С тысячей интонаций

Шань знает, что он не спит. Тяня выдает сбивчивое дыхание, осторожные взгляды из-под ресниц, улыбка, которая почти робко прячется в уголках губ – будто боится, что прогонят к хуям, если только заметят. Ну, или делает вид, что боится: слишком уж много ехидства в острых углах лица, чтобы на такую хуйню повестись. Этот мудила даже не пытается особо скрытничать и наверняка знает, что Шань знает, что он не спит. Ебнуться можно. Очень хочется закатить глаза, но Шань прикусывает внутреннюю сторону щеки и сдерживается. Горячее дыхание жарко оседает на коже; Тянь чуть поворачивает голову «во сне» – Шань мысленно фыркает, – и теперь его губы, чуть приоткрытые, на вид мягкие – блядь – почти соприкасаются с шеей Шаня. С экрана телевизора доносится взрыв и Шань едва не подпрыгивает на месте от удивления – он успел забыть, что они здесь собрались типа фильм смотреть. Ага. Да. Типа. Охренеть просто. Сердце загнанно и слепо хуярит зигзагами куда-то под кадык, а Шань мысленно убеждает себя – это из-за фильма, да. И удивления. Дело совсем не в том, что, когда Шань бессознательно повел плечом, губы Тяня все-таки влажно мазнули ему по шее, и табун мурашек насмешливо проскакал вниз по позвоночнику. Поджав губы, Шань упрямо вперивается взглядом в телевизор. Там продолжаются взрывы. И какая-то погоня. Минуту-другую он пытается сосредоточиться, вникнуть в происходящее на экране – но фонящий теплом Тянь под боком отвлекает, мать его. Он едва уловимо ворочается и прижимается ближе; ведет носом по изгибу шеи и зарывается лицом в ключицу. Испытывает, нахрен, терпение. И терпение наконец лопается струной. Шань приглушенно шипит сквозь стиснутые зубы. Решает – к черту. Не понимает только, какого хуя до сих пор не сбросил придурка с плеча и не упиздовал в закат. Но потом он поворачивает голову. И смотрит на Тяня. И осознает, что его дыхание выровнялось, что ехидство стекло с лица, оставляя после себя что-то беззащитное, почти детское, такое доверительно-ласковое – в горле першит. Кажется, вот теперь Тянь действительно уснул. Шань сглатывает. Еще раз. Не помогает. Тянь опять ворочается – перекидывает руку Шаню через торс и пытается притянуть к себе. А когда Шань матерится безмолвно, одними губами, и перехватывает руку за запястье, с неожиданной для самого себя бережностью – Тянь хмурится недовольно, с обидой все такой же детской. Шань колеблется всего какую-то долю секунды. За эту долю секунды он успевает вспомнить ночные кошмары Тяня, и его нервно мечущееся по постели тело, и его искаженное болью лицо. Задумывается – когда этот придурок нормально спал в последний раз? Он вообще хоть иногда спит? Шань сдается. Отпускает запястье. Чужая рука тут же обвивается вокруг торса, притягивая к себе настолько близко, что кажется, будто Тянь хочет себя в него впаять. А Шань, мать его, не нанимался подушкой ко всяким мажористым мудакам! И все-таки… Блядь. Игнорируя то, как лицо начинает гореть, он высвобождает собственную руку, неудобно зажатую между их телами, вытягивает вверх и оглядывается неловко, не зная, куда ее пристроить. Вздыхает. Перекидывает руку через спинку дивана, вдоль спины Тяня – так, что кажется, будто обнимает его. Ну и похуй. Хуже уже все равно, блядь, некуда. Какое-то мгновение Шань хмурится недоверчиво, глядя на Тяня и вспоминая о том, каким пиздатым актером он может быть, если захочет. Телевизор разражается новой порцией взрывов – они, блядь, вообще прекращаются? – но Шань их почти не слышит, пока смотрит на Тяня. А потом еще немного смотрит. И еще чуть-чуть. Осознает вдруг, что внутри у него мирно и тихо, так тихо, как не было уже очень давно. Эта тишина дорогого стоит. Все остальное вдруг перестает иметь значение. Не глядя, он нащупывает пальцами пульт. Выключает телевизор. Опускает руку Тяню на плечи, переставая делать вид, что это никакое-нахуй-не-объятие и поддается случайному, мимолетному порыву – наклоняет голову, зарываясь носом в темные волосы. Пахнет хвоей. Шань вспоминает, как когда-то случайно ляпнул, что ему нравится этот запах. Улыбается. Позже он, конечно же, будет все отрицать. Но сейчас он просто засыпает. Где-то за окнами снег пушистым покрывалом опускается на улицы. На квартиру Хэ Тяня пушистым покрывалом опускается уютная тишина-для-двоих.