Это был Дождь

Дождь шёл стеной. Занзас резко нажал на тормоза, останавливая машину посредине пустой трассы, и вышел наружу. Дождь хлестал по лицу, порывами ветра дёргал за так раздражающие его перья и кричал что-то своё. Его личный Дождь уже второй месяц спал. И особняк казался слишком тихим без вечно шумной Акулы. Если рядовые этого, наверное, не замечали, то Хранители старались проводить в нём как можно меньше времени. Слишком тихо. Слишком тяжело. Потому что они каждую секунду в этом доме ждут. Ждут, что сейчас с ноги распахнётся дверь, раздастся оглушающий "ВРОООЙ" и в проёме будет стоять злобно-собранная Скуало. Но Акула спит. Гейский мусор, единственный, кто не покидает особняк, говорит, что это из-за того, что она слишком выложилась: полученные травмы, вычерпанное до дна Пламя, откат от заключения в Колыбель самого Занзаса. Всё это сложилось, и вот второй месяц Скуало лежит в глубокой коме, опутанная множеством датчиков и трубок с лекарствами. Такая тихая, словно неживая. Мужчина с силой сжал кулаки. Дождь очередным порывом ветра хлестнул по лицу, одно из вплетённых в волосы перьев упало под ноги и тут же было унесено куда-то потоком текущей по дороге воды. Сорок два дня. Скуало спит уже сорок два дня, и с каждым из них всё сложнее и сложнее избегать варийского особняка. Это первые две недели он почти не появлялся там, носился между другими семьями, закреплял договора, подтверждающие независимость Варии. Потом ещё две разъезжал по заданиям, да, не по чину уже, босс не самой слабой семьи, но он не мог иначе. Азарт схватки, ходящая рядом смерть отвлекали. Отвлекали от слишком тихого особняка. От спящей, как мёртвой, Скуало. Занзас разжимает руки и садится обратно в машину. Собственная слабость выводит из себя, вот только Ярости почему-то нет. Только раздражение на собственную трусость. В её палате он был один раз — в тот день, когда они вернулись в Италию. И больше не заходил. Не хотел. Не мог. Тихая спящая Скуало была не настоящей. В памяти ещё жила Скуало, спящая в его руках. Она всё время морщилась, иногда улыбалась. Но не было этого мёртво-спокойного лица. Скуало спит сорок второй день, а он не прикасается к алкоголю уже пятнадцатый. Тогда он вернулся с миссии. Ему пришлось вернуться. Пустой особняк угнетал, он стоял перед дверью в палату Скуало и не мог переступить порог. Гейский мусор уже снял все бинты и гипс, а она лежала на кровати, похожая на призрака даже больше, чем на мертвеца: белые волосы, обычно мягкие, казались ломкими, белая кожа с синими нитками вен, в руку воткнута игла капельницы, белое постельное бельё. Он развернулся и ушёл, заперся в спальне и достал из комода три бутылки виски. Виски не помог. Да, он вполне успешно напился, только вместо желаемого беспамятства были сны. Омерзительно яркие. Её кожа: покрытая шрамами, совершенно не нежная, с мозолями на ладонях. Её голос: пронзительно громкий, страстно-хриплый, один её голос мог сводить его с ума, но это был только сон. Просто алкоголь выдёргивал из памяти всё, что было связано с шумной Акулой, и гонял перед ним. Раз за разом. Раз за разом. И по кругу. Всему миру сейчас не до Варии, ведь Девятый босс Вонголы сходит с ума, а Внешнего Советника совсем недавно выпустили из больницы. Такуми хорошо постарался. Занзас как раз едет от Ноно, у старика было очередное просветление, с каждым разом они у него всё реже, всё короче. Измождённый старик вызывает жалость. И брезгливость во время приступов. Ноно просил, просил, а не приказывал, Варию вступить в Альянс. А его, Занзаса, помочь японскому мусору на первых порах, потому что Дино ненадёжен. Он отказался, рассмеялся в лицо Тимотео и отказался, сказав лишь то, что пока не будет нападать на Вонголу. Пока. До тех пор, пока Ноно жив. А потом уже посмотрит. Торжество над поверженным врагом не принесло удовольствия, никакого. Только лёгкую брезгливость, словно ему пришлось пройти по гниющему болоту. Мерзко, но немного легче, ведь путь уже пройден. — Божечки, босс, вы же совсем промокли! — гейский мусор пытается шуметь и суетиться. Занзас смотрит на него и думает, что он совершенно не хотел узнавать, как жили его Хранители, пока он был в Колыбели. Не хотел узнавать, каково это, жить с дырой в душе, в которую можно было бы впихнуть одного конкретного человека. Шумного, упрямого, наглого, с улыбкой, которая похожа на оскал, и волосами, в которые ему хочется зарываться руками. Луссурия тащит босса в общую комнату, сажает перед горящим камином и говорит, говорит, говорит. Босс сейчас очень похож на Скуало в первые дни после того, как Занзаса заточили в Колыбель. Бедная девочка так же застывала и глядела в никуда. Солнце Варии всегда удивляло то, насколько сильна была связь между Занзасом и Скуало. Эти двое, по мнению гея, были обречены на то, чтобы быть вместе. Просто слишком гордые, они отрицали свои чувства и желания. И зачем, если он всё равно был прав? Нужен был только маленький толчок. Размышления совершенно не мешают боксёру делать то, что нужно: шугануть Бела, накрыть ушедшего в свои мысли Занзаса пледом, пнуть Леви, подбросить дров в камин, долить читающему что-то Такуми чаю, перенести уснувшего Маммона с пола на кресло. Луссурия знает, что ему нужно делать. Всё-таки потерю одного из своих они переживают не в первый раз, тем более Скуало жива. Она просто спит. Бедная рыбка слишком устала и теперь отдыхает, ничего, она сильная, отдохнёт немного и проснётся. Жаль только, что Занзас понимает это с трудом. Всё-таки на его памяти не было такого, чтобы Скуало не было рядом. Слишком уж босс привык к тому, чтобы рыбка была с ним. Вот и злится. Но это полезно, будет больше ценить. *** Это был сон. ВРОООЙ! Да, я точно знала, что это просто очередной глупый сон. Мне снилось детство. Пятилетняя я куда-то очень сосредоточенно тащила тяжёлый отцовский меч. Меч был очень тяжёлый, но маленькая я, в белой рубашечке и зелёных шортах, всё равно тащу его по дорожке, оставляя за собой глубокую черту. — ВАААА! — недовольно закричала малышка, роняя меч и зло топая ногами, это показалось мне забавно, и я рассмеялась. Я правда была такой же в этом возрасте? Маленькая я, ну, точно я, вон улыбка уже такая же, больше похожа на оскал. Девочка исчезла, а меч остался. Десять лет, тяжёлый отцовский меч, деревянная болванка манекена. Взмах-удар. Взмах-удар. Правильно держать спину, смотреть вперёд, ноги двигаются плавно и уверено. Я смотрю за своей же тренировкой. Их было так много, что я не помню и половины, всё равно все они заканчиваются одинаково: меч выскальзывает из рук и... — ВРОООООЙ! Достало всё! — девочка, которая скорее мальчишка, плюхается на траву и недовольно стучит по земле босыми ногами. А потом встаёт, подбирает меч и продолжает. Упрямства во мне чуть ли не больше, чем гордости. Четырнадцать, почти пятнадцать. Зима и мокрый снег. Чёрная форма Варии. Меч, прикреплённый к руке. Чёртов босс без шрамов. Наша тренировка. Он стреляет, я уворачиваюсь и пытаюсь подобраться поближе, на краю площадки сидит маленький Бел и болтает ногами. Очередным взрывом меня-подростка швыряет в воздух и я, упав ещё немного, вспахиваю своим телом тонкий слой грязного снега. — ВРООООЙ! Чёртов босс, бля! В следующий раз я тебя достану! — Наглеешь, мусор, — издёвка в красных глазах, ещё один взрыв совсем рядом, и меня снова тащит по земле. — ВРООООЙ! Ты напросился! Шестнадцать. Занзас в Колыбели. Я в форме и с длинными волосами гоняю Бела. Меня ждёт куча работы, а я тренирую мелкого паршивца. — Следи за ногами! — подсечка и Принц плюхается задницей в жидкую грязь. С неба льётся очередной ливень. Восемнадцать. Тренировка с Занзасом. Дневная. Раны с обеих сторон и мы сходимся в клинче: он бьёт локтем в живот, я с силой кусаю за ухо. Во рту привкус крови и Гнев в глазах напротив. Тот же день. У босса всё ещё кровоточит ухо. Но уже ночь. И мы сидим тихо у него в кабинете, я читаю вслух очередной отчёт и замечаю краем глаза слабую улыбку на его губах, а потом, скорее по привычке, он бросает — мусор, и прикрывает глаза. Он устал, как и я, меня тогда пугали его кошмары, но куда больше злила необходимость вот так проводить ночи наедине с ним. Собственный голос, без крика, звучит слишком умиротворённо. Скоро утро и всё начнётся по новой. Двадцать один. Скоро битва колец, а у нас очередная тренировка. В ход идут грязные и нечестные приёмы. И бой до ран, до крови, разве что не до смерти. Гореть и сгорать. Злиться от очередного проигрыша и кричать. Болит заживающая рука, усмехается Занзас. Безумный бой, как вся наша жизнь. Как вся моя жизнь. Я не создана для тихой семейной жизни, я никогда не буду ему женой. И не хочу, и не предложит. Мне не нужны дети, а наследник у него есть. Всё, что нас связывает — это бой. Я убиваю для него, я убиваю рядом с ним. ВРООООЙ! Достало всё! Сон разбился с противным гулом. Вся это херня с размышлениями о будущем, это не для нас. Да, мы, бля, не можем быть уверены, что завтра переживём. Писк медицинских приборов показал, что я как бы не в аду. Ну и отлично. Поднимайся, Скуало, вот чую я, что нихуя чёртов босс в моё отсутствие не работал.