Ищи меня по координатам потерянных

Lost innocent paradise

В ладонь Бокуто тычутся клювами пушистые совята, и мир кажется чуточку лучше. Совиное гнездо Котаро обнаружил на одном заброшенном чердаке, в который он бесцеремонно вторгся, исследуя крыши городских зданий. Четверо совят сидели в деревянном ящике, без еды и защиты, и Бокуто взял на себя ответственность стать их любящей совиной матерью. Совята встретили его шипением и злобными прищурами и признали только после скормленной им куриной ножки, принесённой из Class Cat и буквально выдернутой у Куроо изо рта. Но Тетсуро всё поймёт и простит, когда узнает, что Бокуто сделал его совиным крёстным. Котаро запускает пальцы в мягкие перья, думает о прошлой ночи, о таинственной сцене на кладбище, о поющей пещере из сна, которая настойчиво кажется знакомой. — Может, тебе это померещилось? — спросил утром Акааши, разливая по кружкам кофе. — Я надеюсь, что нет, — ты же знаешь, что нет ничего страшнее, чем потерять рассудок, Кейджи, я должен доверять тому, что вижу, иначе не смогу доверять себе вообще. Задумчивый и угрюмый, Бокуто возвращается в Class Cat, где его встречает сердито сложивший руки Куроо, всё ещё злящийся за украденную куриную ножку. — Покормил своих крысят? — спрашивает он с вызовом. — Это не крысята, а совята, и они — твои крестники. — Их мышами надо кормить, причём живыми. — Я буду ловить мышей, раз им надо. — Хочу на это посмотреть. Бокуто садится на стол и с печальным видом ковыряет кнопки в кассовом аппарате. — У меня для тебя миссия, — говорит вдруг Тетсуро. — Какая? — Пошли со мной и узнаешь, — ухмыляется Куроо и сгоняет Бокуто со стола, накидывает на бегу косуху и вылетает вместе с ним из магазина. Куроо приводит Бокуто на старую заправочную станцию посреди безлюдной пыльной дороги — кусочек пейзажа, будто бессовестно украденный из техасской пустыни, и атмосферу затишья и безжизненности нарушает лишь болтающийся на ветру огромный резиновый манекен. — Дрыгающийся чел! — вопит Бокуто, подбегая к извивающейся конструкции. — Это называется “аэромен”, мой неосведомлённый друг, — снисходительно улыбается Куроо, догоняя его. — Это одно из лучших изобретений человечества! — продолжает верещать Котаро, встаёт перед изгибающейся фигурой и начинает копировать её движения. — Ну что за дурости, — закатывает глаза Куроо и присоединяется. Они тратят чёрт знает сколько времени на свои дикие танцы, выгибаются во все стороны и размахивают руками, визжат всякий раз, когда умудряются двигаться синхронно. — Откуда вообще он здесь? — спрашивает Бокуто, не прекращая дёргаться. — Хрен знает, — отвечает Куроо, резко выгибаясь вбок. — Заправка так-то не работает, но кто-то включает этого чела. — Город больного сюрреализма, — Котаро делает руками волны, наклоняется назад и почти дотягивается до земли, пока Тетсуро одобрительно присвистывает. Они одновременно выдыхаются и останавливаются, уважительно кланяются и жмут друг другу руки. Бокуто снова впадает в уныние и приваливается спиной к одной из колонок. Куроо не теряет времени и взбирается по старым бакам на крышу заправки, выпрямляется в величественную позу и вытягивает перед собой руку, указывая пальцем на притихшего Бокуто. — А теперь, салага, слушайся своего капитана. — Чего?! — подскакивает на месте Котаро. — Это я капитан! — Понятия не имею, о чём ты, — скрещивает руки Куроо и пренебрежительно отворачивается. — Капитан Стихийное Бедствие! — не унимается возмущённый Бокуто. — В первый раз слышу. Куроо раскидывает в стороны руки, и за его спиной пасмурное небо вспарывает беззвучная молния. — Капитан Штормовое Предупреждение! — громогласно объявляет он и злодейски хохочет. — Так, ладно, вот это действительно вышло эффектно, — соглашается Котаро, впечатлённый стихией, подстроившейся под выделывания Тетсуро. Большое упущение, что на нём нет сейчас его демонического плаща — так апокалиптически красиво смотрелся бы он в нём на крыше заброшенной и облезлой бензоколонки, словно он и есть злодей, который привёл эти земли в запустение. — Так что за миссия? — вспоминает Бокуто. — Крутой аэромен? — ухмыляется с высоты Куроо. — Просто шикарный. — Тогда помоги мне его украсть. — А? — Не «а», а надо отключить под ним вентилятор, чтобы он сдулся, — Куроо спрыгивает на землю и подходит к аэромену, в предвкушении потирая руки. Бокуто раздумывает каких-то пару секунд и поддерживает друга хитрым похрюкиванием. — Куроо, позволь узнать мне одну вещь. — Что такое, мой несмышлёный авантюрист? — На кой чёрт мы притащили в квартиру четырёхметрового резинового чела? Куроо оглядывает гостиную своей квартиры, по всему пространству которой раскидано сдутое туловище аэромена, и недоумевающе подёргивает бровью. — Не понимаю вопроса. — Я имею в виду, мы его даже включить здесь не сможем, — объясняет Бокуто, обводя рукой забитую комнату. — Можно будет вынести его на крышу и закатить самую убойную вечеринку всех времён, — выкручивается Тетсуро, задирает к потолку руки и изгибается волной. — А что Кенма скажет? — Кенма видел его и назвал классным, думаю, он будет рад увидеть его у нас дома. — То есть Кенма просто назвал его классным, и ты его для него украл? — Ну да, — лыбится Куроо, бесконечно собой довольный. — Слушай, ты в школе украл в торговом центре плюшевый банан, просто потому что Акааши с него похихикал. — Куроо, мы ворюги! — хватается за голову Бокуто. — Ворюги. — Придурки! — Придурки. Бокуто чешет затылок, пробирается к дивану через резиновое безумие, спотыкается и валится на подушки, рассматривает повешенный на стену рисунок Кенмы — поднятый на ладони корабль с изломанными мачтами, спасённый и выдернутый из шторма в самый последний момент. — А теперь чини то, что сломал, — приказывает Куроо, вытаскивая из-под резиновой фигуры побитый вентилятор. — Почему я? — взвизгивает Котаро. — А не надо было его с лестницы ронять. — Я бы не уронил, если бы мы изначально вызвали лифт, а не тащились через этажи пешком. — В лифте нас бы кто-нибудь увидел со всем этим хламом и пристал бы с расспросами, ой фу, ты больше языком чешешь, чем делаешь, — Куроо раздражённо фыркает и садится на пол, разворачивает к себе вентилятор и начинает ковыряться в вывороченных проводах. — Дай я помогу, — буркает Бокуто и подсаживается рядом, берёт самый толстый провод, вставляет его в выбранный наугад разъём и шарахается от внезапной резкой боли, от которой все внутренности будто сжали щипцами. — Твою мать, ну Бо, ну чё ты делаешь вот, ну ни черта не можешь нормально сделать хоть что-то, ну что ж за жопа-то? — причитает Куроо, с досадой вскидывая руки. — Мне больно, дебила ты кусок! — вопит Бокуто, у которого никак не получается разжать пальцы и отцепиться от искрящего провода. — О нет, ты грубишь мне, что же это? Я чувствую… Напряжение? — Твою же мать, Куроо, вызывай скорее! — Кого? — ржёт ведь ещё, зараза. — Полицию херовых каламбуров? — Скорую, блять, вызывай, придурок! — завывает Бокуто, разжимает наконец пальцы и в судорогах заваливается на пол. — Какого хрена… — раздаётся в дверях голос Кенмы, и Куроо оглушительно хохочет. — Разорался, блин, как будто тебя током било. — Меня и било током, скотина ты такая, а ты ржал гиеной стоял, — хрипит обозлённо Бокуто, всё ещё наэлектризованный и дёргающийся. — Ты тогда тоже ржал, когда я с велосипеда в канаву упал, помнишь? — Куроо подтаскивает Бокуто к дивану, чтобы опирался спиной и приходил в себя. — Но я ж тебя поднял потом! — Ага, после того, как погоготал на весь лес. Тетсуро садится рядом, заботливо придерживает Котаро за плечо и обеспокоенно заглядывает в лицо. — Ну рассказывай, что там, на той стороне. — Куроо, я не умирал, я даже сознание не терял, — кривится с него Котаро, разминая всё ещё подрагивающие пальцы. — Вот мы с Кенмой сейчас закажем пиццу, и ты её есть не будешь, потому что пицца позволена только вернувшимся из мёртвых. — А вы тогда почему будете её есть? — Потому что это наш дом и наши порядки, — с важным видом заявляет Куроо и оборачивается на Кенму, задумчиво расхаживающего среди разбросанных по полу резиновых ног. — Кенма, как тебе подарок? — Я подбираю слова, чтобы не слишком матерные. — Я рад, что тебе нравится, — ухмыляется Куроо, треплет Бокуто по голове и тут же одёргивает руку, получив небольшой удар током от наэлектризованных волос. Бокуто тем временем с кряхтением набирает смс Акааши: «я у куроо, мы украли аэромена, меня ударило током, приходи кушать пиццу» Тетсуро заказывает пиццу, и через некоторое время в дверь звонит запыхавшийся Акааши. — Ну и где? — спрашивает он, с горящими глазами заглядывая в комнату. — Я здесь! — хнычет с пола Бокуто, протягивая ему руки. — Я про пиццу, — уточняет Кейджи и вызывает у Бокуто приступ обиженного нытья. — Ты пропустил, как он смешно корчился на полу под напряжением, — с улыбкой рассказывает Кенма, и Кейджи разочарованно вздыхает и поджимает губы. — Акааши, ну что такое, ты пришёл смеяться надо мной? — ёрзает по полу возмущающийся Бокуто, и Акааши подползает к нему и примирительно целует в щёку. Вскоре приносят пиццу, и Куроо поднимает первый кусок за “поджаренную хрюшку”, за что получает от Бокуто пинок. По комнате разливается щемящая идиллия, и Бокуто больше не злится и теперь до скулежа хочет обнять всех троих, вечно есть с ними пиццу и смеяться в этом зацикленном отрезке времени, где плохое до них никогда не доберётся, потому что хватает шрамов и так, и не надо других, и пусть жизнь разворачивается по своим правилам как можно дальше от них, ничего от них не требует и не причиняет вреда. — Ребята, выслушайте меня, только не ржите. Он по недоумевающим взглядам понимает, как глупо звучит, сбивчиво рассказывая про ночное происшествие, но держать в себе этот необъяснимый страх уже невыносимо, и ему самому очень хотелось бы оказаться просто накрутившим себя идиотом, но у Бокуто “просто” никогда ничего не бывает. Куроо заметно напрягается, хмурится и молчит, не зная, как отреагировать на услышанную историю. — Акааши, а ты тоже видел то, о чём он говорит? — решает он выслушать иное мнение. — Акааши был рядом, но не смотрел туда, куда смотрел я, поэтому он ничего не видел, — отвечает за Кейджи Бокуто, внутренне злясь на Куроо, который смеет не верить его словам. — Что вы вообще делали на кладбище? — подаёт голос Кенма. — Гуляли, — быстро отвечает Кейджи и отводит взгляд. В любой другой ситуации Куроо наверняка бы ухрюкался, но сейчас совсем неподходящий случай для подколов. — Слушай, ну это всё-таки была хэллоуиновская ночь, — продолжает говорить Козуме, всё ещё придерживаясь разумной версии произошедшего, — кто угодно мог нарядиться и на кладбище вытворять странности. — Да, и телепортация у них была частью образа, — огрызается Бокуто, хотя на самом деле не хочет обижаться на Кенму, потому что сам бы предпочёл привязать к этой истории реальных людей, которые просто дурачились, чем осознать, что его снова подводит его разболевшееся воображение, или же здесь и правда замешана какая-то потусторонняя сила. — Я точно что-то видел, пусть и не знаю, что именно, но я должен разобраться, иначе меня это не отпустит. Бокуто опускает глаза и всё-таки обиженно дуется, потеряв надежду на поддержку. Не с этими ребятами, Котаро. — Что ж, будем разбираться тогда, — Акааши хлопает Бокуто по коленке и ловит на себе его удивлённый взгляд. — Что? Ты один собрался расследовать? — Дурак что ли, Бо, ловить призрака и без нас? — подключается наконец Куроо. — Поймаем этого урода, и ты ему лично наваляешь. — Ясное дело, если тебя это так беспокоит, то мы этого без внимания не оставим, — присоединяется к остальным Кенма. Бокуто смотрит на них всех с бесконечной благодарностью и безграничным обожанием, как всегда считает себя недостойным всех этих людей и неспособным дать им тоже что-то хорошее взамен. Кто бы ты ни был, над землёй или под ней, заботящийся или безучастный, наблюдающий или отстранившийся, — убереги их всех, чёрт тебя возьми. — Можно первым делом проверить заброшенный завод, тот самый, на котором школьники поубивали друг друга, — предлагает Куроо, щёлкнув пальцами, — там наверняка призраки просто шастать должны. — О, то есть ты предлагаешь просто ходить по стрёмным местам города и искать приключений? — Котаро всё ещё не верит, что к его переживаниям не только прислушались, но и вызвались помочь. — По-моему, просто гениальный план. Бокуто усмехается и кивает — у Куроо других планов и не бывает. — Страшно жить вообще, — задумывается Тетсуро, тревожась и прижимая к себе Кенму. — Как Яку спокойно живёт в лесу в деревянном, мать его, домике и не боится? Бокуто вспоминает Льва — ещё одного бесстрашного жителя леса — и обещает себе сходить навестить его на следующий день. Чуть позже он и Акааши собираются уходить, и Бокуто поднимается на ноги, с недоумением поглядывая на сидящих на диване Тетсуро с Кенмой. — А вы чего сидите? — Мы тут живём, — напоминает Кенма, и Бокуто шлёпает себя по лбу и уходит в коридор. Уличная прохлада скользит по разгорячённому лицу, пытаясь отвлечь обманчивым спокойствием притихшего города, но Бокуто не ведётся. Он слышит, как прячущийся за домами горизонт хрипит под тяжёлыми тучами, и отчего-то кажется, что за чертой больше ничего нет, что из всего мира остался лишь мучающийся от жажды Юнаги — несчастный затерянный клочок земли, окружённый пустотой. — Ты вообще как? — спрашивает Акааши, не давая Котаро мысленно умчаться за край. Если и есть риск вывалиться за горизонт, то самое важное сейчас — не потерять то, за что держишься. — Я просто в ужасе, Кейджи! — восклицает Бокуто и подхватывает Акааши на руки, целует его в щёку и кружится с ним, задрав голову, и небо над ними слетает с петель, так и не решаясь сегодня разреветься так долго откладываемой грозой.