________________________________________ ________________________________________
Заявление Джона безликое и обыденное, там, по сути, никаких описаний, лишь «я сделал» и «он сказал». Простые, ясные фразы, и всё строго по делу. Почти идеально. Он молча встает и выходит из кухни, чтоб направиться в душ, когда они слышат, что дверь ванной открылась, и Шерлок спускается. Грег еще никогда не видел такого Джона. Тот очень сдержан. Словно в первые несколько недель После… ну, в общем, Грег не знает, как назвать это теперь; это больше не «смерть Шерлока». Грег лишь раз тогда видел, каким был Джон, и они находились через дорогу, в те, первые часы после – седой, маленький и абсолютно решительный. Джон был подавленным, по словам миссис Хадсон, сдержанным и очень грустным, когда методично упаковывал вещи в коробки и покинул Бейкер-стрит в течение месяца. Шерлок, появляющийся на кухне, и Джон, ставящий чайник в центре стола, на взгляд Грега, похожи на картину их прежней жизни. Это лучше, чем было вчера, но теперь очевидно, что во всём этом что-то неправильное. Грег, может быть, не настолько умный, как Джон, и не гений, как Шерлок, но он неплохо разбирается в людях, и всегда придерживается этого. — Странно возвратиться сюда, — говорит он, ни к кому не обращаясь, потому что и сам чувствует то же самое. Это стало домом Джона, и присутствие Шерлока вызывает воспоминания о тощем, более молодом человеке, который всегда был на грани, но не так далеко, как ему хотелось, чтоб о нем думали. Дом тогда был более жалким и гораздо менее гостеприимным. — Джон – здесь, — говорит Шерлок, как будто это всё объясняет. Для него, вероятно, так и есть. Это также очень важно для Грега. — Послушай, Шерлок. — Господи, как странно говорить это снова. — Знаешь ли ты, чем был занят Джон, в то время как ты был… далеко, — решается он. — Нет, — говорит Шерлок коротко, и не садится, даже при том, что стул Джона всё еще под углом к столу. — За последние три года, три месяца и почти две недели – точные слова Джона вчера вечером – я видел его лишь однажды. — Не похоже на тебя. — Действительность приспосабливается к этой странной ситуации и медленно встает на место. — Нет. Как раз, очень похоже. Когда я отказался от кокаина, я не случайно не пошел ни в один из этих центров помощи. С холодной индейкой, и «вот – что что-то, что придаст твоей жизни смысл, мы поможем тебе, дорогой». Чушь, — ворчит Шерлок. — Видеть Джона – это было бы... слишком много. — Насколько я помню, большую часть ломки ты провел, скорчившись на моем диване. — Искушение, Лестрейд. Мой самый большой недостаток. — Наконец, он садится, взяв в ладони кружку. — По общему мнению, Джон был великолепен. Я был неправ. Грег не в силах сдерживаться. От такого он фыркает, поперхнувшись чаем. Подобных слов он еще не слышал. Это словно кино. Он вытирает рубашку кухонным полотенцем, а Шерлок сидит и наблюдает за ним. — В чем это? — интересуется Грег, как только влажные бумажные полотенца отправляются в мусорное ведро, а он снова садится. — Насчет героев, — отвечает Шерлок, выглядя почти чопорным и самодовольным. — Шерлок, — Грег глядит на него. — Скажи мне, что не сделал этого. Что не оскорбил так Джона. — Он знает, что, когда Шерлок чувствует себя неуверенным или когда ему неудобно, тот имеет обыкновение набрасываться. Он может вообразить другую ночь, Шерлока, отчаянного и сердитого, и упрямого и сердитого Джона, и ни один из них не желает слушать другого. Можно представить, как оба пытались, но не смогли рассуждать хладнокровно. — Ты хоть извинился? — Нет пока, — бормочет Шерлок, и Грег видит, как он отмахивается от этого и садится прямее, обхватив ладонями кружку, стоящую на столе. Шерлок выглядит так, как раньше, когда Грег проснулся утром и спустился, чтобы найти его на кухне, подавленным и напряженным одновременно. — Ты собирался рассказать мне о Джоне. — Он хочет знать, что может сказать Грег. Шерлоку нужно знать, к чему Джон стремился, если тот был в порядке, по крайней мере.________________________________________ ________________________________________
— А что обо мне рассказывать? — Джон стоит в дверном проеме, в брюках цвета хаки и красной рубашке. Подходит и мягко кладет руку Шерлоку на плечо – жест заверения для них обоих. Они так близко теперь, что Джон почти чувствует тонкие волоски на лице Шерлока. Это хорошо. Реальная теплота, исходящая от крепкого живого тела под его рукой. Шерлок бросает на Грега взгляд, который ясно означает отвали. Грег не знает всего о трех прошедших годах, о которых Шерлок хочет услышать. Он не знает, к примеру, что Джон стал обжигаться, потому что забыл, как кожа ощущает тепло. Он не знает, сколько ночей Джон потратил, переигрывая в уме последние разговоры и желая знать точно, какие слова изменить, чтобы предотвратить всё случившееся. Он не знает, насколько успешно – потому что никто никогда не мог увидеть сквозь эту маску из папье-маше, – Джон делает вид, что всё у него в порядке. Грег не знает, почему Джон теперь почти не общается с Гарри – потому что ее банальности: «о, я понимаю, когда я оставила Клару, тоже было больно, но всё это к лучшему, и мы обе двинулись дальше» – были оскорбительны и бесполезны. Но Грег знает достаточно. Грег знает, каким был голос Джона, когда он позвонил, чтобы предупредить, что в медцентре вот-вот появится Армстронг. Знает, что Джон почти не спит, потому что, зайдя выпить пинту с Рубеном Коллинсом, живущим напротив, слышит, как тот рассказывает, что свет в спальне Джона почти не гаснет, а он может видеть это из своего окна. Грег знает, каким Джон был раньше, и каков он сейчас, и Джон хочет избавить от этого знания Шерлока, если сможет, или быть, в крайнем случае, тем, кто расскажет ему. Джон не требует, чтобы Шерлок рассказал ему о деталях своей небольшой прогулки, но и тот не должен стремиться узнать всё о жизни его в эти три последние года. — Ничего, если я зайду в туалет? — Да, конечно. Шерлок ждет, пока Грег уходит наверх, и ручка двери щелкает, закрываясь, прежде чем начать говорить. — Прости. — Джон не видит лица Шерлока, но знает, что на нем то самое выражение, которое появляется, когда тот должен сделать что-то, чего не хочет. Словно кто-то снял с него восковую маску, а затем преднамеренно свел его брови, проложил на носу морщины и скривил подбородок. — Я никогда не просил, чтобы ты приносил извинения, Шерлок. — И этого, в самом деле, не было бы, потому что Джон знает, как Шерлок относится к извинениям, и это: никогда не приноси извинений, если собираешься сделать это снова. Они ничего не значат. И всё это похоже на то, что бабушка Джона пыталась вдолбить ему в детстве, во время поездок в Нортумберленд. — Не за... это. — Шерлок берет руку Джона, лежащую на его плече, и притягивает его, так чтоб тот сел на стуле, с которого Грег недавно поднялся. На секунду это выглядит как в замедленной съемке – довольно смешная версия игры «музыкальные стулья». Шерлок не отпускает руку Джона, переворачивая ее так, чтобы их ладони соприкасались, Джон позволяет ему. Пальцы Шерлока легли на его ладони, вдоль линий, где формируется кулак, и это напоминает Джону прошлую ночь – то, как он смывал кровь с руки Шерлока. — Я был неправ, — продолжает Шерлок, вздохнув и не глядя, чтобы встретить взгляд Джона, глядя на их руки, в сторону, на воротник Джона, только чтоб не смотреть. Затем тот смотрит вверх, и это настолько волнующе. Джон думает, что за всю их совместную жизнь между ними были моменты ревущие, адреналиновые, и тихие, исповедальные. Вот так, как сейчас. — О героях, Джон. О тебе. — Тот молчит. Шерлок не силен в разговорах. То есть, говорит он всё время, может, в случае необходимости, часами болтать, но вот истинные, доверительные разговоры у них бывают нечасто. Они оба их избегают, фактически. — Ты… — Шерлок умолкает, покачав головой; берет руку Джона, прижимает к своей щеке и на долгую секунду закрывает глаза, прежде чем отпустить ее. Больше ничего не требуется, всё уже сказано. — Я сегодня ненадолго, буду дома после обеда, — говорит Джон, выходя из кухонной исповедальни. — На сей раз Майкрофт будет здесь. Принесет документы. — Шерлок изображает подлинно драматичную дрожь, и Джон рад, что тому достаточно хорошо, что тот может позволить себе на миг стать игривым. Тишина между ними длится и длится, и Джон мог бы остаться так навсегда – лишь они вдвоем, в тишине, очень близко, с детективным инспектором, скрывающимся наверху. Дерьмо. Грег. Джон забыл о нем на мгновение. — Теперь можешь спускаться, Грег, — окликает Джон, и Грег сходит вниз по лестнице. — Хорошо, вы двое не убили друг друга. — Тогда шума было бы больше. Придешь к нам сегодня вечером на обед? — Обед? — Шерлок оглядывается на него, потом снова смотрит на Джона. — О, те обеды. — Уиггинс? — Уиггинс, — подтверждает Шерлок. — Я не могу, — отвечает Грег с сожалением. — Я при исполнении. Ну, хорошего вечера. Шерлок, — Грег подходит и берет его за руку, твердо пожимая ее, и тепло улыбаясь изумлению на лице детектива. — Рад, что ты вернулся. Увидимся, да.________________________________________ ________________________________________
— А-а, Джон, — говорит Майкрофт, когда Джон открывает дверь, поворачиваясь, чтобы взять сумки с покупками из магазина, внести их, поставить снова, а затем закрыть дверь. Майкрофт встал со стула, на котором сидел, с зонтиком, установленным рядом с ним. Джон помнит и такой же вот зонтик, и импровизированную поездку в Париж, когда Шерлоку было скучно, а Майкрофт был раздражающим. Они взяли тогда его зонт, поймали «Евростар» до Парижа, а затем, поскольку шел дождь, воспользовались зонтом, чтоб потом оставить его на верху Эйфелевой башни. Из многих вещей, которые они имели обыкновение делать, не давая Шерлоку стать жертвой нестерпимой скуки, Беспокоить Майкрофта было одним из самых забавных. И всегда работало. Это были хорошие выходные. Возвращаясь к настоящему, Джон помещает пакеты на стол, начиная их разбирать, игнорируя, что весь стол в документах, и что между братьями, как обычно, холодная напряженность. Видя их вот так, сразу обоих, нельзя не заметить, сколько в них общих черт. Их различия, правда, еще более очевидны, за что Джон благодарен. — Майкрофт оживляет меня, — замечает Шерлок, вставая и играя с ручкой, которую держит в руке. Значит, нервничает и взволнован. И нуждается в никотине. Удивительно, что еще продержался так долго: со вчерашнего дня не курил. Вчера вечером он не пах дымом, поэтому Джон надеется. — Я не знал, что вам известны приемы реанимации, Майкрофт. Думал, у вас были подручные, чтоб заниматься этим, — отвечает Джон, загружая холодильник продуктами. Ему всё еще не нравится Майкрофт; тот ему, фактически, никогда не нравился. Джон мирился с ним, ради Шерлока, вот и всё. Как все гении, Майкрофт может быть монументально глупым. Как Дамблдор, с которым сравнил его Шерлок. Джону всё еще сложно представить, что Шерлок прочел «Гарри Поттера». — Порой нужен личный контакт, полагаю. — Майкрофт дарит покровительственную улыбку-гримасу, в которой настолько поднаторел: под орлиным носом губы чуть раздвигаются, обнажая зубы, а верхняя часть лица – неподвижна. Выглядит не слишком приятно, словно кто-то велел сказать «сыыыр!» статуе в Британском музее. — Я не хочу, — заявляет Шерлок, когда Джон закрывает дверцу буфета, убрав туда рис. — О чем это ты? — спрашивает Джон, выпрямляясь. — Майкрофт хочет пресс-конференцию, — Шерлок хмурится и отворачивается от старшего брата. — Я могу, конечно, сделать это без лишнего шума, но будет, определенно, легче, если с самого начала мы будем контролировать прессу. Шерлок, я лишь хочу, как лучше… — Вон. — Простите? — Майкрофт поворачивается к нему, и Джон встает более прямо, занимая позицию, как перед боем. — Вы не имеете никакого права. — Джон удивлен, что Майкрофт забыл об этом Джоне Уотсоне – том, который годы назад сидел в комнате «Диогена», кипящий от гнева и не понимающий, что столь умный человек может быть таким монументальным идиотом. Подобравшись, Майкрофт нависает над Джоном. — Я – его брат. — Я – его вдовец, — шипит Джон в ответ, используя это понятие, как дающее право и требовать, и защищать. — В самом деле? — Майкрофт с жалостью глядит на него. — Я всё еще в комнате, — рявкает Шерлок, и ручка из дешевой пластмассы, которую он всё время крутил, ломается в его руках. Это похоже на метафору. — Уходите, Майкрофт, — говорит Джон, чувствуя себя необъяснимо усталым. Вообще-то он чувствует себя так большую часть времени. Это, кажется, естественное его состояние. Это неправильно; он должен чувствовать что-то, кроме усталости, теперь, когда Шерлок здесь, живой, стоящий с ним рядом, полный энергии. — Шерлок, — Майкрофт кивает ему. — Верни это мне, если хочешь. Неловкость, что всегда была между этими братьями, проявляется очень определенно теперь. Шерлок всегда доверял Майкрофту, Джон знает это. Был уверен в его присутствии, даже когда Шерлок не хочет этого. Особенно, когда Шерлок не хочет. Но есть вещи, которых Майкрофт не знает, и глубина молчаливых связей между Шерлоком и Джоном – одна из них. Джон знает всё, что стало причиной отчуждения между братьями: от того обеда, во время которого юный Шерлок не стал молчать, заявив о романе отца… в сочетании с ненавистью брата к раздорам – до дня рождения Майкрофта и последнего подарка, который когда-либо преподносил ему Шерлок: хрупкий, тонкий скелет мыши, старательно склеенный (что потребовало долгой, скрупулезной работы), чтоб вручить боготворимому старшему брату. Знает Джон и то, как этот подарок был встречен. Он не любит думать об этом. — Я сделаю это. — Теперь Шерлок также кажется усталым и грустным, как будто он знает, что не сможет скрыть этого от двух человек в комнате, и поэтому даже не стоит стараться. Джон думает в этот миг, что Майкрофт больше не заслуживает звания «заклятый враг». Последний раз он видел Шерлока таким в лаборатории Бартса, краем глаза. — Джон, на два слова? — Майкрофт стоит в дверях кухни, и Джон понимает, что он и Шерлок уставились друг на друга, отрешившись от всего остального. Джон выходит в коридор вслед за Майкрофтом и, скрестив руки на груди, ожидает, что тот скажет ему. — Вы отдали мне кое-что, и теперь пришло время вернуть это. — Джон не может сказать, преисполнен ли Майкрофт самодовольства, чопорности, или просто у того болят зубы. — Отдайте это Шерлоку, хорошо? — Что бы ни отражалось там на лице Майкрофта, он указывает кончиком зонта на футляр для скрипки, прислоненный к перилам. Джон поднимает футляр за ручку, узнавая его. Там хранилась всегда скрипка Шерлока – не та, на которой тот играл вечером, когда Джон возвратился. Джон кивает, небрежно и резко. С него достаточно расшифровок настроений и уловок Майкрофта. Достаточно одного Холмса. Он может следовать за Шерлоком, и мать брата – прекрасная женщина, так или иначе. Господи. Миссис Холмс. Джон оставляет Майкрофта, позволяя тому повернуться и тихо уйти. Ждет, пока парадная дверь не закроется, а потом кладет футляр со скрипкой на стол. — Джон, — выдыхает Шерлок и тут же разворачивает к себе футляр, чтобы щелкнуть замками, открывая крышку. — Это – то, что Майкрофт вручил тебе? — Он уже держит скрипку в руках, проверяя струны и подкручивая колки, слегка морщась, когда находит, что инструмент не настроен. — По крайней мере, он хранил ее должным образом, — добавляет он, уже полностью концентрируясь на настройке. Схема отработана: щипнуть струну – подкрутить немного, щипнуть – подкрутить. — Насколько же она лучше другой. — А, той скрипки, при помощи которой Шерлок той ночью объявил о своем появлении. — Приобрел ее как-то в Токио. Она не столь хороша, американцы просто дерут деньги. — Шерлок, — говорит Джон, и почему это должно быть последней каплей? — А что с твоей матерью? — А что с maman? — Как всегда, когда Шерлок об этом не думает, он сбивается на французский. Вайолет Холмс наполовину француженка, и тогда как Майкрофт всегда именует ее Мамулей, Шерлок, когда он рассеян, называет ее по-французски. Раньше Джон обычно ловил Шерлока, бормочущего себе под нос на французском, или говорящего на нем что-то во сне. Джон всегда считал, что этот язык настолько подходит ему, насколько может язык вообще подходить человеку. — Она знает? Что ты жив? — Что? — Шерлок поднимает взгляд от скрипичных струн. — Да, конечно. Ей сказали на прошлой неделе, когда я приехал в страну. — Значит, я всё узнал последним? — Разумеется, нет, Джон, — отвечает Шерлок нетерпеливо, почти упрекая его, но, господи, есть так много вещей, которые они оба сдерживают. Джон убирает свое раздражение, как поношенное пальто, представляя, как уничтожит его, стежок за стежком, пока, пока останутся лишь бесформенные обрывки. Он чувствует себя лучше. — Этим утром я сказал миссис Хадсон. — Да? — Джону жаль, что Шерлок не подождал его: хотелось бы видеть лицо детектива, когда миссис Хадсон сначала ударила его, потом шлепнула по руке, а затем предложила чаю, и всё, что нашлось в ее холодильнике. — Жаль, что я при том не присутствовал. — Рука у нее всё еще достаточно крепкая, — размышляет Шерлок, потирая плечо. — Почти так же, как в той истории с интервьюером и черпаком. — Я лишь помню ее слова: «Выйдите из нашего дома, молодой человек». И в руках ее было что-то из кухни, чем она размахивала, весьма угрожающе. — Черпак. — Поверю на слово. Посмотри-ка, наверное, попилили половину тропических джунглей, чтобы сделать столько бумаг, сколько Майкрофт принес тебе заполнять. — Она мне предложила вернуться на Бейкер-стрит. — Дай-ка ручку, я могу пока начать за тебя. Готовкой займусь позднее. — Джон слышал Шерлока, конечно же, слышал. Боже, снова 221б! Он даже не осознал еще этого до конца, сдержав инстинктивное: «Господи!». Он не может подчиняться инстинктам. Не может. — Джон? — Где ручка, Шерлок? Тот глядит на него, и Джон заставляет себя выдержать это в течение долгой неудобной секунды. Так, наверное, чувствуют себя остальные, когда Шерлок смотрит на них. — Вот. — Шерлок передает ему ручку, тоже дешевую, шариковую, из тех, что у Джона лежат повсюду, и которые Шерлок, должно быть, использовал, просто чтоб раздражать этим Майкрофта. — Ты не должен этого делать. — Положив осторожно скрипку, детектив через десять минут отбирает у Джона ручку. — Всё эти бумаги совсем ни к чему, у Майкрофта вся моя информация есть в каком-нибудь файле. И я даже уверен, что теперь эти данные вообще никому не нужны, ни мое страховое свидетельство, ни номер медицинской страховки, их не могут повторно использовать, и это всё бесполезно, так или иначе. — Последние слова он произносит чуть слышно. — Хорошо, если это всё бесполезно, почему тогда ты не сунешь бумаги в шредер и не покончишь с ними? — Джон собирает бланки и подталкивает Шерлока в нужном направлении. Измельчать бесполезные, а лучше – конфиденциальные документы было единственной домашней работой, за которую Шерлок брался с ребяческим ликованием. Это дает Джону возможность элементарно осмотреть кухню. Пять минут спустя измельчитель наверху равномерно жужжит, когда Шерлок скармливает ему один бесполезный лист за другим. Джон убирает пустые сумки в кладовку под лестницей, а потом начинает приводить в порядок гостиную с книгами и черепом на полке. Оглядевшись, он понимает, сколько тут уже вещей Шерлока, и сколько их общих вещей. Есть, конечно, и следы его жизни в одиночестве – подарки от пациентов и коллег и добрых знакомых. Правда, нет фотографий, но он никогда их не собирал. Шерлок закончил обрезать волос на смычке и закрепляет его в колодке, когда Джон возвращается в кухню. Крошит перец, лущит сладкий горошек, игнорируя Шерлока, тянущегося, чтоб стащить что-нибудь время от времени. Грибы дополнительно мелко шинкует, если Шерлок собирается есть, а сладкий картофель нарезает кубиками, оставляя лук и чеснок на потом. От лука он всегда плачет. — Я пригласил Молли, — говорит Шерлок, поднимая взгляд от телефона. Уже несколько минут он с кем-то оживленно переписывался. Джон кладет нож, размышляя, что чувствует. Молли – милая, и всё же не столь невинная, не такая уж наивная Молли, что когда-то рассказала самые шокирующие истории о жизни ее сестры – птицы высокого полета – без всяких обид, а затем завершила ночь страшными сказками об ужасах морга. Молли. Молли, которая помогла Шерлоку, когда никто не мог. За это, по крайней мере, она чего-то заслуживает. — Прекрасно. Скажи, пусть приходит к шести. — Она спрашивает, нужно ли принести что-нибудь. — На твое усмотрение, Шерлок. Джон продолжает отбивать кусочки индейки для засунь-это-в-сковородку-паэльи, в то время как Шерлок нежно, осторожно – это первый контакт с обретенной после долгой разлуки возлюбленной – касается струн смычком. Звук прекрасный, похожий на вздох. Джон какое-то время негодовал на Молли, не имевшей никакого права оплакивать Шерлока, – она была только увлечена им, никогда не любила его по-настоящему, никогда не жила с ним. Перестать с нею видеться было легко; живут они в разных частях Лондона, и у Джона не было никакой причины идти в Бартс. Вообще. Теперь он хочет поблагодарить ее. Что сделала то, чего он не мог, что не позволялось ему. — Сколько? — М-м? — Индейка шипит в оливковом масле, налитом на дне сковородки, и приходится чуть повысить голос. — Сколько человек соберется сегодня вечером? Миссис Хадсон, она говорила мне. Кто еще? Джон начинает считать: — Тоби, Джессика, Бет, Тироун, мистер Дилхью, Джейн Дженкинсон, миссис Хадсон, Джордан, Эндрю, ты, я, Молли. Итого двенадцать. Шерлок осматривает комнату. — Я здесь жил. Ты не сможешь разместить здесь двенадцать человек. — Пятнадцать. — Сковородка брызжет горячим жиром, и Джон слегка отступает. — Это – мой рекорд. Двенадцать – легко. Так ты собираешься помогать, или как? — Нет, — отвечает Шерлок, проводя по струнам смычком должным образом. Глаза Джона слезятся, и он говорит себе, что это – от лука. Но зачем дурачить себя. Он так чудесно, до боли рад, что эта музыка существует. Небольшие огрехи от долгого отсутствия практики только делают ее лучше, реальнее, даже если это должно закончиться.________________________________________ ________________________________________
Позже, после того, как миссис Хадсон обняла их обоих, переходя от одного к другому с улыбкой в глазах, что не гасла весь вечер, а Джейн Дженкинсон суетилась из-за всего, но была так рада компании… мистер Дилхью и Молли обменялись пугающими историями о самом худшем, что им доводилось найти: ему – как мусорщику, ей – за время работы в морге... а Джордан и Эндрю постоянно дразнили Бет, потому что она половину вечера посылала кому-то тайком смс-ки, а вторую половину открыто демонстрировали привязанность, которую обычно скрывали… и Тироун, ужасный двухлетка, соответствовал своему имени… После того, как Джессика признается Джону, что снова беременна, но что на сей раз – отец ребенка Тоби, и всё у них запланировано, потому что они хотят, чтоб у Тироуна был младший брат или сестра, а у Бет – другой племянник или племянница, и после того, как Шерлок нахохлился, потому что сам хотел сказать это Джону, поделившись с ним наблюдениями – не то чтобы Джон уже сам не знал (он был должен заметить, что как-никак – доктор, и ему полагается замечать подобные вещи)… После того, как сначала Джессика с Тоби, и Бет, и Тироун ушли, потому что Тироун капризничал, так как ему пора было спать… после того, как мистер Дилхью предложил подвезти Джейн Дженкинсон, и после того, как миссис Хадсон уехала с ними, приобретя, возможно, нового поклонника… После того, как Молли, привстав на цыпочки, поцеловала Шерлока в щеку, как будто это в порядке вещей, и Шерлок не шевельнулся… после того, как она осторожно улыбается Джону и целует также его, а груда грязной посуды перемыта и поставлена на сушилку, и кухонные полотенца расстелены на столе… Джон садится на кухне с Шерлоком и говорит ему, что он не вернется на Бейкер-стрит. — Я знаю. — Шерлок вскакивает, словно бы уходя от того мгновения, когда Джон произнес эти слова. — В тот момент, как ты взял себя под контроль. Глупо, глупо, я не должен был позволять тебе этот обед, видя, что их слишком много. — Что? Шерлок. Я здесь живу, здесь моя работа. Мой дом, и я нужен здесь. Миссис Дженкинсон не потерпит другого врача. Бет только что с блеском сдала экзамены и отправится в Ноттингем, изучать медицину, потому что я дал ей рекомендации, я принял роды, когда Тироун появился на свет, потому что Джессика никому больше не доверяла. Эти люди – моя жизнь, Шерлок. — Мне ты нужен больше. — Вот как, теперь я тебе нужен. — Шерлок резко поворачивается, и Джон ненавидит это, ненавидит, что теперь между ними – только проблески того, что у них было раньше, когда они вместе сражались, понимая друг друга почти с полуслова. — Я вернулся ради тебя. Не Грега, не миссис Хадсон – прыгнул я ради них. А вернулся к тебе. Джон задается вопросом, чего стоит Шерлоку в этом признаться. Почему теперь? Почему не полтора года назад? Тогда он оставил бы всё и бежал бы – бежал бы за ним, куда угодно, куда бы ни отправился Шерлок. Теперь он не может. — Шерлок, — Джон чувствует, как напрягается горло, и пытается выстраивать в уме предложения – простые и ясные. — Мне нужно, чтобы ты меня выслушал. Пожалуйста. Шерлок медленно садится, откидывается назад, сложив пальцы около губ. — Всю свою жизнь я чему-то принадлежал. — Это похоже на вечера у камина на Бейкер-стрит, когда они открывали друг другу самое сокровенное, и друг друга внимательно слушали. — Поначалу – моей семье, хоть она и была дерьмовой, затем это была медицина и армия. А потом оказалось, что нет ничего. И тут у меня появился ты. И вновь я остался один – мучительно, совершенно один, Шерлок. Это было худшее одиночество, чем когда-либо, хуже, чем когда я думал, что не выдержу еще одной ночи. Не смотри на меня так, ты это знаешь. — Да, — бормочет Шерлок, не шелохнувшись. — Куда бы я ни пошел, везде был ты, а я только сидел, и всё. — Джон умолкает, закрывая глаза. Он действительно никогда не говорил об этом; несмотря на все усилия, терапия Эллы никогда не работала для него. Это жизнь Джона, не что-то, что нужно анализировать, разбирая на смыслы и символы. Он удивлен, насколько ему всё еще больно, даже теперь, когда живой человек сидит перед ним, здесь – живой, настоящий, – и внимательно смотрит, пытаясь понять его. Может быть, это еще больнее, Джон не знает. — Не было ничего. — Джон чувствует, что начинает плакать, и не пытается остановиться. — Похоже, я знал тебя всю мою жизнь, а потом ты умер, Шерлок, кровь на твоем лице, и твои невидящие глаза, я никогда не забуду этого, ты умер, и у меня ничего больше не было, и всё было тобой, и я ненавидел это, и всё еще ненавижу. Шерлок не двигается, просто смотрит бесстрастно, почти идеальное воплощение Майкрофта. — Потому я останусь здесь, Шерлок, где, по крайней мере, у меня есть что-то, что, я могу верить, не оставит меня. — Ты нужен мне, — повторяет Шерлок, очень тихо, и это так походит на пожалуйста, сделай это для меня, что делает всё более ясным в сознании Джона. — Помнишь начало «дела Слепого Банкира»? — Разумеется. — Я собирался попросить у тебя денег, и ты был в замешательстве, потому что моя армейская пенсия была буквально неделю назад. — Ты никогда не говорил, почему. — Из-за членских взносов ГМС. [1] Вот на что тогда ушли деньги. Таким образом, я мог практиковать снова. Ты был просто моим соседом тогда – странным, захватывающим, но и только. Всё, что у меня оставалось, это мое медицинское образование, и я не мог практиковать, пока не заплатил. Ты детектив, Шерлок. — Джон вытирает щеки. — Великолепный детектив, единственный в твоем роде, единственный в мире. Я – врач. Это – то, что я есть, и всё, кем я являюсь теперь. Доктор с Монтегю-стрит. И это достаточно хорошо. — Понимаю. — В самом деле? — Да. Ты никогда не просил, чтобы я оставил свою работу. Почему же я должен просить? — Шерлок приподнимает бровь. — Тогда хорошо. — Джон встает, а Шерлок уже торопливо набирает текст на своем телефоне. — Я знаю одного перевозчика мебели… доказал когда-то, что его фирма не занимается контрабандой. Думаю, он сможет наведаться завтра. — Прекрасно, — отвечает Джон, и понимает, чтó приводит в движение. Всё, что мое, – твое, и он так и думает. — Почти все твои вещи – в кладовке, но кое-что и в гостиной. Хозяйственные принадлежности – в кухне. Доброй ночи. Час. Ему нужен лишь час, чтоб понять, что он сделал, отсылая Шерлока, почему, почему он сделал это? Слишком поздно, чтоб повернуть назад, и он уже знает ответ на этот вопрос, это вовсе и не вопрос, на самом-то деле. Его комната слишком большая, и всё не так, и что хорошего он сделал себе?________________________________________ ________________________________________
— Входите. — В кабинет Джона стучатся. Прием пациентов он начнет в одиннадцать, но пока только раннее утро вторника, посвященное оформлению документов, которые он, как руководитель практики, должен закончить. — Спасибо, Мира, — говорит он, не глядя. — Джон, — отзывается Шерлок, — мои способности к маскировке весьма хороши, но даже я не смогу превратиться в ближневосточную женщину ростом в пять футов три дюйма. — Шерлок. — Джон поворачивается на стуле, навстречу тому, кто принес ему чай во второй из любимых джоновых кружек. Любимая полупуста в настоящий момент, стоит возле клавиатуры, и чай в ней давно остыл. — Собрался? — Очевидный вопрос и суровый взгляд Шерлока – очевидный ответ. Шерлок ставит кружку на край стола, и Джон перемещает ее подальше. — Я вернул ключ под кошку. — Сделав дубликат? — Шерлок лишь пренебрежительно машет рукой. Кажется, ни один из них не знает, что сказать. — Ладно, — говорит Шерлок, нарушая тяжелую тишину. — До свидания, Джон. — Он, кажется, что-то обдумывает, прежде чем протянуть ему руку. Джон берет ее, и они сжимают ладони в рукопожатии, которое, будто застыв, остается сильным, словно пальцы не хотят отпускать. — До свидания, Шерлок. — Они разделяются, руки строго опущены вниз, под контролем. — Всегда буду рад оказать тебе гостеприимство, ты же знаешь, — говорит Джон, когда Шерлок идет к двери кабинета. — Я всегда счастлив видеть тебя, как бы там ни было. — Я знаю, Джон. — Шерлок оборачивается, с любящей улыбкой в глазах, и на секунду Джон – не упрямый человек, и Шерлок – не такой же упрямец, и оба они не испытывают друг друга, чтоб увидеть, как далеко они могут зайти. — Я знаю. Примечание Автора: Я уже говорила, что эта история похожа на жизнь, и горжусь этим. Я совсем не хочу писать вещи, которые не могут случиться в реальности, и которые неубедительны. Слова Джона об одиночестве – это слова моей давней подруги. Я знала ее с тех пор, как мне было четыре, и, когда я пошла в школу, она была учительницей, старше, чем я могла вообразить. Теперь, четырнадцать лет спустя, прошел уже двадцать один месяц, как она овдовела. Мы встретились случайно, в автобусе, и она рассказала мне, что живет теперь, ожидая, что кто-то будет там, и как, хотя у нее прекрасные дети, она чувствует, что больше не принадлежит никому после сорока лет любви и партнерства. Когда я начинала писать, я хотела, чтоб Джон сразу вернулся на Бейкер-стрит. Теперь же, после того, как я написала всё это, стало ясно, что такого не будет. Он не сможет. Если вы читали внимательно, то, конечно, знаете, кто были те люди, что присутствовали на обеде. Помните о внимании к деталям! Всем спасибо. ~SRM. КОММЕНТАРИИ [1] Генеральный медицинский совет Соединенного Королевства (General Medical Council) ведет реестр всех врачебных дипломов страны и выдает лицензии на ведение врачебной практики. Соединенное Королевство входит в ТОП-10 мировых лидеров по уровню развития медицины, использованию новейших инновационных технологий, темпу развития и научных исследований; на территории Британии находятся всемирно известные вузы и факультеты профильных направлений (Оксфорд, Кембридж, Университет Ньюкасла и многие другие). Медицинское образование в Англии престижно и востребовано. Рядовой участковый терапевт получает порядка 44000 евро в год, а учитывая более высокую стоимость услуг в частных клиниках, заработок может быть еще больше. http://smapse.ru/medicinskoje-obrazovanie-v-anglii-i-velikobritanii/