Fatherless, Friendless, and Damned

Внутри их встречает строгий молодой человек, из тех, которых обычно зовут хорошенькими, но вряд ли именно в его случае: уголки его рта сухо опущены вниз, выражение лица этакое аскетически-пасмурное, отягощенное глазами шестидесятилетнего старика, и даже маленькая кудряшка, свешивающаяся на лоб, не вызывает никакого желания раздражающе дернуть за нее. – Папа еще не прибыл, Пилос? – добродушно спрашивает его Эйегон, пока Пилос как нарочно медленно и степенно оформляет прибывших, набирая данные на клавиатуре компьютера одним пальцем. – Нет, подполковник Коннингтон еще не прибыл, капитан, – так же степенно отвечает он, переспрашивая: – Еще раз год рождения, пожалуйста. – Одна тысяча двести восемьдесят первый. Двенадцать-восемьдесят один. Один-два-восемь-один, – изгаляется Рамси, почти повиснув на приемной стойке – ему жарко и тошно повторять весь информационный набор "имя-фамилия-дата рождения-место жительства-номер страховки и паспорта-"как можно не помнить, я вот всегда помню"-кличка собаки-дата рождения собаки-номер паспорта собаки-"да как же такое не помнить, а вдруг случится что"-место жительства собаки-"да, собаки тоже, пожалуйста". – Тогда получается… неверно указан возраст. То есть человеку, рожденному в указанную дату, уже четыре месяца как должно быть… – Пилос медленно считает на пальцах, загнув их все почти три полных раза, – двадцать семь, а не двадцать шесть. – Милосердные боги, я больше полугода мотаюсь по колено в упырях, по пояс в снегу и по глотку в дерьме, ты думаешь, я помню, двадцать шесть мне или двадцать семь? – Рамси все-таки испытывает желание прихватить Пилоса за кудряшку над флегматичными и слегка припухшими глазами, вырвав ее с куском кожи. – Нет-нет, ничего страшного, – приязненно говорит Пилос, будто вовсе и не заметив агрессии. – Я просто заполню анкету еще раз. – Боги… зачем? Просто исправь одно число, – Рамси еще сильнее наваливается на стойку. – М-м-м… Нет, к сожалению, так не получится, – качает головой Пилос. – Да как не получится? Дай сюда, – Рамси протягивает руку через стойку, собираясь развернуть монитор к себе. Но Пилос неожиданно и воинственно повышает голос, хватаясь за ножку монитора и торопливо щелкая кнопкой мыши: – Ну уж нет, это конфиденциальная информация! – Да я ж тебе ее сам только что диктовал, хороший мой, – ухмыляется Рамси, но как только он смыкает на краю монитора свои жирные пальцы, Пилос вдруг удовлетворенно улыбается и сдувает свою кудряшку, отчего та подпрыгивает и снова шлепает его по лбу. – Вот и все. Я удалил тот документ и создал новый. Имя, пожалуйста. – Агрхр! – Рамси стремительно краснеет, и Эйегону так же стремительно приходится вмешаться: – Слушай, Пилос, мы все очень устали, давай разберемся с этим потом, а сейчас просто пойдем и помоемся, а? – Нет, без оформления не пущу, – дуется Пилос, снова безрезультатно сдувая свою кудряшку. – О'кей, – и Эйегон показушно смиряется, – только тогда сам разбирайся с ним, будь добр, – он кивает на Рамси и направляется к ближайшей двери в коридор, – или просто восстанови документ и исправь там это гребаное число. – Хорошо, хорошо, я посмотрю, что можно сделать, – оценив двести с лишним фунтов угрожающих перспектив, Пилос все-таки поднимается и торопливыми мелкими шажками догоняет Эйегона, уже ушедшего в коридор. – За мной, пожалуйста! Включая по дороге свет, Пилос наконец проводит их к приоткрытой двери в небольшое, не слишком хорошо освещенное помещение с вмонтированными в потолок душевыми лейками. – Разденьтесь в предбаннике, пожалуйста, и сложите одежду и все матерчатые предметы в контейнер, пока я провожу майора Мартелл в женское отделение. Ценности и личные вещи оставьте, я вернусь и произведу опись. Если хотя бы этому никто не возражает, – задето отдает указания Пилос. – Эй, открывать целое отделение для меня одной ужасно нерационально, моя рациональная Кудряшка, – возражает Арианна. – Я лучше помоюсь после мальчиков. Но сперва помогу тебе с описью, так быстрее будет, – и, судя по порозовевшим щекам Пилоса, для него это верх нарушения субординации, но очевидные одиночество, усталость и скука, кажется, сказываются даже на нем. – Хорошо, хорошо. Тогда просто оставьте ценные вещи на столе. Мы с майором Мартелл пока выйдем, позовите, когда закончите и все зайдете в душевое помещение, включая животных. – Интересно, он не хочет видеть наши члены, чтобы не искушать себя, или все-таки хочет хоть минутку побыть с живой женщиной? – риторически интересуется Рамси, когда Пилос выходит вслед за Арианной и плотно притворяет дверь. – Знаешь… это просто Пилос, – Эйегон со своей обыкновенной улыбкой расстегивает куртку и обтирает вспотевшую шею. – Он всегда такой. Целомудренный аскет на страже нашей морали, – он смеется, быстро раздеваясь. – Любить его сложно, но каждый заслуживает любви, что думаешь? Рамси, выпутываясь из балаклавы и шарфа, смотрит на него так, чтобы стало совершенно ясно, что именно он думает, но еще добавляет на всякий случай: – Нет. – Ну, дело твое, – Эйегон подпрыгивает на одной ноге, стягивая штаны. Но он ничего не говорит больше, и это устраивает Рамси, мельком поглядывающего на скромно, в стороне и спиной к остальным, раздевающегося Джона. Тот выглядит как будто еще похудевшим, хотя еще и точно нельзя – и сам Рамси замечает, что, наверное, тоже сбросил десяток фунтов, может, даже немного больше. Но это допустимые издержки; последние месяцы были сущим дерьмом, зато совсем скоро они оба смогут отдохнуть. И тогда уж Рамси будет внимательно следить за физическим состоянием Джона. Будет заботиться о Джоне. Будет реже оставлять его одного – с его хорошенькими грустными мыслями. Вообще не слишком будет оставлять его одного. Потому что теперь от одного вдруг сказанного им – или, наоборот, замолчанного – слова зависит куда больше, чем Рамси хотелось бы. С какой стороны ни смотри. Но Рамси всегда хочет смотреть только с одной стороны. Он ни за что не оставит Джона Сноу. Они моются странно, но быстро. Сперва Пилос накрепко запирает дверь снаружи, а потом, видимо, зайдя в какую-то боковую комнату, предупреждает их перед тем, как дать из леек дезинфицирующий раствор. Им здесь пахнет остро и слегка даже режет носоглотку, но это еще до того, как Пилос включает душ со строгим "Глубоко не дышать!", а Джон все-таки несдержанно чихает несколько раз, и Эйегон приязненно смеется над ним, помогая придержать взволнованно переступающего Призрака. Рамси еще чувствует ревнивую нотку от этого, но терпеливо помогает Иве, промывая раствором ее густую шерсть и чувствуя зудящую щекотку во всем теле от предвкушения помывки горячей водой. – Шампунь и мочалки на полке! Сейчас дам воду! – голос Пилоса доносится до них, когда они заканчивают, и еще через несколько секунд, за которые влажный холодный воздух успевает обжечь промерзшее тело, Рамси наконец ощущает взаправдашнее блаженство. Горячая, самая настоящая горячая, будто нагретая спящим вулканом где-то в глубине острова вода льется по его блаженно задранному кверху лицу, по слипшимся от раствора и пота волосам – хорошо хоть вшей на таком морозе не заведешь, – и покрытому скатывающейся темной грязью телу. Несмотря на еженедельные помывки, если их можно так назвать, несет от Рамси так, что он вправду удивляется, как Джон мог хотеть чего-то… этакого с ним. Но это отдается чем-то смутно приятным – и дает Джону еще немного времени перед тем, как облажаться. Рамси протирает глаза от воды и остатков едкого пота, подходя к боковой полке, и выдавливает шампунь из дозатора над ней на свои длинные волосы. Пожалуй, их все-таки не помешает хоть немного обрезать, думает он, собирая и намыливая свисающие уже ниже лопаток ломкие пряди. Но все равно с удовольствием промывает их несколько раз, пока пена не становится густой и белоснежной, перед тем, как взять мочалку. И, щедро намыливая уже, кажется, загрубевшую от грязи кожу и жирные волосы на груди и в подмышках, лениво отмечает, как небрежно ополаскивающийся Эйегон разворачивается своей стройной спиной, запрокидывая назад руку с мочалкой: – Эй, Квентин, будь другом, – и Квентин, живо переваливаясь на своих коротких полных ногах, подходит ближе, принимаясь жестко оттирать его лопатки. Но на самом деле Рамси бы даже не заметил этого, если бы не Джон, тщательно и молча отдраивающий свое худое тело все так же вдали от остальных. Рамси хмыкает себе под нос, обходит плещущихся и возящихся в горячих струях Призрака и Иву небольшим кругом, приближаясь к нему и уже замечая какую-то особую усталость в его взгляде. – Ты ведь не откажешься помочь, Джон? – но он спрашивает как ни в чем не бывало и протягивает ему мочалку. Джон молча забирает ее, и Рамси поворачивается к нему спиной, перекинув мокрые волосы через плечо. Он еще с удовлетворением потягивается, хрустя позвонками и закидывая руки за голову, чувствуя, как Джон холодно и без чувства растирает его налитые усталостью мышцы и скребет кожу до здоровой красноты. Все аж жжется и слегка покалывает от прилившей резко крови – не только к спине, Рамси расслабляется, чувствуя стекающее к низу живота и расползающееся по промежности тепло – и то, как слегка набухает его член, приятно тяжелея. Не слишком крепко, чтобы кто-то обратил внимание, но достаточно, чтобы ему вдруг лениво захотелось поласкаться с Джоном, может, даже зажать его у стены, поставить на колени и повозить влажной от воды головкой по его марципановым губкам. – Все, я закончил, – но Джон тем временем действительно уже быстро и жестко натирает его поясницу – и сразу убирает руку. – Спасибо, Джон, а то спина слишком ноет, не дотянуться, – с неожиданной лаской благодарит его Рамси, поворачиваясь. – У тебя тоже наверняка. – Нет, все в порядке, – лжет Джон, возвращая ему мочалку и намыливая свое плечо. Оно уже чистое, судя по ярко-красной коже. – Что-то не так? – необыкновенно вежливо интересуется Рамси, приподнимая бровь. – Нет, просто я и сам справлюсь, – пожимает плечами Джон. – О'кей, – флегматично соглашается Рамси, глядя Джону в глаза, запуская руку себе между ног и тщательно намыливая яйца и набухший член. Джон слегка краснеет – не от воды – но, без неловкости отведя взгляд, просто отходит дальше под горячие струи. Он отворачивается и запрокидывает голову, подставляя лицо под душ, и жаркий пар обволакивает его мокрые черные волосы. Рамси испытывает жесткое желание сунуть член в мягкую мочалку и хорошенько потереть, пялясь на его худой и подтянутый маленький зад, но легко подавляет этот секундный жадный позыв. Это все подождет. Они выходят во второй предбанник, когда наконец отмываются сами и отмывают собак, и Пилос выключает воду. Там находятся свежие полотенца, а скоро заходит и сам Пилос с тележкой сменной одежды и несколькими упаковками стерильных перчаток поверх. Он тщательно, но быстро – то ли может, когда хочет, то ли это свое дело знает лучше заполнения анкет – осматривает их всех на внешние признаки заражения, прощупав волосы и гениталии, заставив высовывать языки и оттягивать веки, а также пугливо, но тщательно перебрав собакам шерсть, осмотрев им уши и даже заглянув в пасти, и только после отдает под подпись листки со списками изъятых вещей. – Сможете забрать все, когда покинете штаб, – он так же передает Эйегону и Квентину ключи с большими нумерованными брелоками, видимо, от личных шкафчиков. – И полную безопасность, разумеется, я гарантировать не могу, но, по крайней мере, какой мелкой заразы не занесете, – он опять цокает языком, словно разговаривает с детьми, и своими обыкновенными маленькими шажками возвращается в коридор. Но, справедливости ради, форменную сменную одежду он на глаз подобрал неплохо, и Рамси рад сменить пропотевшую водолазку на теплую и свободную даже для него флисовую футболку с длинным рукавом, толстый бледно-голубой жилет с дорнийской нашивкой, черные летные куртку и штаны, хорошую пару кальсон и мягкие сапоги. Они покидают санчасть через крытую освещенную галерею, прохладную и тянущуюся сквозь стену во внутренний двор, и там Эйегон указывает Давосу на высокое здание из черного камня в ответ на его желание сперва отчитаться Гарри Стрикленду, а остальным приходится быстро пройтись до одной из казарм, из труб которых поднимается горячий дым. Внутри находится очередная галерея, ведущая в столовую, и из нее сразу тянет жарким и душным запахом еды. – Джейн, моя милая Джейн, я жил и умирал на сухпайке, так что скорее верни меня в чудесный мир своей горячей, полезной и безбожно вкусной пищи! – Эйегон замечает очевидно знакомую ему девушку на раздаче – и расплывается в улыбке. – Надеюсь только, что вы не хотели спросить, почему это его все любят, – вздыхает Квентин, когда Джейн, краснощекая толстушка с мелкими кудряшками, лезущими на шею из-под шапочки, тоже широко улыбается во весь рот. Рамси подходит к раздаче вслед за Эйегоном, походя замечая совершенно не верящее выражение лица Джона, и только надеется, что сам не выглядит так же глупо и голодно – разнообразием еда в лотках за широкой полосой не блещет, но после месяца, в который самым большим деликатесом для них были караси и зайцы, блестящий от масла золотистый печеный картофель и рубленые свиные бифштексы определенно кажутся ему даром богов. – Это наши гости, Джейн, накорми их получше, – с не сходящей улыбкой просит тем временем Эйегон, беря поднос. – Чьи-то детки, что ли? – без агрессии щурится Джейн, щедро наполняя первую тарелку. – Наверняка уж, – соглашается Эйегон, но ничего больше на эту тему не говорит, ставя поданную тарелку на поднос и только продолжая улыбаться. Уже позже, за столом, когда они набирают еды себе и не забывают взять мяса собакам, Джон Сноу сидит в окружении двух полных тарелок с горячим, блюда кексов с торчащим изюмом, присыпанных сахарной пудрой, и кружки горячего волантийского чая, выданной с указанием подходить и подливать еще, если потребуется, и может только наспех жевать и тяжело глотать то, что прожевать не успевает, пока Эйегон ест неторопливо, изредка добродушно посмеиваясь над ним. Рамси тоже очень голоден и позволяет себе мощными укусами отжирать большие куски мяса, отложив приборы, но хотя бы не разливает чай и еще не извозился весь в масле и крошках. Арианна возвращается, когда они расправляются с первыми тарелками и переходят ко вторым. Она одета легче других: хотя и в те же штаны, обтягивающие ее крепко сбитые бедра, но над ними, когда она снимает куртку, оказывается одна простая майка, открывающая покрасневшие от холода мускулистые руки и свободно висящая на тяжелых смуглых грудях. Рамси прохладно следит взглядом за тем, как те покачиваются с каждым ее шагом, касаясь ткани твердыми темными сосками – почти так же прохладно, как еще в душевой отметил короткий и толстенький член Квентина, лежащий на густо заросшей мошонке между его пухлых бедер. Ну, о'кей, может быть, ее смуглые и туго налитые груди возбуждают его немного больше, чем его, мягкие и рыхловатые, даже если тоже с темными торчащими сосками – и немного возбуждают вообще. В любом случае, член чуть-чуть теплеет, тяжелея в штанах, но Рамси предпочитает думать не о Мартеллах, а о Джоне Сноу и его хорошеньких нежно-розовых сосках, трущихся о толстую шершавую футболку, о том, как его член наверняка напрягается, туго поднатягивая кальсоны, когда он чувствует эти южные запахи – мускуса и острого перца – от нее, ее влажного тяжелого пучка и густых волос под мышками, и дубовой коры и болотных трав – от него, его мокрых черных завитков на шее и сальных полных губ, – и о его сладкой горячей дырке между стройных ляжек. Рамси чувствует, как, фоном контролируя свое возбуждение, все-таки чуть-чуть уже пачкает чистые кальсоны выделившейся смазкой, и решает отложить эти мысли, чтобы не расхаживать потом со стояком. – Не хочу обнадеживать впустую, солнце, но, кажется, твой отец вернулся, – Арианна тем временем тяжело шлепается между Эйегоном и Квентином, приткнув свой поднос посередине. – По крайней мере, мне показалось, что я видела и слышала именно "Робкую Деву". Хотя стекла в галерее и сильно заледенели, конечно. – Ого, это было бы отлично, – пурпурные глаза Эйегона вспыхивают. – Если мы отправимся на север, нам понадобится "Дева". То есть любой транспортник подойдет, конечно, но папа… лучше многих знает, как с ними управляться. – Подполковник Коннингтон, сир, – меланхолично поправляет его вяло жующий Квентин. – Ты же не хочешь, чтобы они, – он кивает на Рамси и Джона, – подумали, что у нас тут начальная школа, а не армейский корпус. – Нет, все в порядке, Квентин, – тяжело сглатывая свинину, улыбается ему Джон, пока Эйегон только закатывает глаза. – Я ничего такого не думаю. – Забей. Лягушонок просто тоже скучает по отцу, – вставляет Арианна, подпирая щеку ладонью и отправляя в рот первую вилку. – Он сейчас в нашем доме, в эвакуации, с младшеньким и племянницами, и не слишком-то балует нас письмами, даже если волнуется. Но, поверь мне, будь он здесь, Лягушонок бы сам от него ни на шаг не отходил. – Неправда, – смуглые щеки Квентина легко покрываются темным румянцем. – Это ты всегда была его любимицей, его солнечной дочуркой, и это ты бы только и делала, что возилась с ним, а он – с тобой. – Ох, я бы поспорила с этим, Лягушонок, – Арианна вдруг глядит на него с легкой печалью. – Но давай лучше… не будем об этом, о'кей? – она протягивает руку и слегка треплет его волосы. – Ну, так или иначе, ваш биологический отец не был шлюхой и не бросил вас и вашу мать ради другой шлюхи, – со смешком замечает Эйегон. – Так что я лично считаю, вам вообще не из-за чего ссориться. Что-то в голове Рамси не сходится. Что-то между "папой" и цветущей улыбкой – и "шлюхой" и презрительным смешком. Рамси перещелкивает варианты в голове, как маленькие карточки. Эйегон зачем-то выбрал словосочетание "биологический отец". Эйегон выглядит так, будто такая ситуация когда-то задела его лично. – Подполковник Коннингтон – не твой родной отец, так? – он спрашивает походя, надкусывая сладкий, рассыпчатый кекс. – Папа усыновил меня, когда мне было пять, – кивает Эйегон. – Он любил моего биологического отца – хотя тот и не заслуживал этого, – и забрал меня к себе, как только смог. И ты наблюдательный, – отмечает он, отпивая горячий чай, а Рамси только машинально улыбается краем рта. – Но, я считаю, мы все должны быть благодарны валирийской шлюшке за тебя, солнце, – тем временем с набитым ртом комментирует Арианна, – и за то еще, что он подсуетился умереть так вовремя. Потому что ты должен был быть с Джоном Коннингтоном. Гриф и Юный Гриф, вы не слышали? Эйегон же с детства в авиации, отец начал брать его с собой в воздух лет с семи, с двенадцати – вторым пилотом на частнике, а сам он получил лицензию сразу, как исполнилось восемнадцать. Я так завидовала всему этому, когда узнала, – она смеется и поясняет: – Наш отец всегда поддерживал нас с Лягушонком, но он… не из тех людей, которые любят. Своих детей… или кого-то вообще. В общем, его глаза никогда не горели, когда он смотрел на нас. И когда я первый раз увидела Эйегона и Джона Коннингтона, то подумала, какого хера каким-то сучкам достается столько любви, а кто-то всю жизнь ссорится с братьями за один одобрительный взгляд. Пф-ф. Раз валирийские сучки могут, так и я тоже могу пойти и взять столько любви, сколько захочу, так я решила, – она протягивает руку, крепко переплетает свои пальцы с пухлыми пальцами Квентина и усмехается. – Но все-таки хорошо, что сейчас не какие-нибудь древние времена, и нам не нужно делить наследство или что-то в этом духе. Иначе это до сих пор было бы натуральное седьмое пекло. – Да, кстати, – Рамси думает, что Квентин, явно заметивший немного неестественную улыбку Джона, вообще более чуток к чужим эмоциям, чем Эйегон и Арианна, – а что с вашими семьями, мы так и не спросили? – Да, точно. Мы можем написать им – или даже связаться напрямую, если они сейчас в эвакуации, – добавляет загоревшийся инициативой Эйегон. – Ага. Например, наши кузины Обара, Элия и Обелла сейчас защищают Дорн, а Ним и Тиена разбираются с бюрократическим пеклом в столице, в Совете, и мы все регулярно оповещаем друг друга о… разном, – кивает Арианна, но Рамси качает головой. – Мой отец мертв, а другие родственники были мертвы еще раньше. – Сочувствую, – после короткой паузы осторожно говорит Эйегон, но Рамси снова возражает: – Он был куском дерьма, – шумно отхлебывая чай. Арианна переглядывается с Квентином, а Эйегон, кашлянув, обращается к Джону; ему явно неловко от таких ситуаций, и он хочет избавиться от всего этого как можно быстрее: – А что с твоей семьей, Джон? Тоже?.. – Да, мои дядя и тетя тоже мертвы. И старший брат. И… – Джон запинается. Видимо, ему все еще тяжело выговорить это вслух. – У меня есть еще две младших сестры и брат, но… я не знаю, где они. – Ну, может быть, они нашли какое-нибудь безопасное место. Как ты, – неожиданно успокаивающе говорит Арианна. – А, может, и вовсе сейчас греются в Дорне. Если ты скажешь нам их имена, мы можем отправить запрос. – Может быть, – пожимает плечами Джон, не слишком уверенно, но Квентин уже достает смартфон из кармана жилета, вопросительно глядя на него. – О'кей… Санса, Арья и Брандон Старк, им… двадцать один, девятнадцать и семнадцать соответственно, Санса и Бран рыжие и голубоглазые, а Арья выглядит так же, как я. И… Бран парализован ниже пояса, так что он должен быть в коляске или перемещаться с Ходором. Это его сиделка, здоровый такой парень, и у него… деменция, сложно с кем-то спутать. – Отправлено, – кивает Квентин. – Я скажу, если будут какие-то новости. – У вас здесь есть интернет, или?.. – интересуется Рамси, продолжая потягивать чай. – Не, локальная сеть, – довольно доброжелательно отвечает Квентин. – Но спутниковая связь работает, где это возможно. По крайней мере, с Дорном можно связаться без проблем. – Хорошо, частично разобрались, – кивает Эйегон. – А с родителями что? – он спрашивает, не смущаясь; тактичность и интуитивное понимание момента определенно не являются его сильными сторонами. – Погибли еще прошлой Зимой, – но Джон только качает головой, болтая кружкой, и остатки чая плещут о стенки. – Я их даже никогда не знал. – Прямо как мои мать и сестра. И Рейегар, – опять с презрением бросает Эйегон. – Нет, не подумай, твои родители наверняка ничего такие были. Но я лично рад, что мы с моим отцом не повстречались. – Рейегар? – Джон поднимает свои глубокие серые глаза от кружки, и Рамси возбужденно придерживает дыхание. – Ага, Рейегар из рода Таргариенов, – морщится Эйегон. – Его застрелили в Харренхолле, когда устроили геноцид нашего рода прошлой Зимой. Ты наверняка слышал об этом, о "южных амбициях". – Ага, – машинально повторяет Джон, и его губы немного бледнеют. – Ага. Я читал об этом, когда искал что-нибудь о своем отце. То есть… о Рейегаре из рода Таргариенов, я имею в виду, – он говорит это как ни в чем не бывало – и одновременно как-то несмело. – Том, который бросил своих жену и детей ради северной шлюхи Лианны Старк. Чтобы сделать меня и умереть в Харренхолле, я имею в виду, – разве что кажется, что у него немного трясутся ладони вокруг кружки, когда он повторяется. Рамси хотел бы вмешаться и сделать что-нибудь с этим прямо сейчас, но только отпивает еще чая, испытывая хоть какое, а удовлетворение от произведенного на всех сказанным эффекта: Эйегон просто тупо смотрит на Джона, не моргая, Арианна несколько раз переводит взгляд с одного на другого, будто сравнивая черты, а Квентин так и держит вилку с куском бифштекса у рта. – Ты хочешь сказать, что… – наконец первой обретает дар речи Арианна. – Нет, нет, такие вещи не случаются вот так. Мы не в квартийской мелодраме, в конце концов. Мы просто подобрали тебя в Харренхолле… и… ты врешь? Пока не знаю, зачем, но я откручу тебе яйца, если ты врешь. Ты не можешь… нет, мы сейчас же пойдем к Варису и Лисоно – и разберемся с этим, – она резко отодвигает поднос и поднимается, так и пяля на Джона свои темные глаза. – Да уж, мне только еще одного зятя не хватало, – Квентин все-таки доносит вилку до рта и с явным сожалением отставляет пустую только на две трети тарелку. – Не обижайся, Джон Сноу, но у меня и без тебя достаточно родственников уже, – бубнит он себе под нос, прибирая один из кексов в карман, и Арианна переводит на него вроде бы гневный взгляд, но вдруг давится каким-то истерическим смешком. Эйегон поднимается тоже, но так и не произносит ни слова, угрюмо глядя на Джона. Рамси берет еще кекс, смачно надкусывая. Как кстати после Рикона, думает он, вставая вслед за ними, хотя и плохо выйдет, если придется поступить здесь так же. Им приходится вернуться по той же галерее во двор, пройти через ворота в еще одной внутренней стене, те, через которые раньше ушел Давос, и подняться на лифте на верхний этаж круглого здания из черного камня. Там, в узком освещенном холле, находятся только выход на лестницу вниз, тяжелые двери во внутреннее помещение, несколько черных пластиковых стульев с единственным ожидающим посетителем и простой деревянный стол, за которым сидит слегка взлохмаченный молодой человек, почти мальчик, в повседневной армейской форме. И хотя на караульных постах по пути их всех пропускали без вопросов, разве что с интересом поглядывая на собак, ему Эйегон отчитывается: – Сообщи, что прибыл капитан Эйегон по поводу вакцины, института Дара и информации о новоприбывших, – и молодой человек, взглянув на него своими пронзительными – и одновременно пустыми, как у мертвеца, – глазами, ничего не говоря, поднимается и бесшумно проскальзывает в тяжелые двери. А вот сидящий на стуле для посетителей маленький человек, раздергано одетый в драповую куртку, смотрящуюся на нем, как пальто, мягкие штаны, явно перешитые из армейских кальсон, и девичьи зимние ботинки, проявляет к ним намного больше зримого интереса. У него немного поплывшее лицо хорошенького пьяного ребенка, обрамленное крупными платиновыми локонами и разделенное напополам зияющим темно-розовым провалом, частично обнажающим слизистую носа, расползающимся жирным коричнево-красным шрамом до самого лба и рассекающим верхнюю губу на две части так, что видны маленькие белые зубы; разноцветные глаза по обе стороны шрама – как будто одного этого человека наскоро сшили из двоих, – темно-зеленый и абсолютно черный, густо охваченные белесыми ресницами, преисполнены внимательным и немного игривым интересом. – Ого, – приподнимает брови Рамси, и человек саркастически изгибает рот, отчего его зубы в разошедшейся губе становятся видны еще больше. – Да это ж карла. – Что, в самом деле? – сочащимся иронией, слегка шипящим голосом спрашивает он, и Рамси легко узнает того диспетчера, которого они слышали на борту "Визериона". – Боги, маленький Гриф, только не говори мне, что это тот самый создатель вакцины. – Отчасти, – пожимает плечами Эйегон. – Они оба здесь, и мы как раз собираемся прояснить этот вопрос. А ты, Тирион… ты знаешь, я всегда рад услышать тебя на поле, но не говори мне, что у тебя именно сейчас образовалось какое-то срочное дело к Варису и Лисоно. – Ну, у меня только закончилась смена, – качает ногами Тирион, – и, признаюсь, я не утерпел и решил поглазеть на наших гостей. – Поглазеть на нас? Или дать поглазеть на тебя, ты хотел сказать? – нарочно неприятно спрашивает Рамси, неприкрыто разглядывая Тириона. – Мне не нравится эта груда ожиревших мышц. Напоминает ту дикую свинью, что как-то собиралась сожрать меня в лесу. А я, знаете, как-то даже привык, что последние месяцы меня никто не пытается сожрать, – качает головой Тирион, игнорируя фырканье Рамси и внимательно смотря на Джона. – Вторая робкая девица пока что выглядит получше. – Меня зовут Джон Сноу, – говорит Джон, не слишком смущаясь. Хотя смущаться он еще может, Рамси знает. – Серьезно? – а Тириона это, кажется, приводит в восторг. – Сноу? Нет, какая прелестная ирония! Сноу, победивший Зиму! Что скажешь, маленький Гриф? Мне стоит придумать каламбур получше, или и этим перебьемся для начала? – Я скажу, что тебе нечего здесь делать сегодня, – но Эйегон отвечает довольно грубо, скрестив руки на груди. – Ты сможешь расспросить их обо всем и утром. Если они захотят. – Да-да, ты всегда забираешь себе самое сладкое, маленький Гриф, – но Тирион только машет на него рукой, ловко слезая со стула. – У тебя уже есть хорошенький дорнийский майор, капитанское звание и "Визерион", оставь мне хотя бы возможность прикоснуться к истории. Вот как ты относишься к безобидным шуткам, Джон Сноу, победитель Зимы? – М-м… я никогда не думал с этой стороны, – с тихой и неестественной улыбкой отвечает Джон. – Но это действительно… забавно. – Забавно! – Тирион закатывает глаза. – Ты еще не представляешь, что тебя ждет в соцсетях, когда Зима закончится. Боги, как же сильно мне нужен интернет, чтобы запостить это первым! – И… обычно я извиняюсь за Рамси, – прибавляет Джон. – А, так зовут это двухсотфунтовое очарование? – а у Тириона зоркие глаза, отмечает Рамси, расстегивая жаркую куртку. – И что же, сегодня ты решил сделать исключение? Может быть, потому что сам подумал то же, что и он? – он спрашивает без агрессии или обиды. – Нет, – качает головой Джон. – Просто… у меня много семейных проблем в последнее время, – и мне не до того, чтобы возиться с чьими-то задетыми чувствами, отчетливо слышится в его голосе, но Тирион, не смущаясь, так и пялится на него и на Призрака своими разноцветными глазами. – О, семейные проблемы… моя любимая тема. Что у тебя? Какая-нибудь хорошенькая девица залетела, купившись на твою милую мордашку? Или что-то по-настоящему плохое? – Ни то, ни то, – резко отвечает за Джона Эйегон, но не успевает продолжить, когда двери наконец открываются, и молодой человек так же тихо проходит обратно за стол. – Спасибо, пташка. А ты, Тирион, возвращайся в диспетчерскую, мы зайдем к тебе утром, – жестко отрезает Эйегон, сам направляясь к дверям. Внутри, несмотря на холод от черных каменных стен, ужасающе уютно, и теплый свет большого камина – единственного источника освещения, – отражается от узких стекол высоких окон, а в свежем зимнем воздухе пахнет ванилью и мандарином, розмарином и анисом от стоящих на искусно выделанном в форме карты столе ароматических ламп. Тирион ловко проскальзывает между Арианной и Квентином, стараясь держаться подальше от недружелюбно оскалившейся Ивы, и Эйегон косится на него раздраженно, но только складывает руки за спиной, представляя Джону и Рамси двоих сидящих за столом людей, почти синхронно оторвавшихся от своих смартфонов и явно увлеченного набора сообщений, чтобы окинуть пришедших секундным взглядом. – Я думаю, что советники уже знают про вас больше, чем мы, но, тем не менее, я бы все равно предпочел всех представить. Советник Варис… – Просто Варис, – один из них, полный лысый человек с каким-то неуловимо насмешливым лицом, по-домашнему одетый в халат глубокого пурпурного цвета с золотой кожаной отделкой и сиреневым платком в низком вороте, улыбается острыми краями губ, больше не поднимая глаз. – Тебе все равно нечего добавить к этому, капитан, так что не будем затягивать момент. – …и советник Лисоно Маар, – соглашается Эйегон, и другой человек, валириец с пылающими лиловыми глазами и растрепанными, как после сна, бело-золотистыми волосами, тоже улыбается, и тонкие линии лиловой же татуировки вокруг его губ расплываются игривым узором. – Несомненно счастливый встретить наших северных гостей в этом неуютном, но безопасном убежище, – он говорит без какого-либо настоящего счастья или интереса в голосе. – Мы уже получили их отсканированные документы от нашего дорогого Пилоса, проверили подлинность и отправили все полагающиеся запросы, – добавляет Варис, все-таки на секунду приподняв взгляд; его голос мягкий, медоточивый и смешливый, как будто вместо сухой информации он рассказывает легкую салонную шутку на аперитив. – И решили, что риски оправданы. – Да, мы обсудили их с нашими дорогими Горисом и генерал-лейтенантом Стриклендом, и они готовы выделить все необходимое завтра же утром, если позволит погода, – соглашается Лисоно своим низким и хриплым голосом, увлеченно щелкая длинными лиловыми ногтями по экрану. – И, я думаю, прибывший подполковник Коннингтон с удовольствием предоставит вам своих людей и машины. Ты привез им надежду, Джон Сноу из института Дара. – Кстати, мы немного ознакомились с вашими наработками вакцины этого года, – прибавляет Варис, мягко скользя по своему экрану толстыми пальцами. – Теми, что были представлены еще перед наступлением холода. В институте действительно провели большую работу, если вправду закончили их. – Впечатляющую работу, – кивает Лисоно. Улыбка на его склоненном лице горячая и горячечная, будто он влюблен. – Ради бесценного результата, который мы надеемся перевезти в столицу как можно скорее. Так же наверняка понадобится перевезти сотрудников и сами лаборатории? Чтобы, может быть, кое-что закончить, поправить кое-какие огрехи… и наладить полноценное производство. – Определенно понадобится, – комментирует Варис, даже не давая Джону ответить. – Нет, я верю, что наши доблестные ученые выжали из своего производства максимум, который им был доступен, но все же… в таких условиях… – он цокает языком. – Я, в любом случае, внес свои представления о масштабах перевозки в план, и теперь это уже забота Гориса и Коннингтона, – соглашается Лисоно, раздражающе быстро щелкая ногтями. Жемчуга и аметисты в его ушах блестят в ярких отсветах каминного огня. – И, кстати, о планах… Джон Сноу, – он слегка поднимает глаза, не переставая улыбаться, – к моему большому сожалению, никакой информации по местонахождению твоей семьи мы пока не получили. Но, я уверен, если твои кузины и кузен такие же молодцы, как ты, им ничего не грозит. Может быть, они даже тоже нашли себе кого-нибудь из "Дредфорта" в сопровождение, – он хихикает. Рамси замечает удивленные взгляды, которыми обмениваются Мартеллы, но голоса Вариса и Лисоно сливаются, произнесенные фразы сменяются так быстро, перемежая друг друга, и это слегка кружит голову – и не дает никому вставить ни слова. – Не переживай по этому поводу, Рамси Болтон. Ты нам не нужен, но твоя работа тоже имеет ценность этой Зимой. Мне лично даже многое понравилось из твоих экспериментов, – опять низко хихикает Лисоно. – А мне решительно не понравилось ничего, – в противовес качает головой Варис. – И я был бы весьма рад, если бы мы могли хоть когда-нибудь закончить эти бесчеловечные опыты. – Но ты жив благодаря этим опытам, дорогой мой, – напевно произносит Лисоно, бросая на Вариса секундный смешливый взгляд. – Да, как говорится, а боги располагают… – с приторным печальным вздохом замечает Варис. – А мне всегда казалось, что это говорится несколько иначе, – прищуривается Лисоно. – Все может быть, – не возражает Варис. – Хах, а я уже и забыл, как быстро и много они болтают, – неудовлетворенно замечает Тирион, подходя ближе к камину и снимая свою длинную куртку. Под ней обнаруживаются теплый детский жилет и перешитая под его рост грубая армейская рубашка. – Да, мы любим поговорить, – беспечно смеется Лисоно. – В конце концов, это самый простой способ собрать все мнения и факты разом, чтобы вычленить из них то, что тебе нужно. – Да и разве справедливо было бы заставлять наших гостей отчитываться о том, что мы и так знаем? – смешливо прибавляет Варис. – Только бесполезно тратить время, – морщит нос Лисоно. – И, кстати, раз уж ты спросил, Квентин, да, Дже… Джон Сноу действительно рожден Лианной Старк от Рейегара из рода Таргариенов. По крайней мере, так записано в его свидетельстве о рождении, – как бы походя замечает Варис. – Да, ее брат взял младенца на воспитание после ее смерти, – после пары на редкость удовлетворенных щелчков прибавляет Лисоно. – Наверняка добрейшей души был человек. По крайней мере, так всегда говорят об этих дядюшках, как бы там ни было на самом деле. – Еще один Таргариен? – Тирион невозмутимо забирается на один из свободных стульев. – Да уж, те парни, что собирались от вас избавиться прошлой Зимой, должно быть, теперь крайне недовольно ворчат из своих гробов. И… кто-нибудь уже шутил про квартийскую мелодраму? – Да, Тирион, кто-то всегда уже шутил о том же, о чем и ты… – с раздражением бросает Арианна, впившись взглядом в Джона. – Жаль, – тот цокает языком. – …так что, будь добр, заткнись, – заканчивает за нее Эйегон, тоже неотрывно смотря на Джона своими пурпурными глазами, как-то по-новому, но Рамси не поймет, как именно. – Слушай, капитан, тебе нужно бы уже что-нибудь сделать с тем, как ты легко злишься. Это плохая черта для того, от кого зависит столько жизней, – отмечает Тирион, как будто вовсе не задетый его словами. – Я бы на твоем месте лучше подумал, что бы сделать со своим языком, – несдержанно вдруг говорит Квентин. – Укоротить, к примеру. Слишком длинный он у тебя… – он явно глотает последние слова, но Рамси, фыркнув, заканчивает за него: – …для такого карлы, – и с удовольствием выдыхает. – Уф, аж хорошо стало, когда сказал, а то я собрался уже решить, что один так думаю. – О, далеко не ты один, – Варис приподнимает левую руку, продолжая набирать что-то правой, Лисоно следом, а Квентин только закатывает глаза. Эйегон и Арианна пока слишком увлечены Джоном, разглядывая его, будто ношенное далекими предками валирийское украшение из музейной коллекции. – Как и в старые времена, – вздыхает Тирион. – Никто не любит остроумных шутов. – Арианна, – вдруг устало обращается к ней Эйегон, – слушай, нам все равно еще нужно отчитаться Стрикленду, так что… сделай одолжение, извинись перед ним за меня. Советникам, полагаю, еще найдется, о чем поговорить с… Джоном, и я бы хотел при этом присутствовать. А ты, Квентин, найди парням пока места в казармах, а лучше даже возьми кого-нибудь перенести пару свободных коек к нам. Когда мы закончим, нам всем не помешает хорошенько выспаться. – И я тоже останусь, с общего позволения, – вставляет Тирион. – Могу даже молчать, если всем так угодно. Но у меня следующая смена только завтра, и я просто не смогу уснуть, пока не узнаю от них обо всем. Ну… или только от него, – он кивает на Джона. – Второго, так уж и быть, можете забрать, сиры. – И не надейся, карла, – Рамси опускается на стул с краю стола и закидывает ногу на земли Дорна. – Я сопровождал Джона Сноу от самого его гребаного НИИ и не привык к тому, что ниже колена у меня есть что-то, кроме ботинок, снега и Ивы… и что за меня будет решать что-то ниже моего колена. Но вот Ива… с ней ты можешь поспорить, она в самый раз тебе по росту собеседник, – он ласково поглаживает прильнувшую к его свесившейся руке Иву между ушей. – А поссать-то Джон Сноу хоть сам ходит – или тоже с твоей помощью? – вяло парирует Тирион. – Ладно, если это неприветливое общество – моя плата за новые знания… как видите, я привык платить, – он мимолетно прикасается к своей рассеченной губе. – В любом случае, мы не возражаем против желания остаться любого из здесь присутствующих, – и не подумавший вмешаться раньше Лисоно игриво ухмыляется краем рта. – Если вы сами обсудите все здесь, не придется потом собирать информацию из чужих уст. – Но если вы сперва хотите прояснить… более личные вопросы, мы никак вам не помешаем, – бросает на него веселый взгляд Варис. – Рот на замке, – Лисоно проводит пальцами по своим пухлым губам, не отрывая взгляд от экрана. – Ничего не видим и не слышим, – Варис согласно прикрывает глаза. Арианна, с беспокойством глянув на Эйегона, все же кивает и выходит вместе с Квентином, а сам Эйегон вздыхает и тоже садится за стол, положив локти по обе стороны от Кракехолла и крепко сцепив пальцы. – Ну, думаю, для начала я должен извиниться за северную шлюху, так? – кажется, он запомнил слова Джона лучше, чем собственные. – Это, – он покручивает пальцами, прямо глядя на Джона, – немного разные вещи. Когда ты говоришь какие-то слова… по привычке, когда ты говоришь о тех, кто давно мертв и до кого никому нет дела – или когда кто-то еще жив, и ты можешь обидеть его этим. Но – на самом деле я, как и кто угодно другой, не могу знать, что именно тогда произошло между моим… нашим отцом, твоей матерью и моей, и… не имею права судить хотя бы Лианну Старк, хорошо? – Мне не нужно было, чтобы ты говорил это, но хорошо, – тихо соглашается Джон. Рамси, покачиваясь на стуле, чувствует себя ужасно лишним в этом разговоре, и ему, как и всегда, нравится это чувство. – Тогда… – запинается Эйегон. – Ты не валириец, – он отмечает глупо, как будто это не очевидно – и вообще важно. – Наполовину, – поправляет его Джон, но соглашается после. – Но да, я очень похож на мать, все так говорят. – Хорошо, хорошо, – Эйегон слегка морщится, как от головной боли. – Это… пока немного сложно, о'кей? Я тебя совсем не знаю. Хотя навскидку – ты далеко не самый плохой вариант, – он немного нервно посмеивается и снова морщится. – Я тебя тоже, – Джон наконец опускается на ближайший стул. – И ты тоже. Эйегон расцепляет пальцы и раздраженно потирает висок. Рамси нравится наблюдать за ним, хотя и много меньше, чем за Джоном, но, несмотря на общий интерес к сложившейся ситуации, он непроизвольно начинает чувствовать скуку – прояснения отношений между людьми предельно быстро надоедают ему, и он безотчетно переключает внимание на так и занятых перепиской Лисоно и Вариса. – У вас здесь всегда так… столько работы? – он спрашивает без особой заинтересованности, больше пытаясь подавить зевок и стараясь слушать медленный и неловкий разговор между Эйегоном и Джоном. – Что? – Лисоно поднимает на него удивленный взгляд. – А, нет. Мы не… работаем. Уже поздно, здесь никого не заставишь обсуждать дела в такое время, если только упыри не начнут перебираться через пролив. Мы переписываемся друг с другом, – он кивает на Вариса, и тот поднимает свои глубокие, в слабом свете кажущиеся неопределенно темными глаза. – Обсуждаем вас, если точнее, – он улыбается, и на его левой щеке появляется ямочка. – Ты забавный, – без стеснения делится Лисоно, подпирая свой изящный подбородок тыльной стороной татуированной ладони. – Я бы сказал, опасный, – поправляет его Варис. – Может быть, довольно… горячий? – предлагает Лисоно, глянув на него. – Очень холодный, – качает головой Варис. – Но из тех, кому жестокость горячит голову. – Да. Мясник, – соглашается Лисоно, возвращая взгляд к Рамси. – Пьянеет от гнева и крови. Немного ума, немного злости, немного ловкой имитации, как будто он нормальный, – он продолжает внимательно изучать лицо Рамси, и тот, невольно вспыхнув, вдруг понимает, что Лисоно старше, чем кажется, замечая тонкие длинные морщины под лиловыми линиями узора на его коже. – Ты все время злишься. И на меня тоже, – мягко говорит Лисоно, – злишься на то, что я говорю. Не стоит. Мне нравятся такие… экземпляры, как ты. – Да, такие… экземпляры интересны, но нравятся ли… – Варис, разумеется, слушал их, но об этом оказалось неожиданно легко забыть в запахах розмарина и аниса. – Чтобы нравиться, недостаточно даже того, чтобы быть и хорошеньким, и умным, как, посмотрите на него, Джон Сноу. А наш дорогой друг так и вовсе одарен лишь наполовину. – Да, это факт, – приподняв бровь, констатирует Лисоно. – Но в то же время… в нем есть что-то, что он думает… этакое себе на уме. – И у меня даже есть несколько предположений, что именно, – хмыкает Варис, снова опуская глаза и набирая что-то. – Соглашусь, – Лисоно бросает быстрый взгляд вниз и хихикает. – Как я и думал. У тебя есть еще вопросы, Рамси Болтон? – с приторной вежливостью спрашивает Варис, набирая очередное сообщение и поднимая глаза, и Рамси машинально облизывает губы. – Ну, раз мы здесь надолго… у вас ведь должен быть чай? – он сохраняет некоторую наглость в голосе, но держит ее под контролем. Он не любит, когда кто-то умнее его, но умеет уступать. – Дай угадаю, сахара побольше? – а Варис только шутливо склоняет голову. – В любом случае, хороший ответ – и хороший выбор, – а Лисоно расплывается в сладкой улыбке. – И – да, мой дорогой. Пташки позаботятся о нас этой ночью. Дождавшись принесенного чая и конца неловкого семейного разговора, советники, Эйегон и Тирион наконец могут начать терзать Джона нескончаемыми вопросами и занимаются этим почти до полуночи – про вакцину, про институт, про происходящее за пределами Драконьего Камня, про упырей, про вирус и про все, что только ни на есть. Не особо участвующий в этом Рамси через какое-то время молча перебирается на стоящий у стены холодный кожаный диван, тяжело заваливаясь на него, закинув ногу на ногу и покачивая ей, и ничуть не увлеченно пялится в потолок, чувствуя что-то между удовлетворенностью от того, что Джон все время находится с ним, и теплой неудовлетворенностью где-то в паху. Вообще он представлял все это не совсем так, но пока его не очень волнуют ни мертвый отец двоих хорошеньких детей, ни правдивая, но переслащенная болтовня Лисоно Маара, ни холодная замкнутость трех высоченных черных стен – они должны закончить их дело с вакциной, а дальнейшее никак не касается ничего из этого. Так что только горячее нетерпение отзывается в его теле покалыванием под кожей пальцев ног и поясницы – Рамси хочется двигаться и идти сейчас же, навсегда оставив этот переполненный пестрыми людьми гребаный штаб, но ему нужно еще немного терпения. День, или два, или три. Рамси ждет Джона Сноу уже пять месяцев – немногим меньше с начала Зимы – и может подождать еще малость. Просто надо забить чем-то этот жгущий изнутри, выворачивающий и неутолимый голод. Закинуться чем-то легким перед большой дозой, иначе скоро задрожат руки. А Рамси не может позволить своим рукам дрожать. Но, ничего не делая, только продолжает вслушивается в разговор, фоново отсеивая не интересующую его информацию, пока не улавливает что-то вроде "…да, когда я понял, что здесь кормят и еще снабжают сигаретами…" – Эй, карла, – он лениво поворачивает голову к столу, отметив, что Джон слегка раскраснелся, отвечая на вопросы и, кажется, выпив уже слишком много чая, – что ты там сказал про сигареты? Если у тебя есть, мы с Джоном, – чуть не срывается "марципановым лордом", не расслабляйся так, – сходили бы перекурить. На лице Тириона легко читается неприязнь, переходящая в насмешку, но он не успевает ответить, когда Джон шумно вздыхает: – Боги, я не курил уже два дня, кажется, и готов жизнь заложить за сигарету сейчас, – он смотрит на Тириона просяще, и тот явно мучительно выбирает между желанием отказать – ощутить мимолетную власть – неприятному ему человеку и возникшей случайной симпатией. Но, кажется, случай все-таки побеждает, и Тирион скупо улыбается. – Осторожней с такими словами, Джон Сноу, я ими не воспользуюсь, но здесь есть разные люди, – он хмыкает, косясь на вежливо улыбающихся Вариса и Лисоно, и роется в кармане висящей на стуле куртки. – Бери всю, – это он добавляет, отдав пачку, когда Джон уже поднимается, искренне поблагодарив его, – это меньшее, что я могу для тебя сделать. Рамси удерживается от неприятной шутки, поднимаясь следом за Джоном – он бы не стал, но не хочет сейчас начать их разговор с упрека. – Площадка для курения ниже по лестнице, не пропустите, – напутствует их Лисоно Маар. – На этажах везде датчики. – Это место… много лучше, чем я думал, – голос Джона звучит так, будто пташки подливают каплю хайгарденского коньяку в чай, и его язык немного заплетается; Рамси думает об этом, ощущая сладковатый привкус на кончике своего языка. – Мы даже могли бы остаться здесь… на какое-то время. Хотя бы пока меня не отправят в столицу, а тебя… – Джон смотрит на Рамси снизу вверх, и тот чувствует, что что-то не так в его серых глазах. – Хочешь, останемся? – но он предлагает добродушно, открывая дверь на лестницу. – Даже запишемся в армию, хочешь? – он пожимает плечами, замечая, как едва заметно и неудовлетворенно дергается край губ Джона. Боги, да кажется, марципановый лорд наконец решился поиграть с ним. Поиграть-позаигрывать. Выяснить, что Рамси думает о своем – и их – будущем. Обезопасить себя. Что же, марципановый лорд, это не самая безопасная игра из всех, какие только есть – и ты не умеешь в нее играть. – Осторожно, побереги свои хорошенькие ножки, – Рамси хмыкает, спускаясь по темным ступенькам. – У электриков, я смотрю, какая-то стойкая коллективная ненависть к лестничным площадкам. У нас в "Дредфорте" тоже лампы на них все время перегорали. Хозер тогда еще звал их "площадками для отсосов", – он хихикает, ориентируясь на едва пробивающийся сквозь метель лунный свет из маленького окна. – И сейчас будет какая-нибудь мерзкая история про это, которую ты мне расскажешь? – улыбка, прозвучавшая в голосе Джона, немного неестественная – он помнит, но старается держать лицо. – Не, тут все безобидно, – Рамси оглядывается на него. – Типа как… если берешь в рот сигарету, то и чего другое взять тоже не прочь. Он обо всем так рассуждал, Хозер, ну, ты можешь себе представить. – Ага. Хотя, готов спорить, это многих бесило, – Джон продолжает говорить улыбчиво, но Рамси почти физически чувствует его желание расслабиться. – Ага, – но он просто соглашается, облизнув губы, и прислоняется к стене площадки, пока Джон наконец с явным наслаждением закуривает, выдыхая сизый дым. – А ты не хочешь? – Джон вопросительно смотрит на Рамси – и почти сразу неловко смеется. – Извини. Сигарету, я имею в виду. – Не. Потом, – Рамси мотает головой. – И не извиняйся. Я ведь и вправду не против отсосать тебе здесь, Джон Сноу. – Вправду? – на лицо Джона падает немного света, и Рамси видит кажущийся лихорадочным румянец на его щеках. То ли как будто у него голова немного кружится от никотина, то ли что. – То есть вправду хочешь – или просто хочешь сделать что-нибудь хорошее для меня? Ты не умеешь играть с этим, Джон Сноу. – Просто… хочу, – Рамси скрещивает руки на груди. – Может, в чем-то Хозер был прав, кто знает, – он шутливо щурится, смотря на Джона. – Я не о сигаретах. И не о том, каким он был педиком. Я имею в виду, что если ты уже хочешь чего-то – то почему бы тебе быть не прочь зайти дальше. Это… звучит хорошо. Мне нравится. Не слишком легко было разобраться с этим, но… мне нравится, – он не врет Джону Сноу сейчас, сегодня ему хочется внести сюда немного правды, задевающей еще сильнее. – Хотя, знаешь, некоторые люди говорили, что я всегда заходил слишком далеко, но чаще всего я с самого начала знал, насколько далеко хочу зайти. Хотя иногда и… увлекался, – он усмехается. – Но я с тобой я не… не был уверен, чего именно хочу. И потом, когда все это порядком затянулось из-за Зимы… в общем, оказалось, что с тобой можно делать много разных славных вещей. Оказалось, что говорить с тобой, драться с тобой, целоваться с тобой и трахать тебя – довольно славно. И сосать тебе – тоже славно, – он заканчивает и прямо смотрит на Джона. Тот прикусывает губу, покачиваясь на пятках, а потом хорошо так затягивается. – А сейчас? Сейчас ты знаешь, чего именно хочешь? – вопрос выходит из его рта вместе с дымом; он замечает в этих длинных монологах самое важное, и это в нем нравится Рамси. Джону не нужно играть. Ему нужно задавать такие вопросы – и вызывать приятное сладковатое чувство на кончике языка. – Я уже сказал тебе, – и Рамси ухмыляется. – Чтобы ты расстегнул молнию и вытащил свой хорошенький маленький член из штанов, а дальше я все сделаю. Джон перестает раскачиваться, пристально смотря на него и плотно сжимая губы. А потом шагает назад. Стена оказывается ближе, чем им обоим кажется. – Ты думал о том, что здесь могут быть камеры? – Джон быстро расстегивает ремень и ширинку, зажимая сигарету между пальцами, и немного пепла срывается с нее на пол. – Вот и узнаем, кто их смотрит, – Рамси подходит к нему, оттолкнувшись от стены, и прибирает волосы за уши. Джон слегка приспускает штаны, обнажая горячую белую полоску кожи над бедрами. У него уже стоит, и в мутном свете, едва-едва пробивающемся сквозь стекло, его член кажется темно-розовым. Рамси любит этот цвет. Он опускается на корточки, и, еще оттянув резинку кальсон, вытаскивает неровно покрытые жесткими черными волосками яйца, и мнет их в ладони. А потом прихватывает член указательным пальцем и слегка отгибает вниз. Такой твердый и еще так напрягается от давления. – Хах, а может, ты все-таки девчонка, Джон Сноу? – спрашивает Рамси и недолго целует взасос его приоткрытую головку. – А то эта твоя штучка такая нежная и маленькая, как, знаешь, те, что у девчонок, – целует еще, опять с языком и теперь подольше, пока дыхание Джона не учащается. – А я-то все понять не мог, с чего она мне так нравится. Джон затягивается подрагивающей рукой и слегка подается бедрами вперед, мазнув влажной от слюны головкой Рамси по щеке. – Нравится, когда она у тебя во рту, в руке или в заднице? – он спрашивает, наклонив голову, и с силой выдохнутый дым струится по его груди. – Для начала – когда она на тебе, – хмыкает Рамси, наконец отпуская его яйца, перехватывая член всей рукой и оттягивая шкурку нарочно больно. – А там посмотрим, – и он почти ничего не делает, только дразняще проводит по натянувшейся уздечке языком, но член Джона все равно так запросто подтекает в его руке, выталкивая две сочные капли смазки, одну за другой. Налитая головка, кажется, еще слегка потемнела, и Рамси скользит ладонью по стволу вверх, немного подрачивая ее, и растертая со слюной смазка хлюпает в его кулаке. – Боги, – Джон ударяется затылком о стену, опять шипяще затягиваясь. – Отсоси мне уже. Пожалуйста. – Мне нравится, когда ты просишь, – тихо смеется Рамси и пару раз берет его член за щеку, надрачивая ствол крепко сжатыми пальцами, но потом опять вытаскивает, и тот блестит от его подтекающей слюны. – А мне нравится, когда ты сосешь, – парирует Джон. – Правда нравится? – спрашивает Рамси, неглубоко насаживается ртом на член, причмокивая и тесно всасывая соленую головку губами, и снова отстраняется. Джон шипит сквозь зубы, подаваясь к нему бедрами, но Рамси легко удерживает его. – Нравится, – коротко отвечает Джон, затягиваясь последний раз и наклоняясь в сторону, туша сигарету об стоящую рядом урну. – Я хочу тебя. У тебя губы такие мягкие… Давай быстрее, пока кто-нибудь еще не пришел. Рамси хмыкает, оценив сказанное, но еще несколько раз продергивает шкурку и только потом наконец жадно заглатывает член. Жадно – потому что теперь он на самом деле не прочь это сделать, придерживая у основания двумя пальцами и раз за разом погружая член в свой мягкий рот. Открытая головка проезжается по небу, покрытая остро-соленой смазкой, как морской водой, и весь ствол легко умещается во рту. Рамси сосет его, прибрав зубы и втянув щеки, почти не вытаскивая и едва двигая сжатыми мягкими губами по стволу. Он знает, что Джону нужно больше прямо сейчас – и в этом вся прелесть. Но он все-таки то и дело соскальзывает по стволу мокрыми губами и туго обсасывает головку, подрачивая рукой – и снова заглатывает, упираясь носом в черные волосы на лобке. Он знает, что Джон это любит. Его хорошенькие яйца быстро высоко поджимаются, а дыхание становится частым-частым, и тугая, набухшая головка сочится смазкой, когда Рамси наконец с причмокиванием выпускает его член изо рта и поднимается. – Пососи мне тоже, – он выдыхает Джону в ухо, наклонившись; во рту у него соленый прикус смазки, и дыхание тоже пахнет солоно. Рамси видит по расширившимся зрачкам, что Джон не откажет сейчас, и попросту разводит его, готового и горячего. Хочешь что-то получить – дай что-то взамен. Джон переводит на него слегка плывущий взгляд, согласно кивнув, и Рамси быстро расстегивает ширинку, меняясь с ним местами и приваливаясь к стене. Не сказать, что он слишком возбужден, но сам вид опустившегося перед ним на корточки Джона и его хорошенького члена, торчащего из расстегнутых штанов, нравится ему. Рамси достает свой член, расстегнув ремень, и притягивает Джона за затылок, заметив, как ладно тот уже обхватил нежный ствол ладонью и теперь быстро подрачивает, гоняя туда-сюда свою сладкую – соленую – шкурку. – Ты мой хороший, славный… а уж как славно давать тебе в рот… – ласковым, материнским тоном шепчет Рамси, придерживая все больше набухающий член и водя им по губам Джона, чуть раздвигая их головкой. – Я то и дело вспоминаю, как ты взял у меня тогда, в роще, волчонок. Давай, отсоси мне его, как тогда, и подрочи еще, поработай своей хорошенькой рукой, – Рамси всовывает головку в обветренные губы, запрокидывая голову и чувствуя, как Джон послушно обхватывает его ствол свободной ладонью. – Только не кончай. Я хочу, чтобы у тебя в руке хлюпало, когда ты отсосешь, но чтобы ты не кончил. Джон издает какой-то согласный утробный звук, и Рамси расслабляется, мягко устроив руку у него на затылке и ритмично надавливая. Джон еще ужасающе девственный в этом – хотя Рамси особо и не с кем сравнивать, – но он быстро учится и окупает царапающие зубы мягким, слюнявым энтузиазмом. И, мать его, хорошо дрочит, так, что зубы сводит. – Сплюнь еще немного, – велит ему Рамси, ненадолго отпуская, и Джон, собрав слюну, прохладно сплевывает прямо на головку, сразу размазывая по стволу рукой. – Ага, а теперь надрочи его покрепче, волчонок, – Рамси покусывает губу, глядя вниз и придерживая Джона за волосы. Тот дрочит и себе, и ему, и сплевывает еще, загоняя член во влажный кулак и массируя открытую головку, и Рамси снова быстро всаживает ему в мокрые губы. Это все крепко заводит, и, кажется, не только его: он и вправду слышит, как в руке у Джона хлюпает, в той, которой он мастурбирует себе все быстрее, и как его губы все сильнее сжимаются вокруг нежного венчика, когда он плотно отсасывает головку. – Я бы хотел сейчас засадить тебе в глотку, – шепчет Рамси, с трудом контролируя дыхание. – Весь свой хер. Чтобы ты давился, и у тебя изо рта текло, и детский пушок под твоими церковными губками весь слипся, – Джон гортанно стонет и опускается на колени, стукнувшись ими об пол и продолжая быстро-быстро мастурбировать. Рамси видит его икры и пятки его сапог – и жалеет, что не может увидеть его маленький зад. – Я бы потом разработал пальцами твой задок, если б ты взял до горла. Сколько ты хочешь? Сколько в тебя сейчас войдет? Покажи мне. Покажи, сколько пальцев я должен в тебя всунуть, чтобы ты сейчас же кончил, – Джон опять приглушенно стонет и вдруг перестает продергивать свой член, поднимая глаза. Серые и огромные, как заледеневшее море. Он с хлюпом выпускает толстую головку изо рта, откидывая голову, и в слабом свете Рамси видит, как между его коленей блестит тонкое и липкое прозрачное пятно от капающей смазки. Рамси думает, что Джон скажет что-нибудь, что-нибудь ядовитое и злое, но он только снова обхватывает головку своими мокрыми губами, не опуская глаз, посасывает ее – и вытаскивает. Нитка слюны тянется от его приоткрытого, раскрасневшегося, теплого рта. Джон без стеснения смотрит на Рамси и еще раз берет влажную головку в рот, немного глубже, сосет ее дольше – и вытаскивает. Рамси соскальзывает ногтями свободной руки по стене с неприятным звуком. – Не смотри на меня, – только и говорит он, и его голос неожиданно для него звучит охрипло. – А то что? – тихо спрашивает Джон перед тем, как снова взять в рот. Какой же он теплый, тесный, мягкий. У Рамси почему-то не получается нормально вдохнуть, когда Джон опять вынимает его член изо рта, весь мокрый и пульсирующий. – Что ты со мной сделаешь, если я не перестану? – холодно спрашивает Джон и касается языком приоткрытой щелочки на головке, наполненной смазкой. – Сколько пальцев сейчас нужно тебе, Рамси Болтон? – прогнав шкурку пару раз, он приоткрывает губы и сосет еще немного, почти сразу выпуская и заставляя Рамси недовольно зарычать. – Я бы сунул в твой зад столько, сколько ты хочешь – если бы ты попросил, – он говорит, зная, что Рамси никогда не будет просить – и плотно засасывает головку, в этот раз не прерываясь, и снова начинает крепко двигать сжатой рукой по члену, натирая уздечку языком. И Рамси, конвульсивно сжав его волосы, слишком быстро кончает ему в рот, наполняет его своей горячей спермой, больно закусив щеку изнутри. Это один из самых ярких оргазмов, которые у него были; ему кажется, будто он сливает Джону в рот не меньше унции, и его член выталкивает еще и еще, когда он в самом деле думает, что Джон сейчас сунул бы палец в его зажавшийся зад и потер бы его простату, выдаивая все до последней капли. Джон отстраняется, когда Рамси изнеможенно отпускает его волосы, и, поднявшись, наклоняется над урной и сплевывает его сперму. У него так и стоит, и возбужденный член блестит от собравшейся на головке смазки. Рамси удовлетворенно сползает по стенке, пока не собираясь заправляться и застегиваться – член еще слишком чувствительный, налитый кровью и торчащий вперед, и он не хочет, чтобы его касалось что-то, кроме прохладного воздуха. Ну и если остатки спермы – удовольствие все еще прокатывается по телу слабыми толчками – подтекут на пол, а не в штаны, это будет со всех сторон лучше. – О'кей, Джон Сноу, – но он еще не закончил – и облизывается, запрокинув голову и прибрав неожиданно влажную у корней прядь назад. – Я весь твой. Джон подходит к нему молча, ставит ноги по обе стороны от его коленей и засовывает ему в рот большой палец, оттягивая нижнюю челюсть. И засаживает в губы, слегка ударив затылком о стену, как и в прошлый раз. Он потрахивает Рамси в рот быстро, уверенно и довольно глубоко, то и дело шлепаясь яйцами о подбородок, пока тот мнет его маленькие ягодицы через новые армейские штаны. – Давай, давай, как ты умеешь, – шепчет Джон вряд ли больше, чем через минуту, вытаскивая член и впихивая одну открытую головку в мокрые, слюнявые губы. И Рамси послушно обсасывает ее, обхватив липкий от слюны ствол одной рукой и быстро надрачивая. Он слышит частое, несдержанное дыхание Джона, чувствует, как ритмично напрягается член в кулаке – и беспорядочно поглаживающую затылок ладонь, а потом Джон резко кончает ему в рот, спускает свою сперму такими же ритмичными толчками и прерывисто стонет, когда Рамси быстро обсасывает его пульсирующую головку, лаская яйца пальцами свободной руки. Джон опять отстраняется сам, и Рамси тяжело поднимается следом, тоже сплевывает его сперму в урну и наконец застегивается. – Мне нужна еще сигарета, – каким-то не своим голосом говорит Джон, отходя назад и все возясь с ремнем и кнопками на ширинке. – Это будет мерзко, волчонок, – ухмыляется Рамси, снова прибирая растрепанные ласкавшей рукой волосы. – Вкус спермы и табака во рту – это в самом деле мерзко, – он смотрит, как Джон все равно достает сигарету из пачки, и хмыкает. – Дай мне одну тоже. – Ты говоришь так, будто знаешь, – фыркает Джон. – Я знаю, – Рамси пожимает плечами, забирая у него зажигалку и с удовольствием прикуривая. – Мой отец заставил меня хорошенько это запомнить. Джон молча выдыхает дым. Рамси откидывает голову, затягиваясь и смотря на него сверху вниз. Он захотел рассказать об этом прямо сейчас, потому что он не прочь заходить все дальше и дальше. И потому что есть вещи… он хочет, чтобы Джон узнал эти вещи до того, как они вернутся в институт. – Почему… почему сейчас? – А что, плохой момент, чтобы рассказать об этом? – Рамси приподнимает бровь. Он отлично знает, что момент – лучше не выдумать. – Н-нет, – Джон качает головой, снова немного нервно затягиваясь. – И… тогда… как это было? – Не так плохо, как звучит, – Рамси удовлетворенно опирается о стену. – Чаще всего я сосал ему, и он обычно дрочил мне после. Не всегда, но обычно. Еще мы трахались, но это редко, меньше раз, чем пальцев на одной руке, – он хмыкает. – А. Еще ошейник. Он любил перетянуть мне глотку. Не такой штукой, как ты, у него была игрушка, такая… цепочка, чтобы держать, как на поводке, и слегка удавливать. Твой ошейник был лучше, – он шумно выдыхает дым, – больше под мою шею. – Я имел в виду, это было насильственно или добровольно, – сухо говорит Джон. – А. Это. Нет, он не насиловал меня, если хочешь знать. Не думаю, что это… возможно было бы, – Рамси негромко смеется. – То есть физически… нет, не принимай на свой счет, но есть такие маленькие люди вроде тебя или Русе… нет, короче говоря, нет. – Тогда… почему? – Ну, он был забавным, – усмехается Рамси, опуская взгляд. – Забавный, ебливый фетишист. "Грязная, жирная, омерзительная свинья", – говорил он мне, а у самого такой стояк был, – он хихикает, крепко затягиваясь и стряхивая пепел. – Это ведь не настоящая причина, так? – так же сухо спрашивает Джон. – Разумеется, не настоящая, – соглашается Рамси. – А ты начинаешь соображать в этом, хороший мой, – он затягивается еще, задумчиво смотря на догорающую сигарету. – Я не мог сделать ему ничего серьезного, если ты понимаешь. Ну, то есть, я не такой придурок, когда дело касается социальных вещей, и вроде как понимаю, что нельзя просто убить того парня, который прямо сейчас делает тебе будущее. И нельзя причинить ему боль, по-настоящему ограничить его или запугать. То есть не считая того, что это был Русе. Кто бы это ни был. Но иногда… я думал об этом. Он был… интересным. Как ты, Джон Сноу. Иначе, но… интересным. И я вправду чуть не убил его, когда он первый раз… – он наполняет легкие последней жадной порцией дыма и тушит сигарету. – К счастью для него, он успел нащупать неплохой рычаг, которым меня можно сдерживать какое-то время. Так я выяснил, что сексом можно… забивать какие-то вещи. Какие-то желания. Правда, ему приходилось делать это все чаще и чаще со временем, потому что их нельзя убрать насовсем. Но он делал это хорошо – и умер легко и быстро. Ну, поэтому – и потому, что я уже потерял к нему интерес к тому моменту. Джон молчит, все еще докуривая свою сигарету. Рамси знает, что он хорошо понял все и усвоил все уроки из сказанного. Осталось только немного подсластить его награду за это. – Но ты делаешь это лучше, Джон Сноу, – негромко произносит Рамси. – Лучше держишь меня. Всадил свой крючок прямо мне в горло, – он щелкает твердым ногтем по своей толстой шее. – И пока я не хотел бы потерять тебя. А я ведь могу это сделать здесь, так? Джон отвечает не сразу, только тогда, когда уже тушит сигарету. – Я не знаю. Я… не очень понимаю, о чем ты говоришь. Между нами… не такие отношения, чтобы ты мог меня потерять, и я все еще не твой объект, даже если нам и придется выяснить… какие-то вещи между мной и тобой, когда мы закончим с вакциной, – он тщательно подбирает слова, обозначая хрупкие обледеневшие границы. Хорошо. – Да, я все время забываю об этом, волчонок, – и край жирных губ плывет в улыбке. – Ладно, забудь. Давай лучше сходим отлить, пока в нас не влили еще несколько галлонов чая.