Эскель

      — Значит, это — всё?       — Именно.       — Для вранья нужны двое. Один врет, другой слушает. Я даю тебе еще один шанс, ведь врешь здесь явно ты.       Она доминирует, сгорбившись, сидит на стуле, закинув щиколотку ноги на колено. Смотрит, теряется в хаотичной россыпи его веснушек. Глупец, притащился к самым воротам и сдался — вот так вот просто, в руки девчонки, которая едва ли ощупала свои силы и власть. У нее мягкое бронзовое лицо и крупные глаза — их цвет Рихтер, позорно стоя на коленях, различить не может. Черные, кажется — даже белки темнеют в её суровом взгляде. Она может приказать отрубить ему голову или выстрелить сама, — но ничего не делает, откидываясь в инквизиторском кресле. Ладно, может быть он был и неправ — Инквизитор явно в голове имела крепкие шестеренки, усердно вращающиеся всё время. Она медленно поднимает свою ладонь, в слабом свету рассматривая тонкие ногти. Подносит их к губам, разводит их, оголяя зубы и прикусывает соленые концы. Тянет.       Рихтер не учел одного — она умела не верить. Умела перехватывать нож, занесенный над спиной. Много чему научилась — с их последней встречи прошло немного времени. Два месяца. Снега у подножья Скайхолда медленно начинали сходить, вечно орошаемыми слезами дождя. Юноша наклоняет голову в сторону, рассматривая шрамы на её лице. Она красива. Когда задумчиво кусает ногти — особенно. Губы у нее влажные, у уголков потрескавшиеся, а зубы, кажется, острые и с легкостью вспорят ему глотку.       Он усмехается. Но, кажется, теряет весь свой пыл. Он пришел за сестрой — и уйдет вместе с ней, Сирша это знала. А её силах было лишь немного потянуть время и расставить в голове шахматные фигурки. Она просит привести девочку. Рихтер хмурится — она не может разглядеть его эмоции под рябыми пятнами, но кажется, он что-то придумал. Стража грохочет оружием и через мгновение приводит девчонку — она брыкается, как договорились. Плачет. Искренне, кажется — Сирша швыряет лихорадочный взгляд на Кассандру. Она кивает. Все идет так, как надо. Жаль только, что не вовремя.       — Ты пришел за сестрой. Я её тебе отдам. Взамен за информацию.       Их отсюда не выпустят — они оба это знают. Но Сирша говорит это легко и непринужденно — врать умеет, рассматривая отполированные ноготки.       — А если я дам тебе не верную информацию?       — В таком случае ты тоже уйдешь. Но с мертвой сестрой.       Рихтер хмурится. Смотрит на балкон — девушка перехватывает его взгляд и отрицательно качает головой. Только попробуй. Джирана извивается в руках стражника и пытается тяпнуть его за руку — Сирша приказывает увести девчонку обратно. Одним лишь движением руки — её жесты просты и понятны. Вытягивает оголенные ноги, поправляет кожу сапог. Ждет. Рихтер кусает губы. Она усмехается.       — Не стоит горевать. Люди постоянно умирают. Как знать, может и ты проснешься завтра мертвым, — вяло и уныло чешет мизинцем раковину уха.       Чего только стоило для нее сохранять хладнокровное лицо — в десяти метрах Жозефина незаметно кивает, поощеряя её невозмутимость — как учила, как объясняла. Сирша делает все верно. Отвлейкайся на ерунду — ей говорили. Собеседник уверен в том, что она не заинтересована. Сирша усмехается. Всех зевак из главного зала выгнали под зад, заперли двери и окна — кроме одного, главного, балкона. За плотными, бархатными шторами, не шелохнувшись, стояли солдаты с сетками. Если он обратится, Сирше стоит только крикнуть — сети взлетят вверх, тяжестью стягивая вороновы крылья. Он знал, что попал в перепалку по собственному желанию, — а желаний у него было много, целое множество.       Он устал.       — Семьдесят два халеда всего. Триста пятьдесят шесть беременных женщин, запертых в подвалах. Два анимага. Тысяча сто двенадцать гражданских трупов. Нахождение убежища, где руковожу — девяносто северной широты, сорок пять восточной долготы. Таких ещё — черт знает сколько.       — Где находится зуб? — бросает, перебивая его. Жозефина быстро записывает сказанное и отдает бумаги Леллиане. Та уходит.       Что не так с тобой, чертов долийский мальчишка?       — Не имею понятия.       — Кто над тобой?       — Человек, который зовет себя Кизи.       — Это он собирает армию?       — Да.       — А проводит ритуал?       — Не он. Никто не знает, кто.       — Зачем ты говоришь мне это все?       — У меня свои причины.       — Не боишься, что на твоем лбу вырежут крест и кинут во двор Скайхолда?       — Уже не боюсь.       — Ты предатель?       — Слишком критично сказано.       Перебрасываются словами, словно шариком для пинг-понга. Никакой тишины — они словно заранее действуют по продуманному сценарию, хладнокровно и точно бросая слова. Сирша шкрябает ногами кожаную обивку кресла, оставляя светлые полосы. Сложно! В каждом шкафу — по скелету, она устала от этого. У каждого из них — шкафы с секретами, как и у нее самой. Только проблема в том, что мотивы Рихтера размазаны, неясны, полупрозрачны.       Мерзкий мальчишка!       — Когда ты думаешь, то особенно сексуальна, — он усмехается, выпрямляя спину и садясь на собственные пятки.       Он не боится. Наверное, стоило бы — только пока что методов нету. Он пришел к ней домой и чувствует себя хозяином. Что-то здесь не чисто. Сирша метает взгляд на Жозефину, которая кивает — понимает её смятение. Что в голове у этого дурного пацана? Кажется, Кассандра вот-вот не сдержится и начнет стрелять ему по ногам, выбивая информацию. Сирша делает глубокий вздох.       — Зачем ты пришел?       — Ну я же сказал. Я не буду болтать все сразу.       — Именно это ты и делаешь. Ты выдал нам кучу информации и пришел добровольно. Тебя прислали? Кто и зачем? Сам пришел? Какой мотив?       Он вздыхает — наигранно и пафосно. Девушка напряженно наклоняется вперед, стараясь разглядеть эмоции на его лице, хоть немного живые и настоящие. Но не выходит — он умнее, быстрее и проворнее. Она пытается вскрыть его черепушку и найти ответы на свои вопросы.       — Всё-то тебе знать надо. Никакой интриги.       — Приведите девчонку. Я считаю до трех.       Рихтер усмехается. Он не верил, что она посмеет перерезать его сестре глотку — она нужна была ей ровно столько же, сколько и ему — хоть и по разным причинам. С помощью Джираны она могла гнуть его в любую сторону, но не совсем понимала, что он ловит её игру и знает любое слово, сотканное их фальши.       Убьешь одного — Эскель найдет другого. И все это будет повторяться снова. И снова. Раз за разом. Вместо ворона он найдет орла, вместо лисы — волка. Война будет бесконечной. Смерти невиновных им не нужны. Девушка стучит ногтями по подлокотнику. Устала от этой политики безумства и игр насмерть.       — Один.       Солдат подводит девчонку к Сирше боком, полуразвернув её к брату. У горла — нож. То, что он плохозаточенный, видит только девушка, равнодушно шкрябая обивку. Рихтер молчит. Он начинает воспринимать её всерьез и уверенность в том, что, возможно, она блефует, неспеша расстворяется.       — Два.       Нож касается тонкой шейки.       Твой брат на стороне зла, Джири. Это она ей сказала, перед тем, чтобы попытаться все объяснить. Её поражал уровень интеллекта девочки и способность к рациональным решениям, её острый ум. Сирша ждет реакции от Рихтера и, стоит ей открыть рот, чтобвы равнодушно вынести приговор, юноша сдается.       Он сдается! С его рук словно бы падают невидимые оковы, усыпая звоном цепей пол. Его рот кривой от отчаяния, а глаза — злые.       — Мне нужна помощь и защита.       — Неужели тебя плохо вознаграждали халеды за твою работу? Или ты образумился? Не верю. Особенно в последнее. Тебе угрожают? Уведите девочку, пожалуйста, — она следит за тем, как солдат уходит, в проходе беря Джири уже на ладошку, а не за шею — Рихтер этого не видит. Игра прошла идеально — он поверил. Молодой юнец. Любит сестру. Так же, как и она своих братьев. Поэтому все пошло по плану. Они были похожи.       Она просит поднять Рихтера с коленей — его одеяние усеяно черными, блестящими перьями.       — Если ты пришел добровольно и нуждаешься в нашей помощи, то ты должен четко осознавать, что халеды придут за твоей головой.       — Они придут за моей головой по другой причине. Поэтому я здесь. Прошу помощи, как кусок грязи. Взамен — информация. И опыт. Я научу тебя всему, что знаю сам, Сирша. Верь мне.       Неодобрительно фыркает Кассандра. Инквизиция не имела права опозориться. Инквизиция защищает. Они имели полное право вздернуть пацана прямо здесь и сейчас, но знания в его голове были дороже золота и, зная, что халеды теперь тоже жаждят его головы, ему нужна круглосутоная охрана.       А что, если он подставной? Что, если он специально подослан, чтобы вытянуть все их слабые места и слить их халедам? Сирша хмурится. Она не была уверена. Уже — ни в чем. Но она — Инквизитор. И она выносит приговор.       Не казнит. Нужна информация.       Не выгонит по той же причине.       Давать ему свободу действий — глупость. Сирша бы так хотела, чтобы к ней кто-то подошел и прошептал на ухо верное решение. Медленно поднимается со своего места, вальяжно спускаясь вниз, проходя мимо Рихтера, совершенно не поворачивая головы.       — Я хочу собрать совет. Решение будет.       Она, держа спину, выходит из главного зала, открывая дверь и, не останавливаясь, шагает в сторону ставки командования — ладонями проводит по массивным дверям и присаживается за стол, ожидая, пока подтянутся остальные. Жозефина садится рядом, Каллен напротив. Леллиана стоит, оперевшись бедром о стол и хмурится, пряча глаза в тени капюшона.       — Предложения?       Настоящий руководитель прислушивается ко всем мнениям, но решает так, как считает нужным. Она вычитала эту фразу из книги, но от чего-то считала её сейчас глупой и бесполезной — как пылящийся кувшин на полке.       — Он врет, — последняя заходит Кассандра, — выбей из него информацию. Силой, словами. Потом — казнь. И все.       — Бесполезно. Эскель найдет нового анимага, ему до Рихтера все равно.       — В таком случае смерть будет глупой.       — Но эффективной, — Каллен хлопает рукой по столу, — Нам мало предателей в замке? Шпионов и лгунов?       — Я хочу, чтобы он остался с нами. Под охраной, разумеется, — девушка ощущает на себе недовольные взгляды, но продолжает говорить, — Я ценю каждый ваш совет. И он важен для меня. Но убивать его — варварство. Мне не кажется, что он подставной. Он от чего-то бежит и пришел к нам, потому что знал — его сестра здесь. Жива. Здорова. На её щеках румянец, а тело плотное от тщательного питания и ухода. Он пришел к нам, потому что, кажется, выбора у него и не было. Он что-то сделал. Его за это хотят убить свои же. И он идет к противоположной стороне в поисках защиты, потому что знает, что Инквизиция не может опозориться перед всеми, отказав в защите. Он хитрый и проворный.       Каллен недоволен — она видит острые морщины в уголках его рта, когда смотрит. Кассандра трет глаза — не одобряет подобное решение. Считает её глупой и наивной, доверчивой, и, может быть, она чертовски права. Жозефина незаметно кивает. Леллиана поддерживает легким касаем руки плеча.       Наверное, она, может быть... права? В своем глупом решении, которое, может быть, и не глупое вовсе? Она обдумывала его тщательно — как и слова, которые произнесла перед Рихтером, чеканя условия и предложение компромисса. Юноша кивает. Улыбается.       Ему запрещают видеться с сестрой, дают комнату без окон, а водят всё время с солдатами и связанными за спиной руками. Юноша наслаждается терпким и холодным воздухом помещения, в которое его засунули и большую часть дня сидит в позе лотоса на полу, ища гармонию.       Сирше страшно. Изнутри холодно, а снаружи жарко, пот пробивает. Она идет быстро, рвано перебирает ногами и выбегает на улицу, глотая жадно свежий воздух. Вверх по лестнице идет Солас, держа в руках какие-то склянки. Они пересекаются глазами.       — Хорошее решение, Инквизитор.       Хотя бы потому что ты не застрелила пацана, как ту бабку. Она бы, конечно, ничего больше и не сказала — её миссией было только вырезать главного Инквизитора. Но можно было бы еще многое узнать — Солас уверен. Сирша игнорирует его, игнорирует его слова, садясь на камни и опуская ноги. Трет глаза. Эльф уходит, считая ступеньк и — сдерживается, чтобы не обернуться.       Погода на небе становится лучше.       А на душе — гаже.