоресцентной лампы, продемонстрировав синяки с мешками под глазами. Конечно, как она могла этого не заметить? Внимательная, редко что-либо пропускающая мимо себя Свон, всегда задающая подобного рода вопросы в лоб. Не отвертеться и не успеть придумать оправдание. Ухмылка соскользнула с губ Реджины, однако она быстро спрятала ее, повернув голову в сторону окна с левой стороны. В эту же минуту зашел Генри с двумя небольшими коричневыми стаканчиками, в одном из которых был ароматный кофе с щедрой горкой пенки, а в другом — какао, и поспешил отдать маме «заказ», чтобы пальцы хотя бы одной руки не страдали от высокой температуры напитков. — Ночь бессонная выдалась, — легкомысленно изрек Дэвид, усаживаясь вместе с Мэри Маргарет на стулья, которые любезно внесли две тощие медсестры. — Я потеряла много крови, но никак не способность к распознанию лжи, — с осуждением парировала Свон. Взгляд зеленых глаз вмиг наполнился серьезностью, требовательностью, отчего Дэвид виновато опустил плечи. Нет, пытаться скрыть от нее что-либо бесполезно. Если ухватилась, то не отпустит, пока не узнает всей правды. По крайней мере, по отношению к своей семье подобную навязчивость она себе допускает. Очевидно потому, что догадывается о причинах такого усталого вида отца. — Хорошо, прости, — в примирительном жесте поднял руки Принц, — я пытался разыскать тех преступников, за которыми ты охотилась. Всю ночь потратил, но так ничего и не обнаружил. — А если бы обнаружил? — приподняв бровь, поинтересовалась Свон. — Твои действия? — То, что следовало бы, чтобы они получили по заслугам. — Голос за секунду посуровел, будто все эти слова он говорил в лица виновников этого происшествия. — Эмма, ты знаешь место, где они могут быть. Ты ведь для этого хотела, чтобы я поехал с тобой? — понизил тон Нолан, с нетерпением всматриваясь в лицо дочери, которое оставалось непроницаемым. — Знаю, но не скажу, пока не выберусь отсюда и не вернусь в привычную стезю. — Но… — Дэвид, не забывай, зачем мы сюда пришли, — подергав за локоть мужа, напомнила Мэри Маргарет. Мать Спасительницы через плечо посмотрела на Голубую Фею, что по-прежнему бесцельно стояла у двери с палочкой в руке и ждала, когда ее пригласят. Судя по виду, «Светлая Дама» сильно спешила, поскольку взгляд ее прыгал то с Дэвида, то с Мэри Маргарет, а когда они подозвали ее к себе, Голубая и вовсе изобразила на лице облегчение, мол, «наконец-то, года не прошло». Противные создания. — Меня попросили быстрее поставить тебя на ноги, — заранее объяснила свои последующие действия Голубая тоненьким голосочком, занимая место Дэвида, который поспешил освободить для нее стул. — Какая цена для этого будет, я не знаю. — Мне кажется, я заплатила уже сполна, — усмехнулась Эмма, взглянув на Реджину, которая сидела на диванчике напротив кровати, приобнимала Генри и смотрела в окно. Локоны черных, завитых в кончиках волос красиво лежали на спине и плечах, захотелось вдруг часами накручивать их на палец, а потом удивиться собственным мыслям. Да что ж такое-то? В надежде «сбросить» воображение, испугавшись, что оно может отразиться на лице, Эмма мысленно треснула себе по лбу и перевела взгляд на сына. Свое какао малец уже допил и теперь беззаботно крутил пуговицу на рукаве пальто Реджины, что-то нечленораздельное пересказывая себе под нос. Сама Миллс в свою очередь усердно рассматривала окно, мастерски изображая вид, что ее действительно заинтересовала внешняя красота с третьего этажа больничной палаты. Стаканчик с кофе она поставила на соседний столик из светлого дерева, где также лежали аккуратно сложенные полотенца. И пусть внешне Злая Королева оставалась абсолютно спокойна, но все это померкло и моментально исчезло, когда Эмма сказала: — Приступайте. Взгляд пронзительных карих глаз как-то слишком резко впился в Свон, в ее сосредоточенное лицо, в нее, внимающую каждое слово Матери-Настоятельницы. Миллс испугалась собственной реакции, стиснула зубы, попыталась отвлечь себя посторонними мыслями. Однако, несмотря на это, продолжила неотрывно смотреть на Эмму, как лисица, подстерегающая свою добычу. Ей вообще-то должно было быть все равно. Какая разница, руками лезет эта Светлая фея к Спасительнице или палочкой волшебной тычет? Главное — результат. Тогда почему в груди накопилось так много гнева, когда ладонь феи прикоснулась к ее коже, как накрыла рану, как Эмма вздрогнула от светлой магии, последовавшей моментально? Реджина наблюдала за всем этим с едва сдерживаемой эмоцией — какой-то слишком непонятной для нее, но будто привычной. Злой. Словно укол. Болезненный укол, который прекратил проникать глубже в легкие только тогда, когда Голубая Фея, наконец, отстранилась от Спасительницы и заключила вердикт: — Готово. На облегченные вздохи родителей Миллс не обращала внимания — ей было абсолютно чхать на них. Они притащили эту светлейшую из светлейших, чтобы она сделала то, с чем вполне могла справиться сама Реджина. И ее не волновала цена. Это бесило. Фея бесила. Вся правильная и осторожная, переживающая из-за какой-то платы, взимаемой неизвестным существом за использование магии. — Мам, больно, — выдавил знакомый, возвращающий в реальность голос Генри. Злая Королева моргнула и ослабила хватку объятий, в которых слишком сильно стиснула своего сына. — Если я ночую сегодня с Эммой в доме бабушки и дедушки, это не значит, что мы больше никогда не увидимся, — по-своему истолковал он странное поведение матери, на что Реджина ответила короткой улыбкой. Пора бы убрать этот убийственный взгляд с лица и натянуть внешнее равнодушие. Как и всегда в принципе. — Правда? — втянулась в версию ее сына Миллс со всем имеющимся в данный момент теплом. Мальчишка кивнул и тут же выпрыгнул из безобидных объятий Реджины, чтобы подарить их Эмме, которая самостоятельно поднялась с больничной постели и вполне себе могла удерживать равновесие. Фея торопливо осмотрела ее с ног до головы, убеждаясь, что магия сработала, как надо, после чего, повторно выслушав благодарности родителей, попрощалась и поспешно удалилась из палаты. Излишняя бледность спала с лица Эммы, как и все синяки, которые, казалось, будут сопровождать ее как минимум две недели. Царапины на шее тоже пропали, а в зеленых глазах снова засветился тот самый огонек, который Реджина всегда видела, когда в них смотрела. Храбрость, дерзость, оптимизм — все те качества, из-за которых очень часто закипала в венах кровь и хотелось пролить чужую. Полностью поправилась. Безобидное желание наконец-то исполнилось. Свон быстро, чтобы снять самые навязчивые ощущения, размяла мышцы в руках и шее, после чего приняла объятия родителей и Генри. Они бубнили себе под нос что-то про ужин в кафе — Миллс плохо слышала на таком расстоянии, но зато прекрасно понимала, что вряд ли среди приглашенных станет числиться ее имя. Пусть Эмма наверняка не отказалась бы от ее присутствия, но навязываться Реджина не имела никакого желания. Тем более перед родителями, на лицах которых по-прежнему отчетливо разглядывалось недоверие. Не то чтобы она старалась им угодить, но… но и рожи эти несчастливые лицезреть не хотелось. — Эмма, мы будем ждать тебя на улице в машине, — с широченной улыбкой, как у Чеширского кота, сказал Дэвид и повел за собой жену и внука. Реджине же он лишь взглядом указал, что ей так же следует выйти, дабы дать Эмме спокойно собраться. Не найдя причин для сопротивления, хотя очень хотелось, Миллс вышла из палаты, однако неведомая сила тут же потянула ее обратно. Будто вцепилась в локоть, а потом грубо толкнула назад, так, что Реджина ввалилась в комнату, невольно застав Свон в полураздетом виде. Первым делом взгляд приковался к месту, которое еще совсем недавно угрожало болезненной смертью, но сейчас оно выглядело не страшнее обычного шрама. Камень с души свалился. Потом взгляд самостоятельно заскользил выше, причем сама Реджина будто толком не понимала, что делает и как это выглядит со стороны. Кружевной бюстгальтер, темно-синие джинсы и черная футболка с длинными рукавами, валяющаяся на одном из кресел. На спинке его висела коричневая кожанка. Кто-то громко кашлянул в кулак, призывая вернуться в реальность. Осознав, что вошла, точнее, ворвалась без стука, Реджина моментально выпрямилась и отвела взгляд в полюбившееся окно, судорожно пробормотав какие-то нелепые извинения, которые Эмма толком не расслышала, пытаясь как можно быстрее нацепить верхнюю одежду. Неловко. — Прости, я… — Не расслышала причину, по которой я всех выгнала отсюда? — нервно усмехнулась Эмма, разглаживая волосы, которые наэлектризовались от ткани футболки. Блондинка уселась на кровать, чтобы нацепить сапоги, и взглянула на Реджину. — Ты что-то хотела? — Да. — Миллс скрестила руки на груди, боясь, что Эмма заметит, как дрожат ладони, и приблизилась к ней, но не настолько, чтобы это выглядело странно. Хватило уже — ей и так в последнее время все реже и реже удается находить объяснение собственным поступкам. — Я толком не поблагодарила тебя за спасение. — Но ведь это было глупо и вообще неблагоразумно, — процитировала Свон с чуть дрогнувшей на губах улыбкой, хотя вообще-то изначально планировала выдержать эту тему с каменным выражением лица. — Я не отказываюсь от этих слов. Спасибо. Я просто… не думала, что ты станешь рисковать собственной жизнью ради этого. — А я не была уверена, что ты не оставишь меня подыхать там, возле обочины, — развела руками Эмма, втянув голову в плечи. — А должна была? — понизила голос Реджина. — Осталась бы не при делах, но вернула бы Генри. Как и хотела всегда. Миллс опустила взгляд в пол, собираясь с мыслями, и снова посмотрела на Эмму. Их разделяли три метра, одна пустующая больничная койка, которая изначально предназначалась для второго пациента, и куча недомолвок. Реджина спросила чуть слышно, однако тишина, окружавшая их, любой шорох выдавала за весьма громкое звучание: — Если я скажу, что Генри — не единственный человек, в котором я нуждаюсь, то что? Губы Эммы чуть дрогнули. — Тогда я не жалею, что спасла тебя вчера, — а потом она нацепила куртку и вышла из палаты, зная, что Реджина последует к выходу вместе с ней.

***

В такой глуши шелест шин можно было услышать задолго до появления самой машины. Длинный желтый луч фар скользнул где-то сбоку, он зацепил лишь кусочек плеча при повороте, но тут же уставился вперед, осветив высокие черные деревья. Темно на улице, прохладно, спокойно и, главное, тихо. После ужина в кафе мечтать можно было только об этом, но, к счастью, улизнуть из стискивающих семейных уз, к которым по-прежнему трудно было привыкнуть, Эмме удалось достаточно быстро. Да, это весело и вообще очень чудесно: есть семья, которая искренне о тебе заботится и всячески пытается помочь, — Свон всегда об этом мечтала. И нисколько не жалеет, получив все это, но она по-прежнему нуждается во времени, чтобы ко всему привыкнуть. Двадцать восемь лет. Оставшийся на душе след, который невозможно за пару дней стереть носком ботинка. Мотор заглох, и снова наступила идеальная тишина. Эмма не смотрела на внезапного гостя, потому что еще с первых признаков приближения машины узнала, кто это может быть. Кто может сюда, именно сюда приехать и именно у обрыва, откуда виден весь Сторибрук, остановиться? Реджина Миллс. По крайней мере, кроме нее и Генри Эмма об этом месте никому не рассказывала. Спокойные шаги Реджины выдавал шорох свежей травы, отдающей запахом зелени и каких-то душистых цветов, коих тут целая куча, особенно возле деревьев. Лес вообще многих привлекал своей загадочностью, особенно когда тьма въедалась в каждый кустик, в каждый сантиметр земли, когда тень казалась неким призраком, опасным и непредсказуемым одновременно. Иногда хотелось отправиться в эту неизвестность и исследовать все ее тайны, но груз некоторых обязанностей мешал двигаться с места. Впрочем, ничего удивительного: желание попутешествовать — это отголоски прошлого, от которого Эмма старательно пытается отвязаться. Здесь ее новая жизнь. Здесь она и должна остаться. Реджина с перчатками на ладонях зябко поежилась и растерла плечи, пытаясь хоть немного согреться, хоть и понимала, что в такую погоду это мало чем поможет. Все-таки лучше было остаться в пальто, а не нырять в излюбленный плащ, недостатком которого являлась тонкая ткань изделия. — Надо было взять кофе. Или чай. Или что-нибудь не менее согревающее, — не глядя на Реджину, сказала Эмма. Но сказала не равнодушно, а с толикой… голос будто был пропитан улыбкой, хоть губы оставались практически неподвижными. — Здесь всегда прохладнее, чем в городе, потому что ветер сильнее и следы дождя сохраняются дольше, — добавила Свон, по-научному проведя ладонью над травой. Пальцы собрали на себя капельки влаги, но Эмма быстро вытерла их об колено джинсов, чтобы холод не успел к ней прилипнуть. — Я об этом не подумала, — буркнула Миллс, чувствуя себя провинившимся ребенком, с больным горлом вернувшимся домой после прогулки, которого мать просила одеться теплее, чтобы не заболеть. — Что ты здесь делаешь? — Появление Злой Королевы ее почему-то совсем не удивило, будто она нутром чувствовала, что скоро снова встретится с ней. И она хотела понять, почему. Интересно, всего лишь интересно. — Мне здесь нравится, — просто ответила Реджина, усаживаясь рядом на соседнем камне. Холодный, зараза, но к этому ощущению гораздо проще привыкнуть, чем к браслету, что жадно пожирал всю ее магию и даже кусочком поделиться никогда не мог. — Ладно, а как догадалась, что я здесь? — У меня был вариант, что ты в баре, — с издевательской ухмылкой проговорила мэр, элегантно пожав плечами, — но интуиция потащила в сторону широкой дороги неподалеку от города, а там — нетрудно догадаться, куда вести машину дальше. К тому же, у меня была возможность узнать тебя получше и догадаться, что после длительного ужина в компании дотошных родителей ты сильнее будешь нуждаться в тишине, нежели в крепкой выпивке. — Надо же, да я как на ладони, — хмыкнула Свон, довольно забавно поморщив нос. — И что нового обо мне узнали, детектив? — с притворной строгостью поинтересовалась Эмма, наблюдая, как Реджина поудобнее устраивается на низком холодном камне, что располагался рядом с ней. Троном его, конечно, назвать язык не повернется, но попытки Злой Королевы устроиться на оном предмете вызывали как минимум сочувственный взгляд. А еще улыбку и приятную волну поднимающегося настроения. — Ну, к примеру, ты предпочитаешь проводить время в машине, чем бессмысленно торчать дома, пялясь в телевизор. Скорее всего, это связано с твоим прошлым, — как само собой разумеющееся произнесла Миллс, будто знакома с Эммой уже долгие годы. Реджина потом кивком указала на Жука, которого Спасительница забрала с территории особняка мэра до того, как отправиться на семейный ужин. — Судя по этой машине, — при упоминании транспортного средства Эммы Миллс впредь старалась не морщиться, как это было прежде, — и другим вещам, желтый — твой любимый цвет. — Я угнала эту машину, — авторитетно напомнила Свон, облокотившись на колени. Так удобнее было смотреть на Реджину и слушать ее. — Но в целом ты права. Что-нибудь еще? — Ты приехала сюда, в место, о котором вряд ли знают Принц со своей пассией, потому что тебе надоела их излишняя забота после выписки из больницы? — Да, признаться в этом было кому-то еще было непросто и совестно, но ото лжи толку вышло бы не больше. Она не привыкла. Она не может постоянно отвечать обоим на один и тот же вопрос «как ты себя чувствуешь?», когда его задают едва ли не каждые пять минут. Может быть, в обычных семьях это нормально. Но конкретно ее подобная навязчивость, пусть из благородных и чистых намерений, легко доводила до горячки, а обижать родителей своим раздраженным видом Эмма не хотела. Поэтому вежливо извинилась, поставила стакан с виски на стол и, пробормотав что-то про необходимость глотнуть свежего воздуха, запрыгнула в машину, чтобы приехать сюда, уединиться и послушать тишину, прерываемую одним лишь шелестом листьев. — Поздравляю, — в знак поражения подняла руки Свон, улавливая взглядом победную ухмылку Злой Королевы. Потом Эмма вытащила из кармана телефон, что-то там набрала быстро пальцами и сунула его обратно. — Как Генри? — Когда больше не о чем особо поговорить, Реджина всегда спрашивает про сына. Сейчас она, как и Эмма, смотрела на город, на плавающие огоньки, то зажигающиеся вдалеке, то, наоборот, исчезающие в темноте. Где-то все еще разъезжали машины, во дворах завывали голодные собаки под аккомпанемент угрожающего шипения бездомных кошек. — В порядке. Увезла его оттуда пораньше, чтобы он готовился к очередной контрольной по математике. Не знаю, чем думает их учительница, но мне искренне жаль детей. — Люблю математику. — Ненавижу ее, — тут же подхватила Эмма, скорее по инерции, нежели умышленно. Снова невидимое существо заставило их одновременно поднять взгляды, чтобы они пересеклись. Близко. Непозволительно близко. Убери эти двадцать сантиметров, и расстояние вовсе исчезнет. К чему это приведет? Может, появятся, наконец, ответы на те вопросы, что неустанно продолжали задавать они себе, видя друг друга? Или, может, придет то же самое невидимое существо и разгребет беспорядок, устроенный мыслями за все время, сколько Реджина не могла дать точную оценку своим действиям? Непонятно. Да и это не так важно. Важнее всего то, что их лица продолжали приближаться, медленно и не спеша, будто желая почувствовать каждый сантиметр, который они вместе преодолевали, желая уничтожить расстояние. Губы. Они моментально пересохли и нуждались во влаге. Сердце. Как быстро оно может бултыхаться в груди? Наверное, прямо сейчас Эмма могла бы дать ответ, если бы, конечно, вообще могла замечать хоть что-нибудь еще, кроме карих глаз, в ночной темноте лишившихся радужек, кроме дыхания, неровного и беззвучного, будто дышала она исключительно из физической потребности. — Извини, — упавшим голосом изрекла Эмма, отстраняясь от Реджины. Чертов телефон. Чертова должность Шерифа. Свон с блеснувшей злостью во взгляде мазнула по дисплею экрана, после чего с силой сжала мобильник в руке и с мученическим свистом вытолкнула вздох. Звонил мистер Кэрролл. — Слушаю. — Мисс Свон, — с издевкой, будто зная, от чего только что отвлек, пропел в трубку Мортимер. — Вы так и не нашли виновников кражи моего имущества? — В двенадцать ночи? Нет, пока не нашла. Я только недавно выписалась из больницы и… — Считаете, что это веская причина отлынивать от работы? Мне кажется, Вы плохо понимаете, каким должен быть шериф. Забота о безопасности жителей города — вот его главная задача, с которой Вы, увы, справляетесь катастрофически плохо. — Мистер Кэрролл, — Эмма впилась пальцами в рукав куртки, из последних сил сдерживая порыв нагрубить этому нахалу, используя все известные ругательства, — я понимаю, Вам не терпится дождаться момента, когда каждый получит по заслугам, но извольте все же проявить хоть толику уважения к чужому труду. Напоминаю, что Вашим делом я занимаюсь не первый день и половину паззла уже собрала. К слову, помимо Вас и Вашей лавки в городе есть и другие люди, которые так или иначе тоже нуждаются в моей помощи. — Как, например, Реджина Миллс? — Ладонь, накрывшая динамик телефона, помочь не смогла — в такой тишине да вдалеке от города, где слышен был скрежет каждого сверчка, имя мэра Сторибрука слышно было, словно на громкой связи. — Смотрю, ей помогать Вам прям в удовольствие. — Это не Ваше дело. — Разве? Не с ней ли Вы тратите то самое драгоценное время, которым могли бы воспользоваться, чтобы разыскивать преступников? — Еще раз повторю: это не ваше дело, — ощерилась Свон, раздраженно скрипнув зубами. Ух, как же хочется проехаться по его роже! Будь она сейчас перед Эммой, то она бы с радостью плюнула в нее. — Хорошо-хорошо, — в притворной вежливости пролепетал Мортимер, — но Ваша связь с мэром Сторибрука не может не бросаться в глаза, так и знайте! — кинул он напоследок, после чего, не прощаясь, сбросил трубку. Словно догадался, подлец, чем ему грозило продолжение «беседы» со взбешенным шерифом. — Придурок, — ядовито прошипела Эмма в выключенный телефон и пнула первый попавшийся на глаза камень, чтобы попытаться выплеснуть эмоции через неодушевленные предметы, а не ехать в ювелирную лавку и искать мишень покрупнее. — Прости, — теряя остатки самообладания, пролепетала Свон. Она активно нарыскивала ключи от машины, а весь вид ее выражал пугающую решительность. Решительность сделать что? — Что ты надумала? — кое-как успела поймать локоть Эммы Реджина и заставить остановиться хоть на секунду. Ей нужен был ответ. Потому что, вопила интуиция, Спасительница планировала совершить очередную необдуманную глупость, которая впредь неизвестно к чему может привести. А снова терять ее на своих глазах она не хочет. — Пора собрать этот чертов паззл до конца.