~
— Знаешь что? Ракушки! — она вытягивает руки вверх и растопыривает пальцы, широко улыбаясь и блаженно жмурясь под ласковыми лучами солнца. Они напоминают ей о мягких прикосновениях матери. О которых Шин Э ничего-ничегошеньки не знает. Ён Ги позади смеётся. — Какие? — Обычные. Вот, — она указывает на прибрежные камни. Волна, лизнув их, уползает к морю, и цветастые мелкие раковины блестят. Задорно, словно бы смеются — а смех звонкий, раскатистый, как тонкий звон колокольчика. Он напоминает о смехе сестры. О котором Шин Э ничего-ничегошеньки не знает. — Это упавшие звезды? — Ён Ги, это ракушки, — тон падает, сменяясь нравоучительным и колючим. — Ракушки. Обыкновенные. — Ты совсем не романтична. Шин Э закатывает глаза. А потом она фыркает, ёжась — голые плечи ласкает прохладный прибрежный ветер, и ей хочется одного: прижаться к Ён Ги, прикрыть глаза и слушать шум прибоя, будто бы не осталось ни людей, ни мира, ни времени — лишь они одни в пустоте пляжа. Ён Ги стоит прямо за ней, лучезарно улыбается вместо солнца, его рыжие-рыжие волосы, как слабый огонь, слегка колышутся. Шин Э перешагивает расстояние меж ними и обнимает его, пряча лицо на груди. — Окей, — она глубоко вдыхает, думая, что эта затея пойдёт против неё. — Ты любишь меня? Они никогда не спрашивали об этом. Не нужно. Они и так знают. Всё ясно без слов. Ветер щекочет голые плечи, треплет волосы, отливающие медью, дёргает Ён Ги за рубашку и пробегается дрожью по ногам. Море шумит. Волны ласкают камни. Ракушки блестят. Мир молчит. Шин Э не выдерживает тишины первой: — Это тоже не романтично? Его грудь мерно вздымается и опускается. Ён Ги невесомо касается её щеки и за подбородок поднимает лицо. — Это так романтично, что я растаял, — он приближается за секунду — настолько близко, что нет ни ветра, ни воздуха, никакого расстояния, — и улыбается в искусанные губы. Шин Э фыркает, собираясь что-то сказать, но первый звук заглушается поцелуем.~
«Я буду писать тебе письма. Обязательно». До чего шаблонно. Ну, кто так не говорит? Ну, кто осмелится обойти прекрасную возможность сверкнуть звонким словцом, тёплым обещанием? До чего фатально. Потому что писать никто ничего не будет. Или так она думала.~
Он пьян. Душевно. Физически. — Если ты уйдёшь, я тебя найду. Шин Э кладёт руку на его голову, проводит по взъерошенным волосам, перебирает пальцами пряди и грустно улыбается. Ён Ги подаётся под нежное прикосновение. — Я вернусь, — она вздыхает. Он упирается лбом ей в живот и секунду спустя обнимает, придвигаясь ещё ближе. Шин Э не видит сонного лица, но знает: на нём — звенящая усталость, буквально орущая «помогите». Но никто ему не поможет, потому что Ён Ги не позволит. А не позволит, потому что никто-никто никогда не сможет, кроме Шин Э. Но не помогать ему — это то, что им обоим необходимо. Шаблонно? Фатально.~
Уезжает не она, а он. В словах «если ты уйдёшь, я тебя найду», помимо безобидной угрозы, стальное «останься». В словах «я вернусь», помимо стального обещание, безобидное «как будто от тебя куда-нибудь денешься».~
«Ты не представляешь, как в Санкт-Морице пахнет воздух. Тобой. Мне кажется, что куда бы я ни поехал — везде пахнет тобой. Хочу, чтобы однажды и ты побывала здесь и сказала мне, как оно на самом деле — свой запах ведь не учуешь. Может, тогда будет мой? Смотреть в небо, смотреть на горы, смотреть на людей, смотреть в пустоту — видеть тебя. Закрывать глаза — видеть тебя. Знаешь, в чём я уверен больше, чем в завтрашнем дне? Ты никогда не исчезнешь. Я всегда вернусь. К тебе. Не важно куда.Мёртвый или живой, разницы, жено, нет. Сын или Бог, я — твой*. Седьмое. С кофе рядом. Запахи изумительные. Тепло — как тепло твоих прикосновений. Ты покраснеешь? Расскажи мне».
~
Шин Э никогда не отвечает на его письма. Не то чтобы ему это нужно. Там, где он был вчера, через два дня его уже нет. Только остатки, отпечатки, тепло и запах. В чьих-то воспоминаниях. Как он в её — вечно. Она и правда краснеет. Но не хочет рассказывать об этом — и не расскажет. У Шин Э в голове совершенно иная мысль.~
Слова... Это так бессмысленно. Если в груди воет ветер через дыру — ты не сможешь взять буковки, связать их и приклеить пластырем на разорванное место. Если сможешь — пора просыпаться. Шин Э выбирает его: «Слышишь? Я люблю тебя, наверное, даже больше, чем ты меня, наверное, даже больше, чем себя, сильнее, глубже, безответнее и прошибающе до стервозности, которая ножами не кому-то — а мне самой». Шин Э осаждает себя: «Ты выбрала — тебе и нести. Свалишься на полпути — дура, проиграла, сдалась, ввела человека в заблуждение, рассыпала шансы, как бусинки в лаву, потеряла возможность совместного будущего и растоптала надежду». Это — сложный путь отношений. И не факт, что ты выстоишь. И не факт, что тебе пойдут навстречу. И не факт, что это окупится однажды. Не факт. Фатально. Если упадёшь. Если упадёшь — может быть, встанешь. Вот только встанешь уже не собой.~
Если бы ей писал письма кто-то ещё, почерк Ён Ги она бы узнавала с первого слова. Но никто, кроме него, не пишет, и ощущение «узнать с первого слова» ей известно лишь по фантазии. Он во многом единственный. Всё чаще она задаётся одним вопросом. На этот вопрос есть ответ — в её голове. Её ответ. Шин Э нужен его ответ. «Мы привыкли ничего не обещать. Ты не обещала, что поможешь. Ты даже не обещала, что останешься. И тем более — что вернёшься. Но я верю тебе, когда ты говоришь прямо. Я верю тебе, потому что здесь не одни слова, но и чувства — через взгляд, через прикосновение, через улыбку или поцелуй. Через движение. Через дыхание ночью, когда ты обнимаешь меня, зарываясь пальцами в волосы. Я люблю всё это». А меня? «Поэтому я не боюсь, разъезжая по незнакомым странам, городам, вспоминая вас, узнавая тебя в совершенно непохожих вещах, людях, пейзажах. Знаешь, если бы мы не были вместе, то это было бы очень грустно. Настолько грустно, что мне, наверное, стоило бы обратиться к психологу: перешагнуть старую любовь, которая чудится во всём вокруг, — важно, чтобы не сойти с ума, да? Или, по крайней мере, не съехать в депрессию. Манию. Хотя… это ведь и так похоже на манию. То, что у меня к тебе. Но это не мания. Я знаю. Ты знаешь?Это шестнадцатое? Как же я соскучился В Ахене архитектура завораживает. Хочу увидеть твоё восхищение».
~
«Я бы хотел подарить тебе свободу, как ты подарила мне. Но знаю — это твой путь, твой бой, твоё решение забраться как можно выше самостоятельно. Ну а я буду поддерживать, чтобы ты не упала, а даже если и упала, то не разбилась. Знаю, что есть люди, способные помочь лучше, чем я, поэтому и не лезу — ценю твои слова, высоко ценю, Шин Э, и как бы ни говорили, что важнее действия — в словах тоже есть особенная магия. Такой ни в чём больше нет». Буквы её имени он выводит заметно аккуратнее, чем все остальные, и оно выделяется посреди письма, словно брошенный маяк. Брошенный. Он вернётся. Шин Э должна сделать так, чтобы ему было куда возвращаться. То есть — не разрушить себя окончательно.~
Но дела идут на удивление нормально, пусть и не идеально. И тем более не гладко. Единственное, что расстраивает помимо отсутствия Ён Ги — то, что он не может быть рядом и гордиться ею, и Шин Э довольствуется одобрением во взгляде Коуске, который вечно поблизости немым судьёй и поддержкой. Но его поддержки никогда не будет достаточно настолько, насколько обычно достаточно малой доли от Ён Ги. Они не укладывались в рамки друг друга. В Ён Ги было слишком много «наперёд», в Шин Э было слишком много скрытого «что чувствую сейчас». Но выгорело. Выгорело! …и теперь она читает остывшие письма с разных уголков планеты. И совсем не видит Ён Ги. Стоило того? У них немного разные пути, но соединяющее чувство. Разлука — очередная ступенька. Провалится она или нет — никогда не угадаешь. Сомневаться в нём, в себе — в них кажется непростительным грехом. Впрочем, сомнения от этого никуда не деваются.~
«Никогда не думаю, что бы хотел написать тебе в следующем письме. Всегда знаю, что скажу. Что отправлю в утреннем сообщении. С чего начну очередной лист. Знаю, что всегда буду услышан. Независимо от времени, момента, обстановки вокруг, людей, настроения, громкости моего голоса и вообще того, о чём говорю. А тебе бы пришлось думать, ты всегда много думаешь над ответами, подбираешь правильные слова, осмысляешь на несколько ходов вперёд, в надежде, что всё пройдёт гладко. Я знаю. Как это не заметить? Конечно, в пылу эмоций ты умеешь сказануть как хлыстом ударить, необдуманно, без волнений о том, как отреагирует собеседник. Мы с тобой очень разные в этом плане, и тут мне легче. Наверное, поэтому именно я пишу письма. Нет. Нет. Поэтому именно я уехал. Импульс. Вернусь — и ты найдёшь самые подходящие слова, чтобы встретить меня.Двадцать шестое? Соскучился безмерно. Надо бы написать, чтобы ты уже начала думать над тем, что мне сказать. Ведь я скоро вернусь. Но уверен, что ты нашла правильные слова сразу после того, как я уехал».
~
В какой-то момент — причём когда его нет рядом, вот шутка-то — Шин Э перестаёт сомневаться в Ён Ги. Мы вместе сейчас — это всё, что ей необходимо. Он посмеет уйти, если захочет. Она найдёт слова, чтобы объясниться, если придёт такое время. Если настанет момент, когда они решат разойтись насовсем — и даже если это будет сложное решение, надавленное внешними силами, — они, конечно, так и поступят, оглядываясь, вспоминая, желая исправить, сомневаясь и разрываясь. Но всё это — потом. Очередная ступенька. Провалится она или нет — никогда не угадаешь. Так почему бы не перестать гадать? Может, для этого им и стоило расстаться? Может, вот она — причина. Конечная цель. Теперь видимая, достигнутая. Пройденная. Оставленная позади, как и предыдущие преграды.~
Почему-то это больно, даже когда ты вернулся. Наверное, потому что воспоминания о разлуке так и останутся? Но знаешь, это приятная боль. Сладко-горько.~
Ракушки — упавшие звёзды. Прибитые к берегу. Спрятанные среди гладких, монотонных камней. Она не помнит прикосновений матери, но знает, что прикосновения Ён Ги самые приятные. Она не помнит смех сестры, но знает, что смех Ён Ги самый проникающий в душу. Она не романтична. У неё есть ответ. Свой. Ей нужен его ответ. Ён Ги — целый мир, её мир — молчит. Звёзды блестят на земле. Бесконечные волны поют тихие песни. Монотонные камни ловят ласку холодного моря. Господи, как хорошо. — Ты любишь меня? …и как бы ни говорили, что важнее действия — в словах тоже есть особенная магия. Такой ни в чём больше нет. Когда Ён Ги приближается, намереваясь прекратить едва зародившийся разговор и словно бы сбежать от ответа, Шин Э непроизвольно фыркает и всё-таки льнёт к нему, позволяя поцеловать себя. Она могла отвернуться. Могла отойти. Могла закрыть рот рукой. — Конечно, — шёпот обжигает щёку, и Шин Э задерживает дыхание, — я люблю тебя. Она не понимает: или это он так сильно сжимает её, что хрустят рёбра, или это сердце сходит с ума, не бьётся, но пучится, готовое взорваться. Шин Э закрывает глаза. Голые плечи ласкает прохладный прибрежный ветер. Шум прибоя за спиной убаюкивает. Не осталось ни людей, ни мира, ни времени — лишь они одни в пустоте пляжа. Ён Ги смеётся. Она обнимает его настолько сильно, насколько может, и ему немного больно. Наконец-то Шин Э готова озвучить и свой ответ. — Какой же ты болван, — она смеётся. Господи, как хорошо. — Как же я тебя люблю.