Enamored / Влюбленный

Jozef Van Wissem & SQÜRL – Our Hearts Condemn Us У Мацумото с раннего возраста было все, что только душа пожелает. Отец был владельцем крупной брокерской фирмы в Токио, мать держала сеть ресторанов в той же префектуре. Оба наперебой хотели вырастить из сына преемника, поэтому Мацумото все свое детство наблюдал баталии родителей: отец с пеной у рта жаждал видеть сына в качестве брокера, мать — успешным предпринимателем. Но ни один из них и понятия не имел, что юному Мацумото по душе были мужчины за тридцать, а те, что не стеснялись своих желаний, возбуждали его интерес еще больше. От родителей он перенял только две вещи: любовь к театру ногаку от отца и к китайским шелковым халатам от матери. Когда Господин К. гладил его волосы и путал в них пальцы, Мацумото думал, что, возможно, этот человек останется с ним навсегда. Когда Господин Н. целовал его спину, нежно беря сзади, Мацумото допускал мысль, что, вполне может быть, между ними происходит не просто секс. И когда он стоял на коленях перед Господином С., чувствуя сперму в глотке, он тоже надеялся, что уж этот мужчина точно не такой, как все до него. Нет, Мацумото не бредил патетикой бульварной любви — просто ему всегда казалось, что если он и встретит своего человека, то, вероятней всего, произойдет это через привычное ему занятие сексом. Вопреки его предположениям последняя встреча произошла с ним в круглосуточном магазине неподалеку от дома. — С вас одна тысяча триста восемьдесят йен. Мужчина в очереди достал из потайного кармана кожаной куртки свернутые купюры и небрежно бросил несколько продавцу. А потом, немного помешкав, схватил пару пачек презервативов у кассы и кинул к остальному товару. — Две тысячи тридцать йен. Мацумото стоял в очереди прямо за ним и мог детально его рассмотреть. Мужчина с вытравленными волосами был не совсем в его вкусе, но было в нем что-то, что привлекало внимание. «Может, его рост? Или эта потрепанная кожаная куртка? У него подтянутая задница». Он слегка подался вперед, желая уловить запах. От всех людей исходил какой-то запах, и от этого мужчины тоже должно было пахнуть. — Какие-то проблемы? Мацумото услышал над головой его голос и поднял глаза. В тот момент он почти уткнулся носом блондину между лопаток. — Хотел тебя понюхать. — Простите? — Я хотел понюхать, чем ты пахнешь, — бесстрастно повторил Мацумото. Мужчина вздернул бровь и, покачав головой, забрал свой пакет, вышел из магазина. — Извините, я не буду пробивать это, — он оставил растворимую лапшу и соевое молоко на кассе и вышел следом. На улице Блондин В Потрепанной Куртке курил возле машины, и Мацумото был несколько рад тому, что все-таки застал его здесь. — Ты, наверное, думаешь, что я ненормальный. Но на самом деле, разве ты сам не замечал, что все-все люди пахнут по-своему? Бывает даже, едешь в метро, и сразу столько запахов вокруг. Мужчина в строгом костюме чистоплотен, гладко выбрит и одет в свежую сорочку, от него пахнет одеколоном и лосьоном после бритья. А вон та женщина готовила с утра пораньше: вся ее одежда и волосы пропитались запахом жареного масла. Вот эта девушка, видимо, не любит мыться: от нее пахнет потом, но вдобавок она вылила на себя литр парфюма, отвратительное сочетание. Не все старики пахнут помоями и лекарствами. И не всякая женщина благоухает. Я это к тому говорю, что понюхаешь человека — и сразу понимаешь, хочешь ты с ним иметь что-то общее или нет. — Ну и чем я пахну? Мацумото обошел машину, которая их разделяла, встал к мужчине вплотную и положил руки ему на плечи. Он был существенно ниже этого В Потрепанной Куртке, поэтому пришлось подтянуться. — Пахнешь табаком. — Я ведь стою и курю. — Ты был на море? Волосы пахнут солью. — Был и на море. — Ты не пользуешься никакой туалетной водой. В твоей одежде ни нотки парфюма. М-м… — Мацумото принюхался к его шее, где кожа скрывалась под вырезом футболки. — Твой запах мне не неприятен. Думаю, я бы провел время в твоей компании, хоть ты и одет в эту паршивую обшарпанную куртку. — Да ты ведь сам в спортивном костюме… — Ну а что поделать, я ведь просто выходил за едой. Чего, кстати, о тебе не скажешь. Я о гандонах в твоем пакете. — А ты за словом в карман не лезешь, я погляжу. — Мне не нравится, когда люди пытаются казаться теми, кем они не являются. Многие мужики любят распушить хвост, а потом только разочаровывают. Лучше не обманывать того, с кем говоришь. Ты ведь сразу понял это, да? Мужчина слушал его очень внимательно и — это было видно — с неподдельным интересом. Он докурил сигарету до фильтра и щелкнул окурок на газон. Искры быстро погасли в зеленой траве. — Да, понял, — медленно кивнул он. — Итак, твое имя? — Навряд ли оно тебе запомнится, но если ты по части этикета: Мацумото. Пишется как «сосна» и «начало». — А я Сузуки. Пишется как «колокольчик» и «дерево». Прокатимся? Одно качество Мацумото ценил в людях больше всего: знай, чего ты хочешь. Человек не мог быть глупцом, если четко осознавал свои желания. И Сузуки был именно таким. Он понял это, когда уперся руками в его скользкие от пота плечи и увидел раскрасневшееся лицо. Мужчина под ним хотел его всем своим нутром — Мацумото даже не помнил, когда кто-то смотрел на него с таким нескрываемым вожделением. Дикость и жадность в его взгляде граничили с потерей человечности; казалось, Сузуки был далек от всего настоящего и обычного вокруг них. Мацумото чувствовал острую тянущую боль внутри, но даже она доставляла ему удовольствие, пока между ними оставалось ощущение соединения. То чувство, что ни один из них не мог испытать по отдельности. — Ляг на спину. Голос Сузуки звучал совсем по-иному, чем во время их разговора на улице. Он был спокойным, но Мацумото ощущал в нем такую властность, что беспрекословно и с охотой подчинялся. — Хочешь трахнуть меня в глотку? Извращенец, — Мацумото облизал высохшие губы и попытался улыбнуться, когда Сузуки встал над его лицом на колени. — Я знаю тебя меньше суток, но уже понял, что тебе это по душе. В тот же момент он плавно толкнулся в открытый рот прямо перед ним. Мацумото зажмурился и попробовал расслабить горло, принимая внутрь весь размер. Когда Сузуки сдавил пальцами его шею, так, что он начал задыхаться и кашлять, Мацумото подумал, что это, определенно, не последняя их встреча. — Акира-а. Просыпайся, уже утро, Акира. Он держал сонное лицо Сузуки в ладонях и с удовольствием наблюдал, как тот нехотя разлепляет глаза и хмурится. — Откуда ты… — Нашел твои права в той старой куртке, — пояснил Мацумото. — Значит, ты Акира Сузуки? Какое банальное имя. — Меня в честь дедушки назвали. Он помер давно, — он снова закрыл глаза, и Мацумото почувствовал, как тело под ним расслабилось. — Кстати… почему ты накрашен? — Ты заметил? Правда ведь, мне идет? Ты уже успел подумать о всяких пошлых вещах, которые я могу делать этими накрашенными губами? — Не тогда, когда я недоспал несколько часов. Мацумото нырнул к нему под одеяло. От шелкового халата, в который он был одет, исходил слабый цветочный запах. И если бы Акира не слышал его голос, он бы решил, что лежит рядом с женщиной. Тогда же он подумал, что запахи, исходящие от людей, не редко могут запутать. Рука Мацумото скользила по его прессу и была гораздо прохладней, от этого Сузуки вздрагивал, а заснуть повторно не представлялось возможным. В это утро впервые в его голове было пусто. — Ты не привык вставать рано. Кем ты работаешь? Акира уставился в потолок, минуя заинтересованный взгляд нависшего над ним Мацумото. — Обычный преступник, — вяло отшутился он. — У меня еще не было преступников. Тогда давай будем вместе, Акира Сузуки?