Эскель

      Вот небольшое примечание, если вдруг вы проснетесь среди руин — никто не заслуживает той смерти, которой умирает. В видениях мокрые листья облизывают пальцы, видно дрожащую жесткую челку и уголок носа. Забирать таких людей — грабеж. Столько жизни в них — в этих волевых лицах и суровых глазах, столько всего, способного жить и давать жизнь. Сколько всего можно было бы сделать — не успели.       У нас просто нету времени. А хотелось бы сделать мир немного лучше.       Сирша пялится в небо, не в состоянии открыть рот. Губы слиплись под слоем сажи и крови. Теперь уже точно — все слова выцвели. Первый разрушающий сгусток зеленой энергии падает на рельсы, по которым, словно игрушки, скользят крошечные вагончики. Стонет металл, разлетаются крошки бытия, и вспыхивает облако слепящего огня.       Сирше больно.       Она падает. Закрывает глаза. А земля трясется. За несколько минут все исчезли. Станцию срубили под корень. В том месте, где Сири устояла на ногах, уничтожили землю. Пальцы разбиты в кровь, а небо чистое, как слезы младенца… Она смотрит вперед и не чувствует левого глаза. Она вообще ничего не чувствует. Полнейшая тишина, ни звука. Словно кто-то в вакуум засунул. Ее чем-то придавило, а дышать так сложно и совсем не хочется. Она плавно поворачивает голову — голубое небо сменяется вереницей веток, а потом кусками бетонных плит, частями разбомбленных поездов и пятнами крови. Не осталось ничего. Словно бы на станцию наступила огромная такая нога и раздавила каждое построение — ни деревянного каркаса лавки, лишь щепки под ногами. Перевернутый вагон, слетевший с рельс. Запах паленого мяса…       Она чувствует тепло и оборачивается — метрах в пятнадцати горят ошметки какого-то дома, искажая воздух. Кажется, тут раньше продавали сыр с орехами. Ничего больше нет. Как же сложно дышать — она заливается приступом сдирающего глотку кашля и с титаническими усилиями приподнимается на локтях. Левая часть лица… Все горит, словно кожу содрали. Прилипли волосы к губам. Вздохи судорожные, внутри хрипы. Она осторожно вытягивает руку и касается живота — он липкий и холодный.       Тишина глушит.       Вся рубашка в крови. Ноги тянет, но она поднимается и делает это с героическим выражением лица — надеется, что кишки у нее не вывалятся. По крайней мере не настолько, как у трупа рядом — ему-то явно повезло меньше. Огромная плита придавила голову и под ней растекалась лужа крови с серыми сгустками — умопомрачительный запашок. Полное отсутствие левой руки, которую девушка обнаруживает с другой стороны от завала, и вспоротое куском старого железа брюхо. Склизкая сетка кишок вываливается из-под розовых краев кожи, а Сирша с характерным звуком оставляет свой обед под одной из развалившихся плит. Желудок ноет, не готовый к увиденному — жестокость человеческой смерти была ей в новинку. Губы тянет, внутри привкус желчи, и она начинает хотеть пить.       Никого. Сколько времени прошло?       Позвоночник и голову пронзает острая боль, а девушка не может даже ничего понять, заглатывая воздух и резко поворачивая голову в сторону — за ее спиной какой-то шум, и она-то сама не сразу понимает, что ее схватили за волосы и резко так встряхнули, вырывая клоки фиолетовых прядок. Из глотки вырывается булькающий звук, больше похожий на предсмертный вздох.       — И это — Лавелланова девка? Не верю! — Голос за ее спиной высокий, дерзкий, насмешливый. Рука резко разжимает пальцы, и Сирша валится на колени в разбитые плиты, тут же рассматривая возвышающуюся фигуру против солнца. — И все ради… этого? Да мы могли просто прийти и забрать ее без всяких лишних жертв!       Сирша медленно садится на корточки в самую удобную позу, касаясь пальцами земли, и осторожно вслушивается. Напротив нее молодой эльф, его глаза еще не обременены тяжкими муками времени. На нем дорогая одежда белого цвета и лишь брызги капель крови на рукаве. Рядом двое, она видит лишь силуэты, но и этого хватает, чтобы ее подшерсток встал дыбом, а зубы оголились яростно. Сирша ненавидит эльфов, эти не были исключением — она чувствует себя уличной псиной. Боль отходит на задний план.       Бежать.       У нее гибкое кошачье тело, которое позволяет легко кинуться в сторону, и, схватившись за грохочущее сердце, притихнуть за одной из уцелевших кусков стен. Следом за ней трель выстрелов из револьвера и усталый вздох. Ну уж нет, не так быстро, молодой человек — она не собиралась просто так сдыхать по чем попадя. Тело звенит от напряжения, когда она вслушивается в медленные шаги и плавно отползает в сторону.       Она выживет.       — Лавеллан, хватит ныкаться по углам, выходи, — голос звучит развязно и спокойно, совершенно не глушит ее испуганное сердце. — Нам нужно поговорить. Мне нужно. Если ты не вылезешь, я тебя достану, ты меня слышишь?       У него убедительный тон, а в словах есть смысл. Она одна, тощая, усталая, и по животу льется кровь, а вот их трое, и пока есть время, нужно соглашаться на мир. Девушка кусает губу, готовая в любую секунду дать деру, и осторожно высовывается из-за стены. На губах молодого эльфа появляется снисходительная улыбка — он одобряет ее поступок.       Он действительно молод так же, как и она. Почти нету морщин на лице, только незаметные гусиные лапки в уголках глаз, когда он кривляется. Крупные стрелы ушей, сетка черного валасслина — дани Богам, нанесенная на рябую конопатую кожу. У него розовые объемные губы и холодные серые глаза. Коротко сбриты виски, а густые черные волосы собраны в косу — это был второй эльф за последние пару недель, который сбривал виски. Им что, жарко?       — Кто ты? — у нее дрожит голос, выдавая глупый животный страх, и звучит он жалко, не так воинственно, как в ее собственной голове. Незнакомец вдыхает полной грудью пылающий воздух, прикрывает блаженно глаза.       — Меня зовут Рих, но, уверен, ты спрашивала не об этом, верно? — она осторожно кивает, уже полностью показавшись из-за стены — юноша казался слишком… безобидным. Спокойным. И, хоть она была уверена, что жестокости его нужно было боятся, начала чувствовать себя немного более уверенно — резью отозвался живот, за который она схватилась. — Прости, это нам не нужно. Подойди ближе.       И она, дура, подходит ближе.       Мальчишка, назвавшийся Рихом, протянул руку в ее сторону и, прежде чем Сирша успела среагировать и кинуться прочь, схватил ее за плечо. Начало невероятно тошнить, и девушка попыталась отвернуться, чтобы выпустить хоть что-то из себя, но ничего не было. Щелчок. Она не чувствует боли.       — Ты — целитель?       — Нет, но с моим статусом приходится быть целителем и в том числе. — Он осторожно подбирает полы своего наряда и грациозно присаживается на отбитый кусок фундамента. — У тебя затравленный взгляд. Ты, наверное, смотришь и думаешь, что сказать, но позволь мне предупредить тебя — я принимаю любые слова.       — А я — нет.       Дерзости в ее голосе хоть отбавляй. Неизвестно откуда-то взявшаяся смелость смешит юношу — он позволяет себе сдержанную улыбку, а Сирша повторяет его движения, присаживаясь напротив. Двое мужчин крупного телосложения отходят немного в сторону что-то обсудить. Видимо, этот тощий пацан ими командует. А он тощий. И пацан! Думай, тупица. Ты тяжелая с цепкими руками, у тебя зубы острые, закаленные опытом — вонзись ему в глотку и удуши словами так, чтобы те двое затряслись от ужаса.       — И не думай о том, чтобы вырубить меня, — он смеется от резко меняющихся эмоций ее смуглого лица. — У тебя все в глазах написано. Не успеешь. Ни камнем, — он перехватывает ее взгляд, цепляющийся за булыжники. — Ни револьвером, — он пресекает все ее попытки даже посмотреть в сторону кобуры.       — Что тебе нужно?       — Великолепный настрой, сразу к делу? Отлично. Нам нужна ты. Точнее то, что есть внутри тебя — кровь в твоих венах и артериях; ткани, составляющие органы и цепкие кости скелета. Ты же нам себя отдашь, верно? — Его мерзкая улыбка вгрызается под кожу. Девушка чувствует опасно участившееся сердцебиение и старается держать себя в руках — глаза предательски становятся влажными.       — Это вы… разнесли Убежище? И эту станцию и…       — Да, но что-то заставляет меня думать, что зря. Можно было просто накинуть ночью тебе мешок на голову и утащить, никто бы не заметил. Почему он хотел таких жертв я не знаю, но приказы — есть приказы.       — Значит, ты — мальчик на побегушках? Кто над тобой?       — Тот, про кого в приличном обществе не говорят, Сирша. Мне нравится твой пыл и любопытство, но нам нужно торопиться. — Он поднимается. Девушка не может заставить себя сдвинуться с места. И сидит без движения, опустив руки плетками вдоль тела.       О, нет, постойте. Это не правда. Это не может быть правдой. Ее что, разберут на органы? И все? Почему ее? Что происходит?       Паника стягивает глотку, и Сирша просто начинает кричать, стоит эльфу сделать менее трех шагов в ее сторону. Этот крик жжет органы изнутри, с ним звенят патроны в револьверах — мальчишка кидается вперед фурией, а Сирша назад, изгибаясь, словно кошка. Ее грубое тело падает на щебенку, она разбивает локти и подбородок, но не сдается. Она бьется, словно птица в клетке, даже когда на нее сверху наваливается болтливый мальчишка и перехватывает ее руки. Он краснеет от гнева, и шея его идет алыми пятнами.       — Заткнись ты уже! Не брыкайся! Нам нужно идти! Сейчас же, глупая!       Он пытается закрыть ей ладонью рот, но она верещит, словно свинья на скотобойне и крутит лицом, вонзаясь зубами в соленую кожу. Я не хочу умирать. Слезы горькие на ее лице размазывают сажу и грязь, а она не замолкает даже после того, как юноша хлестко бьет ее по лицу, оставляя жжение и красный отпечаток пальцев.       — Сирша!       Бог есть, и этот Бог — она сама. Громкий женский голос бьет ее сознание с той же силой, с какой эта самая женщина пинает эльфа. Кассандра, у тебя такое сладкое имя. Девушка пытается вдохнуть сгоревшими легкими, но только хрипит и на локтях отползает в сторону — женщина скинула Риха на землю, и он поспешно поднимался, выхватывая револьвер. Почему он не использует магию? Глупый.       — Бросай оружие, сопляк! Немедленно!       Рих отрицательно качает головой, снимая предохранитель с револьвера. Слышится грохот шагов — подбегают те двое, что отходили, выхватывая с лязгом из-за спины шпаги. Неплохой набор, учитывая то, что Кассандра, хоть и хороший боец, вряд ли справится с тремя противниками одновременно. Сирша, совладав с конечностями, поднимается и осторожно прячется за спину женщины.       — Снова ты! — раздраженно бросает эльф, как только его закрывает парочка бойцов. Сирша готова верещать от ужаса, но ловкости и искусству Кассандры можно лишь завидовать — она легко рассекает плоть одного из мужчин, вонзая меч до рукоятки. Кровь брызгает из спины поверженного, струей орошая прекрасное лицо молодого эльфа, отскочившего в сторону. Боец падает на колени, харкая густой кровью, и воздух пронзает мерзкий запах разорванных кишок. Сирша прячется, снова прячется — своя жизнь ей дорога, и осторожно смотрит, как и второго крупнотелого мужика настигает смерть от руки сильной женщины. Она просто срубает голову и та, словно шарик для пинг-понга, отлетает и катится вниз по плитам, оставляя черные брызги.       А затем она впервые в жизни видит настоящую магию.       Рих решительно отбрасывает в сторону револьвер и делает два прыгучих шага назад. Юноша двигается легко и просто, отдаляясь от Кассандры, и его руки, поднимающиеся перед собственным носом, чернеют.       Он обращается в крупную, горбатую птицу, и шелестит одежда, устилая кровавые камни. Широкий взмах крыльев возносит его вверх к солнцу, и сквозь слезящиеся глаза Сирша его больше не видит. Он сливается со стаей прилетевших на мертвый ужин ворон.       Еще несколько минут интенсивно шагает, поднимаясь вверх по разбитому склону. Кассандра озабочено крутит головой, и Сирша показывается, совершенно не стыдясь своей трусости. У нее так много вопросов, и приют они найдут совсем скоро. Она оборачивается и видит, что приближается Солас, а рядом с ним, вальяжно закинув арбалет за спину, рыжий гном с забавно изогнутым носом.       — Это был он? Долиец? — с непривычным раздражением и пылкими эмоциями спрашивает Солас, подлетая к Кассандре. Босые ноги его в крови. — Ему нужна была она, верно? Я снова что-то упустил, — в его словах обессиленная злость, и Сирша осторожничает, подходит немного ближе, рассматривая глубокие полоски морщин между сведенных бровей.       Она боится задавать вопросы, оттого и молчит. Кусает губы. Можно умереть? Уж сильно не хочет она снова слушать непонятные слова и агрессивные вопли.       — Что он тебе говорил? — Снизу на нее смотрит гном, рукой скрывая глаза от солнца. Сирша открывает рот, но не издает ни звука. И снова. Раз за разом. Ей хочется закричать, но она просто открывает рот в ужасе, и искажается лицо ужасающей гримасой. Брызгают слезы. Кассандра неодобрительно качает головой.       Ее поглотила паника, высосав все чувства.       — Это шок. Оно пройдет, слышишь? — На плечо опускается легкая рука эльфа. — Не бойся. Это закончилось.       — Ничего не закончилось, Солас, — сипло прорезается голос, и от его звука девушка испуганно хватается за собственные уши. — Все только начинается. Кто это был?       — Нам стоит это обсудить в лагере. Мы разбили его, как только добрались. Наш поезд остановили, сказали, что станцию тоже разбило, и мы шли пешком. Как только нашли, то тут и камня на камне не было. Везде объявлена тревога. — Кассандра придерживает Сиршу, как только та поскальзываться на камнях, рискуя снова проехаться лицом. — Мы нашли нескольких выживших, ты — одна из них.       — Я не понимаю…       — Нас бомбят. Это война. И мотивы у нее не самые прекрасные. В Убежище и на станции было много шпионов и предателей. По крайней мере пятеро из них были из нашей армии.       Гном, представившийся Варриком, протягивает девушке флягу, по-джентельменски откупорив ее. Девушка жадно подносит ее ко рту и замирает, чувствуя отвратительный запах, выжигающий глаза. Она удивленно смотрит на мужчину.       — Это водка? — осторожно спросила девушка, принюхиваясь.       — Помилуйте, юная леди, — прохрипел он. — Разве я позволил бы себе налить даме водки? Это чистый спирт!       И Сирша пьет его жадными глотками, потом сгибаясь в приступе кашля со слезами на глазах. Внутри разгорается пожар и, кажется, растворяет ее желудок до состояния воды. Становится невероятно жарко, она даже вытирает выступивший пот рукавом, но от стресса совершенно не пьянеет — разгибается обратно, отдает флягу и продолжает шагать уже в более бодром расположении духа.       Лагерь встречает их шумом голосов — стоят разведчики у входа, что-то жарко обсуждая; испуганно жмутся к костру по-граждански одетые и побитые взрывом жители; высоко поднимая ноги, шагают солдаты, продутыми глотками крича друг другу приказы. Из некоторых палаток видны ноги. Сирша оборачивается и, заметив длинный черный хвост, чуть ли не плачет от счастья.       Радость — это чувство, которое может накрывать с головой, и в нем ты захлебываешься с особенной жадностью. Девушка, растирая красные от слез глаза, падает на колени и слабым голосом зовет собаку. Белка! Белка…       Резко вздрагивает хвост, шебуршат в траве длинные ноги, и из палатки показывается узкая морда, которая с невероятным счастьем кидается в сторону хозяйки. Со всего размаху в Сиршу врезается собака, и девушка смеется. Ее лица касается влажный язык, и извивается радостно животное, ощущая осторожные прикосновения пропавшей хозяйки. Они затихают на мгновение в объятиях под осторожным взором Соласа, только чтобы потом снова начать целовать друг друга.       Неодобрительно вздыхает Кассандра.       — Как закончишь — приходи в главную палатку!       Она придет. Конечно же придет. После того, как самое нежное существо на свете подарит ей свои объятия до конца. Элементарное счастье расслабляет все ее тело.