Эскель

      Приходит в себя Сирша только после того, как её лицо окатывает волна грязной крови. Не то, чтобы убийства стали ей привычны, но внутри с треском что-то накренилось, не выдерживая веса размышлений, и в одно мгновение все это стало привычным. С лязгом Кассандра убирает меч. Сирша падает на колени.       Стены раскачиваются с каждым движением всё сильнее, угрожая обрушиться и похоронить ее под шестью слоями страха и отчаяния. Желудок, к её удивлению, не беспокоит, а боль придавлена адреналином.       Бархатная кожа обтягивает титановый каркас — она не человек. Таких, как она, людьми не называют.       Мерзкая пигалица, от одного вида которой хочется блевать.       Запускает ладонь в слипшиеся черные сосульки волос и ищет, чем бы вытереть лицо — вокруг глухая тишина. Со свистом над головой пролетают вороны-падальщики, готовые к мертвому обеду. Ей противно от ощущения стягивающей корки чужой крови на собственном лице — она пытается оттереть глаза и рот рукавами, но это уже не помогает. Ткань пропиталась багрянцем настолько, что намертво прилипла к рукам. Сирша дышит ртом, пропитавшись насквозь запахом смерти. Рядом — разорванное тело и она четко видит сетку ребер, стянутую розовым мясом. Халедов было немного — по крайней мере, достаточно мало, чтобы выжить против них. Шестнадцать человек — она пересчитала каждый труп, обходя лагерь, который они разбили в миле от фермы.       Они искали способы пропитания, источники воды и еды — девушка обнаружила в их сумках сырое мясо горных оленей. Значило это одно — за последнее время Инквизиция знатно подпортила им жизнь, раз халеды вынуждены бегать в поисках припитания по южным точкам. Девушка поднимается с помощью протянутой руки Варрика.       — Помыться бы тебе, принцесса, — усмехается гном, наблюдая за тем, как Сирша пытается вытереть лицо, — Да ты только хуже делаешь, убери руки.       — Нужно возвращаться обратно в Скайхолд, — вмешивается Кассандра, протягивая в липкие девушки приказ, — Леллиана написала, что халеды поймали еще нескольких анимагов.       — Может, она ошиблась? — Сирша осторожно возвращает письмо обратно, — Не могли они за такое коротко время найти столько людей.       — Да, но скоро полная луна и я не думаю, что они собираются ждать следующей.       Седлают лошадей. Садятся верхом. Сирша продолжает выглядывать хоть какую-нибудь речушку — маска крови колом встала на лице, руках и шее. Она видит среди прочих воронов неповоротливое тело с потрепанным хохолком — Рихтер мягко приземляется ей на плечо, поколупывая клювом перья. Значит, он доставил письмо и вернулся.       — Что конкретно будет ну... в этом ритуале?       — Анимагов подсоединят к определенной системе "выкачки" и постепенно вся их кровь перейдет в тело, которое Эскель заберет себе. Будет проповедовать свою веру, убивать, насиловать.       — В общем — захватывать мир? — Сирша перебивает Кассандру.       Остаток пути — тягучая тишина, стук копыт и шорох травы. В середине пути Сирша все-таки находит небольшую речушку и почти спрыгивает с лошади, опуская в холодную гладь лицо. Куски засохшей крови послушно маской сползают с её лица, уносимые течением. Девушка наспех вытирает лицо куском более-менее чистого плаща и садится обратно верхом. Скайхолд встречает их невероятным объемом дел и Сирша этому рада — легкий способ забыться. Коридоры впервые для нее пахнут по-родному. Девушка наспех кидает одежду в прачку, принимает ванную, накидывает на себя первое попавшееся и, сломя голову, кидается в поисках Леллианы.       — Отчет готов, положи его в папку.       — Спасибо, — женщина присаживается за стол, — Мне доложили, что осталось четыре дня до полной луны.       Неприятный холодок за спиной. Сирша садится за стул, раскинув ноги, и старается внемлить каждому слову. У нее на плечах непривычная тяжесть, но спину она не сгибает теперь ни в отчаянии, ни в страхе. Она полна тайн и загадок, которые, кажется, вот-вот сорвутся с хлесткого языка. Леллиана протягивает бумаги с предположительными пути завала, где сделали алтарь и девушка уходит, прижимая к себе листы и слушает хаотичный топот своих ног.       — Инквизитор?       Рассудителен и сдержан. Сирша фыркает недовольно, и оборачивается.       В бою он был беспощаден.       — Я занята, отступник.       И уходит, как может уйти только она — оставляя после себя привкус горечи. Проходит в свою комнату, кидает бумаги на столик и плюхается на большую кровать, раскинув руки, словно пытаясь объять холодное небо за шпилями башен. Она устала. Пустая, словно банка на кухне.       Шорох штор. На балкон залетает ворон, становясь ногами на мягкий ковер. Сирша закрывает глаза — у её икр прогибается кровать, а Рихтер садится, усталый и побитый.       — Четыре дня.       — Я знаю, — он звучит словно из другого измерения, будто бы сквозь стену вакуума, — Я пойду с тобой.       Сирша будет корить себя годами за то, что кивнула тогда и позволила ему пойти за своей спиной, ощущая мнимую защиту — она будет жалеть о принятых решениях и ругать себя, ненавидеть, но в итоге — просто признает то, что прошлое не вернуть назад. Сирша еще долго будет во рту нести вкус потерей и горечи страданий, но смирится с ним. Язык тянет, когда она садится, оказываясь совсем близко к острому профилю мальчишки. Валласлин сеткой чернит его лицо и она готова прямо сейчас отправиться на поиски заклинания, чтобы снять этот рисунок. Увидеть его лицо — взглянуть в конопатые щеки и рассказать еще историю из конюшни. Рихтер улыбается и кладет ладонь ей на плечи, приобнимая — так привычно по-дружески, что ей становится противно-липко внутри.       Ночь проходит за разговорами про то, какие женщины в долийских кланах.       Сирша считает их скандальными и распущенными, а Рихтер — соблазнительными и сладкими и, кажется, им обоим смешно от контрастности их мнений. Они пьют воду и заедают холодный лик луны не менее холодными вишнями из сада. Девушка наворовала их — и он заливисто смеется. К полуночи приходит Дориан и на лбу Сирши оставляет легкий поцелуй.       Как жаль, что тогда он был последний.       Три дня для нее — изнуряющие тренировки, холодные напитки и остывшая еда, а слова Каллена — насмешливо-колючие. Три дня для нее душ — лишь минутное увлечение, а диалоги — пустая трата времени. Три дня для нее одежда — горячая и мокрая, а волосы — длинные и колючие.       Три дня.       Семьдесят два часа. Леллиана бегает по двору с бумагами, а Кассандра с легкостью стреляет по мишеням.       Сорок восемь часов. Сирша готовит оружие и слушает наставления Каллена, на разгибая спину разбирает мечи и огнестрел.       Двадцать четыре часа.       Она не чувствует собственных мышц, убежденная лишь в том, что боль — иллюзия. Она надевает плотную форму из тонкой кожи медведя. Затягивает железным ремнем пояс, стягивает руки перчатками. Спина ровная и холодная, кожа хранит воспоминания ударов. И Сирша — такая же холодная и лицо у нее без эмоций, и губы не дрожат, как раньше, когда она надевает на глаз повязку. Расческой убирает волосы назад, прилизывает, чтобы избавиться от мерзкого ощущения волосков на шее.       Из зеркала на неё смотрит человек, которые по пояс увяз в себе. Из зеркала на неё смотрит кто-то чужой — незнакомый. Она не знает этих острых, словно лезвия, скул и этих готовых к бою глаз. Испугавшись, девушка завешивает зеркало пледом и выходит из комнаты.       Сегодня. Такое слово. Непонятное. Незнакомое. На вкус соленое.       Сирша садится верхом, ощущая тяжесть взглядов. На плечо ей присаживается ворон, легко цепляясь когтями за одежду. На шее выступает пот. Хочется содрать собственную кожу.       Шпионы Леллианы регулярно доставляли информацию, однако Сирша, в отличие от самой женщины, боялась им доверять — она вообще доверять никому не хотела, познавшая лишь долю опыта. Но женщина была непреклонна, а когда девушка ей высказала свою точку зрения, то и вовсе разозлилась, назвав её слишком недоверчивой и глупой. Что же, может быть и так. Может быть, она действительно глупая. Но ей казалось дикостью доверять бумагам — даже если они из рук людей, которые работали на Леллиану десяток лет.       Сирша поворачивается в седле, рассматривая высокие шпили Скайхолда за густым лесом. Равнодушно крепость провожала её и от чего-то было четкое ощущение, что больше она сюда не вернется — не увидит больше дверей и каменных стен, впитавших в себя её быт. Она ошиблась.       Она придёт сюда еще раз — только как враг под собственным знаменем Железнобокой.       — Долго еще?       Три часа пути на лошадях — у Сирши с непривычки начинает болеть поясница. Всё это похоже на зубную боль. Никак не избавиться. Шелестят ветки молодых сосен, цепляя её плечи, словно блудливые сплетницы. Кассандра держит спину ровно, ведя коня перед девушкой. Где-то за спиной — Варрик, Рихтер, Дориан и Солас. У них было время до полуночи — до полуночи перерезать всех халедов, найти зуб и вручить его Леллиане, чтобы та спрятала его даже от самой себя. Или разрушила — не без помощи Соласа.       Они пытались избавить мир от хаоса, не понимая, что только приближают его. Сирша не дрожит — ни от холодного лесного ветра, ни от страха — давно дрожать перестала. Лошадей они оставляют под одним сваленным молнией деревом и дальше идут пешком, иногда опуская голову на карты. Сирша поглядывает на мальчика-ворона, задумчиво поднимающегося вверх по склону и резко припадающего к земле.       — Вниз! — его шепот прибивает каждого к земле и Сирша падает в траву, ощущая дыхание Дориана рядом, — Там кто-то есть.       Ей стоило бы вынести из этой ситуации что-нибудь полезное. Осмыслить что-то. Понять. Что-то сделать, что-то сказать, но не лежать — Сирша никогда не умела делать то, что следовало бы и за это платила раз за разом. Она иногда сидит и думает, что могла бы изменить всё. Но не стала бы — всё это осталось позади. Она приняла жгучий опыт ошибок и старалась их не повторять.       Раз за разом. Как танец. Снова и снова... Кислорода не хватает.       — Нас ждали! — хрипит Дориан. Сирша старается не дышать. Её будто окатывают холодной водой, приводят в чувства — её лицо искажается яростно животной гримасой, — Твою мать!       Она легко выглядывает, замечая, что пещера под завалами действительно есть — внутри лижут темноту огоньки пламени. Только у входа люди с оружием и еще с десяток теребит траву и ветки леса в поисках надоедливой Инквизиции. Это было очевидно. Они просто стараются, чтобы всё прошло гладко — шпионы Леллианы не могли себя выдать! Или продасться за кусок жалкой жизни. Сирша хмурится. Если кто-то действительно сказал, что они придут — это был кто-то очень близкий. Девушка хмурится. От чего-то в голове всплывают образы двух мужчин, разыскивающих зуб и явно не имеющих отношения к халедам. Какие у них были голоса?       Она душит крик, когда в десяти метрах раздается автоматная очередь.       — Никого нет, Кизи. У тебя паранойя.       Кизи? О нем говорил Рихтер. Сирша поворачивает голову бесшумно, в темноте цепляя взглядом тощего юношу — он утвердительно кивает. Значит... что? Ритуал действительно будет? И они просто оглядывают территорию? Но зачем, если никто не знал, когда ритуал будет проведен?       Сирша не помнит, когда они перестали лежать за кочками. Ей не было страшно.       Холодно. Уверено. Беспощадно.       Она вспоминает лицо Франца.       И он олицетворяет всю её жизнь, что стала до.       Она не помнит, когда её схватили за плечо, но она чётко помнит, как шестом ударила мужчину в серых одеяниях и с каким криком он отскочил! Дряблая рука с грязными ногтями потянулась к оружию за спиной, схватило за лямку и взвело курок.       — Инквизиция! — ревет окаянный в отчаянии и пускает в небо автоматную очередь в тот момент, когда узкий клинок Кассандры вонзается ему в сердце. Палец всё еще держит курок и оружие грохочет — по груди расползается черное пятно.       Сирша чувствует запах крови.       Он её заводит.       Она вспоминает все уроки с Калленом и от чего-то они кажутся детской забавой. Она пытается представить его заросшее щетиной лицо вместо яростных лиц противников, но не получается — заточенный конец её посоха пробивает кому-то грудь. Выстрел — она замечает дымок, вверх поднимающийся от револьвера Кассандры и ловит на себе её взгляд.       Полный восторга и уважения.       Последний взгляд.       Они дерутся до корки крови, застывшей на коже. Сирша, оставляя позади напарников, кидается в храм, зная свою миссию — ей нужно найти то самое. Камни жмут ей плечи, не пропускают — один за одним падают тела противников, поверженные острым шестом. Один за одним она делает резкие шаги навстречу неизбежному.       Это действительно алтарь. Верь она в богов, определенно молилась бы здесь — журчит изумрудная вода, лаская нежные камни. В самом центре — бассейн. Не мешкая не секунды, выдрессированная до скрежета в зубах, она кидается к бортику и видит небольшой камешек в самом центре.       Это он! Настоящий акулий зуб!       — Сирша.       Оборачивается, вскакивает на ноги и привычно выставляет перед собой оружие, готовая защищаться до последнего. Сердце грохочет внутри и ладони предательски дрожат. Она вспоминает холодный осенний день, когда столкнулась с агрессивными долийскими мальчишками. Они знатно подрались и домой она пришла, стыдливо пряча фингал под глазом. Кизи похож на долийского мальчишку — взглядом, в котором непомерное самомнение. Его уши плоские и маленькие. Не видно из под седых волос. Его руки сжаты в замок за спиной, спина выгнута — глаза смотрят прямо за стиснутые в ярости девчачьи челюсти. Сирша делает шаг назад.       — Чего тебе? — фыркает, стараясь укромкой глянуть на небольшой зуб под водой.       — Ты можешь его забрать, если так хочешь. Только будь осторожнее, кто знает, что в себе хранит этот маленький зуб?       Его голос скрипит. Продутая возрастом глотка. Сирша чувствует себя до коликов в животе глупо.       — Вы пришли как раз во время.       — Что?       Её голос садится. Кази подходит, но она не может заставить себя сделать и шага назад.       — Эльф сказал нам, когда вы придёте.       Рихтер? Нет-нет-нет, он не мог! Он же...       ...кто, Сирша? Предатель?       — Нам не хватает лишь одного анимага. Окажешь честь?       Её? Нет! Сирша решительно делает шаг назад. Этот шаг — проступок трусости, над которым она будет думать следующими годами. Один маленький шаг, немного страха и тщеславия — она стала никем перед самой собой. Кизи пожимает плечами, соглашаясь с её отказом. Сирша хочет бежать!       Она опускает руку в холодный бассейн, ногтями выковыривая зуб, и кидается на утек. Перед тем, как рухнуть на землю, она видит насмешливый взгляд Кизи. Следом — темнота. Удар прямо по затылку, но ладонь зуба не разжимает.       — Эй...       Голос слабый. Превозмогая пульсирующую волнами боль, Сирша открывает глаза. Тошнит. Она слышит звон.       Темнота.       Когда она открывает глаза снова, то плачет от света. Её жутко тошнит — неудавшийся завтрак пародоксально встает поперек глотки, стягивает все под языком и выплескивается красочно на землю.       —Сирша?       Её волосы придерживает грубая рука. Варрик. Лицо искажено печалью.       — Где...       — В лагере. Разбили неподалеку. Нашли тебя в завалах. Где ты была?       В его голосе — обвинение. Сирше так кажется. Или хочет казаться. Она с усилиями поднимает голову, замечая, что среди прочих лишь Солас. Голова.       — Где остальные?       В ответ — тишина. Сирша чувствует, как кипит в её венах кровь и как в страхе сжимается сердце. Дрожащей ладонью она хватает кружку с водой.       — Где они, Варрик?       Он смотрит. И взгляда этого достаточно.       — Я прикрывал тылы, Сирша, их было слишком много. Дориан дрался до последнего...       — Как же...       Душит.       — ...но его бездыханное тело я нашел под завалами. Рихтер кинулся на Кизи, но его схватили, как и остальных. У них не было нужных анимагов, только шестеро, но сейчас их было достаточно из-за нашей глупости. Его вывели на улицу...       — Нет...       — ...поставили на колени...       — Господи, нет!       — ...и выстрелили в затылок.        — Нет...       — Кассандра со связанными руками в ярости кинулась на них...       — Нет...       — ... и её застрелили тоже. Халеды собрали их тела и положили на алтарь, забрав то, зачем они пришли.       — Нет, нет, нет... — шептала она в отчаянии, в мир позабыв все остальные слова.       Осень. Она стоит в завалах, дышит сожженным мясом и чувствует на себе цепкий взгляд мальчика-ворона, еще не готового ко всем переживаниям. Но сильного — они смотрят друг на друга в ожидании действий и он валит её на щебенку, разбивая плечи и локти.       Человек в зеленом плаще приставляет дуло старого револьвера к голове смиренно склонившегося Рихтера. Звук выстрела разносится далеко. Рихтер падает на землю, и его измученная душа отлетает прочь, словно шарик от пинг понга. Кассандра кричит и её короткие черные волосы дрожат от бега. Пуля вонзается в её грудь с хрустом и женщина, раскрыв рот, поражённая, падает на колени. Падает, словно срубленное дерево...       Смерть, смерть, смерть вокруг неё.       А она по прежнему жива и здорова.       — Мы проиграли.