I See Fire

А если мы никогда не узнаем, что уже были здесь раньше? Почему мы всегда застреваем и бежим от пуль? От пуль… Мы никогда не узнаем, что были здесь раньше. Почему мы всегда застреваем и бежим от пуль? От пуль… © Harry Styles — Sign of the Times

Микки лежал на начинающей остывать земле и думал о том, что, неожиданно для самого себя, не испытывает неловкости, которая всегда возникала у него после случайных связей. Не было ни желания сбежать поскорее, ни забыть лицо того, кто находился так близко. Сейчас всё ощущалось правильно. Тело расслабилось, но мысли продолжали крутиться вокруг разделённого с Йеном оргазма. Секс с парнями не был для него в новинку. Когда-то — да. Он пережил крайне паршивые два года, пытаясь понять и принять свою ориентацию, никак не вписывающуюся в стандарты одного из самых криминальных районов Чикаго. Как оказалось позже, не это было самым сложным. Быть стыдящимся себя и скрывающимся геем, когда твой отец — главный отморозок и гомофоб в городе, в разы хуже. Ему было пятнадцать, когда он, накурившись, впервые переспал с парнем. Том учился в выпускном классе, увлекался мотоциклами, играл в бейсбол и не казался тем, кто любит потрепаться о чужих секретах. Микки тогда был запутавшимся подростком без особых представлений об отношениях между людьми и даже не задумывался о чём-то большем, кроме приятного снятия напряжения. Не то чтобы у него перед глазами был хотя бы один адекватный или положительный пример любви. Они зависали вместе почти год, не переходя границ «просто секса», пока Том не уехал в колледж. О том, что перед отъездом он по какой-то причине решил рассказать о предпочтениях Микки, тот узнал, придя домой и встретившись с кулаками отца. Мэнди после этого выхаживала его несколько дней. Потом Терри для закрепления урока решил женить его на русской шлюхе, но Микки, боящийся отца и не смеющий противостоять ему открыто, ввязался в потасовку с копами и с радостью отправился в колонию. Было плевать, куда и на какое время, лишь бы подальше от отца. Когда он вышел, Терри мотал новый срок. На воле они больше не виделись. Микки продолжал время от времени встречаться с парнями, но ни с кем не водил знакомство дольше одной встречи. Он не доверял им, они вряд ли доверяли ему. В итоге всё обычно проходило быстро, скомкано и словно вполсилы. Микки всегда после чувствовал себя так, словно что-то упускает. С Йеном же такого ощущения не возникло. Но, наверное, всё дело в долгом воздержании. Йен зашевелился и перевернулся на бок, лицом к Микки. Милкович ждал вопроса в духе: «И что всё это теперь значит?», но Йен спросил о другом: — Как думаешь, сколько нам осталось? Микки хмыкнул, но, переведя взгляд на Йена, понял, что тот говорил серьёзно. — Я не знаю. И не очень хочу знать. — Почему? — А какой в этом смысл? — Разве неизвестность — это не самое страшное? — Допустим, осталось два месяца, и ты проведёшь их, зациклившись на обратном отсчёте времени. Как будто тебя сжирает опухоль, не давая шанса на надежду. Ты не заметишь, что всё ещё жив, думая о смерти. — Ты о ней не думаешь? — Не о своей уж точно, — пробормотал Микки. И, не давая Йену уточнить, добавил: — Пойдём в машину, пока не отморозил себе что-нибудь. Микки поднялся на ноги и, вытащив из пачки сигарету, закурил. Йен не предпринимал никаких попыток последовать его примеру, и Микки, подойдя ближе, протянул ему руку. Это не было естественным для Микки, но за последние дни он и так бил все рекорды по отхождению от своих принципов. Йен посмотрел на его ладонь и перевёл взгляд выше, на лицо. Между ними снова возникало то не оставляющее шансов притяжение, которое накрыло их чуть раньше. Они встретились взглядами, и незнакомое волнение прошило Микки вдоль позвоночника. В глазах Йена было обещание, и Микки не имел ни малейшего представления, как на него нужно ответить.