Way To A Dream

– Может, все-таки выпьешь? – осмотревшись по сторонам и убедившись, что они по-прежнему не привлекают внимания ни одного из немногочисленных поздних посетителей кафе и что их заказ все еще готовится, кажется, уже в пятый или в шестой раз за последние десять минут спросил Донхэ. Вовсе не потому, что ему было немного неловко пить в одиночестве, в конце концов он практиковал такое не раз и не два, а потому, что он все еще надеялся, что рюмка-другая соджу помогут сидящему напротив него парню наконец-то расслабиться и превратить их беседу, напоминающую то ли допрос, то ли пытки с пристрастием, в нормальный человеческий разговор, однако сидящий напротив Хёкджэ и в этот раз не порадовал его своим согласием: – Нет, спасибо, – отрицательно покачал головой парень и, понимая, что отказываться от такого настойчивого приглашения не слишком вежливо и что Донхэ медленно, но верно начинает злиться, наконец-то поспешил объяснить : – Я не пью. – Совсем? – удивленно вскинул брови Донхэ, цепляясь за эту ниточку, как утопающий за спасательный круг, в отчаянной надежде, что у них все же получится нормально поговорить хоть о чем-то. И пусть соджу и подростковый алкоголизм были далеко не самой приятной темой, но… Почему бы и нет? Тем более если у них больше вообще нет ничего общего. Кроме Ынхёка, конечно. Но лучше уж алкоголизм, чем он! – Совсем. У меня полная непереносимость алкоголя, одна капля – и… – виновато улыбнулся Хёкджэ, стараясь не вспоминать тот единственный раз, когда одноклассники решили подпоить его и чем все это закончилось, хотя… чем-чем, реанимацией, разумеется, и воспоминания об этом были не самыми приятными в его жизни, зато стали отличным поводом вести себя очень и очень осторожно. – Это как у Ынхёка с таблетками, да? – не успев даже подумать, ляпнул Донхэ и тут же мысленно выругался. Да уж, как ни крути, а все разговоры все равно сводятся к нему. Центру их вселенной, вокруг которого вращаются все и вся. – Почти, – чуть приподняв уголки губ, кивнул Хёкджэ, и зачем-то добавил: – На самом деле с лекарствами у меня тоже проблемы, практически со всеми. И даже сильнее, чем у Хёка. Зато я отлично разбираюсь в народных средствах лечения практически всех болезней, – хмыкнул он, не совсем понимая, что он сейчас несет и зачем делает это. Просто внезапно внутри него образовалась огромная куча слов, которые вдруг резко и одновременно захотели вырваться наружу, и у Хёкджэ не было никаких сил, чтобы противостоять этой напасти. – А еще в цветах, да? – с улыбкой спросил Донхэ, думая, что это, пожалуй, первый раз , когда он видит улыбку Хёкджэ. Такую настоящую и теплую и такую совсем не похожую на улыбку Ынхёка. – Совсем немного, но это вряд ли то, чем стоит гордиться, – мгновенно помрачнел Хёкджэ, сразу вспомнив подтрунивания Ынхёка и всех своих бывших одноклассников по поводу выбранной им профессии. И если шуточки Ынхёка всегда были скорее добродушными, то все бывшие друзья и знакомые Хёкджэ по школе, да и их родители тоже, искренне не понимали, как можно променять хороший университет и карьеру в большом городе на цветочный киоск в их захолустье. И, вообще говоря, Хёкджэ и его страсть к цветам поддерживали лишь два человека – мама, всегда считавшая, что у него настоящий талант, и Сыльги, которая была бы на его стороне, даже если бы он вдруг решил пойти работать уборщиком или санитаром в больницу, поэтому… он не слишком любил говорить о своей работе и своем маленьком бизнесе с посторонними. Да и вообще, откровенно говоря, не любил говорить с чужими людьми. Но… попадал ли Донхэ под категорию «чужих» после всего того, что уже было между ними? Или нет? Ведь он не знал даже и половины того, что было не между ним и Ынхёком, а между ним и Хёкджэ. – Почему? Мне кажется, что у тебя очень интересная и необычная работа. И, наверное, неплохой вкус, – так и не прекращая улыбаться, хмыкнул Донхэ, думая, что в его обширном кругу общения точно не было мальчиков-цветочников, или как там называют этих возящихся с букетами людей? – Что? – вскинул брови Хёкджэ, ожидавший совсем другой реакции, но Донхэ опять удивил его. Впрочем, Хёкджэ всегда прекрасно знал, еще с первой их встречи, что Донхэ – совершенно особенный человек, и сейчас все больше и больше убеждался в этом. И в том, что в этом человеке, кажется, нет ни единого недостатка, который мог бы оттолкнуть. И… разве такое вообще бывает: чтобы в каком-то конкретном человеке тебе могло нравиться все? От и до? Даже то, что во всех остальных людях раздражает до невозможности? Нет, это точно какое-то наваждение! И даже спустя столько лет Хёкджэ не имел ни малейшего представления, как с ним бороться. И с этими утренними объятиями Донхэ и его горячим дыханием на своей шее, которые все еще полыхали на его коже, грозя превратиться в смертельный испепеляющий пожар. Вот только сидящий напротив парень, слава богу, даже не подозревал об этом. Иначе… Хёкджэ точно не хватило бы никаких слов, оправданий и извинений, чтобы объяснить произошедшее и хоть как-то загладить свою вину. – Я говорю, что тебя утром наверняка не одевают пять стилистов и тебя никто никогда не называл фэшн-террористом, – хохотнул лидер SFS, вспоминая, сколько раз Марка был готов схватить удар, увидев его модные изыски . Ровно до тех самых пор, пока Донхэ в начале каждой недели помимо расписания не стало приходить четкое описание его внешнего вида на каждый день, и жить им всем стало куда спокойнее и проще. – На самом деле меня называли и похлеще, – не сдержавшись, рассмеялся Хёкджэ, но, внезапно вспомнив, кто он сейчас, где он и с кем, почти сразу же замолк, испуганно оглядевшись по сторонам, однако, слава богу, в этом кафе было слишком мало людей в столь поздний час, да и столик, за который их усадила приветливая тетушка-хозяйка, явно знающая и горячо любящая Донхэ (а кто его не знал и не любил?! ), был надежно скрыт от постороннего внимания и чужих глаз словно нарочно окружающими именно его роскошными декоративными лимонными и мандариновыми деревьями в огромных кадках. Но оно было и к лучшему. Не хватало еще и здесь встретиться с кем-то ненужным и вляпаться в очередную порцию неприятностей, которых на сегодня и так было достаточно. – Да ладно? – в голосе Донхэ звучал столь неприкрытый скептицизм, что Хёкджэ просто не мог сдержаться и возмущенно фыркнул: – Конечно. Цветы и одежда – это… это совершенно разное. Я умею составлять гармоничные композиции из цветов, но вот как понять, что этот чертов свитер не устарел, что он идет мне и сочетается вот с этими джинсами, а вот с этими штанами – ни в коем случае нет… Это просто выше моих сил! – вспомнив все подколы Сыльги по этому поводу, искренне возмутился Хёкджэ, заставляя Донхэ прыснуть со смеху: – Может, это какая-то болезнь? – посмеиваясь спросил он, с удовольствием разглядывая Хёкджэ, который наконец-то хотя бы на чуть-чуть избавился от этих своих жутко раздражающих зажатости и скованности, и… Донхэ определенно нравилось то, что он видел и слышал сейчас. – Стилистический кретинизм, ага, – недовольно хмыкнул Хёкджэ, снова вспомнив Сыльги и внезапно подумав, что он слишком соскучился по ней, ведь они еще никогда не расставались на такой долгий срок, а телефонные разговоры и тысячи отправленных сообщений все равно не то. К тому же в последнее время Хёкджэ не покидало ощущение, что Сыльги зла или обижена на него, но… вся эта история и ворох внезапно обрушившихся на его голову проблем закрутили и закружили его так сильно, что у него не было ни времени, ни сил даже подумать об этом, что уж говорить про то, чтобы разобраться. Но он обязательно выяснит, что же такого случилось с его дорогой и любимой подругой. Чуть позже. Когда у него появится хотя бы немного свободного времени отдышаться. Ну или когда Ынхёк наконец-то соизволит вернуться и избавит его от всего… этого. – Отличное название. Сам придумал? – от снова навалившейся на него груды не слишком приятных мыслей Хёкджэ отвлек голос по-прежнему улыбающегося слишком тепло Донхэ – настолько, что от этой улыбки кожа на пояснице Хёкджэ покрывалась приятными мурашками. Тоже слишком приятными. – Не совсем, – вздохнув, с улыбкой покачал головой он. – На самом деле это моя подруга, Сыльги. Она мне постоянно говорит, что я одеваюсь так, будто мне 90, и что стилистический кретинизм – мой неизлечимый диагноз… – Неужели все настолько плохо? – со смешком поинтересовался Донхэ, с трудом сдерживая желание поморщиться и спросить у Хёкджэ, эта ли подруга шлет ему столько сообщений и не она ли та самая девушка, чье фото они видели в его телефоне тогда на кухне и с которой Хёкджэ вроде бы как встречается, но… кажется, желание задать этот вопрос было не таким уж и сильным. Как и желание услышать ответ на него. – Я не думаю. Мне просто очень нравятся клетчатые рубашки и спортивный стиль. А еще панамки и вязаные свитера, – пожал плечами Хёкджэ, заставляя Донхэ впервые присмотреться к тому, во что стилисты нарядили их мнимого вокалиста. Разумеется, Марк одел Хёкджэ так, как он всегда одевал Ынхёка: ободранная, измятая и выглядящая так, будто ее только что вытащили из помойки, футболка, поверх которой был накинут белоснежный, с иголочки, создающий поразительно жуткий контраст пиджак, драные джинсы и кеды (коллективная дань моде от их группы), которых просто не было видно из-под стола, и куча брякающих совершенно кошмарных украшений. Сколько раз Донхэ видел все эти вещи и подобные образы на Ынхёке? Сотни? Тысячи? Вот только даже эта одежда выглядела на Хёкджэ несколько иначе, совсем не придавая ему присущей образу брутального рокера агрессии, а словно… делая его еще более тонким, хрупким и беззащитным. И Донхэ, честно говоря, куда проще было представить его в клетчатой рубашке, свитере, панамке и спортивных брюках. Причем одновременно. А не во всей этой исключительно брендовой и показушной атрибутике. Образ Хёкджэ, одетого в клетчатую рубашку, свитер, спортивные штаны и панамку нарисовался в голове Донхэ так ярко, что он не смог сдержать смеха: – Я просто надеюсь, что ты не носишь их все одновременно, – рассмеялся Донхэ, все еще не в силах избавиться от этой навязчивой картинки в своей голове. – Иначе я правда поверю в то, что у меня безупречный вкус, и даже смогу доказать это Марку, чтобы он больше не кидался в меня фенами и расческами за неправильно подобранный цвет носков и трусов… – Ну не надо, все не настолько плохо, – не сдержавшись, тоже рассмеялся Хёкджэ, представив, что бы произошло с Сыльги, если бы он появился перед ее глазами в таком виде. А что? Это была бы неплохая идея для розыгрыша. Вот только переживет ли он его? Наверное, все-таки да. Как и эту поездку домой и этот вечер, которые оказались совсем не так плохи, как предполагал Хёкджэ. Можно даже сказать, что намного лучше, а уж когда им принесли и правда самую вкусную в Сеуле курочку и разговор неожиданно свернул на манхву, музыку и кино, то… вполне можно было сказать, что этот вечер – один из самых лучших в его жизни за последние… лет пять?