________________________________________ ________________________________________
Это вполне в порядке вещей. Всё, что связано с наркотиками, подозрительно. Наркотики подозрительны. Они хотят знать, как «рядовой гражданин» знает столько, сколько известно Джону о текущей ситуации с распространением наркотиков. Ручательства сержанта Морстен недостаточно, таким образом, его вызывают в Ярд «для беседы». Не то чтобы он не привык к этому, ему не раз приходилось давать показания о расследуемых преступлениях, но сейчас – не тот случай. Он должен показаться совершенно безобидным – быть «Джоном-случайным-прохожим, оказавшимся в нужном месте в нужное время». Он не может сейчас наживать неприятности – есть люди, зависящие от него. Он сильнее, чем нужно, опирается на трость и хромает, и, наряду со своей медицинской сумкой, несет под мышкой папки с копиями информации от Сети. И, конечно, вздрагивает иногда, когда в коридоре кто-то толкает его, выходя на нужном этаже. В целом, образ его сегодня – это маленький, незначительный человек, не заслуживающий внимания; Шерлок научил его искусству оставаться неприметным у всех на виду. Сержант Морстен привезла его в Ярд на своей полицейской машине, и видно, что здесь она не бывала, потому что, как и он, в совершенном неведении, и понятия не имеет, где что расположено. Сам он, правду сказать, вероятно, когда-то бывал в этом здании даже чаще нее. Они смотрят на план помещений, что висит на стене, изучая его достаточно долго, потому что отделы перечислены в соответствии с этажами, а не в алфавитном порядке, что было бы гораздо полезнее. — Четвертый этаж, — наконец, замечает Мэри, постучав по схеме коротким ногтем. Они нажимают кнопку вызова лифта и ждут, пока тот не поднимется из подвального этажа. Краска внутри облупилась, и зеркало вдоль задней стены призвано заставить тесное помещение выглядеть немного просторней. И там нет никого, кроме… Грегори Лестрейда. Он всё еще детективный инспектор, спасибо Майкрофту: тот вмешался, сделав так, чтобы Грег сохранил работу, но ничто не может восполнить пошатнувшийся авторитет, или перешептывания за спиной, что следуют за ним, будто волны за кормой корабля. Лестрейд выглядит утомленным, с тем особым видом душевной усталости, что окутывает вашу жизнь туманной серой пеленой. Это не депрессия, но что-то подобное, очень близкое к этому. Единственным средством, которое Джон когда-либо находил для этого, является отпуск, в каких-то других местах, где куда больше солнца. Старое викторианское лечение – отдых в деревне – иногда тоже полезно. Выражение его лица, когда он видит Джона около Мэри, почти душераздирающе. Он выглядит потрясенным и невольно делает шаг назад. — Джон… доктор Уотсон, — говорит он, как будто бы не уверенный в своем праве всё еще обращаться к Джону по имени. Джон входит в кабину, трость его постукивает по полу. — Грег, — кивает он, молчаливо подтверждая за ним это право. — Я подал бы тебе руку, но ... — Он пожимает плечами, стараясь не рассыпать папки. — О, ради бога! — Мэри вытаскивает папки у него из-под руки. — Пожмите друг другу руки и поздоровайтесь, как большие мальчики. В самом деле! Джон опускает свою медицинскую сумку и обменивается с Грегом рукопожатием. Повисает несколько напряженная тишина, пока, тренькнув, лифт не останавливается на нужном этаже. Прежде чем случилось всё это, и тень, связанная с гибелью Шерлока и его именем, опороченным в газетах, легла на них с Грегом, они были хорошими друзьями, и частенько встречались по вечерам, чтобы выпить пинту и посмотреть футбол или регби, в зависимости от того, какой матч транслировали. Впоследствии Джон ощутил, что легче просто порвать со всем прошлым, со всеми, кого он знал раньше (за исключением миссис Хадсон, проявившей достаточно воли, чтоб остаться с Джоном и в изменившихся обстоятельствах, и теперь иногда приходившей к нему на дружеские обеды). — Итак, что тебя заставило возвратиться в наш бедлам? Если… — Он умолк. — Ты – тот информатор в новом деле о наркоте. Ха. — Он слегка откидывается назад и, по старой привычке, прячет руки в карманы. — Оно не новое, — Джон качает головой. — Канал для поставок существовал и прежде, просто кто-то другой там теперь верховодит. Они не появились из ниоткуда. Так или иначе, я не информатор. Я лишь тот, кто знает, как разобраться в полученных данных. — Ты – связной с бездомными Шерлока. И, пожалуйста, не делай такое лицо – я не просто так детектив. — Лестрейд впивается в него взглядом. — Ладно, по крайней мере, ты нашел себе дело. И здесь, что же, не доверяют тебе? — Очевидно, они хотят разузнать о моих контактах с Бездомной Сетью. Это, в общем-то, не допрос, а так, «дружеская беседа». — Лицо Джона ясно показывает, что он точно об этом думает. — Тебя протащат по угольям, парень. Это – просто вежливый способ сказать: «Тащи сюда свою задницу, ты – подозреваемый». — Чудесно. У меня нет на это времени. — Ты его должен будешь найти. Они не отпустят тебя так легко. — Им придется, — говорит Джон мрачно. — Думаю, и двух часов не пройдет, как кто-нибудь меня вызовет. — И слышит, как сзади хихикает Мэри. — Полчаса-то уже прошло, — замечает она. — С той минуты, как мы уехали. Боже, Джон, как вы всё это тащите? Эти папки, кажется, весят тонну. — О, тогда, значит, полтора часа, — уточняет Джон, и затем останавливается перед двойными дверями с надписью: «Отдел по борьбе с наркотиками» на стене, что была когда-то белого цвета. — Послушай, сейчас я должен идти, но давай с тобой встретимся как-нибудь за пинтой? — Лестрейд выглядит обнадеживающим, и не похож на пнутого щенка, но что-то говорит Джону, что тот ожидает отказа. — Не, не смогу. Я в вечерней смене сейчас, несколько ближайших недель. — Ладно, всё хорошо, — Лестрейд пожимает плечами и уходит дальше по коридору. — Грег, это не потому, что я не хочу. Было бы замечательно как-нибудь встретиться, но не в этом месяце. Напиши мне, и мы как-нибудь это устроим. Придумаем что-нибудь. — Джон улыбается. Он немного разочаровался в Греге, и был сердит на него, но, похоже, всё это куда-то ушло, затерялось в той спешке, что была его жизнью вот уже больше года. Тот ведь просто делал свою работу. У Грега, в конце концов, было меньше выбора, чем у Шерлока на этой крыше. Изнутри Отдел по борьбе с наркотиками выглядит почти так же, как Убойный отдел. Те же самые серые стены и серо-синий ковер, то же самое расположение комнат. Другие фотографии покрывают стены, хотя информационные щиты содержат данные о наркотиках, которые они ищут, и о симптомах наркотического отравления, а также карты районов с наибольшим количеством сообщений о торговле наркотиками. Район доков – ярко-красного цвета, потом всё размывается и бледнеет, как на плохо отпечатанной карте. — Мистер Уотсон? — Мужчина, приближающийся к нему, выше ростом, чем он, – куда выше, – и весьма мускулист. Его выбрали, понимает Джон, явно чтобы смутить его и запугать. Ладно, ха. Пусть попробуют. — Я – детективный инспектор Армстронг. Идите за мной. Сержант Морстен, — он насмешливо смотрит сверху вниз на Мэри. — Не смею вас больше задерживать. Мэри, удостоверясь, что Армстронг не видит больше ее лица, кривится, без намека на уважение. Лицо Джона остается непроницаемым, пока та уходит, небрежно сунув тяжелые папки в руки Армстронгу. Тот поворачивается, ожидая, что Джон последует за ним, и доктор подчиняется, потому что ему искренне любопытно, что будет дальше. Всё это «запугивание», вероятно, воздействовало бы на кого-то, кто не жил жизнью Джона. Тот, однако, испытал уже много чего: и жестокость отца, и армию, и был близко знаком с обоими братьями Холмс, работая – пусть и не с особым желанием, – с теми «случаями», в которые вовлекал их с Шерлоком Майкрофт, – и теперь оставался непринужденным. Этот человек был букашкой по сравнению с ними. И Джон надеялся вытереть его с ветрового стекла, когда всё это кончится. Армстронг открывает дверь в одну из тихих комнат с односторонними зеркалами и жестом приглашает Джона войти. Тот быстро входит, хотя и прихрамывая, и садится в кресле на другой стороне стола, чтобы быть лицом к двери, на то место, где предпочел бы сесть полицейский чин. Теперь Джон занимает центральное место в комнате; кресло, где он сидит, и стол перед ним, заставляют всё это выглядеть так, что Джон пришел в свой офис, и что он здесь главный, а не наоборот. — Я вообще-то доктор Уотсон, — говорит он чуть более сухо, хотя всё еще выглядит очень любезно. Армстронг старше Лестрейда, а Грег на шесть лет старше Джона, и Джон знает, что Лестрейд однажды уже продвигался по службе, но в итоге на повышение пошел Грегсон. Достичь возраста Армстронга и быть всё еще лишь детективным инспектором, означало, что того обходили уже раза два. То есть, ожесточиться хватало причин. — Ладно, доктор Уотсон, — соглашается Армстронг небрежно, словно это его ничуть не заботит, и при этом в глазах его вспыхивает подозрение, словно тот полагает, что Джон хочет выказать неуважение, подчеркивая свой статус. — Я хочу говорить со своим адвокатом, — заявляет спокойно Джон. — Что? — Армстронг поднимает глаза от папки, лежащей перед ним на столе. На странице – фотография Джона, он ее узнает: такая же всё еще в его военном удостоверении, что лежит у него в кармане. Его последняя армейская фотография: сдвинув брови, он смотрит в камеру, довольно нетерпеливо, потому что на тот момент у него было семь пациентов на шесть кроватей, и он должен был не позировать, вернуться к своим обязанностям. Да и солнце било прямо в глаза. — Разве это не то, что всегда говорят? В фильмах? «Я хочу говорить со своим адвокатом». — Эти фильмы – полный отстой. И дерьмо. — Он хмурится, просматривая документы; он, кажется, часто хмурится. — Сколько раз вы были арестованы? Здесь говорится – четыре, затем кто-то карандашом дописал: примерно. Как это вы можете быть арестованы «примерно» четыре раза? — Складывается впечатление, что думать – для него тяжелый физический труд, но Джон был когда-то знаком с одним снайпером, у которого взгляд был таким же, и при этом тот мужчина порой был безжалостно умным. Впервые Джон ощущает, что это может быть весело. Он настолько был занят защитой всех остальных, что забыл, что испытывал раньше, – как в армии, так и с Шерлоком, мастером всяких каверз. Они раньше с ним состязались в этом, когда полиция вставала у них на дороге, вместо того, чтоб использовать обходные пути. Чем ты сможешь сбить с толку новенького? Сколько раз ты заставишь Донован покраснеть? Сколько раз мы можем шокировать их, завершая то, что скажет другой? Они прикрепили табличку на холодильник, и делали всё возможное, чтоб ее обновлять, пристрастившись к этому, словно к наркотику. Дело кончилось взрывом негодования – взрывом в самом прямом смысле слова, когда Салли Донован, обнаружив всё это и стремясь помешать им, опрокинула на кухонный стол половину химического оборудования, что там находилось… — Это зависит от того, что вы понимаете под арестом, — говорит Джон, имитируя шерлоково «ну что за тупиц набирают в полицию?» столь искусно, как только может; взгляд его при этом предельно твердый. — Вы имеете в виду реальные обвинения или «господи, да наденьте на них наручники, пусть посидят и притихнут на полчаса»? — Реальные обвинения. Первое – 29-ого октября 2000, пьянство и дебош. Джон вспоминает, более или менее. — Мне было двадцать шесть лет, я был в отпуске с несколькими парнями из Пятого, и мы встретились с моей сестрой, так что это вполне понятно. — И ASBO? [1] — Что ASBO? — вопрошает Джон столь невинно, как только может. — Обвинения же были сняты, дело не дошло до суда. — Вы ударили суперинтенданта? — выдыхает Армстронг. Джон выпрямляется, вмиг посерьезнев. —У меня были плохие несколько дней, а он назвал моего друга «извращенной личностью». — Хм, — продолжает Армстронг, и Джон думает, что над тем, должно быть, не раз смеялись – над его именем [2] и соответствующей комплекцией. — Нет никаких документов об этом. — О, — начинает Джон, снова чувствуя вокруг запястья холод, а потом – тепло согревающегося металлического браслета… и длинные пальцы – в своей ладони. — Им, действительно, удалось надеть наручники, но они так и не смогли доставить меня в полицейский участок, чтобы всё оформить официально. Я был захвачен в заложники, и… — Тут Джон очень тщательно подбирает слова. Армстронг наблюдает за ним, ожидая малейшего промаха. — …и, среди всех событий, последовавших потом, об этом забыли. — Вы ударили кулаком суперинтенданта. Вы сломали ему нос, — говорит Армстронг, не скрывая недоверия. — Невозможно, чтоб такое сошло вам с рук; он – ублюдок, крыса, и при этом злопамятный, точно слон. — Полицейский косится на Джона. — Я, впрочем, тоже. Господи, Армстронг с каждой секундой всё больше напоминает доктору полковника Морана. Когда того с позором изгнали из армии – за такие поступки, о которых даже не хочется думать, – в лагере устроили праздник. Хотя в Армстронге, в отличие от Морана, не было и намека на очарование. — Я не ломал ему нос, — говорит Джон, словно бы размышляя. — Даже если и очень хотел. Удар был скользящим. Если б нос был сломан, я почувствовал бы, что сместился хрящ. — Он всё еще помнит красный туман гнева от слов этого жадного типа… движение руки… боль в своем кулаке и темно-красные брызги крови. И сознание того, что быть брошенным на капот машины и скованным наручниками с Шерлоком того стоило. — И этот последний случай, непредумышленное убийство. Обвинения были сняты, но самого факта вы ведь не отрицали. — Это было бы затруднительно – с полудюжиной свидетелей, — говорит Джон мягко. — И при этом всё же обвинения отклонили?.. — Армстронг, понимает Джон, несмотря на его возраст и опыт службы, живет в относительно упрощенном мире, где всё идет в рамках полицейских протоколов. — Да, — говорит Джон просто. — Вы не собираетесь рассказать об этом? — Армстронг подается вперед, всё еще пытаясь его запугать. — Нет, — отвечает Джон столь же коротко, продолжая про себя ухмыляться. Это, и вправду, забавно. — А другие случаи? — Взгляд офицера буравит первую страницу личного дела, упираясь в дописанное словечко «примерно». — Они не были официальными. Я думал, вы хотели обсудить проблему с наркотиками, наводняющими район, не так ли? — Да. — Армстронг захлопывает папку. — Вы знаете подозрительно много для человека, утверждающего, что непричастен к распространению наркоты. Вы ведь доктор, это было бы очень удобным прикрытием, разве нет? — Он почти размышляет. — Что, если они просто приходят к вам на прием и говорят: «Доктор, мне нужно то-то и то-то». И вы преспокойно им это выписываете, да? — Он выжидающе поднимает бровь. Секунду Джон обдумывает это новое оскорбление, всё еще безмятежный и тихий, – как тогда, когда при такой «тишине» санитары, служившие с ним, замирали на месте, а потом осторожно старались убраться подальше, чтоб быть где-то в сторонке, когда грянет гром… А Шерлок лишь отворачивался, а потом ухмылялся, пока Джон разрывал последнего идиота на части. В основном, они с ним чередовались в этой в своей борьбе с идиотами. Такое спокойствие – это спокойствие охотника, хищника, выжидающего подходящий момент. Джон еще не встречал того, кто бы мог это сделать лучше. — Осторожнее, детективный инспектор, — говорит он, и те, кто служил с ним, вздрогнули бы, потому что он становился настолько официальным, только если был очень сердит. — Я – доктор. Я не выписываю и не получаю наркотические препараты без должной причины и не по медицинским показателям. Я скажу это только раз, повторять не стану. — Его голос тих и спокоен, лицо твердо и строго. Познакомьтесь с капитаном Уотсоном, детективный инспектор Армстронг, – с тем, который говорил генералам: «Со всем должным почтением, сэр, убирайтесь, я занят» – так, что это мог слышать и Тони Блэр, когда тот был Премьер-министром, а однажды – и Президент Обама, прибывший с визитом. Есть несколько способов по-настоящему оскорбить Джона. Усомниться в его добросовестности и порядочности как врача – один из самых серьезных. Армстронг смотрит на него. Джон твердо выдерживает его взгляд. Более крупный человек теперь злится; Джон может сказать, что только что допустил просчет. Армстронг так и так пытался повесить всё это на него, и теперь тот лишь станет более агрессивным. — Тогда ладно, Джон… — Армстронг пытается унизить его. Прошлые несколько минут ничему не научили его? Подобные вещи на Джона не действуют. — Доктор Уотсон, — настаивает он снова. Он не потерпит неуважения. Да, половина людей в этом здании считают его дураком, обманутым идиотом, но у него есть звание, и он будет настаивать на этом. — Доктор Уотсон, — продолжает Армстронг фальшиво. То, что происходит в следующий час, является допросом с одной стороны, и многими, многими тщательно сформулированными ответами со стороны Джона. Он осторожен; безопасность людей зависит от того, насколько хорошо он говорит. Большая часть Бездомной Сети, рассеянной по городу, не хочет, чтоб о них стало известно. Они изучают всю информацию, которую он им передал. Джон терпит оскорбления, пятнающие память мертвого, и презрительные прозвища, которые эта кабинетная крыса дает живым членам Сети… И тут, к счастью, у Джона звонит телефон. — Доктор Уотсон, — отвечает он. Номер ему незнаком, но это лишь означает, что, должно быть, кто-то срочно нуждается в помощи, и не может идти в медцентр. Потому-то он и носит с собой свою медицинскую сумку. Иногда, в редкие минуты веселья, он думает, что надо бы заказать визитные карточки: «Доктор Джон Уотсон, 24/7, экстренная служба спасения». — Почему вы не выключили телефон? — Громила поднимается из-за стола и идет к нему, чтоб отобрать недозволенное. Джон заканчивает звонок и быстро записывает адрес на оторванном листке из маленького блокнота. — Я никогда не выключаю его, — говорит он, тоже вставая. — Извините, у одного из моих пациентов приступ, и я должен идти. [3] — Пусть вызовет «скорую», — рычит Армстронг, впервые теряя терпение и угрожающе нависая над Джоном, когда тот наклоняется, чтобы взять свою сумку. — И сидит часа четыре в приемной, где полно народу? Я так не думаю, — отвечает насмешливо доктор и выпрямляется, глядя Армстронгу прямо в глаза. Он выдерживал взгляд генералов, братьев Холмс и своего отца. Армстронг – ничто по сравнению с ними. — Я давал клятву лечить, помогая всем, что в моих силах. Это – прежде всего. — Джон продолжает смотреть на него. — Итак, если я не под арестом?.. — Он выходит из комнаты, и постукивание трости отмеряет каждый его шаг, словно метроном или дирижерская палочка. — Я спрашивал о вас брата. — Армстронг прислоняется к дверному косяку, скрестив на груди руки, чтобы сделать еще внушительней бицепсы. — Он мой сводный брат. Он служил в армии, так что, когда мне сказали, что я должен вас допросить, я спросил у него. Знаете, что он сказал? — Нет. — Джон поворачивается, всё еще очень прямой и подтянутый, ожидая в коридоре. — Он сказал мне: «Джонни Уотсон? Ты можешь сокрушить его, Дэйв. Он – ничто. Жалкий человечек». — Ха, — говорит Джон. — И его имя? — Себастьян Моран. Полковник Себастьян Моран. — О, я помню его. Он был выгнан с позором – за насилие и над военными, и над гражданскими лицами, не правда ли? — На лице Уотсона расцветает ухмылка. — Уж мне ли не знать об этом. Я был тем, к кому приходили потом его жертвы. И тем, кто вмешался, и дал против него показания. — Они снова смотрят друг другу в глаза – в поединке воли: кто первый из них отведет взгляд, кто первый сдастся. — Он также сказал: «Получи его, Дэйв. Повесь на него всё, что можешь». Итак, доктор Уотсон… — Голос Армстронга дразнит, когда офицер приближается, становясь с каждым мигом всё больше похожим на сводного брата. Джон стоит, не шелохнувшись. — Всё, что я накопаю, всё, что смогу, я поставлю тебе в вину. За моего братишку. — Попробуйте, детективный инспектор, — отвечает Джон, когда лицо Армстронга чуть ли не вплотную к нему приближается. — Попытайтесь. Но лучше пойдите и еще порасспрашивайте обо мне у младшего брата. Прочтите мое личное дело. Ознакомьтесь с ним полностью – а не с теми обрывками, которыми вы попытались уесть меня. А потом посмотрим, чего вы добьетесь.________________________________________ ________________________________________
Человек, который, согласно бумагам, занимает весьма скромный пост, – и при этом, фактически, обладает огромной властью, – сидит за столом, в своем втором офисе. В руке у него телефон. Ничего особенного по виду – iPhone 4S, слегка поцарапанный, ничего уникального или меняющего жизнь. За исключением того, что на нем – тринадцатиминутная запись событий, которые произошли уже полтора года назад. Запись эта захватывает и пугает, хотя там только – разговоры трех человек, и один выстрел. Нажав кнопку, человек говорит во встроенный в его стол микрофон. — Натали, зайдите ко мне, пожалуйста. Красивая женщина, имена которой меняются в зависимости от ситуации, входит в комнату, и, подняв голову от своего мобильника, произносит: — Сэр? Он глядит на нее, всё еще держа в руке телефон. — Я думаю, что настала пора передать это в руки соответствующих людей. Устройте это, пожалуйста. Она не берет у него телефон. Эта запись давно уже в электронном виде, и мобильник – только сентиментальная память. В тот же день, в три часа пополудни, этот самый файл попадает в почтовые ящики всех крупных газет и полиции, а также, в распечатанном виде, – на столы отобранных нужных людей.________________________________________ ________________________________________
К утру лицо Шерлока смотрит на Джона со страниц всех газет, его голос говорит с ним снова и снова в электронной записи; Мориарти – там, и грозит, а Джон тщетно умоляет Шерлока остановиться… Шерлок словно бы здесь, его голос звучит. Но он мертв, уже двадцать месяцев. И ничто, ничто уже не изменит этого. КОММЕНТАРИИ: [1] Постановление суда за антисоциальное поведение (Anti-social behaviour order). ASBO накладываются некие ограничения – например, запрет на какие-либо действия, типа не подходить ближе, чем на десять метров, или сопровождение полицией, нахождение под ее надзором. [2] Аrmsrtong (англ.) – сильная рука. Вероятно, сильный и туповатый. [3] А ведь такое действительно бывает… наверное. Почему-то вспомнились старые советские песни: «Телефонный звонок – И опять он в дороге. Он шагнул за порог, Как солдат по тревоге». Не об этом ли и один из моих любимых фиков – «А еще врач»? https://ficbook.net/readfic/4267585 В общем, «Низко вам поклониться хочу, Люди в белых халатах…» :) Два английских доктора – на все века. Доктор Блад из романа Рафаэля Сабатини «Одиссея капитана Блада». И доктор Уотсон – тоже капитан, хотя и не связанный с морем. :)