***
Стою на остановке. Вышла я достаточно рано, на часах всего только семь часов, ждать ещё минут пятьдесят, этот факт меня просто убивает. С этим дурацким расписанием автобуса одни проблемы! Какого черта он ходит только три раза в день, в одно, неудобное для многих жильцов, время. Во-первых: по утрам он ходит, ну, грубо говоря в 7:30, я опаздываю в школу; во-вторых: в обед он ходит примерно в два часа, и что вы прикажете мне делать этот час после уроков, а?! Шляться по дворам? Слава богу у меня есть Лера, ну и Плисецкий, которого сейчас нет, они хоть как-то спасают ситуацию, тем-более им на тот же автобус, что и мне. А вечером, как сейчас, мне пофиг, могу и постоять, не спешу. В такие минуты невольного ожидания можно получше рассмотреть улицу, эту небольшую часть города, которую я вижу каждый день, и каждый день рассматриваю её всё снова и снова, как-будто впервые увидела. Каждый раз здесь всё будто новое, и все люди тоже словно новые, хотя, откуда-то, многих из них я даже по имени знаю. На дворе октябрь, а снег даже ни разу не выпал, только дождь всё льёт да льёт, и не удивительно. Тут, в Питере, почти всегда так. Но это даже и неплохо, мне нравится, когда идёт дождь. На душе так спокойно сразу, отчего-то тепло и немного трепетно, будто с неба идут слёзы всех тех, кто страдал в этом году, в этом месяце, и даже тех, кто страдает в данную секунду, и спокойно мне не из-за их горя, а из-за того, что они сдерживают обиду, отчаяние, слезы, а небо выплескивает эмоции за них, словно говоря «держитесь, скоро всё будет хорошо». Но сейчас, к сожалению, дождя нет. Может, позднее пойдёт? Совсем утонув в собственных мыслях, я и не заметила, как прошла куча времени и автобус неспешно приближался к остановке. Вовремя вернувшись в реальность, я заметила его, и готовилась к посадке, проверила деньги за проезд и наличие сумки за спиной, ибо такое уже случалось, что я забывала портфель дома. Безусловно, смешная ситуация. Приходилось возвращаться, а не на чем. Пешком, не спеша, я шла в «отчий дом», забирала его и так же топала назад, в школу. Поездка в автобусе не доставляет мне ни капельки удовольствия, так как в нём меня укачивает. А ещё жарко, хотя, нет, это не совсем верно. Душно. Непомерно душно и отвратительно. В воздухе стремительно накапливаются неприятные запахи, много незнакомых людей всё теснее и теснее прижимаются к тебе, от чего становится противно и неловко, а им будто всё равно, в чей затылок они дышат и кто дышит в их. Рядом стоят совершенно разные люди. Один из них может оказаться серийным убийцей, который заприметил тебя из-за вкусного запаха шампуня, или кто бы то ни было. От этого становится особенно не по себе. Кто-то может бесцеремонно начать разговор с соседом или, что ещё хуже, с тобой, и ты не знаешь, проигнорировать ли пожилую бабушку или же ответить, натянуто улыбнувшись, создавая вокруг впечатление, словно вы и не против разговора, хотя на самом деле, в душе кричите на весь автобус, чтобы все отстали и покинули средство передвижения. Эгоистичные мысли, но, не сомневаюсь, все в глубине души, как бы не старались скрыть, не считают иначе.***
И вот, наконец, моя остановка. Двери открылись и я уже нахожусь на свободе. Свежий ветер незамедлительно ударил в лицо, от чего по шее галопом прошлось стадо мурашек, весь пот враз испарился, а лёгкие стремительно наполнились прохладным, слегка влажным осенним воздухом, от чего стало невообразимо хорошо. — Наконец-то… — произнесла я в унисон своим мыслям, проследовав вперёд к театру. — «По-моему, неудобно каждый раз мотаться в театр, стало бы проще, будь неподалёку от дома небольшое помещение, где можно было бы тренироваться сколько душе угодно, а то обратно мне всё равно придётся пешком идти, либо на другую остановку» — с такими мыслями добралась до входа. Войдя внутрь, первым, что я увидела, была армия людей, очевидно фанатов (и как только я не заметила их снаружи?). В центре этой толпы мне удалось заметить знакомую мне парочку фигуристов: Кацуки и Никифорова, которые всеми усилиями старались побыстрее раздать автографы и смотаться оттуда как можно быстрее, ибо жить и тому и другому хотелось, наверное… Ввязываться во всю эту суматоху мне ни капельки не хотелось, так что я решила незаметно обойти всю эту ораву, но, к огромному сожалению, мои навыки ниндзя не на столько хороши, и подвели именно в такой ответственный момент, один из знаменитостей заметил меня, и кто же это мог быть? Никифоров, чтоб его! Он окликнул меня, прокричав моё имя на весть театр, от чего стало ужас как неловко. — Ева, приветик! — Виктор и Юри, здравствуйте… Ну, я, это, пойду лучше… — с этими словами я помчалась со всех ног наверх в раздевалку. — «Интересно, что здесь забыл Виктор и Юри», — думала я по пути к месту назначения, — «Может, Барановская позвала их для какого-то дела?». Для меня было совершенно нормально не так сильно восхищаться ими, как все остальные. Ведь я понимаю, что они — тоже люди. Совершенно обычные, нормальные, просто с навыками, лучше, чем у остальных.***
Хорошенько размявшись и уже отточив некоторые детали в моём танце, я ожидала Барановскую в зале, и не прошло и десяти минут, как дверь открылась. На пороге показалась балерина, как всегда с невозмутимым лицом и грозным взглядом. Взглянув на меня, она вошла в танцевальный класс. — Ну, показывай своё творение… — недоговорив до конца, она была жестоко прервана вошедшими в класс голубками, Виктором и Юри. — Постойте, не начинайте без нас! — буквально влетели оба в класс, громко хлопнув дверью, Виктор развернул к нам телефон который крепко держал в руках. — Поздоровайтесь с Юрой! — на экране мы увидели раздражённое лицо Плисецкого, который общался с Никифоровым по видео-звонку. — Добрый день, Юрий, не ожидала, что вы присоединитесь к нам так скоро, — молвила балерина. — «Так вот из-за кого Виктору и Юри пришлось страдать от поклонников» — подумала я. — Привет! — Ну привет, давненько не виделись, — ответил Юра, приветливо улыбнувшись, — Я решил устроить небольшой перерыв ради того, чтобы лицезреть твой прекрасный провал, — состроив коварный взгляд, он сказал это всё с усмешкой и явным высокомерием. — Ха, это мы ещё посмотрим! — уступать этому наглому парню мне никак не хотелось. Да даже просто не не хотелось, а не входило в мои планы и задним числом! Подключив телефон к колонке, я выбрала нужную мне мелодию и поставила на паузу. Встав на определённое место и позу, я кивнула Барановской и та нажала на сенсорную кнопку «плэй». Ноктюрн зазвучал. Раздражительный, грубый голос Юры, мягкий смех Виктора, всё это затихло в один момент, и причина тому музыка и человеческая любопытность к чему-то, происходящему перед их взором. Я начала номер. Плавные, отточенные до человеческого предела движения, отнюдь не идеальные, но приближенные к этому на столько, на сколько я могу, местами резкие туры*. Сердце бешено забилось, отзываясь гулким звуком в ушах. Сама музыка будто бы приглушилась и отошла на второй план. Только вздохи и тонкий, едва уловимый стук пуант о пол, совсем как в былые времена, когда я ещё танцевала на сцене. О эти прекрасные ощущения лёгкого порхания, это волнение, тянущее откуда-то снизу, лёгкое головокружение — вот чего мне не хватало все эти годы. А это ещё только репетиция, представить сложно, что будет перед толпой зрителей. Нет, когда-то я ощущала это, но чувства позабылись, как и позабылись сами ощущения. Я стараюсь выполнять номер так, как учили. Плавность, устойчивость на пальцах, расслабленность и в то же время контроль в теле, голова следует за рукой, будто провожает, затем вперёд, на зрителя. Вроде, кажется, хорошо получается. Эмоции — одно из важнейших составляющих танца: правильно показать чувства. Верно подобрать взгляд, улыбку, направление головы — всё это должно быть учтено. Номер подходил к концу, осталось чуть-чуть. И вот, перекидной*, не забыть голову, плие*, устоять, нога на 90°, хотя, нет, смогу и выше. Смогу ведь? Момент и… Удачно, за исключением высоты, прыжок низкий, исправим. И последняя комбинация… Музыка окончена. Танец окончен. Я стою, застыв в одном положении, не могу отдышаться, слишком тяжело, для столь долгого перерыва, но ничего, адаптируюсь. Глубоко вздохнув, я нагнулась и опёрлась о колени, дабы вернуть дыхание в норму. Хотя, наш учитель физкультуры и говорил, что так не правильно и диафрагма сжата, напрямую препятствуя скорейшему приходу в норму, но так как будто было легче. — Ну? — подняв голову и вопрасительно глянув на ребят, я невольно перевела взгляд на Юру. Он открыто, даже не из подлобья смотрел на меня, будто завороженный. От этого взгляда мне стало не по себе, сердце забилось быстрее, в голове все мысли спутались. Он буквально сверлил меня взглядом, вопросительно переводя глаза на Барановскую, не веря, что за такой короткий срок я смогла поставить неплохой, по моему личному мнению, танец. Действительно, даже я понимаю, что такой результат достигнутый за такой короткий период — слишком необычно. — Это, конечно, не плохо, — начала балерина, — Но могло быть и лучше! — объявила свой грозный вердикт Лилия, как всегда со всей строгостью. — Да ладно тебе, Лилия, не будь так сурова с начинающим постановщиком, — ободряюще проговорил Виктор, но его слова явно не произвели эффекта на балерину. Та в ответ лишь одарила его косым взглядом: — Виктор, я уважаю твоё мнение и доброту к юным талантливым людям, но излишняя мягкость по отношению к ним приведёт к их разгильдяйству, что в первую очередь скажется на танцах и восприятию нового материала, а так же пошатнётся твоя репутация в глазах подопечных, тебе ли об этом не знать, так ведь? — с издёвкой возразила она, глядя на него сверху вниз, в то время, как он расстроенно перевёл свой взгляд на телефон, на другом конце которого Юра всё ещё находился в раздумьях. Кацуки молчал, видимо он понял, что имела ввиду балерина (ещё мне бы кто объяснил). В воздухе повисла тишина, от чего мне стало ещё более неловко. Юра до сих пор не отрывал от меня взора, но теперь смотрел он не под впечатлением, а скорее непонятной мне издёвкой, по другому я ни как не могу объяснить его сощуренных глаз и лёгкой полуулыбки на губах. Он и раньше одаривал меня подобным выражением лица, что ещё хуже, словами не лестными. В ответ я делала также. Однако, сейчас мне обидно, что стараний не оценили, чуть ли не до слёз, но я, стиснув зубы, сдержала их, продолжая выслушивать упрёки Барановской.***
Виктор любезно предложил довезти до дома. Сев в машину, я всё ещё обдумывала произошедшое. Он, увидев моё озадаченное лицо через зеркало заднего вида, спросил: — Всё в порядке? — На самом деле, не так хорошо, как хотелось бы. Просто всё ещё обдумываю слова Барановской, на счёт моего танца, — немного угрюмо ответила я, переведя свой взгляд на серые однообразные здания за окном автомобиля. — Да не убивайся ты так, ведь ты знаешь её скверный характер, и те слова, которыми она тебя одарила, просто прими к сведению и учти в переработке своего танца. Ведь нас троих он очень даже впечатлил, — с намёком в голосе и ухмылкой на лице произнёс он. Засмущавшись, я опустила взгляд в телефон, проверяя почту, будто чего-то ожидая. «Боже, неужели я жду сообщения от Юры?» — не веря своим мыслям, я помотала головой Дальнейшая поездка проходила в тишине, а на фоне звучали лишь мотивы разных скучных и однообразных песен.***
Оповестив бабушку о своём приходе, я завалилась на кровать. Дома я могу расслабиться и не переживать, как глупо буду выглядеть перед другими людьми. Поэтому, поддавшись эмоциям, расплакалась. Впервые за долгое время я почувствовала такую слабость. Я не знала что и думать, ведь всегда так неприятно слышать не лестную критику перед проявлением себя в чём-то новом. В такие моменты нужна поддержка со стороны. Да, несомненно, её указания на недочёты мне помогут в дальнейшем, но она ведь даже и в половине случаев не указала, как лучше, а просто упрекнула. Упрёками не помочь. Помочь можно только конструктивной критикой… Я лежала, уткнувшись носом в подушку, и тут неожиданно раздался лёгкий, звонкий щелчок со стороны мобильного. Странно, но я хотела услышать голос одного из тех, кто лицезрел мою репетицию. А это оказался всего лишь Кирилл, который старался поддерживать общение. — Алло, — дрожащим голосом, отвечаю на звонок я. — Привет, — ответил Кирилл, — Как у вас погодка? — невозмутимо спросил он. Этот вопрос меня обезкуражил. Сейчас я совсем не готова была его услышать, из-за чего последовал мой быстрый ответ: — Спрашивать у Петербуржца, как погода — признак плохого тона. Тебе ли не известно, что погода не очень? — еле как выдавила из себя я, дабы не выглядеть так уж побито. Хотя бы перед собой. — И вообще, давай потом поговорим. Распрощавшись с Кириллом, я вновь уткнулась лицом в подушку. Когда мне перестало хватать воздуха, я перевернулась на бок и достала телефон, решив пролистать ленту новостей, чтобы хоть как-то себя отвлечь. Но слёзы всё равно продолжали невольно течь. Так с телефоном в руках я и уснула.***
Утром, по дороге в школу, я по привычке проверила телефон, и я совершенно не ожидала увидеть там сообщение от Плисецкого. — «Слушай, ты вчера превзошла саму себя! Это было похоже на танец храмой курицы, нет, храмого пингвина! Честное слово, чем ты занималась во время моего отсутствия? Но, не смотря на это, меня очень впечатлил твой подъём на пуантах, очень неплохо, и перекидной, хоть и очень низкий, но с хорошей устойчивостью. Молодец, но старайся больше.» Начало сообщения очень меня расстроило, но то, что Юра хоть как-то меня похвалил, придало мне немного уверенности. Весь оставшийся день я улыбалась от мысли, что он всё же оценил мои труды, хоть их самую малую часть.