Пять сладких мгновений

      Если покинуть Главу гарема после исполнения «супружеской повинности» Сумрак спешил как можно быстрее, то у Грезы он задержался. Закончив с обсуждением животрепещущих тем и окончательно успокоившись по поводу дальнейших планов на совместную жизнь, взгляды на которые за год могли у кого-то запросто поменяться, пара предалась любви уже более обстоятельно, не отвлекаясь, хотя и со значительными интервалами. Если честно, выглядело это странно и больше напоминало некий «отходняк», чем страстную встречу двух давно не видевшихся возлюбленных. Да, по правде говоря, это он и был, причем, с двух сторон обоюдный: Греза наконец-то рассталась со своим напряжением после долгого ожидания и череды тревожных снов, а Сумрак удостоверился в том, что любовь и верность младшей супруги отнюдь не мираж. В итоге, оба настолько успокоились, что для каких-то сильных эмоций в сознании попросту не осталось места, и лишь давление Сезона не позволило им просто проваляться эти часы рядом, наслаждаясь присутствием друг друга, как бывало прежде, когда Сумрак жаждал, но не имел права. Обнявшись и удобно устроившись среди подушек, они то и дело погружались в мирную дрему, затем пробуждались ненадолго, практически не меняя положения, соединялись, совершая очередной неторопливый акт, урчали друг другу что-то нежное и отрубались вновь — далее весь цикл повторялся.       Как долго это продолжалось, Сумрак определить не мог, да и не особенно стремился — покидать любимую слишком быстро не хотелось. Конечно, его визита давно уже ожидала Осень, но сын Грозы оправдывал свое опоздание тем, что перед столь насыщенной любовной игрой, какую предпочитала вторая дочь Свободы, ему требуется восстановить силы.       Наконец, Греза уснула особенно крепко, да так, что даже тычущийся в нее при попытке совокупления самец не смог разбудить. Тогда Сумрак аккуратно перелез через нее, потерся напоследок жвалами о мягкую расслабленную ротовую перепонку и отправился к следующей самке. Через несколько дней, когда он окончательно придет в форму, ей будет уже не поспать так безмятежно…       Осень сын Грозы обнаружил лениво перелистывающей какой-то пожелтевший религиозный трактат, выполненный в архаичной технике штамповки на сушеных листьях водохлеба. В век гибких носителей и голограмм упорство Жрецов, неизменно перепечатывающих свои тексты на недолговечных и хрупких страницах не вызывало иных чувств, кроме изумления и сострадания, по крайней мере, у Сумрака. Хотя, в этом было и некое очарование… Главным образом, потому что трактаты щедро украшались позолоченными орнаментами и инкрустировались самоцветами, подчас превращаясь из простых источников информации в настоящие произведения искусства. У матери, кстати, было несколько подобных образчиков, но она всегда держала их вдалеке от загребущих мальковых лапок, и даже любимый сын видел эти реликвии лишь издали…       Самец невольно усмехнулся, увидев, как супруга старательно делает вид, будто даже не ждет его. Что ж, ему несложно было подыграть. Не привлекая к себе внимания, Сумрак встал у стены, опершись спиной и с небрежным видом скрестив на груди руки. Из такого положения он некоторое время наблюдал за Осенью, а потом спросил подчеркнуто деликатно:       — Моя дорогая супруга, быть может, мне зайти позже?       — Еще позже? — фыркнула Жрица, лишь теперь поднимая на него голову.       — Я не смею препятствовать твоей подготовке к ритуалам, — невинно пояснил сын Грозы.       — Ты знаешь, какой праздник состоится через три дня? — самка с глухим звуком захлопнула рассохшийся том и убрала его в нишу возле ложа.       — Не во всех традициях я силен, — с почтением отозвался самец, медленно приближаясь.       — Короткая Ночь, — поворачиваясь набок и соблазнительно вытягиваясь, назвала Осень. — Ты пробегал за своей добычей до самой Короткой Ночи, охотник.       — Я был обязан принести достаток и престиж своему гарему, — возразил Сумрак. — Скоро ты поймешь, что моей задержке имеется достойное оправдание.       — Надеюсь, — поджала жвала самка. — Подойди-ка… Что это на тебе? Знак благодарности Жрецов?       — Я охотился в непростом месте, жена моя, — подтвердил сын Грозы, наклоняясь и позволяя Осени рассмотреть ближе затейливое кольцо, венчающее один из передних отростков гривы. — По давнему поверью его населяли злые духи. Служителей Храма очень впечатлила моя победа, и, в особенности, то, что я не убоялся сил Хаоса.       — Еще больше они впечатлились бы, узнай они о том, что ты проделываешь в Сезон с их сестрой, — поддразнила самца Жрица.       — Не сомневаюсь, — согласно рыкнул воин. — Возможно, даже вторую награду бы выдали.       С этими словами, он, не видя более смысла затягивать, накинулся на ведущую явно провокационные речи самку и, перегнувшись через ее тело, коварно вгрызся прямо в сочную ягодицу, одновременно срывая с пышных бедер шелковистый покров. От неожиданности Осень взвизгнула, тонко и несолидно, после чего вырвалась и в один скачок перемахнула лежанку, устремившись к двери. Сумрак немедленно прыгнул следом, успев подумать, что беготня по коридорам — это уже будет совсем перебор. Впрочем, до подобных мер все-таки не дошло: у самого выхода самец настиг свою жертву и жестко остановил, схватив за руку и для верности за гриву.       — Куда же ты, Светлейшая? — прошипел он, принудительно нагибая самку и сразу же наваливаясь сверху всем своим весом. — Я прийти не успел, а у тебя уже какие-то дела…       Привычно выслушав несколько отборных ругательств и увернувшись от щелкающих жвал партнерши, Сумрак настойчиво положил руку на ее загривок и без всяких церемоний надавил, заставляя Осень опустится вниз. Самка негодующе зарычала и попыталась вырваться, но по ее достаточно слабому сопротивлению сын Грозы понял, что пристрастия второй по старшинству супруги нисколько не изменились, так что он все делает абсолютно верно. Тогда самец рявкнул громко и повелительно, а затем резко подался вперед, вынуждая дочь Свободы опереться на локти, прогнуться в спине и практически коснуться грудью пола. Две пары жвал — живая и металлическая — впились в кожу самки между лопаток с такой силой, что из-под них немедленно выступила кровь. Осень вскрикнула и дернулась. Челюсти Сумрака разжались, но лишь для того, чтобы захватить участок выше, у самого основания шеи. Одновременно его руки крепче обняли партнершу, и одна ладонь с нажимом поползла вниз по животу самки, намеренно слегка царапая шкуру. И следующий, уже совместный, исступленный рокот прокатился по комнате, когда самец, надежно зафиксировав свою желанную добычу, неумолимо вошел в открывшееся ему, но, тем не менее, не успевшее достаточно увлажниться лоно. Затрудненное проникновение «на сухую» доставляло мало приятных ощущений, но странным образом Осень любила каждый элемент этой жестокой игры, и Сумрак прекрасно знал, что после небольшой боли она потечет так, как не текут даже от самых изощренных ласк… А после будет всячески стараться добавить на теле супруга шрамов. Осень была совершенно не из тех самок, которые позволили бы партнеру спокойно прохлаждаться во время выполнения священных обязанностей: стоило лишь на минуту зазеваться, и она брала дело в свои руки, а когти на этих руках приближались по своей заточке к кинжалам.       Впрочем, пока что перевес был на стороне самца, и отдохнувший Сумрак, пользуясь завоеванным превосходством, крыл дочь Свободы с удвоенной энергичностью, продолжая яростно кусать ее за загривок, плечи и бока, и мужественно игнорируя болезненные отголоски на границе протеза и кости. Кстати, в процессе он получил неоспоримое доказательство занятного явления: Осени весьма и весьма пришлись по душе его металлические имплантаты. Как только холодные острия касались ее шкуры, семяприемник, и без того жадно охватывающий естество сына Грозы, непроизвольно сжимался еще сильнее, а по телу Жрицы шла крупная дрожь, когда же Сумрак, немного не рассчитав, слишком сильно прокусил чешую партнерши в районе хребта, самку внезапно накрыл столь сильный оргазм, что ее внутренние мышцы сжали пенис партнера до звездочек перед глазами самца.       После бурного первого раунда Осень обманчиво расслабилась и приникла к полу, начав потихоньку мурлыкать, в ответ на что Сумрак доверчиво разомкнул хватку. И тут же полетел вверх тормашками. Сбросив самца, негодяйка проворно выскочила в коридор, в результате чего короткая и нелепая погоня, невольной свидетельницей которой, ко всему почему, стала ходившая проведать мальков Солнышко, все-таки состоялась. Собственно, из-за Солнышка как раз это ребячество и не зашло дальше, так как Осени пришлось затормозить, дабы не врезаться в сестру — тут-то ее Сумрак и настиг, прижав к стенке. Младшая дочь Свободы закатила от увиденного зрелища глаза, махнула на ненормальную парочку рукой и пошла своей дорогой, мысленно заключив, что слишком скоро появления муженька на пороге своей спальни ожидать теперь точно не стоит. А сын Грозы, ощутимо заломив руки непокорной самки, уволок супругу обратно в комнату, где еще трижды агрессивно взял сзади, более не повторяя своей ошибки и отдыхая в перерывах прямо поверх партнерши, по-звериному удерживаемой им на месте при помощи когтей и челюстей.       — Все, отцепись уже, — выходя из роли, проговорила Жрица после четвертого спаривания, и Сумрак тотчас же ее послушно выпустил. Потом минут десять они сидели друг напротив друга, тяжело и хрипло дыша, прежде чем смогли вновь пошевелиться.       — Я скучал… по этому, — наконец, нашел в себе силы пошутить самец.       — А по мне? — надвигаясь спереди, осведомилась супруга.       — А о тебе, прекрасная Осень, я вообще думал, не переставая…       — Ты хитрец и льстец, — улыбнулась Жрица одной максиллой, — но продолжай, меня все устраивает.       — Я абсолютно искренен, — проурчал сын Грозы, заключая самку в объятия и начиная осторожно поглаживать ее окровавленную спину.       — А ведь я уже и не думала, что ты вернешься, — внезапно призналась Осень, отодвинувшись и пристально взглянув супругу в глаза.       — Иногда бывает приятно ошибаться, не так ли?       Дальше они спаривались исключительно лицом к лицу и в более спокойном темпе. Причем, дочь Свободы на удивление сегодня держала себя в руках, почти не оставив на партнере новых отметин. В какой-то момент Сумраку даже сделалось неловко — уж не перестарался ли он сам? Хотя, самка, судя по ее удовлетворенному виду, претензий не имела и даже не отказалась бы через некоторое время повторить. Но только не сегодня, дорогая, только уже не сегодня…       К концу любовных утех пара плавно переместилась на ложе, позволяя сочащейся крови пропитывать покрывало, и Сумрак произвел заключительный, как ему казалось, акт, ибо партнерша выглядела, наконец, пресытившейся, а его собственные силы оказались почти на исходе. Исторгнув последнюю порцию семени, он уже весьма слабо взрыкнул и едва удержался оттого, чтобы не рухнуть на тоже странным образом безвольную самку, ощутив неприятную дрожь в опершихся на ложе руках. Пришлось немедленно сместить центр тяжести назад, не хватало еще, чтобы супруга заметила… Впрочем, той как будто и дела не было… А, когда Осень вновь нарушила молчание, прерывавшееся до сего момента лишь рычанием и стонами, сын Грозы мгновенно понял: ее состояние, ошибочно принятое им за расслабленность, являлось на самом деле ничем иным, как глубокой задумчивостью. И то, что следом сказала самка, заставило самца застыть в полном потрясении.       — Я молилась за тебя богам, мой воин, — почти шепотом проговорила усмиренная Жрица, забрав в ладони лицо склонившегося над ней супруга и приблизив его к себе.       — Я… Даже не знаю, что мне ответить… — после долгой паузы выдавил Сумрак.       — Можешь ничего не отвечать, просто прими к сведению, — неожиданно проникновенно улыбнулась Осень. — На самом деле, все жены просят Красную Воительницу присмотреть за охотниками на чужбине, а белую Матушку сберечь их от ран. Ты не ожидал?       Сын Грозы чуть заметно качнул головой и внимательно поглядел на затихшую под ним самку. Оказывается, он еще так мало знал ее… Гордую дочь Свободы, привыкшую носить на себе маску безразличия; волевую натуру, которая в попытке скрыть свою потребность в личном счастье так долго выдавала страсть за агрессию, что почти потеряла способность чувствовать нежность… Подумать только… Пока храбрые воины восхваляли Черного Бога и рвались на смерть, она и многие другие, подобные ей, смиренно день за днем просили великодушных богинь сберечь любимых…       — Сумрак… Я хочу детенышей… — прозвучало в наступившей тишине прежде, чем самец смог опомниться. И тут он уже настолько растерялся, что вообще не придумал, как ответить, уставившись на супругу в полной беспомощности. Та будто бы просила сейчас о невозможном. Да так оно и было: разве, что-то зависело от него? И, все-таки, продолжать молчать он сейчас не мог, права не имел…       — Ты можешь каким-то образом покинуть Храм? — вышло коряво, но лучше, чем никак, кроме того, ответа на данный вопрос Сумрак и впрямь не знал.       — Увы, это запрещено, мой самец, — печально вздохнула Осень, и непривычно было созерцать истинную грусть на ее обычно высокомерном лике. — Единожды дав клятву, я буду освобождена от нее лишь со своим последним вздохом. Либо я нарушу ее и буду изгнана из касты Жрецов, но покрою себя позором.       — Неужели, нет совсем никакого выхода? — поднявшись, сын Грозы позволил супруге сесть рядом и осторожно, даже как-то робко, забрал ее ладони в свои. Надо же… Он без тени сомнения вступал с ней в самые смелые и изощренные любовные игры, а за руку до сих пор взять стеснялся.       — На самом деле есть один… Но он не так прост, — вновь удивила Жрица, и выражение ее лица при этом стало настолько безнадежным, что Сумраку на миг сделалось страшно спрашивать дальше. Однако самка явно ожидала новых вопросов, словно ей и самой было трудно рассказать сразу все.       — Прости, я плохо знаю ваши порядки, — признался воин. — Что это за способ, и чем он страшит тебя? Или что-то требуется от меня? Тогда я сделаю все, что в моих силах, обещаю.       Осень помолчала, словно бы собираясь с духом, потом высвободила одну руку и с обычно несвойственной ей теплотой коснулась гривы супруга. А потом решилась.       — Жрица может получить дозволение на продолжение рода, если согласится выводить лишь дочерей, — сперва сын Грозы не понял, в чем же тут такой приговор, но, самка еще сказала не все. Когда же она договорила, причина ее переживаний стала окончательно ясна: — Все они будут обязаны посвятить свою жизнь служению культу. Сумрак, у них изначально не будет выбора. С большой долей вероятности наши дочери проведут жизнь в одиночестве из-за предрассудков и того же запрета, что гнетет меня.       Так вот, где был зарыт Жесткач… Самки… Какими бы сильными, своенравными и самодостаточными они ни казались, всех их одинаково страшила ответственность. Часто для них было проще вообще не создавать спорных ситуаций, чем что-то важное самим решать. Если же ситуация уже имелась, то… Все верно: для ее разрешения был самец, готовый, в случае провала безропотно собрать все шишки.       — Это печально… — со вздохом ответил сын Грозы, покорно смиряясь с выпавшей ему ролью. — И, все же, подумай: разве, многие из нас имеют выбор? Часто ли имеет реальный выбор дочь высокоранговой самки, обещанная Старейшине? Имел ли выбор я, стоя на пороге Первой Охоты? И насколько счастливы те, у кого появляется возможность изменить свою судьбу по своему велению? Счастливы ли охотницы, лишенные статуса и семейного очага? Счастливы ли ученые, остающиеся до конца жизни Бескровными? Прекрасная Осень, ценность нашей жизни не в том, насколько она соответствует нашим мечтам и желаниям, а в том, насколько достойно мы ее проживаем. Счастье не в степени контроля, а в том смысле, которым мы способны наполнить каждый отпущенный нам день, независимо от обстоятельств. Лишь дикие твари имеют полную свободу воли, нам же в действительности никому не дано выбирать. Так знай: я не верю, что судьба Жрецов ущербна, и ты сама — верное доказательство моим словам.       — Иногда мне кажется, что ты старше, чем ты есть, мой самец… — внезапно опуская глаза, произнесла слегка устыдившаяся супруга.       — Я говорю, что думаю, решение же за тобой, — без нажима отозвался сын Грозы.       — Тогда… — Жрица внезапно вскинула голову и на ее лице вновь воцарилось знакомое победное выражение. — Я утвердилась в своем решении. И, если боги наградят меня дочерьми после столь длительного перерыва, это будет знаком, что им суждено посвятить Храму жизнь.       — Я уверен, что милость богов не обойдет тебя стороной, а для меня будет почетно стать верным средством в их руках, — твердо проговорил самец и придвинулся, дабы немедленно приступить к воплощению обещанного, но Осень неожиданно остановила его, мягко возложив руку на грудь.       — Ты согласишься пройти обряд? — взгляд ее сделался испытующим. Судя по всему, вопрос не был исчерпан до конца.       — Все, что потребуется, — внутренне опасаясь, что еще пожалеет о сказанном, но не имея иного выхода, пообещал самец.       — Мы должны будем войти под своды Храма в канун Короткой Ночи и зачать наше потомство пред ликом богов. Свидетелями нашего союза станут все Жрицы и прихожане. Ты готов к этому?       «Куда ж я теперь денусь?» — с тоской подумал сын Грозы.       — Все, что потребуется, — решительно повторил он вслух.