Эскель

      — Козырная дама, король и два туза на погоны. — Сирша лыбится во всю, когда Дориан с унылым видом загребает все карты в свою сторону. Ее руки пусты, а голова чиста — на столе россыпью лежат карты с розовой рубашкой, которые мужчина собирает и тасует для новой партии. — Можешь пойти покукарекать под окном, может, кто заценит? Не забудь про бубновую карту у тебя в рукаве, давай ее обратно в колоду.       — Как ты это делаешь вообще? — Картонки в его руках смешиваются. — Я уже теряю всякий интерес, может, ты поддашься такому красивому мужчине?       — Нет, пожалуй. Но, признай, тебе стоило выиграть хоть один раз ради того, чтобы нарисовать мне углем усы, да? — Она забавно поднимает брови и пучит губы, демонстрируя кривые завитки под носом. Похожа больше на черта из табакерки — никогда Дориан не отличался талантом рисовать усы болтливым девчонкам. Сири снова берет карты в руки, рассматривая лицевую сторону — игра начинается.       — Больно ты унылая сегодня, — он старается говорить и думать одновременно, только вот речь его замедляется, как только он откладывает побитые карты в сторону. — Опять рыжий-конопатый досаждает?       — Кто? — Она хмурится, пытаясь вспомнить, кто еще в этой обители зла рыжий и конопатый, помимо десятилетнего мальчишки из палатки лекарей — он был огненно-рыжим, его пламя волос она видела всегда издали.       — Отступник, который с Кассандрой таскается. Точнее, она его с собой таскает. Как думаешь, это любовь?       — С мечом у глотки? Извращенная какая-то любовь. — Ненужные карты уходят в сторону, Сирша стучит ногтями по рубашкам.       — А она ничего, между прочим. Да не смотри на меня с таким скептицизмом, я же тебе пару ищу, в конце-то концов. А то скиснешь ты тут без своего Раяса.       — Рейеса.       — Да плевать. Все равно он мне никогда не нравился. Ты видела его коварный взгляд? Он как будто из старых сказочек про принцесс, которых похищали бородатые мужики-разбойники. — На его лице улыбка — карты ускальзывают от Сири, и она хмурится.       — Я была не против, чтобы меня похитили, Дориан. — Девушка манипулирует картами в колоде незаметно, не отрывая взгляда от собеседника — нужное у нее в рукаве. — Только мысли не особо-то и отпускают. Я до сих пор никак не пойму...       — Какого черта этот придурок прислал тебе подвеску? Я говорил с Соласом.       — Нахрена?       — Придержи свой тон, милочка. — В его руках остается значительно меньше карт — Сирша растеряна. Всем и сразу. — Ты же знаешь, я — боевой маг.       — Да я твою жизнь лучше своей знаю. Ты мне вот что скажи: у тебя столько сил, в смысле, очень много магии, все дела, и ты решил что? Быть тренером по езде? — она презрительно фыркает.       — Ну, зато я обучаю милых солдафонов сидеть правильно в седле, — он смеется, обыгрывая ее значительно. — Их обескураженный взгляд после первого падения — лучшая цена. Ну и задн...       — Избавь меня от подробностей, а. Лучше разболтай-ка, что там с этим эльфом. Бесит он меня, держи даму, ага, и короля...       — Ничего особенного. Играть в дружбу не умею, а он язык за зубами держит. Мы говорили о твоих проблемах, он сказал, что это весьма старая магия, поэтому ты ничего не смогла найти. Проблема и решение есть, осталось найти мотив и расковырять его. — Карты падают на пол — Сири неловко дергает рукой. — При всем моем неуважении — очень сомневаюсь в том, что Рейес бы просто так тебе мстил за то, что ты уехала и оставила его без информации. Здесь что-то глубже. Зри в корень. Это мог быть и не он. Лови туз.       — А кто тогда? Чисто гипотетически?       — Чисто гипотетически достают нож керамический, малыш. Либо тот, кому ты насолила, воспользовался ситуацией. Либо к тебе все это вообще по ошибке попало. Знаешь, второй вариант вообще мутный. Бубновый валет.       — Пожалуй, соглашусь. Надо ковырять. Мне кажется, самым оптимальным будет съездить к самому Рейесу. Дама пики. Нужно выпросить у Кассандры два дня. Сможешь заменить меня? — Девушка вдруг откладывает картонки и поднимается с места.       — Ты что, одна туда собралась? А вдруг он тебя грохнет? В смысле, просто возьмет — и грохнет? Ты об этом думала? — Дориан хмурится, откладывая карты следом за девушкой — он действительно обеспокоен подобным поведением. Она была безбашенной, и мимолетные ошибки всегда тащили за ней фатальные результаты.       Сирша накидывает в очередной раз черную дырчатую шаль, подзывает собаку и хлопает дверью, оказываясь на мрачной черной улице. Белка быстро метит сугробы, оставляя желтые пятна, а Дориан закрывает окно, провожая взглядом согнутую спину эльфийки. А эльфийки ли вообще? Он называл ее так только в мыслях — подобное слово, сказанное вслух в ее адрес, могло обойтись дорого. Сирша скрывается за поворотом, пряча красный нос в шаль и топая сапогами.       Убежище — маленькая деревня в Морозных горах к западу от Ферелдена, и что Сирша тут забыла до сих пор оставалось загадкой. Она в темноте легко различает домики и дорожки, богатый шпиль церкви и угнетенные взгляды солдат у костра. Радостно бежит рядом собака, размахивая хвостом, и попрошайничает, подвинувшись к теплому огоньку — ей перепадает кусок крольчатины. Сирша отворяет дверь церкви, осторожно ступая на ковер, и чувствует тепло помещения. Ближе к стене стоит Солас и светловолосая эльфийка — они что-то обсуждают. Сирше плевать — она обеспокоенно осматривается в поисках женщины-воина, но натыкается только на взгляды дамочек в красно-белых прикидах. Невольно трогает лицо, измазанное углем, и пытается растереть усы, окончательно превращаясь в мусорную девицу.       — Эй, Солас! — Девушка обнимает шаль, делая шаг вперед — смотрит ему в глаза, а хмурая эльфийка замолкает, пытаясь сдержать едкий смех. — Мне нужна Кассандра.       — Чтобы совершить еще один необдуманный поступок? — он подбирает слова с непривычным для отступников изяществом, осторожно делает шаг назад и разворачивается корпусом к Сирше — черные пятна хаотично размазаны по рту. — Не много ли их на твоем счету?       — Достаточно, чтобы ты сбился со счета. Где Кассандра?       Утробно рычит собака, наклоняя корпус к земле — она не злится, просто не понимает, как реагировать на подобные разборки. Белая грудка топорщится, а уши торчат в разные стороны, словно слушают каждое слово.       — Она ушла отдыхать, Сирша, поздняя ночь, — он равнодушно констатирует факты. — И даже если она не спит, то сомневаюсь, что уделит тебе время.       Сирша громко вздыхает. Это, конечно, умно — найти идею и тут же побежать ее выполнять, игнорируя время. Шикарно, правда — ей стоило угомонить себя, посадить на место и пойти спать. Отработать день и к сумеркам уже обсудить детали двухдневной передышки. Она замирает надолго так — смотрит сквозь эльфа широко распахнутыми глазами, словно в голове ее подсчеты невероятной сложности. Моргает. Облизывает губы. Вкус угля ей нравится.       — Тогда, может быть, ты мне поможешь? — она меняет тон с невероятной легкостью — едва ли была готова загрызть его на месте, она тут же просит о помощи — тихо, осторожно, словно трогает только вставший лед. У нее влажные губы, разомкнувшиеся в немом вопросе — и горящие энтузиазмом глаза.       Очаровательный бойкий норов девчонки, любознательность, тяжесть речей и прямота комбинировались с на редкость бесполезной находчивостью. Она с легкостью подкупала Соласа, заставляя против воли изучать не только магические проблемы вокруг нее, но и ее саму. Это действительно было против воли — он не хотел, ему было жаль. Сирша плевала на его жалость. Впрочем, как и на всех остальных. Он прощается с эльфийкой и выходит из церкви, предлагая прогуляться.       — Вот так и кончится моя жизнь. Небось затащишь в лес, закопаешь, никто и не вспомнит. — Девушка ступает по гладко вытоптанной дороге, за ней трусит собака, вынюхивая под снегом мертвых птиц.       — Очень соблазнительное предложение. — Губы нехотя растягиваются в легкой улыбке — ее повседневный тон весьма забавен. Она гундосит — он только сейчас это замечает. Словно вечный насморк — и сопит чертовски громко, когда устает. — Но я от него откажусь. Я знаю, о чем ты хочешь поговорить, но мне казалось, ты услышала все, что я знал?       — Забавно, это так, но самого тебя я не слышала ни разу. Кассандра, Дориан, солдаты... Мне нужны четкие пояснения от первого лица. Я хочу уехать на пару дней обратно, поговорить с Рейесом.       Она сгребает немного чистого ночного снега и вытирает им лицо.       — С тем, кто прислал тебе подвеску? Глупости. Ты не добьешься результатов — разве что смертельных. Нужно действовать осторожно, чтобы не задеть опасность — она определенно есть, если тебя хотели убить с помощью старой магии.       — Да, — она выдыхает — вверх ползет облачко пара. Внутри штиль, ветер молчит, бури нет, дышать легко. Она вдруг находит совершенно правильные слова — не те пустые, которыми обычно швыряется в него при возможности, пытаясь защитить подранный хвост. — Спасибо тебе. В смысле, за то, что ты сделал, действительно спасибо. Не думай, что я не способна на благодарности — это действительно для меня много значит. Может быть, в твоем понятии я — скандально-мерзкая шемлен, но все равно спасибо. — Она поворачивается к нему, неловко улыбаясь — чувствует себя отвратительно, она ведь редко говорит такие вещи. Словно душу сама себе вывернула. Закрывает глаза и останавливает его, когда маг хочет ответить. — Лучше не говори ничего, а то меня переклинит. Серьезно.       Тишина между ними такая, какую нарушать нет желания. Такую тишину слушают. Ей наслаждаются через тяжкие вздохи зимнего воздуха — ей живут. Сирша снова протирает лицо и убирает растаявшие снежинки уголком шали — ее кожа темная на фоне снега. Солас щурит глаза — она выжидала момента, чтобы начать, она была хищником в этом жизненном цикле. Он понял — она была хищником опаснее его в разы — просто не понимала этого. Она увидела больше, чем он, несмотря на то, что была в этом мире явно меньше. Громко выдыхает ртом, закидывая голову — звёзд в этом месте совсем нет. Солас опускает посох в снег — на острой пике в форме яростного дракона загорается голубое пламя.       — Это очень старое заклинание, Лавеллан. То, с которым ты имела дело. Я не вылечил его. Извини. — Он ловит непонимающий взор и скептично поднятые брови. — Я просто на время задавил энергию, перемотал жизненный цикл корней к самому началу и остановил там. Так можно делать с каждой болезнью. Но ведь рано или поздно это перестает действовать, верно?       — Верно. Я читала, Солас. Стебли порвут мои органы изнутри, прорастут бутонами в желудке и кишках — меня разорвет от самого прекрасного, что есть на этой планете. От цветов. Если мое сердце не остановится раньше. Я боюсь смерти. — У нее размеренная речь, слова она не подбирает — они идут сами.       — Мне жаль.       — Если ты еще раз скажешь эту фразу, мы с тобой подеремся.       Солас резко оборачивается, стараясь разглядеть в темноте ее лицо — она тоскливо улыбается, чертовски уныло оголяя белые зубы. Она снова отшучивается, и тон ее дрожаще-наигранный, она делает вид, что ее это не беспокоит. Это ведь не так — далеко не так. Она просто играет свою роль. Сама себе марионетка. Я сама себе богиня. Он помнит каждое слово.       — Знаешь, мне просто интересно, кому это надо. Слушай, посмотри на меня — да ты и так все видел. Кому я нужна? В смысле, да, меня пару раз избивали за не вовремя сказанные шутки, но это все. Так было всю жизнь. А тут меня долго и муторно хотят убить, словно обо мне вспомнил кто-то старый и ненужный — решил напомнить чем-то вроде: "хэй, я живой". А я и не помню никого. Понимаешь, да? — она изъясняется рвано и коротко, хаотично, рандомно, чувственно — он понимает. Она смотрит ему в глаза. Он легко схватывает то, что она хочет сказать.       Сирша давит зевоту.       — Я хотела попросить Кассандру дать мне два дня отдыха. Меня заменит Дориан. Я хочу разобраться в этом, Солас. Не думаю, что меня там убьют. А если и убьют, то — что же, я это заслужила. Всегда мечтала оставить после себя легенды, а оставлю только клумбу. Это забавно. Извини. Я много болтаю.       Он снова открывает рот, чтобы ответить, но она отмахивается от его слов, прерывает, не позволяет сказать в ответ и продолжает сама. А эльф кусает щеку изнутри — она обладала контролем над диалогом. Внутренним голосом Императора, какой-то властью, когда говорила, и ты словно знал, что не стоит нарушать приказы.       — Я отправлюсь сейчас же. Скажи Кассандре. Не буду ждать. От ожидания пепел остается, а я жить хочу. — Она плотно кутается в шаль и разворачивается. Широкие шаги у нее, словно великанша ходит.       А Солас молчит — говорить не нужно. Она скажет собрать повозку и ее не ослушаются. Или нет — нет, конечно. Это же Сирша. Она накажет Белке следить за Дорианом, а Дориану следить за Белкой. Дориан будет забывать кормить животное, и это будет делать Солас — он зайдет в ее дом, насыпет еды, нальет воды и будет долго сидеть, разговаривая с собакой — у нее умные глаза. Она словно вот-вот заговорит, научит жизни — наверное, эта собака весьма взрослая, хоть и ведет себя словно щенок.       Сирша скрывается из поля зрения. Она настроена решительно, крылья бровей сходятся на переносице. Дориан тоже молчит — он сидит на кровати, выслушивая много ненужных фраз — и курит ее сигареты. Сирша раздевается, скидывая одежду на пол — ему неинтересно, но он всегда спрашивает про шрамы и синяки. У нее крепкие округлые плечи, мощные руки, широкие бедра и плавный изгиб талии — девушка надевает плотные походные брюки, высокие сапоги, свитер, плащ. Находит в ящике изогнутый кинжал и крепит к поясу. Перчатки и шарф в роли маски — она плотно обматывает шею, скрывая добрую половину лица вместе с носом, и оставляет только зло прищуренные глаза. Волосы прячет под капюшоном плаща, вздыхает тяжко пару раз.       Она седлает лошадь Дориана — он останавливает ее у входа и просит взять именно эту лошадь. Овод — он сказал, что коня зовут Овод. Сирша находит его по табличке с именем и выводит из денника седлаться. Это крупный жеребец с длинными ногами и мощным задом — у него здоровая баранья голова, широкие ноздри, но он не лишен изящества — его походка легкая и быстрая. К седлу девушка крепит слоты с едой и водой, медикаментами на всякий случай. Сует в оставшийся карман пачку сигарет, затягивает подпругу на крепком животе, проверяет уздечку. Девушка с легкостью садится верхом, сжимая одной рукой повод вместе с гривой — другой расправляет складки плаща ровно по крупу лошади. Она оставит коня при конюшне рядом со станцией, а от станции потащится пешком.       Вряд ли что-то ее остановит.       Лошадь бежит быстро, перебирая ногами, дышит громко — Сири переносит вес вперед, рассматривая в темноте ровную протоптанную тропинку. Ночь только начинается — по крайней мере для нее.       После себя она оставляет только следы.