Потерянные Жизни

«Я не хотела становиться для тебя обузой. Я не хотела, чтобы ты отказывался от всего ради меня. Из-за моей глупости всё теперь идёт не так, как должно было идти. Видя, как ты день ото дня теряешь собственное лицо, заботясь о той, кто является причиной твоего беспокойства, я, пожалуй, испытываю даже радость от того, что во мне засела болезнь. Однажды оно кончится, и я жду этого момента». Это и еще многое другое проносилось в голове девушки, когда она наблюдала за любимым мужчиной. Чувство своей несостоятельности перед ним сливалось с чувством вины и сожаления, образуя ком, душивший с каждым часом всё сильней. Иногда ей казалось, что горло разорвётся от перенапряжения, вызванного долго сдерживаемыми рыданиями, но Тейлор всегда успевала остановить подступавшие слёзы. Незачем лишний раз тревожить и без того измождённого мужчину. Болезнь не отступала, и с каждым днём девушке казалось, что выздоровление никогда не наступит, ибо ощущение гниения изнутри только усиливалось, а не ослаблялось. Факт возможной смерти ее даже обнадёживал, ведь в случае усугубления неясной раны ей больше не придётся выступать в роли непосильной тяжести для любимого. При таких мыслях Тей обычно засыпала, а проснувшись, мучалась из-за неудавшегося покоя. Терявшему всякое подобие себя прежнего Джареду было невыносимо смотреть, как девушка на его глазах становится всё тоньше, бледнее и безжизненней. Он делал многое из невозможного, но получить удовлетворительные результаты не мог. Что в подобной ситуации испытывает человек? Большинство опускает руки, умывает, заламывает или разводит ими, в общем, делает всё, чтобы освободиться от ответственности. Он не мог позволить себе эту вольность, и с каждой секундой боли девушки перенимал на собственное «я» ее утроенные страдания. И без продолжительных размышлений становилось понятно, что только он один и мог что-либо изменить в сложившемся, ужасном положении. Эми проводила наедине с потерянной девушкой долгие часы. Они частенько запирались и вели какие-то очень интимные разговоры, и, казалось, это помогало, и Тейлор даже чувствовала себя лучше, но вскоре всё возвращалось на круги своя. Сложно определить, чьё внимание шло ей на пользу больше – проницательные беседы с подругой или выслушивание несусветного бреда от Мэнсона. Мэнсон уже давно имел тактику на подобные случаи. Заключалась она в том, что страдающему чем угодно человеку не нужно выслушивать и без того варящееся внутри отчаяние, хотя иногда это и может помочь. Он же предпочитал выбирать максимально отвлечённые темы и лёгкие, тёплые беседы. Так или иначе, их общие усилия имели лишь временный эффект, и вскоре девушка возвращалась к пустому выражению на лице, которое после должно было смениться полубессознательным состоянием. И так открывался новый круг, менялась лишь погода за окном. С самого первого дня Джаред оставил спальню, в которой они ночевали с Мэнсоном. Теперь он всё время проводил рядом с обессилившей девушкой. Часто мужчина брался за книгу и в тихой спальне читал вслух, даже тогда, когда она спала. Однако стоило ему остановиться, Тейлор беспокойно вздрагивала во сне и успокаивалась с его вновь возникавшим голосом. Так могло продолжаться хоть по полдня, но в определенный момент мужчина вынужденно оставлял девушку, чтобы вернуться через несколько минут с провизией. По большей части он сам не ел, а только мягко просил Тейлор съесть что-нибудь. Она никогда не отказывалась, но Джаред ненавидел эти мгновения. Из любимых голубых глаз неудержимо текли слёзы, а причину он знал прекрасно. Обычно всё заканчивалось тем, что он забирал собственноручно принесённую еду, буквально на себе испытывая ее облегчение за такой манёвр. Дальше Лето крепко обнимал свою девушку, и в таком положении они засыпали. Он – всего на пару минут, она – на долгие часы. «А ведь это я ее убиваю», горько думал мужчина, когда глаза наливались кровью, а руки обнимали хрупкую фигуру. «Я виноват в каждом грамме ее боли». *** Той ночью он так и не сумел заснуть. Наблюдая, как тени мягко обволакивают спальню, ставшую ее склепом, Джаред еще крепче прижимал к своей груди спящую. Она мелко дрожала, даже одетая, даже под одеялом и даже в его объятиях. Слушая, как гулко бьётся женское сердце, мужчина неосознанно попадал в этот ритм, перебирая пальцами ее длинные волосы. Удар – локон падал на фалангу указательного, еще удар – среднего. Это тянулось слишком долго, чтобы в конечном итоге довести его до полупомешанного состояния. Так больше продолжаться не может. Он должен сделать что-то, найти любую мелочь, которая позволит вновь увидеть любимое личико здоровым и сияющим от счастья. Как в те моменты, когда они вроде бы рьяно ссорились, кидаясь колкими фразами и наслаждаясь процессом. Всё это являлось своеобразной игрой, в которую оба играли с большим удовольствием: почти ни разу подобное озорство не приводило к чему-то действительно серьёзному. Тейлор протяжно, с натугой выдохнула, будто стон застрял в горле. Острые ногти впились в обнажённую кожу его груди, словно она хотела проникнуть в него любым способом. Джаред запечатлил на светлой макушке долгий, нежный поцелуй, после чего, превозмогая желание остаться, выскользнул из изумрудной постели. Девушка, не покидая сон, начала искать его левой рукой, но поиск не дал результатов, и, огорченная, она вернулась к сновидению. Мужчина еще долго смотрел на ее лицо, подёрнутое оттенком умиротворения. «Может, ей приснилось что-то хорошее», подумал он, ибо иного пути достижения хрупкого внутреннего спокойствия у него не было. Бесшумно, как тень, Джаред покинул спальню, плотно закрыв за собой дверь. Не хватало еще, чтобы в его отсутствие кто-нибудь незваный посмел нарушить покой его девочки. Дом встретил мужчину бархатной тишиной. Из мужской спальни, где теперь всегда спала Эми, не было слышно ни звука, и удовлетворенный этим фактом Джаред продолжил свой путь, сам пока не осознавая, куда идёт. Первый этаж казался намного больше, чем являлся на самом деле. Покинутые кресла вокруг обсудительного стола почему-то особо завлекли к себе внимание напряженных глаз, а потухший камин смотрелся особо гармонично во тьме со сгоревшими поленьями. Но воздух здесь был спёртым, и лёгкие отчаянно нуждались в свежем глотке кислорода. Не задавая себе вопрос, отчего это произошло, Джаред вышел на улицу, где с небес светил тонкий месяц и тысячи звёзд. Спокойствие, о котором он уже давно забыл, царило в природе. Ветер мягко шелестел меж деревьями, всколыхивая нежную листву и создавая неповторимое ощущение гармонии. Однако и здесь что-то было не так. Воздух словно скисся вокруг, и вглубь организма попадала отвратная смесь газов, не пригодная для дыхания. На мгновение в глазах потемнело, а чувство равновесия ослабло настолько, что мужчина едва не рухнул на колени. Вот тогда к нему вернулось старое ощущение, которое не раз повергало в шок. Мир мерцал расплывчатыми красками, даря лишь некое подобие реальности, в которой они все жили. Джаред прижал к взвывшим от боли глазам кончики пальцев и опустился на колени, прямо в траву, на которой стоял. Через тонкую ткань брюк чувствовалась прохлада и влага – роса плотно опутала нежные ростки в предвкушении рассвета. «Why Are You Here? Are You Listening? Can You Hear What I Am Saying?..» Вот уж никогда ему не приходилось думать, что предназначенные для простых обывателей слова будут иметь фундаментальное значение в будущем. На этот раз в роли внимательного слушателя пришлось выступить самому автору. Помощи не от кого было ждать, но он и не привык к подобной роскоши. Вспышки в мозгу сменили интенсивность на среднюю, и теперь можно было спокойно открыть глаза без страха внезапной слепоты. На унимание то острой, то тупой боли ушло какое-то время, после чего мужчина поднялся на ноги, всеми силами пытаясь понять, что он должен сделать, чтобы не дать всему миру задохнуться в хаосе его разума. Сердце сжалось, но Лето не обратил на это никакого внимания. Сейчас не стоит отвлекаться на такие пустяки, как собственное тело, главное – поймать ту неуловимую ниточку, которая первый раз возникла в этом доме и ознаменовалась… Джаред широко раскрыл глаза. Каким нужно быть идиотом, чтобы с самого начала не осознать всю элементарность предоставляемого? Без лишних мыслей он вернулся в дом, где в его отсутствие запах гниения и разложения стал сильнее. Нет, объектом разложения являлась вовсе не органика, а душа. Ища того, кто так упорно концентрировал всё внимание на себе, Лето интуитивно выбрал направление в сторону подвала. Дальше всё слилось в какофонию тьмы и звуков колошматенья собственного сердца о грудную клетку. Он чувствовал, что осталось совсем немного. Неведомая нить привела в самое сердце дома, куда не проникало ни дуновение ветра, ни солнечный свет, только застарелый воздух в соитии с водой дарил ощущение надёжного плена. Когда голые стопы коснулись древнего камня, служившего материалом фундамента, ровно в центре мрака блеснули два загадочных огонька. - Кто ты? – спросил Джаред без приветствий, глядя в знакомые, изумрудные глаза пришельца. Этот мальчик не нуждался в таком прозаичном явлении, как освещение; мужчина видел его, словно тот сам источал внутренний свет. Косая, каштанового цвета чёлка лихо скрывала левую часть лица; нос – прямой, аккуратный и без горбинки, губы – бледные и тонкие. Пальцы – как у врождённого пианиста, а на груди поблёскивал уже известный символ в виде сложной звезды. Больше всего волновал взгляд, которым ребенок наградил его. Если в прошлый раз он сквозил обидой, то теперь на дне ярких изумрудов читалась тревога, которая и побудила мальчика покинуть неведомый мужчине мир. - Ну, мы знакомы, - ответил маленький Марсианин, склоняя голову и тем самым вынуждая чёлку окончательно скрыть один глаз. – Более подробно ответить не могу, извини. Родители могут узнать и станут ругаться. - Они у тебя красивые, - отметил Лето, не сдержавшись. Красота мальчишки читалась в каждой черте юного лица, и невольное уважение к людям, сотворившим такое произведение, охватило его. – Тебя ведь не обижают? - Нет, - мягкий, высокий голос обволакивал сознание и скользил в каждую клеточку тела, даря спасительный воздух. – Они хорошие. Папа никогда не кричит на маму, но мама часто кричит на дядю, который, кстати, очень любит тётю... - Дядя, видимо, сам напрашивается. – Джаред не мог понять причину, по которой сейчас стоит, полураздетый, в кромешной тьме и преспокойно беседует с неизвестным о каких-то неизвестных. – У них, наверно, тоже есть своё маленькое чудо? Мальчик вдруг надулся. - Не знаю я никаких чуд. Она вредная, и дядя постоянно говорит, что моему папе зря дали такую блестящую золотую штуку… - он серьёзно задумался, почёсывая затылок и вспоминая название пресловутой штуковины. – Но дядя просто завидует, как говорит папа, потому что дядя – бездарность… Слегка запутавшись в семейных делах явившегося инопланетного приведения, Джаред взмахнул ладонью, отчего расщебетавшийся птенец тут же умолк. На вид он был не старше пяти лет, но соображал быстро и мужчину слушался покорно. Еще раз оглядев его, Лето позволил старой игле вновь пронзить сердце. Может, то, что перед ним именно ребёнок, и служило толчком к возврату? - Что мне делать? – спросил он тихо. – Я боюсь потерять ее. Когда мужчина озвучил вслух то, что глодало его на протяжении нескольких недель, едва не ужас пробежался по каждой струне души. Он только сейчас осознал, как сильно зависит от спящей двумя этажами выше. - Знаю. – эрудит из него вышел бы славный. – Боишься настолько, что почти сошёл с ума и видишь каких-то странных детей. Лето слабо улыбнулся: - А вас что, много? Мне ждать еще гостей помимо тебя? Мальчуган хитро сощурился, напоминая кого-то, и почти нехотя произнёс: - Она тоже хочет, но я ей запрещаю. По-крайней мере, видимо,– он весь надулся от гордости, и глаза засверкали вдвое ярче, чем первоначально. Но тут ребёнок словно опомнился и вновь совсем не по-детски стал серьёзен. – Тебе не стоит беспокоиться. Уже сегодня утром всё будет хорошо. Всего несколько простых слов, а влияние не сравнимо ни с чем. Это простое заявление почему-то легко усвоилось в подсознании мужчины. Особая, ничем необъяснимая уверенность в словах зеленоглазого мальчика отпечаталась в мозгу, и лёгкость охватила всё его тело. - Но если ты будешь рядом! – воскликнул пришелец, будто вспомнив самое главное. – Сейчас она одна. Где-то вдалеке, не известно с чьей стороны послышался слабый треск, и оба, мужчина и ребенок, оглянулись в поиске источника. Убедившись, что пока им ничто не мешает, Джаред быстро вернулся к разговору, опасаясь, что какая-то неведомая сила заберет у него собеседника. - Понял, - твёрдо сказал он. Желание сию секунду оказаться в постели с любимой женщиной прочно обозначилось в его душе, но долг оказался сильнее. – Спасибо тебе. Я никогда не забуду того, что ты сделал для нас. Мальчик махнул рукой, но похвала определенно пришлась ему по вкусу. - Ну всё, - внезапно появилась озабоченность и торопливость. – Я тут уже слишком долго, а если папа узнает… - он многозначительно провёл пальцем по горлу, сделав страшные глаза. Джаред рассмеялся и хотел узнать еще кое-что, но внезапно подвал начал таять вместе со всем содержимым, включая двоих полуночников. Он не успел даже спросить имя странного гостя: тьма уже поглотила маленькое привидение, как и его самого. *** Ярко горело солнце. Дом согревался в его лучах, как живое существо, цветущее под спасительным теплом и светом, как механизм, доведенный до совершенства. О необъяснимых событиях той ночи помнили только двое: мужчина, на какое-то время обретший несвойственную ему молчаливость, и ребёнок, исчезнувший с лица Земли, словно никогда и не существовал вовсе. Когда Джаред на следующее утро застал любимую женщину порхающей на кухне в свете нарастающего рассвета, он не мог оторвать глаз от сияющего, юного лица, с которого слетела всякая пелена неясной болезни. Она встретила его тем же красноречивым молчанием, которым одарил ее он сам. Девушка даже не переоделась после сна, а так и осталась в серебристой пижаме и белоснежных носочках. Живой, неподдельный свет в любимых голубых глазах полыхал ярче, чем когда-либо. Джаред не выпускал свое сокровище из рук никак не менее получаса. Он обнимал ее, говорил абсолютно несвязные, но чистые слова, а Тейлор только и оставалось, что впитывать его любовь и самой растворяться в ней, как растворялись глаза в жидких кристаллах слёз. Тогда она, ужасно волнуясь, шепнула ему на ухо маленькую тайну. Мужчина долго молчал, продолжая сжимать в требовательном объятии девушку. Он не знал, как реагировать на то, что Тейлор с пробуждением убедилась в безопасности. В ней не жила новая жизнь. Возможный зародыш разорвался на куски плоти и потоки крови. Девушка отстранилась, испугавшись его молчания, но Джаред улыбнулся и вернул ее к себе. Правда, улыбка застыла на лице в виде маски. Необъяснимое, но поганое чувство утраты закопошилось в нитях души. *** - Жизнь не может зарождаться в пустоте. Как и Смерть, Жизнь имеет устойчивую платформу под ростками создания. Если же это условие нарушается, всё летит в бездну вакуума. Из этого круга нет выхода, потому круг и правилен: законы Вселенной должны исполняться, даже в месте, удалённом от Вселенной на миллиарды расстояний. Они достаточно умны, чтобы понять это. В глазах мальчика сверкают малахитовые звёзды, а глаза девочки наполняют небеса. Они, затаив дыхание, слушают Создателя, который за долгие часы одноминутной беседы наделял их тем, чего достать было практически невозможно. Он одет в невероятно древнюю мантию, когда-то сотканную из света. Седина прочно опутывала его волосы длиной до пояса и внушительную бороду. Эта седина словно подмигивала в каждом серебристом локоне, подсказывая детям, что их обладатель неисчислимо стар. Девочка почтенно склоняет белокурую голову. Это создание всегда смиряло свою необузданную взбалмошность, стоило Старцу остановить время ради встречи с ними. Порой мальчик словно взрослел на многие годы вперёд, когда оказывался под пристальным, мудрым взором. Тогда его привлекательность играла в полную силу, и девочка видела в созревающем рядом ребенке взрослого молодого человека, сама при этом забывая собственный возраст и не понимая, что принадлежащее ей лицо также теряет рамки времени. - Игры – прекраснейшая затея. – Старец говорит мягко, но каждым звуком голоса добивается безоговорочного почтения. – Но вы еще не совершили ничего, чтобы подчинять себе извечные догматы. Я дорожу вами, и потому не отменю давно принятого решения. Идите с Богом. Он разворачивается, взмахивая полами мантии, и исчезает, растворяется в пустоте, как всегда завершает их беседы. После этого мальчик и девочка возвращаются в любимый, уютный дом, прямо в кровати. Так как это всегда ночь и родители обычно крепко спят, они мастерски перебегают в спальни друг друга, не тревожа остальных обитателей. Настала очередь девочки, и миниатюрная красавица юркает в тёмную комнату, где её дожидается терпеливый собрат. Дети могли говорить хоть несколько часов, вплоть до восхода солнца – им, казалось, совершенно не нужен сон. Но со звуками пробуждения взрослых они обычно затихают, шипя на любую попытку продолжить разговор, и спешно рассыпаются каждый в свою кровать. Искусство не столкнуться с матерью в коридоре в неположенное время – настоящая наука, которая давалась им в совершенстве. Так начинается новый день, и дети изобретают всё новые способы своеобразной игры. Никогда не получалось сотворить что-нибудь действительно рискованное или фундаментальное, ведь тогда можно получить неодобрение свыше, а ни мальчик, ни девочка даже не пытались его получить – что угодно, только не холодное разочарование в переливчатых глазах. Родители не могут не замечать, как меняется сама природа с каждым восходом. В глубинной сути существования зрел неясный им план, и перспектива нового будущего готовила свои сюрпризы. - А как еще, по-вашему, может развиваться жизнь у детей, которых породили мы? – спрашивает мужчина, на что остальные реагируют усталыми вздохами: его нарциссизм порой выходил за рамки нормы.