Мои мысли разбивались о стекло реальности, будто голуби, гонимые к лучшей жизни.
Я готова была молиться любому богу. Продать душу любому чёрту, только бы врач сказал, что это всё ошибка. Что мой отец сейчас недоумевая сидит дома и потягивает портвейн.И тогда я просто буду снова счастлива.
Но нет.
Судьба — это жестокая сучка, разбивающая любую надежду. И всё, что мне остаётся, это сжимать ладонь Ливиуса, смотрящего на меня с невыносимой болью. Только сейчас я начинаю понимать, насколько мало времени я проводила с отцом, насколько мало было моё внимание к нему. Он очень редко слышал от меня слова поддержки, любви и как же мне чертовски стыдно за это. Я так хочу сказать ему, насколько я его люблю…Минуты тянутся словно часы.
И только мы с Ливи сидим в полупустом коридоре, перед входом в реанимацию. Белый цвет стен и достаточно тусклое освещение давит на мозг, заставляя всё больше погружаться в депрессию, из которой меня выводит тихий шепот: — Ника, ты только держись. Всё будет хорошо… Твой отец очень сильный, хотя ты и сама это прекрасно знаешь. Ты ведь не сомневаешься в его силе? Ты веришь в него? — по лицу принца было видно, что он готов разреветься прямо здесь и сейчас, но ради меня он старательно держал натянутую улыбку. — Ливи, в детстве ты говорил, что любая мечта сбывается, если в неё верят лучшие друзья, ведь так? — мой голос звучал хрипло, будто это была и не я вовсе. — Ну да, было такое. Только нам тогда было лет по 8. — Если это так, то давай изо всех сил проверим в то, что он выживет. Прошу тебя… — мне ничего не оставалось, кроме как с надеждой смотреть в синие глаза. — Как ты могла подумать, что я не желаю ему выздоровления? — он смотрел на меня с прищуром, жаждя ответа, но я лишь поджала губы и перевела пустой взгляд на стену.Наступила тишина.
Трудно сказать, сколько мы так просидели, кажется, Ливи пытался что-то сказать, но я ничего не слышала.Не хотела слушать.
Погрузившись в свои мысли, я даже не заметила, как дверь реанимации открылась, и оттуда вышла уже знакомая мне медсестра. Лишь легкое подергивание за руку от парнишки вывело меня из транса. К своему удивлению, моя голова была опущена, а упавшая на глаза спутанная чёлка, вероятно, закрывала его от лишних глаз. Женщина была уставшая, это я чётко могла сказать, опираясь на тяжелое дыхание, единственное, что я видела — лёгкая улыбка на её губах, вселяющая в мою голову надежду на будущее. — Мисс Ремерсиэр, спешу вас обрадовать, — мои глаза с надеждой расширились, — Ваш отец, конечно, не в полном здравии, но его жизни больше ничего не угрожает, — я отчётливо ощутила, как на моём многострадальческом лице появляется кривая улыбка, а губы начинают подрагивать. Плохой знак, — Завтра его уже переведут в обычную палату. И предупреждаю сразу, если я увижу вас в пределах больницы до завтрашнего дня — к отцу будете попадать строго по расписанию, а это всего полчаса в день. Вы меня поняли? — голос медсестры был строгим, и мне ничего не оставалось, как рвано кивнуть. К горлу подступил ком, а из глаз полились слёзы счастья, и почувствовав, как большой палец руки Ливи поглаживает мою ладонь, я заревела, уткнувшись в грудь парня. Тому ничего не оставалось, как гладить мои запутанные волосы, иногда выдирая одну-две волосинки, от чего становилось щекотно. — Простите, — наконец успокоившись, я смогла выдавить из себя пару предложений, — А что я могу принести ему завтра? И насколько он может задержаться в больнице? — Он пробует здесь около двух недель. Принести ему можешь средства личной гигиены, сменную одежду и, наверное, питьевую воду. Поблагодарив работников больницы кивком, я поспешила домой, не говоря ни слова. И даже когда за мной увязался мой маленький сопроводитель, я лишь затравленно глянула на него. Только сейчас усталость накрыла меня с головой, и я не хотела ничего, но этот поплелся за мной.Интересная намечается ночка…