Нелепые мысли

О, эти нелепые мысли… Я в порядке.

Эми стояла на дрожащих ногах, не произнося ни слова. Она в который раз ошибалась: не думала своей чёртовой башкой, а чувствовала не столько сердцем, сколько нутром. Зарядами тока под кожей. Чем-то животным и примитивным. Обращалась с людьми примерно так же, как с понравившейся шоколадкой в супермаркете. Толком не разобравшись с чем она, есть ли там что-то вредное, хватала, пробовала. Ей двигали такие чистые, детские мотивы — интерес, любопытство, а обрушивались не пустяковые последствия, затем грызшие изнутри, заставлявшие рыдать в подушку и спать сутками только затем, чтобы не ощущать тоску слишком сильно. Нельзя сказать, что девушка любила когда-то, нет… Есть вещи намного хуже. Например, память, которая прокручивает в голове киноленту из хороших воспоминаний, или та же эмпатия, благодаря которой можно выслушивать и стараться понять близких людей, даже когда они фигурально копошатся ножом в груди. Более того, оправдывать их и быть с ними, как ни в чём не бывало. Это не любовь… Скорее, мазохизм. Но то почему-то всегда ценилось в ней. Ей верили, цеплялись, с ней хотели быть, пытались вернуть, в то время, как она врала сама себе в собственных чувствах. Ведь была способна отвыкнуть всего-то за две недели от человека, по которому лила слёзы. И всё забыть через месяца три, будто того не происходило вовсе. Знала: для неё того эфемерного понятия нет. Есть желания, есть эйфория, есть похоть, есть привычка, но не любовь. Люди верят в неё, чтобы верить хоть во что-то светлое. И сначала, правда, кажется, что ты что-то находишь — это чувство растекается по телу и отдаётся в каждой его части. Заканчивается только всё менее радужно. Как с пресловутой арахисовой шоколадкой, которая вызывает стойкую зависимость, причём когда есть аллергия на арахис. Её одновременно хочется и одновременно она убивает. Такова жизнь. Но всегда можно переключиться на что-то другое, правда? Заменить кого-то очень просто на самом деле… Однако ноги дрожат. За окном силуэты тропических деревьев, объятых лунным светом: на листьях будто выжжены белые нити. Полупрозрачная занавеска теплым порывом ветра поднимается. В свою очередь, ветер касается ног, забирается в самую глубь. Ей было хорошо, но она боится новой боли. Страх временен, хоть в это мгновение она имеет на него полное право. Если дать ей сейчас убежать — она сможет, оборвёт на корню то, что было пару часов назад, но сзади слышится голос. Сладкий спросонья, тихий и чуть низковатый. — Не спится? Объятья. Тёплые ладони касаются талии, чей-то острый подбородок упирается в плечо. Эми вздрагивает — обнаженное тело покрывается мурашками; в животе невыносимое тепло, заполняющее всё. Почему она всегда так хорошо запоминает хорошее? Её дыхание, её нежность. Пожалуй, никто не был так нежен с ней. Всегда до дрожи хотелось: трепетности, сокровенности, долгих поцелуев, того, по-видимому, что действительно похоже на любовь искренность. Это существенно отличалось от того, что у них случилось по пьяной лавке. Да и произошло намного позже — спустя шесть оставленных городов. Потому ли она так боялась? Неясно. Зато стало ясно, как день, что сегодня будет что-то особенное, когда впервые за несколько недель они с Бекой поговорили нормально. Тогда Эми почувствовала себя не такой циничной, какой хотела бы предстать, почувствовала… Впрочем, неважно. Тут не её чувства важны. Бека сжала ладонь и сказала: «Я понимаю тебя». Это сломало что-то внутри. Преодолевая скалистые наросты, деревья, мокрый воздух с океана добрался до них, когда они уже целовались, сидя на досчатом порожке. Укрывшись в доме, светловолосая прижала её к стене в комнате, прошлась по изгибам талии… Эми порывисто выдыхает, ощущая совершенно те же касания сейчас. Тонкие губы Беки. Мягкие поцелуи в шею; выводимые влажным языком непонятные линии. Губы сжимают кожу до боли, оставляя засос. Выгибаясь в её объятьях, Эми стонет, проводя по затылку русоволосой, целует её. Чужая ладонь опускается ниже пупка, заставляя выгибаться ещё больше. — Я… — рыча и чуть отрываясь от неё, тянет Бека. Огромная волна напряжения. Щемит в груди, встаёт поперек горла. Кажется, это «я» без особых усилий способно сломать все нежность и страсть, которые они создали. Пожалуйста, думает Эми, не говори того, о чём каждая из нас будет жалеть. Вытолкнув реальность прочь, далеко-далеко, болезненные отголоски зароились в памяти. Пора обнажать боль, доставать её из глубин, упиваться. Мужской голос в голове — Эми почти задыхается. Слова: «Я люблю тебя». Сейчас бы расплакаться, сотрясаясь всем телом, просто упасть и разреветься от этой ужасной лжи, ужасного коварства и не чувствовать больше ничего. Но она не может плакать. Сказанное после меняет всё. Бросаясь вниз к скалам, темной воде, порождая протяжные вскрики птиц, поток воздуха уносит тревогу. — Я так тебя хочу, чертовка, — опаляя горячим вздохом возле уха, подруга усмехается. — Ты себе не представляешь... Она даже не подозревала, насколько именно хрупкий их мир.