***
Четыреста пятьдесят пять лет понадобилось Герпию Злостному*, чтобы устать от своих расплодившихся потомков, от сидения в замке, от питомника василисков, который обеспечивал доход почти девяти поколениям его семьи. Устать от молодых, сменяющих друг друга жён, и захотеть отправиться на покой. Слова заклинания были просты до безобразия и являлись пустой формальностью, в отличие от раскаяния, которое должно было быть полным и искренним. Цепляясь за остатки стремительно уходящего разума, Тёмный Лорд решает, что ему стоит немедленно уничтожить оставшиеся крестражи, а потом подумать над другими возможностями обретения бессмертия.***
Лорд Волдеморт перебирает в голове тех, чьи имена стали для него своеобразными вехами: Миртл Уоррен. Он не желал её смерти. Просто не в то время, не в том месте. Да, он мог бы раскаяться. Но ведь она стала первым камнем на дороге к его величию. Томас Реддл. Мужчина с фамилией Загадка**. Но ничего в нём загадочного не было, чего-то, что оправдало бы смерть чистокровной волшебницы — Меропы Мракс. Лучше всего этому человеку там, где он сейчас: в могиле на провинциальном маггловском кладбище. Хепзиба Смит. Её похотливые и алчущие взгляды хотелось немедленно смыть с себя водой и мылом. Кровь тоже подошла для этой цели. Ненависти он не испытывал, только брезгливость. Но кубок уничтожен, а значит, о Хепзибе можно не думать. Как и о людях, оставшихся безымянными для Тёмного Лорда. У него есть только диадема. Но угрюмый албанский крестьянин также пожелал остаться неназванным. Берта Джоркинс. К этой женщине он не испытывал ровно никаких чувств. Вырвав из её памяти всю полезную информацию, он поступил с ней так же, как поступают с утренней газетой — прочитав, выбрасывают. А вот Нагайна стала ему по-настоящему близка за время его вынужденного отшельничества в албанских лесах, идеально подходящих его мрачному образу и развоплощённости. Лили Поттер. Маленькая глупая девчонка. Рыжая, кстати. Та, что стала причиной его первой почти смерти. Обряд жертвы. Лили Поттер запустила цепочку разрушений, чуть не похоронившую под руинами и самого Лорда Волдеморта и все его планы. Пока другая рыжеволосая девчонка не открыла ему глаза на действительную картину, проведя параллели, которые давно должны были прийти в голову к самому Тёмному Лорду. Как бы умен ни был Волдеморт, профессор Дамблдор всегда оказывался на шаг впереди, потому что тёмный маг так и не догадался об истинных причинах своего поражения. На секунду он даже поверил в действительность Избранного, как нового темнейшего волшебника. Но на поверку тот оказался просто мальчишкой, запертым в подземелье, а профессор пал жертвой Пожирателей смерти. В Гарри Поттере - кусочек души Тёмного Лорда. И это очень и очень досадно.***
Он раскаивается. О, как он раскаивается***, что не закрыл глаза на россказни ещё совсем «зелёного» Снейпа; что поддался на провокацию, ведомый своей всегдашней тягой ко всему мистическому. Что не отмахнулся от Петтигрю, униженно рассказывающего о местонахождении злосчастных Поттеров. Всё что угодно, лишь бы не заявляться в ночь на Хэллоуин (еще одна дань мистическим знакам) в Годрикову Впадину. Не убивать несчастную грязнокровку и её лохматого мужа. Просто идти дальше к цели, не взирая ни на какие пророчества. Профессор Дамблдор, наверное, знатно повеселился, наблюдая за его глупостью. Тёмный Лорд, заскрипев зубами от досады, поднимает палочку, и Гарри Поттер падает на колени, повинуясь властному голосу. — Круцио! — и отголосок его боли пронзает самого темнейшего из ныне живущих волшебника, что только укрепляет его в догадках. — Что ты делаешь? — кричит юноша между судорогами и сплёвывает кровь из прокушенной щеки. — Освобождаю тебя от себя, Гарри Поттер, Мальчик-который-выжил.***
Странные сны, не имеющие ни начала, ни конца, начавшиеся с того момента, как Том Реддл покинул страницы дневника, почти что умер. Пророческие, которые после третьего года обучения иногда открывали глаза на то, чем занят тот, кого все привыкли не считать более человеком. Лорд Волдеморт раскаивается. Джиневра Реддл открывает глаза в темноте спальни. Гарри Поттер умирает на холодном полу темницы особняка Лестрейндж.***
Кожа головы зудит и чешется, а сквозь неё упорно лезут чёрные волоски. Лорд придирчиво рассматривает своё отражение в потемневшем зеркале, которое говорит надтреснутым старческим голосом: — Краше только в гроб. — Помолчи, — привычно огрызается Волдеморт в ответ словоохотливому зеркалу. Нос теперь немного выдаётся на бледном лице, а зрачки красных глаз практически круглые. Но этого все ещё слишком мало, чтобы принять Лорда Волдеморта за простого смертного. Мужчина никогда не придавал особого значения своей внешности. Он стремился к совершенно иным вещам: власти, бессмертию, знаниям. Однако не мог не признать, что красота располагает людей так же хорошо, как и тёмное колдовство. И теперь новому Министру Магии понадобятся все ресурсы, чтобы успокоить и настроить магическое общество на правильную волну. Да, Тёмный Лорд верил не только в действенность страха и боли.***
— Нагайна, мне жаль, что я так поступил. — Как «так»? Меня раздражает, когда ты говоришь загадками, человек. — Ты помогла мне, а я сделал из тебя хранилище своей души. — Что такое душа? Иногда я совсем тебя не понимаю. — На самом деле, это не важно. Теперь ты должна умереть. И мне, правда, очень и очень жаль.***
Боль от раскаяния много сильнее, чем от создания крестража. Вены набухают, а из глаз льются кровавые слёзы. Герпий Злостный не прожил ни одного мгновения после ритуала, скончавшись от болевого шока. Это было дописано рукой одного из его потомков, впоследствии носившего фамилию Лестрейндж. Скорчившись на полу своей спальни, ломая ногти о паркет, он погружается в кровавое марево, на поверхности которого видит тёплые карие глаза веснушчатой девчонки, которой он, ничего не обещая, обещал так много.***
Джиневра смаргивает слезы и целует его холодные, сведённые судорогой пальцы, впервые проникая в святая святых — спальню Тёмного Лорда. Левитирует мужчину на кровать и, обмакивая марлю в дезинфицирующий, резко пахнущий настой, бинтует сбитые в кровь ладони. Отчасти потому, что больше не в состоянии терпеть такую боль, отчасти потому, что пока не знает более действенного способа поддержания бессмертия и последующего возрождения при внезапной смерти, Тёмный Лорд всё-таки не решается восстановить последний клочок души, заключенный в диадему. Альбус Дамблдор верил во всепоглощающую силу любви, и, если старик почти провел тёмного мага, то, может, стоило прислушаться к этим его словам. Взмахом дрожащей руки Волдеморт приманивает красивую серебряную подвеску с каплей горного хрусталя, висящую на тонкой переплетённой цепочке и протягивает её Джиневре, незваным гостем замершей на краю его постели. — Я прошу тебя никогда не снимать это, — еле слышно произносит Тёмный Лорд. Несмелые руки Джиневры обвивают его, тёплое тело прижимается поверх одеяла. На глаза давит сонная тяжесть, а маленькое трепещущее сердечко трансфигурированного в кулон крестража подстраивается и начинает биться в унисон с сердцем Джинни.