Семь

Красный квазар на небосводе пожрал её солнце, её луну и даже Млечный путь, который отражался в голубых глазах россыпью самоцветов, хоть как-то оживляя Диану. Хоть от чего-то её мир, но получал крупицы света, пусть и такого маленького света. Но даже когда небосвод сгорает в алых глазах квазара, даже когда Млечный путь перестаёт освещать собой поломанные и стёртые в тусклый пепел мечты, даже когда собственноручно воздвигнутый мир медленно падает в бездну, даже тогда Диана остаётся Дианой: она игнорирует это и, пытаясь не подавать виду, бросает свой последний луч света. И всё ради чего? Ради достояния семьи, ради своего рода, который почти пал из-за нелепого руководства и неумелого кукловода. Её разум — чистый кусок стали, кинжал — был на пределе. Все эти эмоции порождали за собой чувства, которые металлической крошкой оседали на треснувших рёбрах, на хрустальном позвоночнике и вонзались в лёгкие, срастались с кристаллами в крови и убивали Диану ещё мучительнее, чем квазары в бесконечном пространстве. Мир Кавендиш уже не спасти даже Ацуко Кагари, и сама Диана это понимает, но лишь молча глотает слова, давясь ими и харкая кровавым кашлем по ночам. Её душа и тело сломаны, искажены, и, к сожалению, исцелением тут не поможешь. Даже божественная длань сделает всё только хуже. В глубине голубых глаз пепел смешался с кровью мёртвых мечт, с кляксами грехов и светом Млечного пути. Диана падала в бездну гораздо быстрее, чем она думала. …Скорее всего, бывшая звезда Луна Новы так и не коснулась бы дна той бесконечной пропасти, но, какое неожиданное стечение обстоятельств — именно «Акко» помогла ей свидеться с ним. И мир Кавендиш рассыпался окончательно. Его куски, кристаллы, золото, цветы и их шипы — всё это исчезло во всепоглощающей тьме — в глазах квазара, в его намереньях, в его убеждениях и его поступках. Это всё просто утонуло, стало ненужным. И Диана пустым взглядом смотрит на отравленную Ацуко Кагари, смотрит на свою утопию и свой кошмар. Смотрит на то, как его некогда чёрные, заляпанные смолой и чёрной кровью крылья медленно испаряются, тая в застывшем воздухе. Ничто не смеет оповестить всех, что конец апокалипсиса свершился, и ещё один мир был уничтожен. Однако, если потерю мира можно некоторое время проигнорировать, то без кошмаров Диане станет совершенно приторно. Подхватив на руки свою личную муку, Кавендиш удаляется в сторону лазарета.

***

«Главное — верить». Так говорит эта «Акко», сияя своей улыбкой и смотря на метлу, которую они вместе призвали, ибо нашли слово. Так странно, думает Диана, смотря в глаза напротив. Такие яркие, лучистые, в них сотни закатов и рассветов, но каким бы ни было солнце в них — оно никогда не обжигает. Может лишь игриво пощекотать щёки и кончик носа, но причинить боль оно не способно. Диана отводит тусклый взгляд в сторону, но тут же видит, как чёрные крылья, полностью рассыпавшиеся, заменили золотисто-белые. Они полны надежды, силы и умиротворения. Как она могла позволить допустить себе мысль, что Кагари может быть кошмаром? Одна сплошная утопия, в которой нет места ей, Кавендиш. Эта утопия не для неё. Металлическая крошка и кристаллы в крови с хрустом откалываются от рёбер, позвоночника и падают в небытие, вслед за миром. Пока что Кавендиш чувствует лишь руки, что лежат на её талии и держат крепко-крепко, но не менее приятно. Ведь Диана пока не в силах заметить, что на место металла протянулись крепкие ветви сакуры. Они обвили своими мягкими лепестками треснувшие рёбра, исцелили порванные лёгкие и успокоили бушующую кровь, а в груди, где раньше не было ничего, расцвело сердце. Его биение слабое, но Кагари Ацуко чувствует его живительное тепло, поэтому утыкается носом в спину «Ледяной королевы» и широко улыбается, чувствуя пульс блондинки под своими руками. И мир, новый мир, совсем скоро зацветёт новыми, живыми цветами.