Шрамы на твоих запястьях

Кое-как пережив ту странную игру и приняв душ впервые с момента прибытия в больницу, Эд чувствовал себя довольно-таки… посвежевшим. Может, и не исцеленным, может, и не свободным от навязчивых мыслей, но определенно уже давно он не испытывал такой легкости. На худой конец, хотя бы на несколько игровых минут удалось позабыть о монстре, сокрытом в образе Энви. А пока настроение то позволяет, неплохо было бы и сгонять прогуляться. — Пожалуйста? — сбивчиво попросил юноша. — Я не имею права выпускать вас без сопровождения, — медсестра оказалась непреклонна. Из угла палаты уныло прыснули. — Неужто я не считаюсь? Она оглядела гомункула с головы до ног, и в сдержанном взоре читалось что-то строго осуждающее. Только сейчас Эдварду подумалось, что, возможно, нелестно повлиять на репутацию гомункула мог занимающий высокое положение в армии Рой, чтобы работники больницы не слишком расслаблялись… — Нет, — отчеканила женщина. — Вы не из медперсонала. — Да с чего бы за мной должен таскаться здешний персонал? — насупился Элрик. — Разве это не может быть просто тот, кому я доверяю? — сердце так и подскочило к гортани, когда до него дошел смысл сказанного: зашибись, да он же теперь неиронично доверяет Зависти… И, судя по довольной лыбе этого полубессмертного психа, тот незамедлительно уловил и принял к сведению его промах. — Нет. При всем уважении, мистер Элрик, такова особенность Вашего психического состояния: то, что Вы доверяете кому-то, — она покосилась в угол комнаты, — еще не означает, что этот кто-то заслуживает доверия. Будь все как обычно, Эд бы в силу своей натуры непременно влез в спор, но в этот раз — попросту не мог. Не когда речь шла о «ком-то» по имени Зависть… Пришлось сменить тактику. — Тогда как насчет моего брата? Сестра всерьез призадумалась. — Компания родственников более приемлема, да. Эдвард радостно заулыбался. — В таком случае подожду его, — сестра в ответ по-деловому кивнула и удалилась. — Тащусь, когда меня расценивают как угрозу для жизни, — промолвил гомункул, потягиваясь. — Трудновато, однако ж, их в этом винить, Энви. Но вместо того, чтобы поддержать тему, тот приметил кое-что другое: — Вот знаешь как странно слышать от тебя собственное имя, да еще и произносимое так беззаботно? А я и привык уже, что ты вечно на меня орешь. Эд цокнул. — А как еще тебя звать прикажешь? Пальма? — Вот же ж бактерия… — Трансвестит. — Тварь дрожащая.* — Я вам не мешаю? — Ал высунулся из дверного проема. Он глядел на них с обидой, перемешанной с увлеченностью наблюдателя и опасением защитника. Эд нервно сглотнул: он ведь даже не признался еще младшему насчет своей привязанности к… Гомункул в ответ театрально взмахнул рукой. — Не, мы уже все. У Криветульки исчерпан запас оскорблений. Блин, вот уж точно. Как бы старший Элрик ни напрягал извилины, ничего эдакого на ум не шло. Сложно. Неоднозначно. В конце концов, Зависть может принять какое-нибудь «чокнутый живодер» более за комплимент, чем за достойную отместку. — Ал, ты не против пройтись со мной во дворе? — повернулся к нему бывший Стальной алхимик. — А то меня не выпускают без должного наблюдения. — Угу, — вставил Энви. — Дамочка мне не доверяет. — Конечно, брат. И чем усерднее Ал делал вид, что гомункула здесь и нет вовсе, тем значительнее темнело в мыслях: по-видимому, Эд оказался единственным, кто мог практически без напрягов переговариваться с Завистью. То, может, и не особо удивляло, но вот так просто принять подобное было все-таки странновато. — Прекрасно, — старший размял затекшие ноги, соскользнул с койки… И внезапно осознал, что халат-то явно коротковат… — Ам… Альфонс? Младший даже усмехнулся, но от этой улыбки не осталось и следа, когда дело дошло до разъяснений: — Они приберегли одежду, в которой тебя доставили, — с долей неловкости. — Эм-м… Пятна крови были всюду, но, думаю, с плащом все более-менее в порядке. Так что хотя бы прикроешься. Эдвард пытался не отвлекаться на болезненные уколы совести, пока Ал доставал из стенного шкафчика его поношенную алую накидку. Сердечная улыбка осветила его лицо, стоило только вдеть сдавленные бинтами руки в свободные рукава и не держать их больше на виду. Юноша направился в коридор следом за братом, но тотчас притормозил. Увидел, что Зависть не особо-то и спешит присоединяться. Засомневался. Желал компании гомункула, но не осмеливался показывать, насколько сильно… — Энви?.. Тот драматично обратил взор к небесам. — Конечно, куда же без меня, — он поднялся и двинулся за Элриками. Эд с еле заметной улыбкой на губах направился к выходу.

***

Внутренний двор Центрального госпиталя был маловат, но зато облагорожен отделкой под уютный сквер, полный деревьев с пышными кронами и клумб, между которыми теснились скамьи для пациентов и их посетителей. Как только Эд оказался вне давящих больничных стен, он с умиротворением потянулся к приветливо теплому, ласковому солнцу. Золотистые лучи не касались его кожи всего лишь-то пару дней, но и те казались вечностью. Он спорыми шагами нагнал идущего по ухоженной тропинке брата. Энви лениво плелся где-то позади, расслабленно скрестив запястья за затылком. — Брат, — приглушенно позвал Ал. — М? — с той же заразительной настороженностью отозвался старший, проглаживая раскрытой ладонью мягкие ветви кустарников. — Энви, да? Он и есть «тот самый»? Юноша вспыхнул и мельком обернулся: надо же было убедиться, что «тот самый» находился в достаточном отдалении от них… — Да, — виновато. — Знаю, это полное сумасшествие… Но я предупреждал… О том я и говорил. Об этом человеке я и… говорил. — О человеке, в которого ты влюблен, — без всякой заминки. Все, что оставалось Эду, — кивнуть да и только. Альфонс вздохнул. — Не нравится мне это, брат. — Как и мне.

***

Зависти уже начинало наскучивать это шушуканье братишек-алхимиков, маячащих прямо перед глазами. Он прибавил шагу и аккуратно (черт, да разве он хоть раз прежде задумывался об осторожности? Хоть раз была на то причина, а?) уместил согнутую руку на белобрысой макушке, чуть придавив объемную челку. — Ну и ну, вытащили меня на свет божий, чтоб потом просто унестись куда-то и оставить тосковать в хвосте? Он даже диву дался: коротышка под его натиском не шелохнулся лишний раз. — А всего-то и стоило, что ускориться, — сказал он. — И я тебе не подставка, Энви. — Ну блен, так удобно, — хныкнул гомункул, пытаясь не улыбаться так явно. — Зависть, — сухо и сурово воззвал к нему Альфонс. — Не советую дергать его попусту. В противном случае — нехило получишь лично от меня. Гомункула пробрало на звонкий хохот, и он тут же схватился за живот, высвободив из плена свой импровизированный низкорослый пуфик. — Как скажешь, ха-ха… И снова неожиданность: Эдвард вступился за него. И даже сарказма в словах было не выловить толком... — Да ладно тебе, Ал. Он и мухи сейчас не обидит. Хм… Был ли Энви безумцем? Что ж, этот факт едва ли кто-то примется отрицать, но все же… Не мерещится же ему, ну в самом деле? — Не оставишь нас вдвоем на минутку? — продолжал мелкий. — Мне надо кое о чем переговорить с Энви. Вау… супер. Зависть весь засиял деланным восторгом, но любопытства своего, вполне откровенного, не выдал. И чего же у него хотят выведать? Ал многозначительно посмотрел на него и заодно раздраженно покосился на брата, — и присел на пустующую скамейку, которую они только что дружно миновали. Гомункул попутно обвил рукой плечи Элрика — так, побесить лишний раз малявчика. — Ну-с, я весь во внимании. Юноша напряженно сжался под несильным давлением, зарделся даже. — Хех, спокойно. Это всего лишь рука. Эд покачал головой. — Совсем уже… Это, я вот что спросить хотел… Ты… Тебя что сюда изначально привело? И к чему была та игра, и почему сейчас ты так… обходителен?.. Гомункул вперился в него взглядом с самым отыгранным из испугов: — А-а?! И после такого — всего-то «обходительный»?! Да я вообще ангел во плоти! — окей, надо же было как-то выиграть время. Ну и как тут лучше ответить? «Недоразобрался еще со всей этой шнягой насчет рубцов, какие прошивают тебя везде, куда ни ткни, и потому я тут всерьез взялся переживать?..» — Энви, я серьезно. Еще с минуту Зависть колебался, но в конце концов пришел к единственной цельной мысли: быть бесячим засранцем двадцать четыре часа в сутки довольно напряжно. Кстати сказать, именно из-за скверного поведения так и вышло, что теперь не счесть было всех тех дней, когда он едва ли не обращался горстью пепла — навсегда. К тому же… чего терять? И так уже предостаточно наговорил еще утром… Херова игра, будь она неладна… — А если серьезно, сначала пришел, потому что, думал, выпала отличная возможность посыпать тебе лишний раз на мозги.** Да и повод-то какой: ты отправил Мустанга выискивать меня, да еще и за тем, чтобы просто так повидаться… Между прочим, ты хоть когда-нибудь прольешь свет на этот пунктик? — Нет. Энви обидчиво скорчился, но продолжил: — Надо сказать, меня нехило так продрало, когда… шрамы увидел. Твои — от тебя же. Это… пожалуй, это-то меня и напрягает. Потому что знакомо — и потому задевает сильнее обычного. А еще вся эта ситуация — вообще что-то невообразимое для кого-то столь «всесторонне идеального», как ты, так что… Эд все не отвечал — и Зависти пришлось оглянуться в попытке выловить его взгляд. Лицо, несколько настороженное, прикрывала челка, но глаза — сияли. — Спасибо, — тихо, совсем тихо. И все бы ничего, не заметь гомункул его ладони, сдавливающей правую кисть… Энви тотчас перехватил обмотанную бинтами руку и крутанул Стального на себя. — Не надо, Эд. Ну же, пойдем, тебе пора сменить повязки. А тот, походу, и не осознавал вовсе, что творит. Или, по крайней мере, умело притворялся. — Да ладно тебе, я больше не буду резаться. А то потом слишком хлопо… — Эдвард, мать твою, Элрик. Бывший алхимик застыл и взбудоражено уставился на гомункула, не осмеливающегося отпустить его запястье. — Ты, слушай сюда. Есть причина и посущественнее: пора завязывать с этим, потому что есть люди, которые ценят тебя и в любую минуту готовы прийти на помощь, понял? Никогда не забывай ни о брате, ни о полковнике. Эд отвернулся от него и, потупив голову, прошептал настолько бесшумно, что Зависть не был уверен, расслышал ли он верно или нет: — Может, и так. Но единственный, кому хочу помочь я, — навсегда вне моей досягаемости.