I See Fire

Это всё, чего я прошу, Неужели это слишком много? Это всё, чего я прошу, Неужели это слишком много? © Niall Horan — Too Much to Ask

Они продолжили путь, как только рассвело. Микки ночью слышал, как Йен вернулся в машину и почти сразу затих, но сам больше так и не сомкнул глаз. Сидел, едва замечая завывания ветра за окном и ровное дыхание спящего, и вспоминал свой последний визит к отцу. Терри тогда пару месяцев как посадили за пьяную драку, вновь нарушившую условия УДО. Через три недели он умрёт от потери крови после поножовщины в душевой, но сейчас Микки сидел перед ним и мечтал оказаться в любом другом месте. Он не хотел приходить, но не смог проигнорировать звонок из тюрьмы днём ранее. Терри приказал — Микки явился. Этот расклад не менялся последние пятнадцать лет и так глубоко въелся в него, что казался нормой. Микки не знал, как это — ослушаться Терри. Отец выглядел постаревшим, хотя обычно пребывание за решёткой заряжало его энергией. Микки думал, что он, по традиции, даст ему какое-нибудь поручение, но, стоило Терри открыть рот, как эта перспектива рассыпалась в прах. — Когда выйду, разберусь с тобой так, что ни одна собака не унюхает останков. Педик вонючий. Думал, я не узнаю, чем ты занимаешься, пока меня нет? Микки повесил трубку на рычаг, но не смог подняться. Смотрел, как отец беснуется за стеклом, продолжая выкрикивать угрозы, как его уводит охранник, как уходят остальные заключённые. Страха не было, хотя Микки лучше всех других знал, на что способен Терри. Он достиг той стадии, когда монстр из его детских и подростковых кошмаров, монстр, на которого он когда-то так хотел быть похожим, внезапно перестал внушать ужас. Лишился своей почти мифической силы и стал обычным человеком. Неадекватным, опасным, но имеющим свои уязвимые места. Микки впервые в жизни ждал возвращения Терри из тюрьмы, но получил лишь звонок со скупым сообщением о его смерти. И вместо радости почувствовал отчаяние: он не успел увидеть на обрюзгшем лице отца понимание того, что над Микки он больше не властен. Не успел высказать ему всё то, что копилось предыдущие годы. Сейчас же, направляя машину сквозь утренний туман, Микки размышлял лишь о сидящем рядом Йене. Тот выглядел… нормально, как сотни других среднестатистических жителей Соединённых Штатов. Не как кто-то, имеющий психические проблемы. Микки встречал в тюрьме настоящих психопатов, ему есть, с чем сравнивать. Йен ни чем не напоминал тех психов. Но кто ещё может разговаривать с неработающим телефоном? Чем он думал, когда позволил абсолютно незнакомому человеку сесть в свою машину? Может случиться наводнение, может упасть ещё один астероид, расхерачив Землю в считанные секунды, но одно останется неизменным: людям нельзя доверять. Ничего хорошего из этого не выходит. Никогда. Не поздновато ли пытаться стать лучшим человеком, чем он есть на самом деле? Всё равно некому оценить. — Давай сыграем в игру! — вклинился в его мысли бодрый голос Йена. Как далеко «давай сыграем в игру» от «давай пустим машину с ближайшего моста»? — Ты же в курсе, что после этой фразы кто-нибудь вынужден отпилить себе руку или типа того? — Я впечатлён твоей отсылкой к «Пиле», но имел в виду что-то более позитивное. — Если ты про «Двадцать вопросов» или «Правда или ложь», лучше сразу заткнись. Йен надулся: — Это же весело! Что плохого в веселье? — А что плохого в тишине? — Она одинока. Микки покосился на Йена, но тот словно потерял весь запал. Его не отпускало ощущение, что Йен сказал больше, чем хотел. Наверное, так и было. На что вообще он способен? *** Микки остановил машину у небольшого магазинчика — первого, встретившегося им за пять часов поездки. Он лишился входной двери и стеклянных витрин, но, если повезёт, на складе что-нибудь завалялось. Через пустые оконные проёмы просматривались разгромленный зал и поваленные стеллажи. — Надо пополнить запасы, — пояснил он Йену, хотя тому, кажется, было вообще плевать. Он так и молчал после своего вырвавшегося признания, словно это Микки был виноват в том, что он не сдержался. Йен вылез из машины и, не дожидаясь Микки, пошёл к магазину. Микки уже почти последовал его примеру, как голову пронзила внезапная мысль: он может уехать. Прямо сейчас. И не волноваться о том, что с Йеном не так. Он ничего ему не должен. Он подобрал Йена на пустынной дороге, это место не лучше и не хуже, так что никаких претензий. Он просто бросит его? Не бросит, а вернёт в исходное положение их обоих. Они друг другу — никто. Никаких обязательств. Йен просто напросился ехать с ним, Микки не предлагал. Это правильно, а не подло, как бы не верещала проснувшаяся совесть. Микки хотел тишины и покоя, хотя бы в таких искажённых декорациях, а не волнений и опасений, связанных с чужим психическим состоянием. Он захлопнул дверь, завёл двигатель и уехал, не оглядываясь. Если бы позволил себе посмотреть в зеркало заднего вида, наверняка ударил бы по тормозам. На полу остался сиротливо лежать рюкзак, лишившийся хозяина.