Заживо погребенный

Страх и бешено бьющееся сердце. Ему хотелось вернуться, но он понимал, что нельзя. Сила бурлила в нем, требуя активной деятельности. Просто сидеть и смотреть на панельную доску управления истребителем было невыносимо. Он не мог потянуться к отцу — он не должен этого делать. Оставалось только прикусить губу, вцепиться в кресло пилота и ждать. Сейчас Люк проклинал себя за то, что поддался Сидиусу. За то, что оказался таким слабым. Он должен был остаться, он должен был убить Императора. Он ведь не боялся смерти и знал, на что шел. Он слишком часто видел смерть своих товарищей и понимал, что это может случиться и с ним. Он должен был продолжить сражение. Почему же он этого не сделал? В голову приходил только один ответ: потому что это было бы подло по отношению к отцу. Вейдер бы не простил. Ха, будто он простит его за все это? Люк слишком хорошо почувствовал страх и ужас отца, когда ворвался в Тронный зал. Не говоря уже о том, что само по себе появление Люка на Корусанте было полнейшей неожиданностью для Вейдера. Это дурацкое предвиденье — дар и проклятье одновременно. Что, если он все же ошибся? Он же мог ошибиться. Лучше было бы сражаться в бою, чем сидеть в безопасности и напоминать себе, что Люк сделал все, что мог, и что он не соперник Императору. И эта проклятая уверенность, основанная лишь на предчувствии, что только Вейдер может убить Палпатина! На душе было мерзко. Но он же знал, он чувствовал, что так будет, он сам это выбрал! Люк погрузился в Силу в поисках ответа. Смерть. В Силе ощущалась смерть. Сердце замерло в ожидании. Черноты больше не наблюдалось в переплетениях Великой Силы. Люк выдохнул. Напряжение спало. Это были те моменты слабости, о которых никто не узнает. Теперь можно расслабиться и позволить себе открыться и раствориться в Силе, высвободить гнетущую его энергию. Бой закончился. Темное сияние отца ярко ощущалось в Силе, где-то на краю сознания маячило светлое присутствие сестры. Тьма накрывала Люка, и не было никакого желания бороться. Осталось только равнодушие. Он тонул в Силе, в своей собственной Силе, неспособный бороться, справиться с ней, взявший на себя слишком многое, запутавшийся в паутине Великой. Его звали, напоминая, что всегда нужно возвращаться. Особенно когда тебя ждут. * * * Во тьме зажглось пламя. Он почувствовал присутствие сына в Силе. Живой Силы. «Люк», — позвал он, восстанавливая связь. Мальчишка не слышал — он слишком глубоко погрузился в Силу, позволяя себе раствориться в ней. «Сын». И наконец-то отклик. «Отец». * * * Вот его замок, когда-то навязанный самим Палпатином. К сожалению, у него нет времени на нормальный разговор с сыном — сейчас надо разбираться с Империей. К тому же он еще не готов к разговору с мальчиком. Сначала Вейдеру нужно успокоиться и отдохнуть. Но мысли все равно возвращались к сыну, потому что такого поведения от Скайуокера он не мог ожидать. Вейдер и представить не мог, что мальчишка использует слабое место своего отца. Да еще с такой легкостью нарушив запреты джедаев. Эмоции кипели и он с таким трудом сдерживал их, когда стоял напротив сына, приземлившегося на дворцовой посадочной платформе. Каких титанических усилий ему потребовались, чтобы после того как он увидел, что мальчишка цел, отправить его сию же секунду на "Исполнитель", не устроив выволочки! Высказать хотелось многое, и не только ему. Им обоим нужно выговориться, но возможности не было. Люк был в опасности, оставаясь на Корусанте, пока Вейдер не возьмет власть в свои руки. — Мы поговорим позже, а пока возвращайся на флагман, — жестко сказал он. Очень хотелось дать отпрыску подзатыльник и наорать, но Вейдер сдержался. Люк, вопреки обыкновению, даже спорить не стал. Палпатин умер, а Вейдер являлся его наследником. Значит, теперь он Император. Осталась только инаугурация, которая в данном случае являлась лишь формальностью. Высший командный состав уже подтвердил верность милорду. Вейдер готовился к этому перевороту, собирая союзников среди моффов, обещая гарантии королевским семьям. Император заострил свою власть в Центре Империи, он же прошел по Дальним рубежам. Главной проблемой является палпатиновская свора, которая сразу почувствует угрозу своему положению. Но Вейдер был достойным учеником Палпатина — он справится с ними. Но с теми, кто действительно был предан Императору, дело обстоит сложнее — кого-то из них придется уничтожить. Например, Сейта Пестажа, жаждущего власти. Исанне Исард нужно держать под контролем. Ради власти она когда-то стала причиной гибели своего отца, а значит, опасна для Люка и Леи. Так странно, теперь приходится осмотрительней относиться к своим планам. Раньше было легче. Но если бы не Люк, Вейдер ни за что и не решился бы на этот переворот, тщательно продумывая и взвешивая каждый свой шаг. Сын стал его мотивацией. «У ситха не должно быть слабостей», — говорил учитель. Но Вейдер предпочел нарушить это правило, и теперь ему есть что терять и за что бороться. Он когда-то нарушил джедайские догмы, теперь не соблюдал ситхские. Потому что ему были не нужны могущество ради могущества и власть только ради власти. Ради сегодняшнего момента стоило пережить двадцать лет под властью Палпатина. Сила дала ему второй шанс. Вейдер восстанавливал силы в медицинской камере. Ему следовало хорошенько отдохнуть, чтобы потом разбираться с Империей и со своими детьми. Внезапно в Силе что-то изменилось. Промелькнуло чья-то знакомая тень. Ситх одел маску и выглянул из камеры. — Ты обратил его к Темной стороне, Энакин! — обвиняюще крикнул Оби-Ван. — Ты настроил его против нас! Вейдер устало вздохнул — он ожидал появления Кеноби. — Интересно как? Просто был его отцом? — поинтересовался Вейдер. — Люк заявил, что это его выбор! — возмущенно сказал призрак. Вейдер ожидал и этого. Должна была быть причина такой резкой перемены в сыне. А Оби-Ван возмущается по поводу его выбора. Джедаи не верят в это, они верят в Силу. — Что вы сказали ему? Что вы сказали моему сыну? — в голосе ситха пылал праведный гнев. — Чтобы Люк не вмешивался, и тогда ситхи были бы уничтожены. — А то, что один из этих ситхов — его отец, конечно же, ничего не значит? — Он должен... — Он ничего никому не должен. Люк не простит вас. — Тебя-то простил! — Он прощает только своих, а вы уже не свой, Кеноби. Мой сын хорошо знает, что я убил многих и он знает, почему. Я никогда не убивал без причины. Убийство детей в Храме мне далось нелегко, но они были врагами государства. — Ты все еще считаешь себя правым, Энакин? — Я заплатил за то, что выбрал не Темную сторону, а сторону Палпатина. И я бы многое отдал за то, чтобы тогда тебе все-таки хватило мужества добить меня на Мустафаре, а не отправлять моего сына доделывать за тебя грязную работу. Мы все были виноваты, но это была не его война. Интересно, каково это — держать на руках младенца возле умирающей матери и планировать вырастить из него орудие мести для его отца? Я ситх, Кеноби, но даже я не способен на такую подлость. Впрочем, ты тоже заплатил за свой выбор, проторчав двадцать лет на Татуине в одиночестве, наблюдая за тем, как растет мой сын, так предательски похожий на отца. Ты боялся. Ты боялся его тренировать и тогда ты решил просто вести его на заклание. — Ты хотел использовать его! — крикнул Оби-Ван. Вейдер знал, что у него мало времени. Но он должен высказать то, что накипело за пару лет. — Да, но, по крайней мере, я учитывал его интересы и не делал этого втемную. Я люблю его и хочу видеть его живым. Оби-Ван, я отлично помню, как родитель относится к своему ребенку. У меня самого была мать, — когда-то давно он поклялся не произносить таких слов, но все же это было правдой. — А ваше джедайство подписало ему смертный приговор. И мне пришлось пойти на крайние меры. Вы и Палпатин считали, что мне нужен только сильный ученик. — А разве это не так? — ворчливо спросил джедай. — Ни один из моих учителей не знал, что такое любовь. Нельзя привязываться к кому-либо, не так ли? Что вы знали о привязанности, Оби-Ван? У вас был только навязанный Квай-Гоном падаван. Покойный Император своих детей не имел, поэтому и не понял, что я могу чувствовать к сыну что-то кроме желания выгодно его использовать. И джедаи, и ситхи старались не привязываться, легко жертвуя людьми ради цели. Вы толкали моего сына к Тьме планомерно, с самого начала, с того самого момента, как солгали ему. И при этом прививали страх к Темной стороне, отлично понимая, что Палпатин предпочтет уничтожить его в случае отказа от обращения, а я не смогу ему этого позволить. — Так велела Сила. Это помогло бы вернуть ее к равновесию и к уничтожению ситхов. — Равновесие Силы, мой бывший учитель, это наличие и Светлой, и Темной сторон. И ты, Кеноби, создавал именно темного адепта. То, что Люк перешел на Темную сторону, значит только, что скоро появится сильный одаренный на Светлой стороне. И знаешь, какую еще подлость я не могу тебе простить? — Ты никогда не поймешь путь джедая, Энакин. — Надеюсь, мой сын тоже. Когда ты умер на Звезде Смерти, ты оставил его одного. Это была не его война, Кеноби. Там, на Эндоре, когда Палпатин атаковал Люка, я был готов погибнуть, чтобы спасти его. Но было подлостью бросить его, и Сила подсказала мне другой путь. Джедаи никогда не искали другие варианты, вы смирялись с неизбежностью. — У тебя есть еще обвинения против нас? — Знаете, что самое обидное в этой истории, Кеноби? Если бы не ваш обман, этот мальчишка смог бы стать джедаем. Таким, каким я когда-то хотел стать. И я бы позволил ему это. Обидно, не так ли? — Что ты собираешься делать теперь? — Не сторона Силы определяет кто мы, а наши поступки. Я дорого заплатил за это понимание. Люк будет лучше меня, я уверен. Он думает сердцем, а не Кодексом, в отличие от вас, Оби-Ван. Он не повторит моих ошибок, он не будет гнаться за могуществом ради могущества. Он не будет джедаем, но и ситхом тоже не будет. Учение ситхов уйдет в небытие вместе со мной. — А твоя дочь? — Лея сама выберет свой путь.