***
Очередной школьный день, понедельник. Сидя за своей партой в полном одиночестве, я невольно вспоминала об Юре. Об его упрёках, раздражительном выражении лица, об его редкой, но по детски искренней улыбке, а пустующее рядом со мной место только сильнее забрасывало меня в те дни, когда он сидел рядом и халтурил вместе со мной. До первого урока литературы, который преподаёт нам Екатерина Сергеевна, оставалось около пяти минут, большинство ребят уже вернулись в класс, дабы приготовиться к занятию, кто-то стоял в очереди к учителю, чтобы сдать зачёт по русскому или же стихотворение по литературе, в частности и Лера, которая всю перемену простояла у стола назойливой училки, а некоторые личности даже не удосужились разобрать рюкзаки и выложить нужные принадлежности на парты. Урок должен был вот-вот начаться, как уже закрытую дверь класса резко открыл виновник моих не успокаивающихся мыслей, человек, которого, по уже известным мне причинам, я ждала около месяца — Плисецкий. Взоры всех находящихся в классе учеников и Екатерины Сергеевны разом поднялись на бесцеремонно вломившегося в кабинет фигуриста, он же в свою очередь, даже не поздоровался с учителем и не извинился за опоздание. Молча, с гордо поднятой головой, он быстрыми шагами прошёл через класс к нашей парте и вальяжно уселся на стул, параллельно выкладывая всё необходимое к уроку. Будто не видя всего раннее произошедшего, Екатерина Сергеевна начала урок с того, что спросила о заданном на дом произведении, которое, я уверена, никто почти не читал. Но я в это число «никто» не входила и всё-таки прочла рассказ. В целом он равнодушной меня не оставил, но и желания перечитать его в будущем я не имею, по крайней мере, пока что. После тщательных обдумываний, раскладываний всех аргументов «за» и «против», которые требует от нас классная руководительница, я всё же решила поднять руку и озвучить своё мнение, как мне кто-то больно наступил на ногу. Издав тихое «ау» и заглянув под парту, я развернулась лицом к Юре и взглянула на него. Он молча сидел с невозмутимым видом глядя куда-то вперёд. Подумав, что это произошло случайно, я слегка остыла, но обида за упущенный шанс ответить и полное игнорирование со стороны моего соседа всё ещё вызывали во мне желание дать ему линейкой в лоб. К его счастью, я вовремя отогнала от себя подобные мысли и продолжила слушать учителя, задвинув на всякий случай ноги под стул, дабы подобного больше не происходило. Только я вновь вошла в тему разговора и нашла следующий вопрос, как подобное вновь случилось, и в этот раз с ногой. «Кто-то» ущипнул меня за ляжку, чтоб его! Благо, джинсы облегчили мои страдания, и у злоумышленника не вышло вызвать у меня всё то же сдержанное шипение. Но по руке этот кто-то получил, ибо нефиг приставать ко мне на уроке. Злобно зыркнув на Плисецкого, я встретилась с ним взглядом, который он точно не собирался скрывать. Пристально глядя на меня по его лицу всё шире расползалась хитрая ухмылка, от которой мне стало не по себе. В следующее мгновение он дёрнулся и с моей половины парты пропала самая важная часть принадлежностей — мой пенал. Поняв, что к чему, я окинула фигуриста хмурым взглядом, тем-самым пытаясь донести до него тот факт, что сейчас мы на уроке, я пытаюсь заниматься, а не играть в его глупые игры и тратить урочное время на «его Величество», но, по всей вероятности, его не заботило ничего вокруг, кроме предстоящего, для него, «веселья». Открыв мой пенал, его внимание привлёк мой механический карандаш, на который он и раньше посматривал с неким любопытством и ярым интересом. Вернув мой пенал обратно, он принялся рисовать этим-самым карандашом в своей тетради, что меня малость удивило. Оторвавшись от несколько секундного увлечения, он вновь решил уделить мне своё дорогое внимание, чему я была не особо рада. Юра продолжал терроризировать меня на протяжении половины урока всеми возможными, в нашем положении, способами: он рисовал в моей тетради и учебнике, на моих руках, тыкал в плечо и даже пересел на мой стул, тем-самым столкнув с него меня. К слову, училку вся эта картина равнодушной не оставила, и сделав нам замечание, она велела обоим положить дневники на её стол для «дальнейшего развития событий». Выполнив своего рода приказ училки, мы вернулись на свои места. Сев за стул, я быстро метнулась на сторону фигуриста и вернула свою собственность на матушку-родину. На мои действия он отреагировал лёгкой усмешкой. Не желая терпеть и дальше это неуважение к моим личным желаниям, а в данный момент моим единственным желанием является учиться, я собрала остатки моего самообладания и озарив его своим испепеляюшим взглядом, принялась, как можно тише, но внятно «протестовать против вреда над одинокими кроликами-учениками»: — Юра, я, конечно, понимаю, что ты за это долгое время очень сильно соскучился по мне, но сейчас мы на уроке, так что пожалуйста, оставь меня уже в покое, — к огромному сожалению все эти слова не возымели на фигуриста особого эффекта. Он продолжал игнорировать меня, глядя куда-то в сторону, словно я ему ничего и не говорила. — Не пойми меня не правильно, — спустя пару секунд ответил он, всё же развернув голову на меня, — Мне просто скучно и таким образом я убиваю время, — практически безэмоционально ответил он. — Ну, раз тебе так скучно, то почему бы тебе не рассказать мне, что интересного было на твоих тренировках? — я улыбнулась и глянула на него через плечо, по нему было видно, что он удивлён, но спустя пару мгновений он улыбнулся и понимающие кивнул, что уже изрядно удивило меня. — Если ты так хочешь узнать, что я делал в своей поездке, то я тебе, как своему наставнику и самому преданному фанату расскажу всё, что там было, — после этих слов, Юра улыбнулся и, пододвинув стул по-ближе к моему, дабы нас не было сильно слышно, начал пересказывать мне всё, что он только мог вспомнить.***
Как можно было догадаться, ему не удалось рассказать всё, что он пережил вдали от нас за оставшиеся двадцать минут урока, так что со звонком Юра дал мне обещание, что на следующем занятии он мне точно всё расскажет. Удивившись его энтузиазму, я молча кивнула и глазами проводила уходящего Плисецкого. К огромному сожалению, куда он ушёл мне не довелось узнать. Спустя пару секунд после того, как фигурист покинул нас, ко мне подошла Лера, глядя на меня не привычным мне взглядом. Она будто была рассержена, обижена, заинтересована и удивлена одновременно. Не знаю почему, но на тот момент мне это не понравилось. — Слушай, Ев, пошли выйдем, поболтаем, давно же не говорили по душам, — сказала она, головой указывая на дверь. — Да без проблем, — встав с места, я пошла за ней к выходу. В сериалах и фильмах когда одна из девушек предлагает главной героине выйти и поговорить, это обычно заканчивается ссорой или даже дракой, и от этой мысли мне стало не спокойно, но я была уверена, что Лера благоразумный человек и не станет творить невесть что. Я проследовала за ней, надеясь, что я хорошо знаю свою лучшую подругу. Встав у стеночки она начала первая: — Итак, я хотела уже всё-таки узнать, что между вами с Юрочкой за отношения? — от этих слов я поперхнулась воздухом. — Вы встречаетесь? Или может кто-то из вас признался в любви друг другу? Или же… — Воу-воу, полегче, подруга, — остановила её я. — Что за бредовые мысли развелись в твоей умной головке? Или может ты заболела? Или… — на этот раз договорить не дали мне. — Это не бредовые мысли, а предположения на основе увиденного. Я же видела, как вы с ним весь урок невесть чем занимались, а потом ещё и разговоры устроили, не взирая на замечания учителя! — не на шутку разволновавшись, Валерия стала тараторить то, что на самом деле не имело место быть, кроме последнего пунктика. — Лера, послушай меня, всё было абсолютно не так, как ты это увидела, — взяв её за плечи, я смотрела ей прямо в глаза, пытаясь донести до неё всю свою правоту, и у меня это почти получилось, если бы не… — Кроме последнего пункта, — если бы не это. — И что же тогда это было? — отошла она на шаг от меня, — Ты ведь прекрасно знаешь, что он нравится мне, и как моя подруга, ты должна поддерживать меня, а вместо этого сама флиртуешь с ним, хотя клялась, что он бесит тебя! — не ожидая от неё таких слов, я полностью растерялась, а все мои заготовленные оправдания мигом позабылись, в то время Лера прожигала меня взглядом, в котором кипела обида и злость. — Но ведь… — начала я тихим, от смешанных чувств, голосом и, если бы я только знала, чем это всё обернётся, в жизни бы этого не сказала, но… — Но ведь ты уже признавалась Плисецкому, и он тебя отшил, так почему мне нельзя… ну, попробовать быть с ним? Лицо Леры вмиг застыло, и поняв, что я только что сказала, я хотела было списать это всё на шутку, что я просто хотела проверить, насколько она любит его, насколько дорожит мной, но прежде чем я успела хоть что-то сделать, она резко развернулась и убежала в противоположном направлении, скрывшись на лесечном проёме. Наступил следующий урок, но меня это уже не волновало. Как бы мне не хотелось драматизировать, но сейчас я действительно могла потерять свою самую лучшую подругу, из-за каких-то глупых слов о любви, из-за какого-то парня, который нравился как и мне, так и ей. Что за жизнь? Ничего не идёт как нужно. Вернее почти… Какое бы у меня там не было настроение, но у Плисецкого оно было отпадное и про своё обещание он помнил прекрасно, так что не успели мы усесться, как он тут же начал продолжение истории. Я изо всех сил старалась слушать его, поддакивать на каких-то моментах, но каждый раз мой взор устремлялся на Леру, которая вела себя как обычно, что вызвало во мне ложную надежду на то, что она успокоилась, всё взвесила, переосмыслила и готова вернуть всё на круги своя, за одним только исключением того, что за сердце фигуриста будем бороться мы обе. Но только я хотела выдохнуть и расслабиться, радуясь обнадёживающим мыслям, как тут же она поворачивается на нас и смотрит прямо на меня таким болезненным взглядом, что у меня в голове промелькнула мысль столкнуть Юру со стула, скинуть все его вещи и заорать «Скотина, как же ты достал» на весь класс, только бы Лера поняла, что мне жаль, что я была не права и Юра для меня всё тот же придурок на льду, что дружба важнее, но я не могла, ибо это было безумно, глупо, странно, и я могла быть наказана. Отличница бурила меня взглядом ещё секунд пять и отвернулась, явно поняв всё вновь не так.***
Уроки закончились, а Лера после того разговора так и не подошла ко мне. Мне стало очень обидно, но не за то, что она не верит мне, в принципе она от части права, а за то, что я не могу этого должным образом отрицать, ведь уже можно сказать официально подтвердила свои чувства к Юре. Выйдя из школы, я встретила Плисецкого, который, видимо, ждал меня, ибо стоял на месте в нужной нам обоим стороне. Неосознанно мысли завалило сегодняшней ссорой с моей подругой, бывшей или нет рассуждать сейчас не время, думаю, всё ещё образуется. Мне вдруг стало очень стыдно перед фигуристом. Щёки разгорелись и сердце забилось так быстро, ко всему прочему все мысли в моей голове в раз улетучились, я словно забыла, как правильно произносить слова. В глубине души у меня появилась мысль, что о моём разговоре с Лерой узнала вся школа, о том, как я сказала ей, что Плисецкий мне тоже нравится, и сам он разумеется, тоже якобы был в курсе. Мои мысли прервал он. — Эй, ты чего это такая вялая, будто помрёшь сейчас, — его глаза смотрели на меня с высока, как и всегда, но ко всему прочему в них не виделось ни ненависти, ни злобы, а наоборот, кажется, даже волнение. — Пошли быстрей, не забывай, что нам сегодня ещё с Барановской встретиться надо, а слушать её тираду о нашем опоздании мне не хочется, — с этими словами он развернулся и пошёл вперёд, в сторону остановки. Я последовала за ним. В этот момент, идя рядом с ним в полной тишине, я начала задумываться, а почему это я кому-то что-то должна? Почему мне нельзя любить его? Только из-за того, что он нравится моей подруге? Так в него не только она или я влюбленны, но и весь мир, ибо он не абы какой мальчик, а уже достаточно известный и прославленный фигурист, хоть и начинающий. Так какого чёрта именно я не должна испытывать к нему чувств? Именно, я ничего не должна. Я не собираюсь навязываться, бегать за ним, признаваться ему по пять раз за день, но и отгораживаться от него я не собираюсь. Пусть всё будет, как раньше, за исключением одного — моих к нему чувств. Постараюсь сделать так, чтобы он тоже почувствовал симпатию ко мне, не используя при этом подруг и не ставя перед ними никаких правил, а-ля «он нравится мне, а так как ты моя подруга, тебе он нравится не может». Взяв всю волю в кулаки, я решилась. — Что ещё интересненького у вас происходило? — спросила его я, сделав акцент на втором слове. — Наконец-то решила заговорить, — усмехнулся он и повернул голову в мою сторону, — Я-то уж было подумал, что ты язык откусила. — Ещё бы, видишь, нету! — с этими словами я высунула язык и растянула «беее» таким смешным голосом, каким только могла в тот момент.***
Всю дорогу до дома в автобусе мы с Юрой разговаривали об его тренировках, забавных и сложных моментах. Об его достаточно хорошем, как сам он мне сказал, друге, Отабеке Алтыне, с которым они познакомились ещё давным давно, чуть ли не в самом начале их карьеры. Из его рассказа я поняла, что Отабек — казах, хладнокровен и очень редко проявляет свои эмоции. В фигурном катании достаточно неплох, но из-за недостатка гибкости не может выполнять многие движения, что достаточно часто мешает ему в достижении хорошего результата, но это не заставляет его опускать руки, а напротив, даёт ему ещё большую мотивацию для устранения этой ошибки. В целом, впечатление о нём у меня сложилось очень хорошее, ко всему прочему, Юра назвал его своим другом, а до этого же момента мне казалось, что у него друзей нет. Собрав сумку, я выпила чаёк и направилась к остановке, опять, где мы должны были встретиться с Юрой и поехать на тренировку, опять. Стоя на назначенном месте уже около пяти минут, я стала не хило так мёрзнуть. Всё тело начал одолевать холод, что заставило меня съёжиться и застыть на месте, ибо на морозе малейшее движение начинает только усиливать это настолько неприятное для меня чувство. Настроившись на миссии «не шевелись, а то замёрзнешь сильнее», я не заметила, как ко мне подошёл фигурист. — Привет, ты чего встала как статуя? — спросил он, положа руку на моё плечо. Вздрогнув от неожиданности, я обернулась к нему, еле стоя на ногах от мороза, коленки уже дрожали, а зубы начинали слегка постукивать. — О, привет, ты чего так долго, мне же скучно тут одной стоять, — сказала я, невольно передёрнувшись от наката новой партии мурашек. — Ты чё, долбанутая что ли? На улице октябрь, а она без шапки и в какой-то летней ветровочке! — уже наехал на меня фигурист, а ведь мы только встретились. А дело было так: я человек простой, тёплые вещи не люблю, как бы холодно не не было, и пока снег на улице не выпадет, ни шапку, ни нормальную тёплую куртку не надену. И видимо нашему другу это не по-душе. Зато фигурист был, как по мне, одет довольно тепло: чёрная шапка, на вид тонкая, сверху капюшон от синей толстовки, расстёгнутая чёрная куртка, но его, видимо, это не заботило, тепло человеку. Чёрные джинсы и чёрные ботинки на шнурках чуть выше щиколотки. — Да ладно тебе, всё не так уж плохо, — начала отговариваться я, — Да и куртка у меня не летняя, а осенняя, между прочим, — якобы обиделась я и надула губы. — Зубы мне не заговаривай, стоишь тут вся синяя, как ледышка, — с этими словами он откинул капюшон толстовки и снял шапку, после чего поправил волосы и подошёл ко мне ближе. — Э-эй! Погодь-погодь, ямщик, попридержи коней! — вспомнила я фразу из манги про уборщика и отошла от него на шаг, вмиг забыв про холод, окружавший меня повсюду. — Стой и не дёргайся, я тут своим здоровьем вообще-то жертвую ради тебя, — он сократил расстояние между нами и перекинул держащие шапку руки через мою голову, тем-самым не давая мне двинуться, — Хоть о своей пустой башке позаботься! В тот момент я не смогла понять, от шапки ли или от моих чувств к Юре, но мне сразу стало теплее.