Руки невольно пропитались Юнги.
У него в голове миллионы противоречий и один факт, усвоенный жизнью надолго: бороться с желаниями невозможно. Прохладная лёгкая простынь высвобождается из плена цепких рук, пока он будто бы в бреду прикасается ледяными подушечками к разгорячённым губам. Контраст, рождающий тихий стон. Он чувствует ответную лёгкую дрожь мягких и столь давно не тронутых губ. И понимает, что до боли хочет этот факт изменить. Сокджин со стыдом признаёт поражение. В который раз убеждаясь в чужой силе, он принимает правила, в которых заведомо слывёт проигравшим. У жизни свои методы. Сокджину надобно смириться. Тело ломит вожделенной судорогой, и Ким скорее предвидит, нежели ощущает медленно подкрадывающееся возбуждение. Оно туманит остатки разума с завидной скоростью и сносит ошмётки гордости подчистую. Сопротивление бесполезно. Но он пытается. Держится на одном лишь ненужном никому упрямстве. У Сокджина перед глазами в полнейшей темноте вспыхивают миллиарды забытых ощущений. Подсознание не желает так просто отступать и топит шквалом утерянных эмоций. Кимову воздержанию наступает конец в ту же секунду, как разум вкупе с телом отчётливо вспоминает многочисленные прикосновения Юнги. Вдобавок — его поцелуи. Грудную клетку распирает от негодования, но сильнее всего — острой необходимостью. И Ким поддаётся ей. Подрагивающие пальцы тянутся к бедрам и приспускают мешающуюся ткань домашних штанов. По оголённой коже проносится холодок, от чего Джин ёжится. Но не это сейчас имеет значение. Совсем не это. Всего пара секунд последних сопротивлений, прежде чем он наконец решается прикоснуться к себе. Его пробивает усиленным током по коже и стадом мурашек. Болезненно, но от того нереально приятно. Сокджин ощущает себя мазохистом. Он окончательно теряет осмысленность собственных решений и действий. Поддаётся лишь импульсам и откровенным эмоциям. У него всё через край. Не фильтрованным штормом проносится по собственным нервам и нервам Юнги. Уничтожая безжалостно их жизни без права на восстановление. Но Юнги пытается. И причиняет боль этим. Заставляя желать остановиться и помочь. Однако Джин больше не властен над штормом. Безвольной куклой наблюдает за тем, как ранит самого родного и непроизвольно разрушается изнутри с ещё большей силой. Он хочет остановиться. Но не может. Желает выпутаться, но не знает как. Всё решает лишь воля случая. В его ладони лежит путь к освобождению. Член слишком твердый и чувствительный, что аж зубы сводит. Это похоже на испытание. Если постараться — сможет вернуться к Юнги. Безумно. Да. Сокджин не собирается отрицать. Но у него нет другого выхода. Сочащаяся смазкой открытая головка тяготеет к прикосновению. Но Сокджин не торопится. Словно в замедленном действии отрывается большим пальцем от мягкой кожи и с усилием воли проходится по склизкой поверхности. Тело выгибает дугой пронизывающего наслаждения, пока острые зубы прикусывают не отнятую от губ ладонь. Ким не позволяет себе остановиться. С нажимом проходится вновь и кусает кожу до онемения. Раненая ранее рука отзывается тянущей болью, и он не сразу осознаёт, как измазывает кровью побелевшие губы. Подобное волновать не должно. Ни сейчас. Ни тогда, когда до одури хорошо и плохо одновременно. На лбу проступает испарина, тогда как умелая рука зажимает ствол посильнее и приступает к действиям. Ким никогда не позволит себе признать, но он любит пожёстче. Так, чтобы простреливающими импульсами до самого живота. Он любит сухо, любит жадно. Так, как умеет только Юнги. Ким умышленно задыхается, пока проводит острым ноготком по вздувшимся венам и сдерживает внутренний скулёж. Должно быть больно, да только, откровенно говоря, слишком уж хорошо. Розовый румянец проявляется на щеках, но Джин ничего не замечает. Перед ним выстраивается дорога, ступив на которую, он обязательно будет обречён на борьбу. Холодные капли сомнения жгут его кожу. Слёзы никогда не были столь бессчувственны к нему. Внутри вулканом просыпаются надежды, однако Ким, словно маленький, сторонится их и пытается спрятаться. Поздно. Он берёт собственную неуверенность покрепче за «горло», остервенело двигая внизу рукой, пока другой перекрывает воздух к лёгким. Сокджин — чёртов извращенец, но ему хочется задохнуться. Хочется проверить собственную выдержку на прочность. Отдаться безумному решению здесь и сейчас. Глупо, но он не набирал в лёгкие воздуха перед концом. Чем быстрее, тем лучше. В паху огнём горит приближающимся оргазмом, и это лишь подстрекает сжимать крепче и двигать быстрее. Кислород стремительно приближается к концу, и у Сокджина появляются первые панические спазмы. Его организм не желает погибать так просто. И он находит в себе некую маниакальную жилку, не позволяя поблажек. Натянутый живот сжимается в спазматическом приступе, впадает внутрь, являя рёберные линии. Эстетика момента зашкаливает. Только никто не сможет увидеть этого. Даже Сокджин. Разум, кажется, мутнеет и пальцы на ногах сводит вслед за остальными частями тела. Перед финишем остался лишь шаг. И ему страшно. Потому как расставаться с клеткой, в которую сам загнал себя, действительно боязно. Фееричный всплеск бурного оргазма разносит в прах оставшиеся страхи и сомнения. Его ломает изнутри и снаружи почти что одинаково.Конвульсивно, надрывно, тяжело. Но эстетично, чёрт возьми.
Забывшись, отрывает руку от губ и зачерпывается жадным глотком вязкого воздуха. Это чувство сродни возрождению. А у Сокджина появляется шанс вернуться к Юнги. Вернуться и бороться. Вместе с ним. Обессиленное тело давит тяжестью на матрас, пока Ким пытается привести вакуумные мысли в порядок. Сложно. В воздухе витает оставшийся запах сигарет и перегара. И он жадно дышит им. Дышит Юнги. В замочной скважине прокручивается ключ, а после раздается резкий звон связки ключей. Раздражающий звук бьёт по перепонкам и мешает. Сокджин кривится. Лёгкая поступь знакомых шагов, но Ким совсем не реагирует. Он чувствует только, как кровать проминается под тяжестью другого человека, который без всякого стеснения заключает его в свои крепчайшие объятия. Ким Тэхён пахнет котятами, детской присыпкой и печеньем. И совсем немного лёгким безумством. — Сокджин-хён, ты в порядке? — заволакивает его тягучим голосом и, не сразу осмыслив вопрос, он спустя пару минут кивает. Не видит, но чувствует, как на лице младшего появляется умилительная квадратная улыбка. А после слышит, как он раздосадованно вздыхает и тянет в своей исключительной манере: — Ты испачкался, Джин-хён. — Знаю, — отвечает со вселенским спокойствием Ким. Тэхён поджимает губы и принимается сползать с кровати, намереваясь отправиться в ванную за мокрым полотенцем, чтобы привести любимого хёна в порядок. Сокджин знает. Потому рыщет рукой и удачно хватает мальца за запястье. Тот лишь недоуменно смотрит на старшего и спрашивает: — Что такое, хён? — От-отвези меня к Юнги, — просит, сокрушаясь, Сокджин. Тэ понимающе кивает, даже не обращая внимание на то, что Джин этого не видит. Мягко отстраняет руку и полностью сползает с кровати. — Но сначала мы тебя приведём в порядок, — заключает он и удаляется в ванную. Ким Тэхён однозначно не от мира сего. Он кажется странным и немного сумасшедшим. Но на деле, думает Сокджин, он единственный адекватный человек в этом безумном мире. Волнение подступает к горлу лишь тогда, когда Джин оказывается в машине. Оставленный запах Юнги испаряется слишком быстро, но, всё же, успевает осесть стойким воспоминанием. Этого хватает ровно до того момента, как дверь тэхёновой машины захлопывается и отрезает пути к отступлению. Сокджин ощущает себя маленьким человеком. Выбравшись из собственного тесного мирка, он впервые осознаёт сколь многое отрезал от него. Раньше реальность не пугала его своей сутью. А теперь он загружается новыми чувствами, которые ему не приятны. Но которые стоит обуздать и пережить. Сокджин загнан в клетку даже так. Его клетка — собственная слепота. И минусом такого положения является то, что каждый способен навредить ему, тогда как он ни на что не способен. Даже на самозащиту. В это мгновение он понимает, как сильно нуждается в тёплой руке Юнги и его искреннему обещанию, что всё будет хорошо. Они едут молча, даже музыку не включают. Тэхён не любит, когда что-то мешает ему во время езды, впрочем, Сокджин тоже. Компания, в которой работает Юнги, находится, на самом деле, не так далеко от их дома. Потому добираются они в считанные минуты. Тем временем Джин не в силах определить: рад он подобному факту или же нет. Выбираясь из машины, он чётко осознаёт одно: ему нужно время. Он не готов. — Тэхён-а, — зовёт Сокджин мальчишку, и тот, беря его под руку, ждёт не озвученную ещё просьбу. — Давай сначала выпьем кофе, хорошо? — Ким выгибает в удивлении бровь, но ничего не говорит. Молча тянет за собой старшего и безропотно подчиняется его желаниям. Удивление Тэхёна висит в воздухе, и Джин слегка улыбается. Он понимает, почему у мальчишки возникает такая реакция. Кофе — прерогатива Юнги. Тогда, как Сокджин напиток этот не любит. Но, думает он, многое меняется. Ему просто хочется попробовать. Потому объяснять не спешит. В кафетерии на первом этаже компании многолюдно. Это Сокджин понимает, когда на него обрушивается гомон окружающих людей. В первые минуты, с непривычки, он теряется и не может сосредоточиться даже на собственных мыслях. Но вот Тэ усаживает его за дальний столик, это Сокджин понимает по сбавившемуся шуму, и он, наконец, берёт себя в руки. — Хён, ты что будешь? — спрашивает, поджимая губы, младший. — На твой вкус, — отзывается Сокджин и слегка улыбается. Он знает, что его улыбки необходимы Тэхёну, как рыбам вода. А расстраивать зависимого от эмоций ребёнка он совсем не желает. Ким вновь кивает, в очередной раз позабыв, что Джин не видит, и устраняется делать заказ. Сейчас, когда Сокджин остался наедине среди опаснейших акул, он нервно принимается отстукивать ногтем по столешнице и ищет на что мог бы отвлечься. Впрочем, находит моментально. До острого слуха доносится до боли родное имя, и Ким напрягается. Невольно он становится свидетелем чужого разговора и, кажется, зря. « — Юнги? — Да, Юнги. Не говори, что больше не заинтересована в нём, я то тебя зна-а-аю, — тянет весёлым голосом одна из девушек. — Заинтересована, но смысла не вижу. У него точно кто-то есть, — вздыхает вторая и принимается расстроенно размешивать сахар в чашке. По правде говоря, её этот процесс не особо волнует. Она вообще любит чай без сахара. — Не стоит так быстро сдаваться, — тут же отрезает первая девушка. Конечно, она волнуется за подругу. А грустное лицо напротив лучше не делает. — Я думаю, что он свободен, — заключает она твёрдо. — Почему? — Ну-у-у… Спит на работе, к нему никто не приходит, обеда я у него личного не замечала, вечно в кафетерий спускается, да и кольца нет. — Это не показатель, — отзывается девушка. — Ну чего ты так пессимистично, нужно же надеется на лучшее, — непонимающе тянет первая. Та вздыхает и, всё же, решается на маленькую сплетню: — Даже если так, я слышала, что он уже нашёл себе подходящую кандидатуру. — Кого? Девушка нехотя продолжает: — Суран, — всё это бьёт по собственному самолюбию. Ведь кандидатка, выбранная Юнги, в разы лучше неё, с такой не поборишься. — Та, для которой он новую песню сочинил? — удивляется подруга. Девушка кивает и обречённо бросает размешивание чая. Не хочется ей что-то его пить. — Да, — сдается первая. — С такой красоткой никому не сравниться. Да ещё и талантливая. — Угум, — признаёт очевидное влюбленная сторона и добавляет сокрушённо: — Они вдвоём неплохо смотрятся. Я видела их, когда они вместе вокал записывали. Юнги даже улыбался». Сокджин покрывается липким потом и старается унять дрожащие руки. Ему необходимо это сделать, пока Тэхён не вернулся. Хоть и знает, что является открытой книгой для младшего, всё равно, хочет сохранить спокойствие. Ким не заставляет себя долго ждать. Появляется с двумя чашками горячего латте и опускается перед ним. — Хён, я взял тебе латте, — улыбается он доверчиво, но внезапно улыбка тускнеет. Тэхён точно уловил атмосферу. Интуиция никогда его не обманывала. — Джин-хён, ты в порядке? — осторожно спрашивает Тэхён и, хмурясь, тянется к разгорячённому лбу Сокджина. Тот дергается от непредвиденного прикосновения и нервно отстраняется от чужой руки. — Поехали домой, Тэхён, — стальным голосом произносит Джин. На самом деле он на грани срыва. Но сам не знает, что даёт ему сил держаться. — Но, — в этот раз Тэ ничего не понимает. Силится остановить Сокджина, потому как он уже позвал Юнги. И что теперь? Как быть, если они так и не встретятся. Мальчишка не хочет расстраивать ни того, ни другого. Но необходимо выбрать. — Хён, но Юнги, ты же хотел с ним увидеться, нельзя же вот так… Его обрывают несдержанным, утробным и почти глухим: — Я хочу домой, Тэхён. — Но Юнги, он… — Тэ видит подошедшего к ним Мина, совсем не понимающего, что происходит. Он почти тянет руку к Сокджину, выдавая своё присутствие, как: — Я не хочу его видеть. Я… Я не желаю сталкиваться с ним. Пойми же ты наконец. Юнги замирает, хмурит брови, смотрит на взволнованного и испуганного Тэхёна и делает шаг назад. Он спокойно кивает Киму, говоря, чтоб тот послушался, и молча проводит взглядом двоих парней, поспешно удаляющихся из кафетерия. Взгляд сталкивается с заинтересованными глазами незнакомой ему девушки, но Мин не позволяет себе задерживаться на них. Он поправляет рабочие очки на носу и отправляется к стойке, где просит баристу сделать ему самый крепкий кофе, который только возможно. Юнги до ужаса устал.