Пять сладких мгновений

      Выйдя от своей Жрицы, сын Грозы решил сделать небольшой перерыв, чтобы отдохнуть, привести себя в порядок и затем предстать перед новой супругой в наилучшем виде. Поспать у Осени не вышло бы при всем желании — слишком велик был риск, что она возбудится повторно и потребует продления игрищ, на которые у Сумрака уже не хватало запаса прочности. А ведь еще неясно было, что за запросы окажутся у Полночи… И как она отреагирует, если самец, да не приведут боги, эти запросы не удовлетворит…       Устало направляясь к расположенной под самой крышей комнате, что самки выделили ему в прошлом году, самец размышлял обо всех неожиданностях, свалившихся на него в первый же день. Сперва гарем на осадном положении… Смех, да и только: кто-то пустил о его женах слух, будто бы они — шайка воительниц-мужененавистниц! Об этом вкратце поведала Греза, когда Сумрак ближе к концу их свидания, наконец, удосужился серьезно спросить, а что это был за маскарад — не с целью же на самом деле его поразить? Да уж, бред какой… Потом неведомо откуда взявшаяся дочь Тихой Бездны, на которой Сумрака фактически женили без его предварительного согласия. Всякое в жизни случается, но чтобы самки сами в гарем приходили, с его Главой договаривались и далее просто ставили самца перед фактом! Подобных историй Сумрак, сколько бы ни силился, припомнить не мог. Напрашивался единственный вопрос: а Прорва конкурс еще на это место, случайно, не проводила? Больно уж эта Полночь какая-то была… С виду правильная. И на все согласная. К тому ж, «два в одном» — с почти взрослой дочкой, на которую, правда, пока даже смотреть не разрешили, но о грядущих перспективах по поводу нее открыто намекнули. Вообще ни в какие ворота! Последней же каплей стало заявление Осени, что она тоже детей хочет. Да еще таким нестандартным образом… В Храме… Что ж не на главной площади с оркестром, а, женушка?.. О, боги, боги… Коли вы и правда есть, то слишком своеобразный у вас юмор, не находите?       Некоторое время Сумрак пытался безуспешно представить, что его может ожидать во время данной сомнительной церемонии, но фантазии хватило только на толпу старых одиноких самок, которые вышли из возраста производительниц и теперь специально посещают подобные мероприятия, чтобы поглазеть на чужой секс и обсудить физические параметры выставленного на потеху самца (а Жрицу вслух обсуждать никто точно не посмеет). Следующее, что ему живо представилось — это какая-то дотошная старуха, во время процесса подлезающая с самого неожиданного ракурса и пытающаяся оценить длину и форму его члена… Старуха немедленно превратилась в Тучку, и корни гривы невольно от такого зрелища вздыбились. Сын Грозы рефлекторно тряхнул головой, сгоняя наваждение. Этого еще не хватало… И попробовал думать о приятном.       Например, завтра он увидит своих первых отпрысков. Не факт, конечно, что Солнышко подпустит к ним близко… Но он же, в конце концов, достаточно адекватный, чтобы не угрожать собственным детенышам! Солнышко, кстати, выглядит такой счастливой… Она, похоже, в мальках души не чает. И наверняка захочет еще. И что-то подсказывало, что будет ей еще. Осень, кстати, тоже, скорее всего, детенышей захотела, на сестру глядя.       Внезапно самец остановился, не дойдя до комнаты, и вдобавок к поднявшейся и никак не желающей опускаться гриве, у него до предела расширился от накатившего осознания уцелевший глаз. Только теперь Сумрак понял, что реально кроется за постепенно пробуждающимся материнский инстинктом супруги. Во-первых, если Осень еще была способна к воспроизводству, то это означало буквально следующее: предстоящая порно-акция в Храме будет не единственной. Она станет повторяться из Сезона в Сезон, и вскоре гарем превратится немного-немало в филиал Храма, заполненный подрастающими послушницами. Пожалуй, надо было как-то аккуратно убедить Осень нестись хотя бы не каждый год… Но даже, в случае успеха, грядущее количество детенышей от всех самок оптимизма не внушало. Простая арифметика. Сейчас имелось всего двое. Но на следующий год сын Грозы мог обнаружить в вольере уже штук восемь мальков, а то и больше, если Грезе передалась фамильная плодовитость… Еще через год их поголовье должно было увеличиться примерно до пятнадцати (а, где пятнадцать, там и двадцать), дальше — тридцать, сорок, пятьдесят… Боги, у Сумрака гарем-то был всего из пяти самок, а, будь на то его воля, он остановился бы на четырех и не помышлял о расширении еще лет десять… Но ситуация вышла из-под контроля еще до того, как он в принципе о ее существовании задумался, и теперь было поздно что-то менять. Итог: еще пара лет — и он многодетный отец… Со всеми вытекающими.       Воин отрешенно потер ротовую перепонку, пытаясь хотя бы приблизительно прикинуть, каких вложений потребует гарем в грядущие годы. И насколько придется выкладываться на заданиях клана, дабы эти вложения оправдать… Одновременно придется проявить еще больше усердия на Охотах, дабы подтвердить это свое ненормальное повышение… И, при всем при этом, стараться не сдохнуть где-нибудь ненароком, дабы самки и детеныши не оказались без покровительства… Час от часу не легче.       Погруженный в эти шокирующие мысли, он все-таки добрался до своих покоев. Открыл дверь. И застыл на пороге, нервно принюхиваясь. Нет, они издевались, что ли? Вся комната, оставленная год назад в идеальном порядке, теперь пропиталась смешанным запахом гаремных самок. Настолько сильно пропиталась, что разум моментально освободился от всех посторонних идей, а подбрюшье, казавшееся после трех партнерш почти опустошенным, немилосердно скрутило. Похоже, хитрюги сделали это специально, чтобы он, придя сюда в надежде на передышку, ощущал их феромоновую метку и вновь кидался спариваться, позабыв об усталости. Все-таки, видимо, нет предела женскому коварству…       Подойдя к лежанке, Сумрак заметил на ней новое красивое покрывало — именно от него фонило больше всего. Самец поморщился и раздраженно потер максиллами носовую складку, затем проследовал к окну и распахнул его настежь. Хлынувший в комнату свежий воздух немного снял напряжение. Очень хотелось еще и покрывало наружу вывесить, но это могло обидеть жен, поэтому самец просто свернул его и убрал, после чего повалился на ложе и отключился на несколько часов.       Проснувшись, самец почувствовал себя более-менее бодрым и даже готовым к новой встрече с самками. Тем не менее, в купальнях он решил от греха подальше не появляться — вдруг там опять окажется Прорва? На этаже имелся водопроводный кран для хозяйственных нужд, под ним-то Сумрак и ополоснулся быстренько, но тщательно. Вернувшись в комнату, он порылся на полке, куда в прошлом Сезоне запихал часть своего повседневного барахла, и вытащил относительно чистую набедренную повязку — на очереди была Полночь, и для первого раза с ней все-таки следовало хотя бы условно прикрыть свою наготу. Одевшись, сын Грозы напоследок окинул себя критическим взглядом. Царапины на спине и груди Осень ему более-менее замазала, так что вид, в целом, теперь был почти презентабельный. Оставалось надеяться, что дочь Тихой Бездны окажется разумной особой и не начнет требовать слишком многого, учитывая его общее состояние.       Спустя несколько минут Сумрак уже нерешительно топтался возле покоев Полночи. Оттуда не доносилось ни звука. «Может, она спит? — подумалось самцу. — Время-то уже вечер». Помедлив еще немного, он решил, что заглянет потихоньку и, если окажется, что самку в ожидании сморило, то будить ее не станет, а посетит позже.       Но Полночь не спала. Отодвинув завесу, висящую на входе, и просунув в помещение только голову, самец сразу встретил ее доброжелательный и терпеливый взгляд. Похоже, она давно учуяла запах нового супруга, а, может, и шаги услышала… Глупо как-то вышло.       — Ты разрешишь войти, прекрасная Полночь? — спросил сын Грозы учтиво.       — Я давно жду тебя, Сумрак, сын Грозы, — приподнимаясь на широкой постели, ответила самка. Охотник невольно залюбовался ею: крупная, но не тяжелая, подтянутая и в меру мускулистая, Полночь совмещала в себе мощь молодого Матриарха с грацией юной девы. От нее исходил приятный и манящий зрелый запах. Фигура Полночи была едва прикрыта тонкой белой туникой, сквозь которую четко проступали все ее соблазнительные контуры.       Окна комнаты выходили на запад. Сейчас далекие отблески заката, растекающегося над садом, заливали багрянцем пепельно-серые стены и дарили алые блики золотистому покрывалу на ложе. Кожа облокотившейся на мягкие подушки самки в этом свете казалась очень темной и чуть коричневатой, хотя, как Сумрак успел заметить утром, цвет на самом деле имела очень схожий с его собственным.       — Я спешил к тебе, — с поклоном проговорил воин, перешагивая порог и медленно подходя к Полночи.       — И теперь ты здесь, — улыбнулась она. — Не хочешь присесть со мной рядом?       — Если позволишь, — самка посторонилась, освобождая место, и сын Грозы опустился подле нее.       — Так вот, значит, ты какой… — задумчиво проговорила Полночь, легко прикасаясь кончиками когтей к влажной шее самца и проводя до груди. Ее взгляд на мгновение сделался оценивающим, а затем уверенно превратился в заинтересованный. — Твои супруги так много рассказывали о тебе, что теперь мне кажется, будто бы я знаю тебя давным-давно… Однако, теперь я вижу, что их слова и наполовину не передавали всех твоих достоинств. И с твоим рангом они что-то напутали…       — Мне лестно это слышать, — ответил сын Грозы, — но до недавнего времени я действительно имел статус Кровавого — это чистая правда. И лишь по итогам Большой Охоты Вожак принял решение посвятить меня в Высшую касту, о чем мои жены, разумеется, не могли знать.       — Тогда в одном они были точно правы: ты действительно славный воин. Твои победы достойны восхищения, если способны приносить повышения такого рода.       — Стало быть, я пришелся тебе по нраву?       — Бесспорно, благородный охотник. Но, прежде чем возлечь с тобой, позволь поставить одно условие. Со мной прибыла дочь по имени Луна. И я хотела бы быть уверена, что здесь она будет в безопасности. Не только от случайных самцов, но и… От тебя.       — Достаточно ли тебе будет моего обещания? — осведомился Сумрак.       — Вполне, покуда ты не вздумаешь его нарушить, — качнула головой Полночь.       — Тогда я даю слово, что ты и твое чадо всегда будете здесь под защитой. Луна может не бояться меня, будь спокойна и ты, — положив правую руку на грудь, поклялся самец.       — Помни же о своем обещании, и я стану твоей, — благосклонно произнесла дочь Тихой Бездны.       — Могу ли я теперь спросить тебя? — в свою очередь полюбопытствовал сын Грозы. — Что привело тебя в мой гарем? Я не сражался за тебя и не звал за собой, хотя, знай я о твоем существовании раньше, несомненно сделал бы первый шаг. Тем не менее, ты здесь, и я в смятении. Как это получилось?       — Сюда я пришла, еще не зная о тебе, ибо здесь прежде был мой дом, — не таясь, отвечала самка. — Утес, чьи трофеи раньше хранились в этих стенах, приходился мне отцом. В поисках крова и защиты я вернулась, и твои супруги не отказали мне ни в том, ни в другом. А осталась я по той причине, что они сказали: лучшего самца, чем Сумрак, сын Грозы, не сыскать.       — Тогда я дам тебе еще одно обещание, — осмелившись, наконец, прикоснуться к плечу своей нареченной супруги, проговорил воин: — я ни за что не обману твоих ожиданий.       — Я принимаю его.       — Прими же и меня…       Теперь, когда все формальности были соблюдены, самец счел возможным приступить к ухаживанию, и Полночь сразу же ему поддалась, что было несомненно приятно, но, вместе с тем, крайне непривычно. Дочь Тихой Бездны просто излучала всем своим существом мягкость и податливость, столь не характерную для остальных обитательниц гарема. Даже Греза казалась слишком своенравной по сравнению с ней, и даже Солнышко выглядела на ее фоне излишне требовательной. И, хотя, по возрасту Полночи полагался немалый опыт, никаких попыток подавить волю самца она не предпринимала, откликнувшись на первые ласки партнера с искренней нежностью и теплотой. Когда же из горла Сумрака непроизвольно полилась любовная песнь, за которую любая другая старшая женская особь могла запросто ударить, Полночь восприняла знак доминирования спокойно, и по раздавшемуся немедля ответному мурлыканью сын Грозы понял, что ему дозволено занять активную позицию. Все еще действуя с большой долей осторожности, он повернулся на постели и уложил Полночь под себя, начав неторопливо освобождать ее от одежды. Осмелевшие руки принялись исследовать великолепное тело самки, запоминая каждый его изгиб, и язык робко тронул солоноватую кожу, помогая подкорке мозга впитать новый аромат, которому впредь следовало ассоциироваться с пятой по счету супругой. Полночь в ответ томно вздохнула и запустила пальцы в гриву охотника, массируя его голову между отростками, а ее ноги согласно оплели самца, притягивая его ближе. Сумрак заурчал громче и чувственно провел кончиками максилл от шеи до клоаки партнерши, одновременно нащупав на себе и распустив завязки набедренного покрова. Пальцы разжались, и комок одежды упал на пол…       А затем случилось то, чего самец боялся больше всего. От скопившегося за день напряжения сильно дернуло спину, до сих пор периодически ощущавшую отголоски произошедших на Охоте падений. Увы, на этот раз все произошло столь внезапно, что сын Грозы не успел вовремя сориентироваться и скрыть свою слабость. Крик боли худо-бедно удалось замаскировать под рев страсти, но на мгновение самец все-таки был вынужден замереть и подождать, когда же его отпустит. Выждав минимальное время, необходимое на восстановление подвижности, самец попытался как ни в чем не бывало продолжить любовную игру, однако, похоже, дочь Тихой Бездны оказалась гораздо более проницательной, чем он мог подумать. Взяв Сумрака за плечи, она остановила его и решительно вернула на уровень своего лица, вынуждая заглянуть в глаза.       — Ты скованно движешься, мой супруг, — с не оставляющей шансов прямотой сказала Полночь. — Признайся, тебя гнетут раны.       — Они не помешают закрепить наш союз, — поспешил возразить самец, внутренне опасаясь, что партнерша его сейчас просто-напросто забракует. Однако его тревоги оказались напрасными, ибо самка внезапно отреагировала так, как он даже не мог себе представить.       — Не помешают, — согласилась она. — Но тебе сейчас следует отдохнуть. Поверь, мне не впервые встречать охотника после череды тяжелых сражений. Я вижу, что остальные жены тебя не поберегли — простим их, ибо дочери Свободы слишком долго были одни, чтобы помнить, как ублажить самца, а малютка Греза еще не обучена этому искусству. Разреши, я сделаю сегодня все сама. Вот увидишь, тебе понравится. Свою же силу ты еще успеешь мне показать — у нас впереди много прекрасных дней и жарких ночей.       Сказав так, Полночь изящно выскользнула из-под ошеломленного Сумрака, не знающего, обижаться ему в ответ на подобное заявление или радоваться, и мягко, но настойчиво побудила его лечь, повелев притом максимально расслабиться. А вслед за тем он почувствовал просто божественные прикосновения. Безошибочно угадывая стянутые и болезненные места, самка начала умело разминать его многострадальную спину, ловко обходя самые глубокие шрамы и не задевая свежих царапин. Иногда она не то намеренно, не то случайно цеплялась за редко пробивающиеся на плечах щетинки, вызывая в глубинных слоях кожи сладостное покалывание. Сумрак сам только недавно заметил это новое украшение собственной шкуры, свойственное лишь старшим самцам. Он и не думал, что они могут быть настолько чувствительны…       Постепенно нежные и заботливые руки сняли ощущение усталости без остатка, а чуть позже подключенные к ласкам жвала добавили щекочущего контраста. Теплое дыхание партнерши приятно растекалось по изрубцованной спине, и неутомимые пальцы все чаще задевали какие-то неведомые точки, заставляя плавно погружаться в непередаваемую эйфорию. Сейчас безумно хотелось попросить Полночь не останавливаться — никогда…       Глядя, как молодой самец доверчиво и послушно растекается под ее прикосновениями, дочь Тихой Бездны едва сдерживала жалость и умиление. По рассказам других самок, без зазрения совести разболтавших подробности того, как Сумрак в прошлом году получил с ними свой первый сексуальный опыт, и по излишне самоотверженному поведению самого сына Грозы, Полночь быстро поняла, что бедняга даже близко не знаком с истинной женской лаской. Это было печально, учитывая желание самца во всем угождать своим требовательным партнершам, не заботясь о собственных потребностях. А ведь последние, судя по тому, что сейчас приходилось наблюдать, были достаточно высоки, просто задавлены жестко, немилосердно и почти бесповоротно… Пожалуй, ему повезло, что в его жизни, наконец, появилась та, что имела возможность хоть немного поправить положение. И даже, возможно, слегка перенастроить необузданные и эгоистичные нравы гарема… Конечно, суровых дочерей Свободы было не изменить, но вот с Грезой появилась мысль немного поработать — там вполне мог выйти толк.       Закончив массаж, Полночь слегка подпихнула разомлевшего самца, вынуждая его нехотя перевернуться, и продолжила в том же неторопливом темпе ласкать его плечи и грудь, спускаясь все ниже и ниже, и неизменно пресекая все попытки Сумрака встать. Наконец ее жвала достигли уровня клоакальной щели партнера, где намеренно задержались. С величайшей осторожностью концы мандибул самки раздвинули упругие края. Показавшийся из ее пасти язык медленно обвел увлажнившиеся ткани по кругу и погрузился внутрь, совершая волнующие колебательные движения в попытке отыскать половую складку. Не сдержавшись, самец издал глухой утробный стон, такой стыдливый и, вместе с тем, жаждущий. Полночь, не отрываясь, положила руки на бедра партнера и сильно сжала их, впившись когтями — не до крови, но так, чтобы чувствовалось, а затем ввела язык глубже, нащупав в напрягшемся мускульном чехле пульсирующий мужской орган. Несколько секунд она ласкала пенис прямо внутри складки, покуда та не сделалась для него слишком тесной, а, стоило налившейся головке выйти на поверхность, как самка полностью забрала ее в рот, продолжая искусно обвивать быстро выдвигающийся член языком. Одновременно ее ладони скользнули по ногам супруга и переместились под его ягодицы, ухватив и вновь сдавив что есть силы. По животу Сумрака пробежала заметная дрожь, и со следующим стоном густое семя хлынуло в просвет между ротовыми складками партнерши, а новая порция тут же встала на очереди, собравшись тугим комком внизу подбрюшья. Сейчас, ощущая, как самка смакует пролившийся нектар, заглатывая восставшее естество все сильнее, сын Грозы готов был отдаться ей весь — пусть делает с ним что хочет, ведь она права, ему и правда понравится все…       Она выпила его — жадно, досуха, дочиста. А потом улеглась сверху и управляла его руками, то воздевая их к голове и принимаясь прощупывать мышечные жгуты, прослеживая пальцами их ход, то размещая ладони самца на своем теле, дабы тот познал его наиболее полно. Когда же Полночь ощутила под собой вновь возрастающее напряжение, то сместилась вдоль закаменевшего торса охотника, позволив в себя войти. И сразу же новая странность постигла Сумрака, ощущающего потребность немедленно консумировать союз с дочерью Тихой Бездны: повторно сдержав его порывы, самка плотно оседлала избранника, подождав, пока его плоть затвердеет, а затем мощным движением мышц сжала вожделеющий действия стержень внутри себя. Исступленный рев покоренного воина разорвал воцарившуюся ненадолго тишину и перешел в серию судорожных вздохов, ибо от следующих ощущений звуки застряли в горле, а в голове окончательно помутилось. Слегка покачивая бедрами, Полночь начала в каком-то одной ей ведомом ритме сокращать и расслаблять свое лоно, заставляя его то трепетать, подобно крыльям летучей твари, то перекатываться, точно ползущий червь, стимулируя пенис партнера десятком разных способов и заставляя самца позабыть обо всем на свете. Постепенно ускоряясь, искусница совершала круговые, волнообразные и короткие скачущие движения, блаженно постанывая и оглаживая живот самца, а Сумрак замер под ней, впившись когтями в покрывало, напрочь оглушенный поднявшейся бурей сильных, неизведанных прежде впечатлений. И все, что он мог сейчас делать — это завороженно смотреть на чарующую фигуру танцующей над ним самки, окутанную угасающими лучами заката, и безуспешно пытаться поверить в происходящее.