Переплетённые узоры

Бета: раткоски Ночью лес всегда опасен: ты не знаешь, кто из диких животных может оказаться поблизости. Не ведая, куда идти, легко можно заплутать и совсем утонуть в дебрях, пока либо страх не сведёт с ума, либо ты не умрёшь от жажды. Но жрецам племени хасов было не страшно идти ночью по лесу: тропа всегда вела в нужное место. К тому же каждый из жрецов научился по-своему находить путь. Если они вершили великие дела, люди их боялись и видели, что они соприкасаются с божественными силами, а значит, их слово важнее всего. Даже правители городов их боялись, потому что ведали, на что способны жрецы. Людьми можно управлять через страх, и любой правитель может быть свергнут суеверными людьми. Жрецы знали, что каждый глава города дорожил своим достатком. Сами же жрецы раз в три месяца собирались на поляне около главного города и там, под покровом темноты в тепле большого костра, вершили судьбы многих. Они решали важные вопросы из жизни своего народа. Каждый из них толковал свой сон или видение, а затем они решали, что значит это предзнаменование и как правильно им поступить. Если это поддерживалось большинством, то решение принималось сразу же, и его должны были выполнить, полностью подчиняясь воле. Около костра собралось уже тринадцать человек, все были высокого роста. Они ждали ещё двух. С начала существования жрецов их было пятнадцать. Нечётное количество означало, что у них никогда не будет ничьей в споре, всегда будет побеждать та или иная сторона. Если жрец умирал, на его место вставал другой, назначенный главой их совета или по наследству. Никто уже точно не помнит, сколько судеб великих людей было погублено на этом собрании, так же никто не знает, сколько тёмных дел было совершено в другие времена, но все жрецы искали лишь выгоду. У них никогда не было недостатка золота. В сумраке ночи они скрывались под маской, днём же в своём городе они были обычными людьми, которые с утра-пораньше могли пропивать, проедать и тратить деньги на легкодоступных женщин. Но никто не знал истинного лица этих алчных людей. Все считали их самыми добродетельными, потому что не могли разглядеть их истинной сущности. В их ряды святых мечтали попасть, их гнева боялись. И всё им прощалось, потому что они были одарёнными, через них хотели общаться с людьми их Боги. Не у каждого был такой дар. Конечно, главы народа подозревали, что они лгут о своих силах, что они просто ловко водят за нос, но доказать не могли. Люди верили своим жрецам больше, чем тем, кто управлял во благо их. Правители всегда порицаются в устах людей больше, чем священнослужители. Священнослужители — это залог избавления от всей черни, что есть у человека. Возможно, когда-то в древности жрецы племени хасов и были одарёнными священнослужителями, но сейчас это была кучка интриганов. И в данный момент они собрались, чтобы решить, стоит ли давать людям указание на великое, но плохое деяние. Ночь недавно вступила в свои права, так что о том, что двое опаздывают, не было негодования. Душило лишь нетерпение, потому что они посмели задержать начало совещания и заставили других ждать. Чрезмерное эго жрецов всегда было их проклятием, только лишь это могло заставить их упасть в бездну. Если у человека огромное эго, он не может выстоять тогда, когда начинается игра с его гордыней. Это заставляет отключить ум и идти на поводу у того, кто выступает в роли кукловода. И опять же… было об этом ведомо лишь самим жрецам, поэтому так долго они стояли у власти. Их слабости было не позволительно выдавать, иначе это означало, что они потерпят поражение, и воля людей перестанет им принадлежать. Жрецы сами не верили в Богов, иначе, почему они творят беззаконие, и их никто не может осудить за это? Неужели, если Боги существуют, они позволили бы такое мошенничество от своего лица? Слепая власть убивала веру во всё святое. И если бы люди увидели их в настоящие ипостаси, то сожгли бы на месте, совершив при этом какое-нибудь наказание в виде отрубания пальцев рук или ещё чего-нибудь. Племя хасов было очень яростное. Оно не прощало ошибок тем, кто стоит выше них на пьедестале власти. И это единственный народ, который любил кровавое развлечение. Они как могли издевались над преступниками или пленными. Народ линов никогда не позволял себе кровавых игрищ, но и они могли применить смертную казнь. Но когда хасы видели кровь, их обуревала жуткая жажда окропить ею всю их землю, выпустить всю кровь своих врагов. На тропинке, через которую прошли жрецы, хрустнула ветка. Это означало, что приближался кто-то из опаздывающих. Шёл один человек, полностью скрывая свой лик под большим капюшоном тёплого плаща. — Как смеешь ты опаздывать? — раздался голос мужчины, стоявшего почти в центре круга. Его облик также был скрыт плащом. — Я был у главы, — тихо и с достоинством ответил прибывший. — Как твой глава смеет задерживать тебя вопреки нашему собранию? — обратился к опоздавшему тот же голос. — Он такой же глава и для тебя. И, видно, ярость настолько ослепила тебя, что ты не можешь думать здраво. Я не мог отлучиться из города, сказав, что у нас сегодня собрание. Все наши даты держатся в секрете, о них знаем только мы, ты не забыл? — без эмоций и с каким-то презрением ответил провинившийся. — Как ты… — Тише, третий брат, тебе стоит успокоиться, — приказал стоящий человек в центре. — Наш пятый брат говорит разумно, поэтому забудем о его опоздании. И жрец, который только что пришёл, занял своё место рядом с третьим братом. Жрецы, как правило, располагались по своему номеру. В центре стоял первый, по правую руку — второй, а по левую — третий и так далее. Номера братьев определялись по старшинству. Самый младший был пятнадцатый, и именно он сейчас опаздывал. Никто из них не знал личину друг друга. Кроме первого, — главного жреца, — только он мог знать, кто скрывается под тем или иным капюшоном. И в его обязанности входило организовывать сбор всех жрецов. Он сообщал им это в письме. Дата и место теперь держались под строгим секретом, кроме них никто не мог знать, что они встречаются. Иначе один из глав государства мог спокойно приказать, чтобы жрецов прирезали в этом тёмном лесу. Такое уже было сто лет назад, тогда спастись смогли лишь два жреца, и они рассказали всю правду народу через вестника. Того правителя убил его же народ. Пятый жрец понял, зачем их сегодня тут собрали. О своих догадках он и докладывал своему главе. Тот знал, кто является среди его народа жрецом и поэтому почитал его, как мог. Но пятому этого не надо было. Он был единственным здравомыслящим человеком из всего сборища этих шарлатанов, который хотел лишь блага для своего народа. Видно, прошлый жрец хотел оставить после себя именно такого человека, чтобы хоть как-то помочь людям не быть такими ослеплёнными, но не учёл того, что одному человеку против четырнадцати сложно противостоять. Но эта связь между главным наместником и жрецом что-то предполагала во благо народа. Его наместник был не так погружен в свою ярость. Он не хотел завоевывать другие два народа. Глава был очень мудрым и желал мира. Пятый брат думал, что его предшественник обладал настоящими силами, иначе бы этот союз не предпринял. Почему-то жрецу казалось, что именно этот союз поможет будущему их народа или повлечёт за собой другие благие изменения. Наконец, пришёл и последний жрец. Выслушав от других оскорбления в свой адрес, он занял положенное место. Насчет того, что пятнадцатый жил в одном городе вместе с пятым, не поддавалось сомнению. И что-то подсказывало, что он также приближён к главе, но ради чьего блага тут находится, понять не мог. И почему-то казалось, что его прислали следить за ним в обычной жизни. Этот бред, что никто не знает личину друг друга, был лишь фактом по умолчанию. Пятый жрец думал, что и третий, и второй знают, кто скрывается под каждым капюшоном. Неподчиняющихся можно было устранить через интриги или просто подсунуть в еду или питьё яд, и тогда у собрания не будет никаких нежелательных людей на пути. «Грязные интриганы» — лишь только так мог думать пятый жрец. И в этот момент ему стало тошно находиться среди числа этих обманщиков. Пожелав каждому гадостей, он хотел поскорее положить конец сегодняшнему собранию. — Наверное, все вы знаете, зачем мы здесь, — начал свою речь первый. — Мне было видение, что этот мир перевернулся. Теперь луна для нас стала светом. Все понимают, что это означает? Лины погубили наши жизненные устои. Они посмели осквернить древний обычай, который оставили нам наши предки. И всё это было не зря. Иносы — народ дракона. Теперь эти существа пробуждаются, чтобы испепелить всю нашу землю. И мы первыми окажемся на их пути. Не секрет, что замок с принцессой стоит на отшибе наших земель. За их провинность будем страдать мы. И тому доказательство — видения, — громко и властно жрец произнёс свою речь. — У меня тоже было подобное видение, — начал третий жрец. — Всё перевернулось, города горели, больше всего горел Йел Дан. Над этим городом кружил дракон. Не это ли доказательство того, что лины должны прекратить своё существование? Мы должны показать всю преданность старинным обычаям! Вспомните, что последняя принцесса иносов, не считая той, что сейчас в замке, была нашей правительницей. Мы всегда чтили законы. Мы чтили драконов. Мы были полностью подчинены воле древних существ, потому что думали, что это воля наших Богов! А что в итоге? Лины, подлые лины посмели отказаться от чести, уготованной им! Поставили себя выше нас, и тем самым обрекли наши земли и наш народ на смерть! Не только они пострадают, но и мы! Мы! Наши земли, дома. Дети, — цветы нашего народа, — они будут сожжены под ужасным пламенем дракона! Мы должны остановить это! — Своё выступление третий брат сопровождал очень эмоциональными отголосками, жестикулируя правой рукой. Все слушали, и было понятно, к чему ведёт третий жрец. — Наш брат прав, — подал голос второй жрец, но начал вести речь как-то осторожно. — Мы должны что-то предпринять, чтобы у нашего народа было будущее. Мы должны исправить ошибки линов. — Что именно ты хочешь? — первый жрец, видимо, хотел, чтобы основная идея, которая засела у всех в голове, прозвучала не из его уст. — Мы должны взять принцессу себе, а вместе с тем, и золото, положенное вместе с ней. Мы должны доказать драконам, что чтим их обычай, должны показать иносам, что хотим мира с ними. И никто из нас не смеет перечить воле Богов, — уклонился от прямого и требовательного вопроса второй жрец. — Ты прав, — начал своё слово восьмой жрец. — Это полностью правдивые слова. Кто как не мы может показать, как нужно почитать то, что и положено почитать? То, что мы собираемся здесь каждые три месяца, говорит о многом. Именно для нашего народа святы эти устои. Мы должны уничтожить линов! — Эти слова были словно какой-то механизм, который запустил всё дальнейшее действие. Пятый жрец нахмурился — именно это он и предполагал: жрецы велят забрать принцессу, золото и устранить линов. Но после того, как принцесса будет захвачена, иносы тоже смогут огласить свой голос против этого, и тогда жрецы объявят, что и они идут наперекор велению древних обычаев. И после будет война и с иносами. Жрецы знали, что каждый народ надо уничтожать по отдельности. Только так они смогут победить и жить без забот среди… рабов. После огласки на поляне воцарился шум. Каждый пытался громче крикнуть слова одобрения восьмому жрецу. Молчали лишь первый, второй, третий, пятый и пятнадцатый жрецы. — Нам также надо помнить, что истребление других людей запрещено с давних времён. Те, кто развязывают войну, становятся проклятым народом, — попытался остановить неминуемое пятый. — Но нам дан знак, что именно этого хотят наши Боги и драконы, — на полшага вперёд вышел из строя девятый жрец, все головы устремились в его сторону. — Разве не наша участь следить за приказами Богов? — Но нам ведом закон о мире. Строго наказано с давних времён не начинать войну. Вдруг это принесёт много несчастий нашему народу? Вдруг мы совершаем непоправимую ошибку, и страдать будет другое поколение! — с благородными нотками в голосе выкрикнул пятый, и после его слов на поляне наступила тишина. — Ты хочешь сказать, что мы можем ошибиться в расшифровке посланий? — зловеще спросил второй жрец. — Мне помнится, что мы более мудры, чем ты. Нас трое, и все мы придерживаемся одной точки зрения. И все остальные согласны, лишь ты пытаешься воспротивиться. Не посланник ли ты линов? Не подкупили ли они тебя после того, как совершили страшное преступление? Ты точно был только что у главы, а не шептался где-нибудь с линами, чтобы выторговать себе золото за их спасение? Отвечай! — Что за бред ты городишь? Я всегда думаю о нашем народе… — И сейчас ты хочешь заявить, что мы не думаем о нашем народе? — перебил пятого второй. — Я не хотел этого говорить, я… — Довольно! — прекратил перебранку первый жрец. — Мы все наслушались достаточно. Так как мнение разделилось, то нам следует объявить голосование, не так ли? — О чём тут голосовать?! Наши Боги давно не получали крови, и они хотят, чтобы за ослушание кровь линов пролилась! — громче, чем все говорившие, выкрикнул со своего места десятый. Местность вокруг словно была погружена в мрачный настрой. Птиц испугали громкие возгласы ещё с начала заседания, и они небольшими стайками, одна за другой улетали. Костер, высотой в два раза больше, чем самый высокий жрец на заседании, ярко освещал окрестность. Пятнадцатый тем временем следил за костром и подкладывал по возможности туда большие, сухие палки. Эта обязанность всегда была закреплена за последним. Он, вообще, вёл себя странно, будто происходящее вокруг его мало волновало. Если бы был сторонний наблюдатель, то он бы подумал, что последнего жреца больше занимает поддержание костра, чем перебранка братьев. — Итак, начнём голосование, — опять громко выкрикнул главный. — Кто за войну? В ответ на его вопрос поднялись тринадцать рук, затем медленно поднял свою пятнадцатый. Жрецы, осматриваясь по сторонам, увидели, что лишь пятый не стал голосовать за войну. — Что же, на том и решим. Я объявлю нашу волю главе. Он соберёт остальных, и они будут решать уже касающиеся их вопросы. На этом нам пора расходиться. О дате следующего собрания и о месте я сообщу позже. Ступайте. Когда все они покинули поляну, перед этим потушив костёр, каждый разошёлся по своим сторонам. Обычно они где-нибудь недалеко снимали свой плащ, клали его в большую походную сумку, отвязывали своих лошадей и уезжали по домам. Также и пятый, озираясь по сторонам, нашёл своё привычное место. Там он снял длинный плащ, убрал его в сумку, что была спрятана под плащом, и направился в сторону города. Мысли о войне заставляли его сердце обливаться кровью. Он должен что-то сделать. Это безумие должно быть остановлено любым способом. Когда среднего роста мужчина вышел на поляну перед городом, залитым светом, он услышал позади себя какой-то шорох. Но повернувшись, ничего не увидел. До больших деревянных ворот оставалось пройти немного, но даже издалека, глядя на них, он понял, что подвёл своего главу. Опустив голову, мужчина начал смотреть себе под ноги, именно так должен выглядеть человек, проигравший свой личный бой. Добравшись до замка, жрец направился в свои покои. Он жил в этом замке, как и положено советнику главы, чтобы всегда быть у него под рукой. Дворцовая стража сообщила, что к наместнику пришёл посланник от другого наместника, и он пока не может принять свою правую руку. Пройдя в свои небольшие покои, которые были обделаны деревом, мужчина сел за стол. Обмакнув перо в чернила, он начал писать торопливо, но разборчиво. Свечка на столе почти догорела, но этого света хватало, чтобы разглядеть внешность мужчины: черные средней длины волосы уже с достаточной проседью, вокруг тонких губ была бородка. Он специально подстригал её, но не брил. Впалые щёки делали похожим лицо на обтянутый кожей скелет, а карие глаза иногда прищуривались, когда мужчина думал о том, как яснее изложить тот или иной момент. Большой лоб закрывала чёлка. Надета на нём была красная рубаха из обычного материала и чёрные штаны, сделанные из льна. Загорелая кожа в этот момент стала ещё темнее. В этой стране был суровый климат: лето очень жаркое, а зимы холодные. Когда жрец закончил писать свои строчки, то достал из клетки, находившейся в той же комнате, своего белого голубя. Мужчина знал, что рано или поздно ему придётся воспользоваться им, по случаю ли своей службы или чтобы открыть все тайные замыслы жрецов. Пусть кто-нибудь увидит его записку. Может быть, она поможет, — так он думал всегда. Жрец выпустил из окна голубя, который тут же полетел в известном только ему направлении. — Счастливая птица: сидя в клетке, она, наконец, получила свободу, — тихо пробормотал жрец. В дверь комнаты постучали, и он поспешил открыть, думая, что это явился слуга от его правителя. Но только мужчина открыл дверь, как тяжёлый меч обрушился на его голову. Стараясь не попасться кому-нибудь на глаза, человек шёл, прижимаясь к стенке, кутаясь всё больше в чёрный плащ и на ходу пряча своё оружие.

***

Глава всех правителей сидел в своём зале. Пару дней назад главный жрец объявил, что их Боги требуют начала войны, забрать себе принцессу и уничтожить всех линов. Глава был огорчён этой новостью. Он понимал, что сейчас стоит на пороге своего свержения. Если он поддержит идею войны, то всё будет хорошо, а если нет — его убьют. Стоит ли умирать за линов, за чужое племя, когда своё толком не можешь спасти? У их народа не было короля. Были лишь наместники, которые выбирали себе правителя. На тот период, когда объявлялся глава, его город становился чем-то вроде столицы, куда съезжались ради важных советов и решений. Мужчина, вдобавок ко всему, скорбил — несколько дней назад его советника убили, а тот как раз обладал информацией, которую получил сразу после сбора жрецов. Будь он сейчас жив, вместе они бы придумали, как можно избежать надвигающихся бед. Но главный наместник был ошарашен смертью своего доверенного лица, а потом в лоб получил сообщение о войне. Его страшили последние дни их мира с другими народами. Он переживал за свою семью — за жену и дочь. Так случилось, что небо и Боги оставили его без наследника и опоры. Самое страшное было то, что он понимал, что смерть его жреца и война были как-то связаны между собой. Возможно, его убили другие жрецы, чтобы не допустить подготовки к этому собранию главы наместников. — Проклятые жрецы! — громко прокричал главный наместник и ударил кулаком по правому подлокотнику своего так называемого трона. Что-то с еле слышным треском отвалилось, но мужчина не придал этому значения. Высокий смуглый лоб был изуродован длинной поперечной морщиной. Впалые карие глаза смотрели в пол с каким-то отвращением. Нос был маленький и аккуратный. Губы сложились от гнева в очень тонкую полоску. Чуть округлые щёки сбоку были украшены короткими бакенбардами. На прямом подбородке была маленькая бородка, ещё пока не седая, в отличие от висков наместника. Чёрные волосы кое-где уже были с проседью, но это было незаметно, если не вглядываться. Длина волос доходила до плеч. На чуть широких плечах был накинут тёплый, длинный, меховой плащ. Под ним, на уже не тонкой талии мужчины, была рубаха, наполовину сделанная из серой ткани, наполовину из меха. Тёплые серые штаны облегали оставшиеся черты стройности ног наместника. Мужчина был обут в чёрные недлинные сапоги с закруглённым носом. Одет он был тепло, а все потому, что наступали холодные времена, и в большой зале для собраний пока было холодно. Обычно это помещение становилось тёплым лишь к вечеру и то, если в нём горело изрядное количество дров. Наместник понимал, что никогда не был сильным человеком: он полагался лишь на свой ум. К тому же сейчас без особых подготовок его можно было считать по закону их народа слабым мужчиной. А если это будет так, то он легко потеряет своё место главы. Но это не страшно. Мужчина давно потерял сноровку в манипулировании людьми. Рождение любимой дочери сделало его благородным. Он не хотел, чтобы потом её упрекали в том, что она дочь лютого варвара и убийцы. И мужчина выполнил свою роль, воспитав её не дикой тигрицей, какой надо быть женщине в их краях, а вполне себе прекрасным лебедем, но она всё же могла постоять за себя и отгрызть нужный ей кусок. Его очень страшило собрание, которое должно было свершиться через пару часов. Он просто не знал, что ему предпринять. Больше всего мужчина переживал из-за проклятья: тот народ, что начнёт войну, будет проклят. Древние проклятья пусть и не сразу, но всегда сбывались, и последствия были очень плохими. Предаваясь своим думам, мужчина так и просидел в своём кресле все эти часы. От собственных дум его отвлёк приятный запах, и только сейчас он заметил, что слуги готовят большой деревянный стол, украшают его, ставят закуски. Обычно заседания проходили вместе с пиром. Было много вина, настоек, прочего пойла. Не скупились на мясо, которое было приготовлено различными способами. Хоть и за внешним утолением голода и жажды было весёлое настроение, на самом деле в голове каждого бродили свои мысли, и были они не всегда светлыми. Каждый во всем искал лишь свою выгоду. Каждый хотел стать главой, помыкать другими. Наместник наблюдал, как происходит украшение стола и вспоминал прошлое заседание. Тогда он дал явный промах, показав всем, как он слаб. Всё произошло случайно и началось с разговора о его дочери, потом пришла пора критики в его адрес, и вот тут и был перелом. Наместник не мог заставить замолчать других. «Если ты не можешь управлять теми, кто ниже тебя, то ты не можешь править», — так звучала одна из заповедей их предков. По-хорошему, он должен был взять свой меч и приставить его к горлу самому громкому оратору или вызвать его на бой. Но каждый глава был очень силён, таких даже не могли победить и десять воинов, а что говорить о слабом главном наместнике. Он не смог бы выстоять этот бой. Признав своё поражение, мужчина должен был отдать своё главенство, а, может, и управление народом. «Слабый глава не может воспитать достойный народ», — такова была ещё одна заповедь их предков. Все заповеди были основаны на грубой силе, на убийстве, на тяжёлых наказаниях. Что может быть противнее изнеженному со временем наместнику? «Скоро придёт час сдачи своих полномочий», — так рассуждал мужчина. И горя он не испытывал. Скорее всего, мужчина поставит точку, не даст свершиться этой войне, образумит глав, возьмёт весь гнев жрецов на себя, а потом просто покинет их края. Он думал, что отправится или к линам, или к иносам. Точно пока не определился — мужчина хотел выслушать пожелания дочери и жены. Но те почему-то никуда не хотели уезжать. Возможно, они смогут остаться и тут. В беспрепятственном исполнении своих желаний мужчина сомневался. Без огромных усилий у него ничего не получится. И он был не так глуп, чтобы не понимать, что война выгодна будет всем присутствующим, и все будут бороться за свою долю. Наместник был один. И вдруг почему-то ему вспомнился его жрец, его правая рука. Русул, так звали жреца, был всем: и братом, и отцом, и сыном, и зятем. И наконец, наместник начал понимать, что его бедный советник был так же одинок, на почти похожем поле боя. Только более коварном. Усмехнувшись, мужчина понял, что и главы, и жрецы стоят друг против друга. И однажды одна из сторон сожрёт другую, не пощадя при этом бедный народ. — Господин Усан, к Вам посетитель, — на ухо прошептал один из верных слуг правителя. — Кто? — мужчина не двигал головой и буравил взглядом деревянные двери. — Господин Яс-Тал. Он в дурном настроении и очень небрежно повелел открыть дверь, я думаю… Слуга не успел договорить. Двери с диким шумом отворились, и в помещение вошел очень высокий мужчина. Да и весь его облик был огромным: широкие плечи, большие сильные руки. Он славился среди всего народа своей выдающейся, нечеловеческой силой. Между мужчинами сразу же возник зрительный контакт, хоть и вошедший остановился на расстоянии тридцати метров. Только Яс-Тал посмотрел на своего главу, как гигантскими, быстрыми шагами стал приближаться, и уже на близком расстоянии Усан смог рассмотреть в больших тёмных глаза своего гостя презрение и ненависть. Губы его скривились от отвращения, отчего небольшие чёрные усы как-то нелепо смотрелись. Большой нос картошкой нисколько не украшал его лица. Огромные круглые щёки всегда были предметами насмешек, пока, конечно, он не слышал этого. Если и доводилось слышать ему такое, то обычно тот, кто говорил, оставался без головы. И наказание он получал сразу же от руки своего господина. Тот не церемонился, быстро доставал свой большой меч из ножен и обрушивал сей предмет на голову обидчику. Черный хвост его не доставал до плеч, волосы обычно казались грязными. Он был одет просто, но в то же время и, можно было сказать, роскошно: плащ, полностью сделанный из волчьей шкуры, облегал огромное тело. Было сразу очевидно, что на изготовку плаща ушло примерно пять волков, если не больше. Рукава были короткие, поэтому было заметно, как руки облегала чёрная, хлопковая рубашка. На запястьях обеих рук красовались золотые браслеты. Меховой плащ был повязан чёрным поясом и в ширину, как половина локтя любого взрослого мужчины. — Приветствую тебя, Яс-Тал. Чем обязан, что ты не дождался нашей встречи до сбора всех наместников? — произнёс бесстрашно Усан. Зрительный контакт так и не был прекращён.  — Я голоден. Твои слуги не учтивы к гостям. Подают какие-то безвкусные лепёшки и траву, — с омерзением ответил наместник. Вся его гримаса сочетала ненависть, злость, презрение и снова лютую ненависть. — Что ж, ты мог бы попросить что-нибудь другое. Зачем же так вламываться сюда? — Я пытался поговорить с твоими девками, но они и нормального слова вымолвить не могут. Лишь одна пролепетала, что не положено. Вот я и решил к тебе зайти и узнать, почему это не положено давать гостям перекусить. — Это какое-то недоразумение. Я думаю, что тебе лучше уйти пока к себе, а я прикажу что-нибудь тебе принести и, наверное… твои люди тоже голодны? — Да, но я собираюсь обедать здесь, — и он прервал зрительный контакт, отвернувшись от главы, и думая, где бы именно ему сесть за столом. — Что ж… ты не думаешь, что других это оскорбит? — учтиво и сухо произнёс хозяин замка. — Ты что? Боишься их? — и недобрая улыбка заиграла на губах Яс-Тала. На это Усан абсолютно не знал, что ответить. Любое слово могло бы поставить его в неловкое положение, которое может быть использовано против него. Яс-Тал не из тех людей, которые опираются только на силу, он был очень хитёр. И главный наместник сомневался, что его можно будет когда-нибудь победить. Во всяком случае, не в его силах победить этого варвара. — Молчишь, — с издевательской усмешкой продолжил мужчина. — Ты слаб, и твоё правление подходит к концу. — Я это знаю, — сухо ответил пока-что-глава всех наместников. — Сегодня сложишь с себя обязанности? Оставишь после себя наследника? Вряд ли тебе это позволят, потому что ты стал слишком слабым. Решать, кто будет новым правителем, будем мы, во избежание появления очередного слабого и бесполезного верха. В своё время ты же хитростью получил пост, но не думал, что так легко сможешь его потерять. Или что конец твоего правления придёт так быстро, не думал же? Нас шестеро. Ты — один. С нами жрецы и наши Боги. На твоей стороне нет никого, кроме твоих баб. Ты настолько слаб, что даже не смог зачать наследника. Хотя, либо он бы презирал тебя, либо был бы таким же слабаком и трусом. Что лучше, как думаешь? Я могу тебе помочь уйти с наименьшим позором. Хочешь знать — как? — Мне не… — Брось, — не дал ответить своему главе Яс-Тал. — Мы оба знаем, что тебе нужна защита, я могу тебе её дать. Зачем и почему? Мой сын влюбился в твою вертихвостку дочь и просит её руки. Ты знаешь, что моя семья получает всё, что хочет. Отдай её в жены моему сыну, и ты будешь под моей вечной защитой. Откажешься, и я собственными руками убью тебя когда-нибудь. Я не прощаю обид. А это будет моя обида, потому что мой сын страдает. Из этого непоколебимого воина можно верёвки вить, и чья это вина? — громко пробасил Яс-Тал и даже не посмотрел в сторону Усана. Гость смотрел, как около него расставляют тарелки с различной едой. То, что его слова слышали все, мужчину не смутило. Он ни во что не ставил ни главу, ни его придворных, ни даже его семью. Всё, что принадлежало главному наместнику, раздражало мужчину. Всё это хотелось уничтожить, сломать, разбить этого слабого и недостойного правления червя. Он и не сомневался, что именно Усан приказал дочери очаровать его сына. Таким образом, глава наместников окажется под защитой в любой момент. Но на этот счёт у Яс-Тала были свои планы, он не намеревался помогать слабакам. Глава наместников сидел и не мог пошевелиться. Было страшно… Впервые, ему было страшно, глядя на этого человека. Не за себя он боялся, только теперь понял, что упустил в отношении к дочери. Мужчина даже не подозревал, что она могла находиться где-то рядом с этим варваром и его таким же сыном. И ему стало страшно, что они просто заберут её силой, чтобы сделать из неё их личную прислугу. Усан не ведал многого, и все удары получал один за другим. Видно, его посетила чёрная полоса в жизни, и как выкарабкаться из всего этого, он просто не знал. Если сейчас глава наместников пошлёт всех охранников к дочери, то Яс-Тал поймёт, что он никогда не отдаст свою дочь замуж за его сына. Но что его охранники против этих двух мощных воинов? Они все падут или предадут своего правителя. Нет, слуги не помогут Усану, никто не поможет. Надо как-то спасти, увезти отсюда свою семью. — Скажи, когда же моя дочь смогла охмурить твоего сына? — спокойно произнёс Усан, — пока он продумывает план, надо чем-то отвлечь собеседника. — Пару лет назад я взял его на собрание, и тут среди других девиц он увидел её. Он молчит на эту тему, ничего не хочет выдавать. А что? Она не обещана другому. Я это знаю, — со злобой снова посмотрел в сторону главы Яс-Тал. — Я обещал ей, что спрошу её согласия в подобном случае. — Слушать бабу?! Я думал, тебе некуда ниже падать. Тебя можно ставить в пример. Вот что бывает, когда женишься не на той и когда рождается только дочь. Ты готов им пятки целовать, забыв о том, что ты мужчина и главный в своей семье. Твоё решение неоспоримо. Тьфу! — сплюнул огромный мужчина на пол. — Пока я здесь хозяин, — спокойно произнёс Усан, — Я отец своей дочери. Пока я решаю, как сложится её судьба. — Я сегодня зарежу тебя публично на собрании, и никто ничего не сможет сделать, а потом я займу твоё место. И отдам твою дочь в служанки моему сыну. Ратар будет рад такому подарку. Он о таком и мечтать не смеет. За силой — победа! — Мужчина стукнул кулаком по столу. На удивление он не сломал стол. Усан усмехнулся. Не всё может испортить этот варвар: стол, который изготовлен уже очень давно из дуба, выполнен очень качественно. — Пусть будет так, как ты говоришь. Ты можешь меня зарезать на собрании. Наши Боги покровительствуют сильнейшему, но я не собираюсь с каким-то расчётом отдавать против воли мою дочь замуж за твоего Ратара. Я пекусь о её счастье больше всего… — Вот поэтому ты и недостоин жить. Тебе надо было родиться иносом, таким же трусом. Но они хотя бы свою трусость прикрывают тем, что не любят войну. На самом деле, они просто слабы. Если начнётся война, всё их племя можно будет истребить. А что? Если я стану главным наместником, мы выиграем в войне. Я заберу себе девку — принцессу иносов, всё её золото перейдёт ко мне или к моему сыну. Представь только: у него будет две служанки высшей крови. Одна — твоя дочь, другая — наследие иносов. И не это ли будет доказательство того, что силой можно всегда добиться нужного, а главное, величия? Наш народ обретёт величие. Только мы будем править. Не будет больше старых предрассудков. Боги получат много крови и, наконец-то, успокоятся. Они получат достаточно душ. Слушая эти слова, Усан понимал, что Яс-Тал стал безумцем, и если он займёт место главы, войны не избежать. И было страшно представить, на что способен этот жестокий человек. Он не побрезгует ничем, он убьёт любого. На свете нет того, кто смог бы победить его и его сына. Ему стало страшно, очень страшно. Хотелось сбежать, пока ему не отрубили голову, потому что пока он был не готов просто так вот отдать свою жизнь. Ему надо спасти жену и дочь. На свете должно быть место, куда не сунется Яс-Тал или же… его смогут убить драконы. Он отправит дочь и жену к принцессе иносов. Она не откажет им в сочувствии, если ей расскажут, что случилось. Драконы — их защитники, защитники слабых. Хасы все сильны, они живут ради проливания чужой и своей крови. Бесконечные бои между собой в каком-нибудь трактире закаляют дух и тело. Слабаки валятся от смертельной раны на пол, сильные возносят кровавый меч к потолку. Он понял, этот мужчина, наконец, понял, каким является его народ. Их не надо спасать. Они изначально прогнили. Их надо всех уничтожить. Только так этот мир можно спасти. Усан поднялся с насиженного места и хотел сделать шаг в сторону главной двери. — Куда ты? — жуя сушёное мясо, спросил гость главного наместника. — Мне надо отдать кое-какие распоряжения перед тем, как я покину свой пост. И, раз такое дело, надо поговорить с моей Розаной насчёт брака с твоим сыном. Ты же сам хочешь этого, — дружелюбно ответил мужчина, стараясь выглядеть беззаботным. — Я никуда тебя не выпущу отсюда, — Яс-Тал за раз осушил большой бокал с вином. Слуги тут же подлетели к нему и снова наполнили чашу жидкостью. — Твоя вертихвостка может отказать. Я знаю, что если это случится, ты отправишь её куда-нибудь. Мне и Ратару не составит труда найти её и отбить, но настолько лень это делать. Сейчас не до проблем с бабой. Главное — подготовиться к войне. А ты покинешь это место лишь сегодня во время собрания, и сегодня же ты останешься без головы. Или покинешь меня сейчас и также будешь без головы. В доказательство того, что он это сделает, мужчина достал меч из ножен и положил рядом с собой на скамейку. — В том-то и дело, что я знаю, что вы сможете достать мою дочь в любом месте. Смысл мне её куда-либо отравлять? Её судьбу решили вы, — Усан сделал всё-таки шаг в сторону выхода. — Логично, но нет. Мне будет одному здесь скучно. Разве не ты хозяин тут пока что? Ты должен заботиться о своих гостях. Я вот знаешь, что ещё подумал? Мне нравится твой город — Сатан. Наверное, я оставлю его в роли столицы и займу твой замок. Тут удобно и хорошо, — Яс-Тал снова осушил свой кубок с вином. Главный наместник занял опять своё место. Мужчина понимал, что он просто так не выйдет из этого помещения. — Хорошо, я не против. К тому же люди привыкли, что это столица всего нашего народа уже на протяжении долгого времени.  — Ты всё время думаешь об этих человечках, стараешься быть хорошим, рассудительным. Скажи, как так изменилась твоя жизнь? Люди раньше боялись тебя. Ты стал нашим главой. Никто тебе не смел и слова сказать. Это всё из-за интриг? Ты никогда не отличался силой. — Когда-нибудь, возможно, ты узнаешь ответ, почему многое может измениться в жизни человека. Я не жалею, что сошёл с пути крови, созданного нашими предками. — Слушая тебя… мне даже жалко пачкать свой меч кровью, — снова с отвращением сказал Яс-Тал и с таким же видом посмотрел на Усана.