Проигравший победитель

Если бы Молния рассказал дочери правду о ее появлении на свет, возможно, дело бы приняло совсем другой оборот. Но он не рассказал. Не успел. - Мистер Шторм! Джексон, подождите! – оставив своего отца разбираться с журналистами, Крус покатилась вслед за вторым отцом к стоянке трейлеров. - Крус, постой! – окликнул ее Маккуин. Но разве пробьешься через такую толпу машин, окружающую юную чемпионку? От нахлынувшей паники, Молнии казалось, что он вот-вот выплюнет собственное сцепление. «Но не тяни», - вспомнился совет Саржа, – «признайся пораньше». Он должен был сказать ей перед гонкой. Он должен был, но ведь тогда она бы думала только об этом, разве нет? Молния сокрушенно покачал капотом. Чушь. Ему было просто страшно. Крус юна и неопытна. Кто знает, как правда повлияет на нее? Не уедет ли она из дома? Не потеряет ли он ее навсегда? «Ты должен сказать ей правду», - несколько раз говорила ему Салли, - «расскажи, пока не поздно». «Еще рано, она очень маленькая», – неизменно отвечал он. Каждый раз, когда Салли или Метр поднимали эту тему, было рано. Слишком рано. А теперь… теперь было поздно. Видя, как антикрыло дочери скрывается за поворотом стоянки для трейлеров, Молния Маккуин чувствовал, что теперь уже поздно. Журналисты наседали на него с четырех сторон, щелкали камеры, сыпались вопросы, половину из которых он даже не слышал. Что ей наговорит Шторм? Зачем, ну зачем она поехала за ним? «Моя несчастная дочка», – Маккуин грустно улыбнулся, бросив попытки продраться сквозь толпу журналистов. Не такого возвращения он желал. – «Наверняка в порыве она наговорила ему чего-то лишнего, а теперь поехала извиняться и просить автограф». Крус действительно поехала извиняться. На пьедестале почета ей стоило больших трудов держать маску самодовольного нахальства. Через эту ухмылку победительницы гонок, вот-вот грозилась прорезаться смущенная машинка, истово желающая прижаться к отцу и угнать отсюда. От всей этой мишуры, камер, криков, щелчков, вопросов. Но разве не так пробиваются в большую жизнь? Разве не преодолевая неловкость и смущение? Разве не борясь с самим собой? Она чувствовала, что вела себя глупо, нагрубив поверженному противнику на финише, но ей так хотелось выглядеть крутой. «На самом деле я выглядела глупо!» - ругала она себя, катясь среди трейлеров в поиске того, в который закатился Джексон. – «Я ему понравилась тогда, перед гонкой. А теперь он, наверное, разочарован. А ведь я его просто обожаю! Я бы так хотела, чтобы он мной гордился. Ну почему, почему я позволила этим глупым словам вырваться? Папа всегда говорил мне, чтобы я училась сдерживать эмоции!». - Не меня ищете, юная леди? – послышался знакомый голос за сокрушенно остановившейся Крус. Она вздрогнула и развернулась так резко, что задние колеса едва не пошли юзом. - Мистер Шторм! Он улыбнулся, показывая, что нисколько не обижается, и подъехал к ней. - Я же просил называть меня Джексон, Крус. - Простите, Джексон, – она явно смутилась и отвела взгляд, уставившись на свои фары. - Зачем ты меня искала? – спросил он, незаметно тесня ее в сторону своего трейлера. – Разве ты не должна сейчас вместе с мистером Маккуином давать интервью? Все-таки это твоя первая гонка. И первая победа! – он подмигнул ей. – Я горжусь тобой. Побольше бы таких автомобилей! Она вспыхнула от смущения. Теперь ей было еще больше стыдно за себя, чем тогда, на пьедестале. Она нагрубила ему, а он по-прежнему восхищается ей. Как же неловко. - Простите меня, мистер Шторм… Джексон, – она сказала это так тихо, что ехал бы он чуть подальше, не расслышал бы, – мне так стыдно за себя. Я наговорила Вам там, на финише. - Да брось, - он шутливо толкнул ее в бок, – чего не наговоришь в азарте? Не перегревай себе двигатель, дорогая, в этом нет твоей вины. Она покачала капотом, все больше стыдясь. Еще чуть-чуть и у нее из капота повалит дым. - Ну хорошо-хорошо, - видя, что девушка готова уже угнать отсюда от стыда, он испугался, что может потерять свой шанс заполучить дочь. – Извинения принимаются, юная красотка. А теперь, хочешь автограф от номера 20? Она подняла на него полные благодарности глаза и несмело улыбнулась. Он едва смог удержать довольное урчание мотора: наивная девчонка попалась, а ее ржавый папик целиком и полностью в колесах журналюг, и не сможет помешать его плану. Молния не рассказал ей душещипательную историю ее появления, это Шторм понял сразу, иначе бы красавица-Крус не буксовала от восхищения сейчас. Она бы пылала ненавистью к нему и уж, скорее закатала бы его в асфальт, чем поехала извиняться за сказанную в пылу азарта грубость. Да и, по правде, говоря, Джексон не считал ее слова за грубость. Они наоборот раззадорили его. И порадовали: она так походила на него тогда, что ему даже показалось, что он разговаривал со своим отражением. «Этот Маккуин делает из нее неженку!» - раздраженно подумал он, катясь вместе с ней к своему трейлеру. – «Наивная неопытная прелестница. Чистый лист, на котором можно написать все что хочешь. И теперь он у меня. Что ж, раз Молния не рассказал ей, как она появилась на этот свет, тогда расскажу я. Но это будет немного, совсем немного другая история. Специально для нашей наивной, сентиментальной девочки». - Заезжай-заезжай, - улыбнулся он нерешительно остановившейся перед трейлером Крус, – я не кусаюсь. Или уже брезгуешь находиться в одном трейлере с проигравшим? Она вспыхнула и поспешно заехала, трепеща от восторга и силясь поверить в реальность происходящего. Её глаза сверкали в темноте. Она не решалась включить фары. Она с трудом перевела себя в паркинг и натянула ручник. «Святые тракторы! Я в одном трейлере с Джексоном Штормом! О, святой Фрэнк! Только я и он!» - она чувствовала, что вот-вот заглохнет от восторга. Она выиграла у своего кумира! Он сейчас вручит ей автограф! Нет, она спит. Такое просто невозможно. Сейчас где-то вдалеке противно пропищит будильник, в гараж заедет отец и начнет нудить, чтобы она убрала свой бардак, ведь она же леди. Крус уже готова была огорченно вздохнуть, когда в помещении и в самом деле вспыхнул свет (пусть она и не слышала будильника), но перед ней все еще стоял Джексон Шторм. Он улыбался, протягивая ей кубок. - Понимаю, кубком тебя уже не удивить, чемпионка, - хихикнул он, - но все же тут моя подпись. В общем, поздравляю с победой, Крус. Ты молодец! Ей показалось, что она проглотила свой язык. Вдруг стало душно. - Святые тракторы… - прошептала она, как завороженная глядя на протягиваемый кубок, в середине которого чернела размашистая роспись. Чернила еще даже не высохли. – Это… это мне? Вы же выиграли этот кубок на Вашей первой гонке. Гран-при во Флориде. Первое место за пять минут до окончания гонки. Разрыв с серебряным призером полторы секунды. Шторм округлил глаза, блестяще изображая изумление. - Ничего себе познания! Да Вы никак следили за мной. Признайтесь, Вы инопланетянка, номер 95? Ведь вас же тогда еще не было на свете. Откуда же такие познания? Она краснела все больше. Сейчас ее было не отличить от Маккуина, и Шторм невольно залюбовался. Все-таки его дочь прекрасна. Может, не возьми он тогда Молнию силой… Впрочем, он тотчас откинул эти мысли. Маккуин его боится и ненавидит. Он скорее на полной скорости врежется в скоростной поезд, чем согласится отдаться ему по доброй воле. Но может быть все-таки, подожди он тогда… «Маккуин ржавый придурок!» - оборвал поднимающуюся сентиментальность Шторм. – «Я ничего не чувствую ни к нему, ни к его дочери… моей дочери. Я просто хочу насолить ему». - Ну же, возьми кубок, - он подмигнул ей. – Не обижай меня. Она осторожно приняла подарок, вся дрожа. Поставила рядом с собой и встала в нерешительности. Уезжать было неловко, он ведь еще не отпускал ее, и не подавал никаких знаков, что ей пора. Да и хотелось продлить это мгновение еще хоть на немного. Она даже забыла, что там на улице, ее ждет отец, и, наверняка, волнуется. Кто знает, сколько она уже здесь? Пять минут? Четверть часа? - Мистер Шторм, - неуверенно подала голос она. – Спасибо Вам за все. Эта гонка – большая честь для меня. Пожалуйста, не воспринимайте всерьез то, что я сказала Вам на финише… - Да брось, - он отвернулся подрулив к зеркалу. – Я уже все забыл. К тому же, такой красавице можно простить все. - Я бы не хотела, чтобы Вы запоминали меня по тем словам, – она смущенно улыбнулась, украдкой любуясь его спортивным корпусом, и, к своему изумлению, находя все больше схожестей со своим сложением. Джексон специально встал к ней в профиль, зная, что она смотрит. Его уголки рта чуть-чуть подрагивали, но он удерживался от ухмылки. Шторм любил рисковать, но и осторожность тоже соблюдал. - Знаешь, - протянул он как бы невзначай. Его карие глаза затуманились воспоминаниями, – мне было так приятно видеть мистера Маккуина рядом с тобой. Она удивленно приподняла бровь, медленно подкатываясь к нему и вставая рядом. - Сначала я был разочарован, увидев тебя, вместо него, - продолжал он, старательно не замечая ее замешательства. – Я и подъехал то к трейлеру 95-го номера, в надежде увидеть Молнию, но выехала ты. Я думал, что навсегда потерял его. С той памятной гонки прошло уже столько времени, а я не слышал от него ничего… - Что это значит? – ее голос дрогнул. - Не перебивай, – он бросил на нее быстрый взгляд. Она мгновенно замолчала. – Я был так счастлив увидеть его на капитанском мостике сегодня. К моему движку словно прибавили еще двести лошадей. И глядя на тебя, я почувствовал, как теплеет у меня внутри. – Он закусил губу, делая вид, что сдерживает слезы. Она во все глаза смотрела на него. – Он ведь твой отец, я прав? Я не могу ошибаться, ты просто его копия. Я любил твоего отца. – Он шумно прочистил трубы, будто заглушая всхлипы, а она не могла сдвинуться с места: ей как будто поставили колодки на все четыре колеса. – Я жить без него не мог. И он любил меня. То есть, это я так думал… Мы оба знали, что наши чувства запретны. Из всех соображений. Мы – два автомобиля. Мы – соперники. Мы – гонщики-профессионалы. О каких чувствах можно тут говорить? Мы понимали это, но ничего не могли с собой поделать. Наши движки чуть не взрывались, едва мы видели друг друга. Нас тянуло, словно гигантским магнитом. И разумеется мы любили друг друга. Горячо и страстно. В любом удобном месте. Прости, если смущаю тебя, говоря такие вещи, но ты все-таки взрослая машинка, чтобы понимать о чем я. Мы делали это в барах, в мотелях, и даже на стоянке для трейлеров перед самой гонкой. Адреналин будоражил, бензин закипал в наших баках, мы едва не взрывались… А потом все вдруг кончилось. Он уехал от меня, резко бросив гонки, долго не возвращался. Я искал его повсюду, привлекал к этому все связи, которые у меня были. Но тщетно. Я не мог найти его. Я рыдал ночи напролет, топя себя в масленых слезах. Я пытался даже поджечь свой бензобак. Потом, я как-то свыкся с этой рваной раной внутри. Решил, что целиком подарю себя гонкам. Вложу в них все, что мог бы подарить Молнии. Я мечтал, чтобы у нас с ним была семья. Чтобы у нас родилась машинка. Чтобы мы воспитывали ее вместе, чтобы она выросла и продолжила наше дело. Я был юн и наивен, прямо как ты сейчас, Крус… Может быть поэтому мне было так больно, когда меня просто вычеркнули. Выкинули. Как порванную шину. Как сгнивший тормозной диск. Молния, скорее всего, уже и не вспомнит меня. Я для него – отработанный пар. Позже, я узнал, что он живет в городке Радиатор-Спрингс. С дочкой и любимой машиной. Я сначала хотел приехать, но потом решил не ломать ему жизнь. Зачем? Я счастлив, раз счастлив он. И сегодня, увидев тебя, увидев его, я понял, что единственный действительно проигравший тут – я. Шторм вполне правдоподобно всхлипнул. Крус примерзла к полу трейлера рядом. Её карие глаза глядели в одну точку – в зеркало. Они стояли бок о бок с изливающим свою несчастную, кровящую душу Джексоном, и Крус, к своему леденящему душу ужасу находила между собой и Штормом все больше и больше схожестей в характере. «Так вот почему я не чувствовала такой же любви к Салли, какую я чувствовала к папе. Вот почему они все высказывали претензии только ему, а не им обоим. Вот почему у Салли был такой застывший взгляд, когда она увидела меня в гоночной экипировке. Вот, о чем они шептались вечером, когда меня укладывали спать. Вот, чем объясняются все эти многозначительные взгляды в сторону папы. Вот почему папа не хотел выпускать меня на гонки! Вот, кого он видел во мне перед гонкой! Вот почему!» Она чувствовала, что у нее по лицу стекают слезы. Ее корпус сотрясала дрожь. Шторм стоял рядом. - Когда я увидел его и тебя на капитанском мостике… Я все понял. Я понял, почему он уехал от меня. Наши… чувства наконец дали плоды, а он побоялся последствий. А может быть, он просто не испытывал ко мне того, что я испытывал к нему. Он уехал, нося под своим сцеплением нашу дочь. Мою дорогую машинку. Ту, о которой я мечтал. Он лишил меня двух самых дорогих мне автомобилей, – Джексон так вжился в роль, что теперь плакал уже по настоящему. Губы подрагивали, складываясь в правдоподобную грустную улыбку. – Мне так жаль, что ты выросла без меня, но, зато Молния воспитал тебя настоящей благородной гонщицей, такой же, как он. Смотря на тебя, я вижу его. И ты даже не представляешь, как же я счастлив, что ты выиграла! Если бы я знал заранее, я бы даже не пытался обогнать тебя. Ты лучше меня. Дети всегда лучше родителей… я… я так счастлив увидеть тебя, доченька. После стольких лет. - О, папа! – не выдержав, она прижалась к нему, громко рыдая. – Папа! - Пожалуйста, возьми мой подарок. Это самое меньшее, что я могу тебе дать. Я очень люблю тебя, моя маленькая Крус. Я не сомневался, что ты красавица. У нас с Молнией не может быть других детей. Ты станешь чемпионкой, такой же как Молния, такой же, как я. Ты талантлива и амбициозна. Я люблю тебя, – немного поразмыслив, он поцеловал ее за зеркалом почти что, также нежно, как это сделал Маккуин перед гонкой. – А сейчас езжай к Молнии. Он ждет тебя, наверняка беспокоится. Она подняла на него глаза, полные слез. Ее корпус сотрясали рыдания. - Но папа, я ведь... только нашла тебя! - Езжай, милая. Молния тоже твой отец. Не заставляй его беспокоиться. - Но я хочу быть с тобой! Я хочу уехать с тобой! Я не понимаю, как папа мог бросить тебя! Я… я уеду с тобой! – теперь в ее взгляде горела ярость. Злость и обида на Маккуина. Шторм довольно улыбнулся: великолепно. Теперь дочь обижена на отца и готова угнать из дома. Даже лучше, чем он ожидал. Но все же недостаточно сантиментов для нежной девочки. - Я не хочу разлучать тебя с семьей, - он опустил взгляд и неохотно нажал кнопку открытия дверей. – Езжай. - Нет! – ее карие глаза были наполнены темной яростью. – Я останусь с тобой. Слишком много мне врали. Мне врали всю мою жизнь. Я не собираюсь покидать автомобиль, который единственный не держал меня за дуру! Он улыбнулся. В открывшимся проеме стоял Молния, и вся боль, весь ужас мира был написан на его лице. Из его глаз катились крупные слезы. Шторм едва сдерживал смех. Крус скатилась к нему и теперь надвигалась. Медленно-медленно. Молния, даже не пытался отъезжать, словно прирос к земле. - Ненавижу тебя, – прошептала она ему в лицо, захлебываясь слезами обиды и отчаяния. – Как ты мог? Как ты мог?! А я называла тебя отцом! Ты скрывал все это от меня! Я… я ненавижу тебя. Лжец. Противный лжец. Я не верю твоим слезам. Ты никогда не был искренен со мной! Я чувствовала, что Салли мне не мать! И тот взгляд! Ты боишься и ненавидишь моего отца! Ты сам во всем виноват! Подлый трус! – она уже кричала, не заботясь, что их могут услышать. Шторм улыбался широченным оскалом от зеркала до зеркала, и его ухмылка жутким полумесяцем плавала во тьме. - Не хочу тебя видеть! – в последний раз крикнула она так, что он почувствовал капельки масла на своем лице. Она резко развернулась, обдав его пылью из-под колес. – Ты мне больше не отец, понял?! Я не хочу тебя ни видеть, ни знать! Уезжаем отсюда, папа! Она забралась в трейлер и прижалась к боку Джексона, уже не скрывавшего свое торжество. - Крус, постой! – но дверца трейлера закрылась у Маккуина перед капотом, отсекая путь к дочери. Последним, что он увидел был злой взгляд дочери и торжествующий Шторма. Сарж оказался прав. Но мы редко следуем дельным советам, что нам дают старшие, предпочитая дырявить шины о шипы, и лишь тогда понимать, что это – ошибка.