Джон поворачивается и закрывает за собой дверь; запирая… его внутри, скользит вниз к внешней стене, чувствуя, как шершавый кирпич цепляет за спину его рубашки. Воздуха, кажется, не хватает, так что он заставляет себя дышать медленно и размеренно.
(...
вдох...
выдох...... )
(...
вдох...
выдох...... )
...наконец, головокружение и дурнота слегка отступают, так, что больше не кажется, что его стошнит сейчас прямо на густую траву возле дома.
Джон не знает, сколько минут прошло, прежде чем второе тело оседает рядом с ним на ступеньке. Шерлок – только грубое подобие того человека, которого Джон когда-то знал. Тот весьма напряжен и полон энергии, как обычно, но кое-что изменилось, и его первое и единственное предположение, почему это так, разбивает сердце. В конце концов, он видел такое и раньше, в разных странах. Да и сам прошел через это, хотя для него это было весьма легко, почти незаметно.
— Это убьет тебя, знаешь ли, — говорит Джон небрежно, вытащив сигарету из пальцев Шерлока (который откидывается назад, чтобы выдохнуть дым), и гасит ее между ними о камень ступеньки. Шерлок не возражает.
— Так я вроде уже… Разве нет?
Джон фыркает, издавая какой-то придушенный звук, нечто между смехом и плачем.
Шерлок встает, отпирает своим ключом дверь, открывая ее для Джона.
— Проходи, пожалуйста. — Он протягивает свою ладонь, так, чтобы, когда Джон сжимает ее, тот мог поместить свои пальцы ему на запястье, в основании большого пальца, чтобы чувствовать его пульс. Джон игнорирует это и остается сидеть, откинувшись назад и опираясь на руки, и глядя в сентябрьское небо над ними. Это был замечательный месяц, бабье лето, синий купол небес. И вот заштормило. Шерлок сдается и снова садится, напряженно поеживаясь.
Джон умеет многое. Он может исцелять людей и помогать их излечивать. Он может убить и после спокойно спать. Он может помочь родиться ребенку. Может сам умереть. Может констатировать смерть, объявляя человека умершим. Воскресить он не может.
Он не знает как.
Шерлок, очевидно, знает.
Джон возвращается к старым привычкам; странные вопросы для странных ситуаций.
— Где ты взял ключ?
— Сделал дубликат. С того, что ты оставляешь под той ужасной статуей кошки в саду, за домом.
— А-а, — говорит Джон, продолжая наблюдать облака. — Когда это?
— Да уже больше года назад. Мистер Кленси – всё еще домовладелец? Так или иначе, они поменяли замки с тех пор, как я жил здесь.
— Ты был здесь год назад. — Что-то щелкает в сознании Джона, он припоминает какое-то странное чувство – и человека с темно-рыжими волосами, в ужасной оранжевой куртке с искусственным мехом. И в груди его что-то сжимается. — Сигерсон. Ты был Сигерсоном. — Джон смотрит на Шерлока, сидящего возле него, сравнивая со своими воспоминаниями о бездомном, у которого… господи, Уиггинс же говорила это, «есть люди, что встретили бы его с распростертыми объятиями». — Глаза же тогда были карими.
— Линзы.
— А волосы? Краска?
— Конечно.
— А голос?
— Акцент – это лишь правильное манипулирование голосовыми связками и способ использования мышц языка и губ.
— Ты так и будешь хладнокровным ублюдком?
— А я был когда-либо другим?
Джон внезапно отводит взгляд и не отвечает сразу же пришедшим на ум громким:
Да. Между ними разверзается пропасть. И над ней – только хрупкий мост. Ни один из них не готов сделать первый шаг. Джон не уверен, что он в состоянии. Он уже практически справился. Во всяком случае, у него теперь своя жизнь. И не нужно блестящего, эксцентричного (невыносимого) человека, чтоб вытаскивать его из тяжелого полумертвого существования.
— Джон, пожалуйста, пошли в дом, — говорит Шерлок, еще раз озираясь, исследуя окна и крыши каждого здания.
Пожалуйста. Это редкое слово, а теперь он уже второй раз произносит это. Он, должно быть, чего-то всерьез опасается, или взволнован, или просто хочет быть под защитой стен. И он просит Джона, как в те времена, когда ему ужасно хотелось курить.
Джон встает. Его кости похрустывают. Он больше не молод. Перестал им быть, когда Шерлок упал.
— Чего ты так боишься? — спрашивает он, открывая дверь на сей раз, а Шерлок присваивает ключ-дубликат.
— Той же самой вещи, что убила Рональда Адера, — отвечает Шерлок, запирая дверь на засов и, пронесшись, как вихрь, задергивает все занавески.
— Там была пистолетная пуля, — возражает Джон. — Грег прислал мне данные баллистической экспертизы, хотел посмотреть, могу ли что-нибудь с этим сделать. Мне было скучно в поезде.
— Нет, — говорит Шерлок резко, – Шерлок,
черт бы побрал его, Холмс, – в его кухне, мертвый Шерлок. — Оружие было другим. Комната же была заперта, Моран должен был находиться снаружи. Не могу сказать точно, где, я должен там всё осмотреть.
Джон поворачивается, чтобы в первый раз по-настоящему взглянуть на него за… – господи! – более чем за три года; через какое-то время он бросил считать. И теперь это поражает его. Вот он – Шерлок. Тот, кто фальсифицировал свою смерть. Джон догадывается, почему это было необходимо, никто не скажет, что он нечуткий, непонимающий, но...
— Три года.
— Что? — Шерлок тоже глядит на него, и, если не обращать внимания на то, что они теперь в другом доме и за другим столом, то можно вообразить, что всё у них, как обычно, а не это треснувшее факсимиле.
— Столько времени тебя не было, — Джон проводит ладонью по волосам, ощущая морщины на лбу, потому что хмурится. — Три года, три месяца и почти две недели. Вот так. Больше трех лет. Срок немалый, тем более, что ты, кажется, не был мертв всё это время. Что ты делал? — Джон отворачивается и смотрит опять, проверяя, что Шерлок, чересчур худой Шерлок, остается рядом, возле стола, аккуратно убирая в футляр ту скрипку, на которой играл, когда Джон возвратился. Футляр не закрыт, инструмент мерцает под люминесцентным освещением кухни. Это не обман, не мираж. Но скрипка – другая, не та, которую Джон отдал Майкрофту после… После падения. Этот инструмент далеко не такой прекрасный. — Я вот думаю…месяцев семь назад была статья в
«Nature» [1]. Она очень напомнила мне о твоей работе с эфирами, когда ты нам всю кухню разнес, сразу после второго нашего Рождества. Писал химик из Монпелье…
— Мне пришлось там остановиться. Моран ускользнул от меня, и там у него было несколько сообщников, с которыми я мог заодно разобраться. Пришлось выдать себя за химика, которому не надо много платить, и которого не заботят вопросы морали. Нужно было как-то убедить их, что я тот, кто им нужен. Процессы синтеза многих рекреационных соединений [2] довольно схожи. Это послужило достаточным доказательством.
Шерлок расхаживает по комнате, а Джон устраивается на стуле, поближе к двери черного хода, и наблюдает за ним, как бывало когда-то, чувствуя себя таким отдаленным, и всё это неправильно, и он злится, и злится на то, что злится. Он не может справиться с этим сейчас.
Он встает, отодвигая стул от стола, и ножки скрипят по линолеуму на полу. Это мелочь, конечно, но нервы сейчас у него на пределе.
— Утром мне на работу. Я уверен, ты легко найдешь всё, что нужно.
— Джон…
— Что? — говорит он резко. — Да, я всё понимаю, но, сколь бы ни было это благородно с твоей стороны, всё сводится к следующему: ты не мертв. И ты вовсе не умирал, это было лишь
трюком, уловкой, ты заставил меня наблюдать, как ты «умираешь», а затем, затем не мог, черт возьми, даже подойти и сказать мне, когда мы были в
той же самой гребаной комнате.
— Ты был занят… — начинает Шерлок протестовать.
— Прежде это никогда тебя не останавливало. — Джон глубоко вздыхает, поворачиваясь спиной, чтобы вытереть с глаз слезы боли и гнева. Есть причина, по которой он предпочитает не думать, не вспоминать тот день.
«Наглухо запереть и забыть» – это было всегда его методом привыкания. И всегда помогало ему. И теперь он не собирается ломать то, чему следовал всю свою жизнь. — Господи, я думал, что был… боже… А я лишь идиот. Доброй ночи, Шерлок. Оставайся, сколько захочешь.
— Ради всего святого, Джон, — ворчит Шерлок. Это выглядит странным. Неправильным. Превосходно
сыгранным. — Неужели всё дело в сентиментальности? Это было логично.
Джон оборачивается.
— Скажи это без лицедейства.
—Что я должен сказать, по-твоему? Это. Было. Логично.
— Это ты говорил себе? Чрезвычайно логично
не взять врача и солдата, у которого – опыт войны в городских условиях, когда ты собираешься гоняться по миру за опаснейшими преступниками? Просто самоубийственно весело. — Он еще никогда не был так резок с Шерлоком, так сердит на него, и в словах его никогда еще не было столько яда и горечи.
— Лучше уж умру я, чем ты, — шипит Шерлок в ответ. Они оба разъярены, Шерлок – потому что Джон не слушает, а Джон – потому что Шерлок не понимает, и теперь выплескивают друг на друга свои эмоции. — Джон Уотсон, со своей моралью святого, не способен это понять?
— Дайте же человеку приз! — кричит Джон, воздевая руки в ложном приветствии. — Он его заслуживает!.. Я предпочел бы сам умереть, но не видеть мертвым тебя. Для тебя это что-нибудь значит?
— Неважно.
— Нет, ты не увиливай! Ты заставил меня наблюдать, как ты
умираешь, Шерлок. Представь, что я никогда не встречал тебя. Что я умер на операционном столе в Афгане. Или сепсис потом прикончил меня в полевой больнице. Или это была малярия. Или даже Мориарти с той чертовой бомбой.
Теперь Шерлок буквально нависает над ним: наступая, заставляя его отступить к стене, так что двигаться уже некуда.
— Не заставляй меня думать об этом. Не надо.
— А ты сделал именно это. — Джон встречает твердый взгляд Шерлока, но не может долго выдержать это. — Ты дал мне жизнь и надежду, и чертову новую цель в моей жизни… А потом оставил меня, когда меня стало для тебя недостаточно.
— Всех нельзя спасти, Джон, — отвечает Шерлок небрежно, и уходит прочь, скользя пальцами по корпусу скрипки, что лежит в открытом футляре.
Джон замирает.
— Я знаю. Это первая вещь, которую я изучил.
— Почему же ты думал, что я буду другим?
— Ты и есть другой.
— Ох, Джон, — говорит Шерлок жалостливо. — Ты действительно так полагаешь? Я точно такой же, как все остальные. — Он буквально выплевывает последние слова: — Ты не чей-то герой, и уж, конечно, не мой.
И как будто трещина раскалывает всё, что было у них.
Джон весьма осторожно оставляет стул между ними, сжимая пальцы в кулак. Он забыл, сколь язвительным мог быть Шерлок, и сколько боли это могло причинить. Ему хочется ударить его. Ударить его кулаком. Он не станет этого делать. Джон привык себя сдерживать, и пусть так и останется. Но он должен уйти, прежде чем скажет что-то, о чем действительно пожалеет потом, например: «Лучше бы ты действительно умер».
— Доброй ночи, Шерлок, — говорит он ровно; воздух просто искрит от напряжения между ними.
— Ты просил об этом. Просил меня, чтобы я не был мертв, — говорит Шерлок тихо, и гнев, вспыхнувший в комнате, сходит на нет. — Ты теперь передумал?
Джон выходит из кухни и поднимается вверх по лестнице. Он игнорирует свою комнату и направляется прямо к кладовке, где хватает первую попавшуюся коробку и с приглушенным воплем швыряет ее в закрытую дверь. Та врезается в нее с глухим стуком, и всё содержимое коробки высыпается, стуча по полу, точно тяжелый град.
Среди этих вещей – старые карманные часы, стекло которых трескается внутри латунного ободка.
________________________________________
________________________________________
Джон просыпается на раскладушке, запутавшись в простыне, задыхаясь и вцепившись руками в подушку. Он почти и не раздевался, лишь носки и ботинки валяются возле коробок, а ремень и рубашка – на стуле возле кровати.
Что-то не так.
Под дверью он видит тонкую полоску света с первого этажа. И по ней пробегают ритмично пятна, означающие, что кто-то шагает вперед и назад, вперед и назад.
Шерлок.
Здесь и живой. Ну, не здесь, но близко, очень близко, менее чем в двух ярдах. Лишь стена и дверь разделяют их. Джон выпутывается из простыни и останавливается.
Он не может выйти сейчас. Не так, не после другого сна, когда он – один, а Шерлок тонет в обманчиво тихой реке Гильменд.
— Джон? — Приглушенный голос Шерлока долетает из-за двери; его ноги блокируют свет справа от центра, словно что-то призрачное встает из руин, оставшихся несколько часов назад. Джон может представить его сейчас – чутко слушающего и готового повернуть дверную ручку. — Могу я войти? Я знаю, что ты проснулся.
Джон ничего не говорит, просто сидит там, и босые ноги его мерзнут на бежевом коврике. Почему он не замечал никогда, до чего этот коврик ужасен?..
— Это нормально, что ты ненавидишь меня, — говорит Шерлок через дверь – полтора дюйма фанеры без каких-либо звукоизоляционных свойств. — Я этого ожидал... Но я... мне нужно ... — Он умолкает.
— Нужно – что? — Голос Джона звучит хрипло и резко.
— Мне нужна твоя помощь. Последний убийца – тот, который угрожал тебе, и Лестрейду, и миссис Хадсон, – и убил Адера, я в этом уверен. Там было подпольное казино, понимаешь?
— Зачем я тебе нужен? — спрашивает Джон и закрывает глаза, чтобы не представлять себе всё, что значил для него человек по ту сторону двери.
— Это – последнее дело, — медленно говорит Шерлок, словно бы придавая словам особенный вес. — Потом, если хочешь, мы можем не видеться, но Моран ... пожалуйста, Джон. — Снова «пожалуйста». Три раза за ночь. — Черт побери, Джон, впусти меня! — Теперь Шерлок колотит в дверь кулаком, так что та гудит от удара.
— Завтра я должен работать. У меня нет времени на... — Джон понимает, что говорит, и опускает голову. Он такой же грустный, как его голос ночью. Джон открывает дверь.
Шерлок выглядит разбитым в ореоле падающего на него света. Джон поднимает руку и кончиками пальцев проводит по тем линиям, что когда-то прочерчивали на бледном лице струйки крови. Это больно. И он всё еще злится, но подавляет это, потому что Шерлок дрожит под его прикосновением, и кажется таким хрупким. Так много боли. И вся она – в его опустевшем сердце.
— Я похоронил тебя, Шерлок, — говорит он. — Я стоял рядом с Майкрофтом, когда он опознавал твое тело, потому что я был твоим чрезвычайным контактом, и стоял у твоей могилы, когда тебя опускали в нее. Я оплакивал тебя. Это несправедливо. — Слова возвращают его к их прошлой встрече. Их второй первой встрече, так можно сказать. — Ты не можешь просто вернуться к жизни, ожидая, что я приму это, словно ничего не случилось. — В голосе Джона – боль. Его боль. — Был ли ты там вообще?
— В морге – да. В гробу были мешки с песком. Как ты говоришь – Майкрофт.
— О, — отвечает Джон. Ну, это действительно объясняет, как устроили весь этот обман.
— Нет. — Шерлок, как и всегда, вмешивается в ход его мыслей. — Молли.
Молли. Молли, которая оставалась где-то с краешку его жизни все эти три года. Молли, тихая, умная и такая ужасно наивная, на самом деле.
— Конечно, — говорит Джон, потому что сказать больше нечего.
— Ты поцеловал меня, — говорит Шерлок, словно бы обвиняя его. — Я помню, я был на столе, было холодно, Молли приподняла простыню, ты сказал: «Да, это он», а затем наклонился, пригладил мне волосы и поцеловал вот здесь. — Он берет руку Джона, чтоб коснуться ею середины лба. — Почему?
— Это имеет значение? — отвечает Джон, и не убирает пальцы, пока мышцы не начинают болеть, и Шерлок не позволяет ему опустить руку.
— Я всё еще могу чувствовать это.
— В самом деле?
— Да.
— Я... — начинает Джон, и понимает, что он не может это сказать. — У меня прием через три часа. Других врачей в медцентре сегодня не будет.
— Ну, конечно, — откликается Шерлок, опять в своем духе. —
Дом, который построил Джон. — Он каким-то образом смог-таки вывести их из кладовки, и теперь они в комнате Джона.
— Ошибаешься. Там был Джек, а не Джон [3]. И вообще-то знание детских стишков немного странно для человека в твоем возрасте, если у него нет детей. — Джон пытается улыбнуться, и Шерлок предпринимает попытку усмехнуться в ответ, и Джон понимает, вот он, здесь. Здесь – живой, дышащий лжец.
Облегчение затопляет его, прогоняя на время гнев.
Он больше уже не один.
— И ты приносил мне цветы.
— Только раз. Душистый горошек.
— Ядовитый, и используемый для научных опытов. Ты действительно хорошо меня знаешь, Джон.
Это подтверждение, что он всё еще знает Шерлока, – самое большое облегчение из всех.
— Он растет за медцентром, в конце переулка. Я подумал, тебе он понравился бы.
— Так и было, да.
— Я сердит на тебя, — говорит Джон. — Я только не знаю, как… я ненавидел тебя.
— Просто будь собой. Вот и всё. Этого достаточно.
— Я не смогу помогать тебе. Я занят, Шерлок. У меня своя жизнь. Во мне нуждаются здесь.
— Ты нужен мне, — отвечает немедленно Шерлок.
— Это не то же самое.
— Мне ты нужен больше.
— Ты больше трех лет без меня обходился. Почему же теперь должно быть по-другому?
Они сидят рядом на кровати и молчат какое-то время. Достаточно долго, и это хорошо. Им обоим нужно снова привыкнуть к тому, что отсутствовавшее тело снова рядом.
— Есть вещи, которые ты должен знать о Моране, — говорит Джон, вроде бы в пустоту, но чувствуя поблизости излучаемое тепло. — Начать с того, что знакомы мы с ним очень давно. — Джон рассказывает в общих чертах историю их противостояния – и события последних месяцев, ощущая, что Шерлок становится всё более напряженным.
— Хорошо, — откликается тот. — Армстронга арестовали за превышение полномочий, он сейчас за решеткой. Майкрофт негласно пытается возвратить мне долг, и порой бывает весьма полезным.
— Всё это такой… беспорядок, — замечает Джон. — С чего началось. Потому что Майкрофт, должно быть, не думал. Ты ведь знаешь, что именно он рассказал Мориарти о…
— Я всё понял в ту же минуту, как увидел статью. Рассказать такое мог бы либо ты, либо он, и я знал, что ты никогда, никогда бы…
— Я никогда бы не сделал этого, — соглашается Джон.
— Это как в той книжке, что тебе нравится, — говорит Шерлок, слегка выпрямляясь. — Про волшебника, и без всякой логики.
— «Гарри Поттер»? — осторожно интересуется Джон. — Когда это ты читал ее?
— В Нью-Йорке. Это была американская версия, с ужасным правописанием и этими странными словечками, которые оставляют желать лучшего, Джон. Но они мне напоминали о тебе. Директор школы, со странными волосами и бородой...
— Дамблдор, — фыркает Джон, борясь со смехом.
— И тот говорит что-то вроде: «поскольку я значительно более мудр, чем прочие, то и ошибки мои значительно больше». То же самое можно сказать и о Майкрофте. Он не всё может правильно понимать.
— Я не слышал еще, чтобы ты так по-доброму отзывался о брате.
Они вновь сидят молча, но теперь тишина между ними – удобная, теплая, как бывало прежде.
— Я всё думал, как же ты делал это, — говорит Шерлок тихо. И хотя они сидят в темноте, им не нужно видеть, чтоб поддерживать разговор. — Как убивать.
— Ну, я тоже об этом думал, — отвечает Джон, откидываясь назад и опираясь на руки, чуть сутулясь, когда матрас прогибается. — Первый раз, когда я убил человека, был в Косово, я тогда был в палатке с ранеными, она была просто битком набита, и у нас не хватало рук, так что я был один. Вошла женщина, вся увешанная оружием. Подняла винтовку и указала на группу сирот, которых я в то время осматривал, и велела всем лечь. Я не раздумывал. Просто выстрелил ей прямо в лоб. Мгновенная смерть. Потом вытащил ее тело за пределы палатки, вернулся и продолжил работу. До следующего дня я особо и не думал об этом. — Там было так холодно. Джон словно бы чувствует на своих щеках леденящий ветер. — Я подумал лишь: «это из-за меня», и двинулся дальше.
— Как?.. — Голос Шерлока еле слышен; он – как трещина в керамической вазе.
— Я был… неправильным.
— Ты всё сделал прекрасно, — возражает немедленно Шерлок, и пальцы его охватывают его руку. Один этот контакт потрясает и дает Джону точку опоры.
— Логика, Шерлок. Какой человек может убить, проверить, что убитый действительно мертв, закончить работу, какую необходимо, а потом заботиться о вверенных людях так, как будто ничего не случилось. Только испорченный. Принимая во внимание, что большинство людей чувствует какую-то вину. Посмотри на себя. — Шерлок вздрагивает. — Нет, всё хорошо. Всё хорошо.
— На моих руках как будто засохла кровь, — наконец, шепчет Шерлок [4], и Джон придвигается к нему, и теперь его рука ложится поверх руки детектива.
Оживает будильник, подавая свой звуковой сигнал – резкий и раздражающий, нарушающий доверительность их маленькой исповеди. Джон отключает звук, и, когда потом поворачивается, Шерлок уже на ногах. Он отпустил волосы, и они теперь падают на плечи, что сильно меняет форму лица. Хорошая маскировка, необходимо признать.
— Ты делаешь кофе, я принимаю душ. Затем ты отправишься мыться, — решает Джон, беря чистую одежду из шкафа, а полотенца – из сушилки, по дороге в ванную.
________________________________________
________________________________________
Стоя в душе, под горячей водой, он позволяет себе расслабиться. И заплакать. Он, должно быть, похож на психа, плачущего под брызгами душа, и с усмешкой размером с банан через всё лицо. Его это ничуть не волнует. Он получил свое чудо.
КОММЕНТАРИИ
[1]
«Nature» (в переводе с англ. – «Природа») – один из самых старых и авторитетных общенаучных журналов. Публикует исследования, посвященные широкому спектру вопросов, в основном естественно-научной тематики. Публикации в таких журналах, как
Nature или
Science, крайне престижны, так как статьи из них часто цитируются, а автор получает широкую известность и за пределами своей области науки. В 2009 году вошел в Список 100 самых влиятельных журналов биологии и медицины за последние 100 лет под № 1 и был назван Журналом Столетия.
https://ru.wikipedia.org/wiki/Nature
Таким образом, публикация в нем говорит об уровне знаний и научной подготовки Шерлока.
[2] Рекреационные соединения – имеются в виду наркотические вещества.
[3] «Дом, который построил Джек» – широко известное стихотворение из английской народной поэзии. На русский язык его перевел Самуил Маршак, и оно теперь, можно сказать, стало частью и русскоязычной поэзии. Кто-то, возможно, из детства еще м/фильм такой не забыл –
https://www.youtube.com/watch?v=cZf8Ynf5WoU
[4] Явно какие-то аллюзии с Шекспиром – эффект леди Макбет. Назван в честь леди Макбет, персонажа пьесы Уильяма Шекспира «Макбет», которой после совершения убийства мерещатся пятна крови на руках, и она восклицает: «Прочь, проклятое пятно!»
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%AD%D1%84%D1%84%D0%B5%D0%BA%D1%82_%D0%BB%D0%B5%D0%B4%D0%B8_%D0%9C%D0%B0%D0%BA%D0%B1%D0%B5%D1%82
