Way To A Dream

Когда Хёкджэ давал свое согласие менеджеру Чхве временно заменить Хёка, пока они не отыщут его, то он даже подумать не мог, что все это может зайти так далеко. Ладно цвет волос и одежда, ладно манера поведения и вся эта бутафория вместо пирсингов – все это было лишь временным образом, и он мог избавиться от этого в любой момент, вновь став самим собой; даже контракт, который его заставил подписать менеджер Чхве, был всего лишь бумажкой, да, пусть очень важной и стоящей слишком дорого, но... все-таки бумагой. Однако эти чертовы татуировки... Хёкджэ с ненавистью посмотрел на покрывающие его руки от запястья до предплечья повязки, под которыми извивались ненавистные ему черно-багровые узоры , душа в нем его самого, Ли Хёкджэ, и окончательно и бесповоротно превращая его в Ынхёка. И какого черта он согласился на все это?! Идиот и безвольный слабак, который всегда рад идти на поводу у очередного прохвоста! И почему он не может быть как брат? Даже сейчас, когда они настолько похожи внешне, что Хёкджэ даже немного боялся своего отражения в зеркале. Но вот характер... Стоило только менеджеру Чхве пригрозить ему контрактом, в котором черным по белому было написано, что произойдет с Хёкджэ и всем его имуществом, в том числе с магазинчиком их матери, если вдруг их подмена раскроется по его вине, и... В конце концов, это всего лишь татуировки. Просто вбитые под кожу чернила, которые, наверное, как-нибудь потом можно будет оттуда достать. Ну или просто носить закрытую одежду с длинными рукавами, чтобы не видеть все это безобразие, которое было совершенно во вкусе Ынхёка, но абсолютно не нравилось Хёкджэ. – Эй, алло, гараж , ты там уснул? – недовольный голос Сыльги, раздавшийся у Хёкджэ прямо над ухом, заставил его вздрогнуть и поднять глаза на беснующуюся уже не первый час перед ним девушку. И зачем только он, проснувшись сегодня утром и впервые за последние три или четыре дня (сколько их там прошло с той памятной ночи?) чувствуя себя более-менее нормально, сказал об этом Сыльги? Ведь она тут же пошла вразнос и даже не дала ему толком подняться с постели и привести себя в порядок, и он так и сидел перед ней, заросший щетиной, с грязными зубами и в помятой пижаме далеко не первой свежести. Но, кажется, Сыльги мало волновал этот факт. Откуда она все знает? Про Ынхёка, про всю эту историю с побегом, про подмену? И как она вообще оказалась здесь? Как узнала адрес общежития и попала в хорошо охраняемое здание? Кто догадался пустить ее в квартиру? И почему никто просто не взял и не отправил ее домой? Хотя... Хёкджэ смутно догадывался, что она тут устроила и что отправить разбушевавшуюся Сыльги домой... Ох, куда проще было просто оставить ее здесь и не трогать. К тому же менеджер Чхве наверняка был готов ей ручки целовать и вообще позволить все, что ее душе угодно, лишь бы Сыльги не закатила очередной скандал и вся эта история не просочилась в прессу. Да и Хёкджэ, если так подумать, тоже. Ведь она, в конце концов, его подруга. И если их раскроют по ее вине, то... расплачиваться за эту историю придется Хёкджэ. – Хёкджэ!!! Ты вообще собираешься меня слушать?! – очередной пронзительный визг подруги вновь заставил все еще вяло и не совсем хорошо соображающего парня вновь вздрогнуть и на время вернуться в реальность. – Я тебя слушаю, – спокойно кивнул он, неожиданно ловя себя на мысли о том, что Сыльги... раздражает его? Это чувство оказалось столь неожиданным и ошеломляющим, что Хёкджэ едва не поперхнулся собственным вдохом. Сыльги. Раздражает. Его. Когда такое было? Кажется, ни разу в жизни; даже тогда, когда она на его глазах изрезала ножницами половину одежды в его шкафу и постоянно подшучивала над его внешним видом, магазином и образом жизни, Хёкджэ ни разу в жизни не злился на нее. Ни за что и никогда. А сейчас... сейчас, если бы у него было чуть больше сил, то он с удовольствием накричал бы на нее. И прогнал. Просто потому что... это было не ее дело. А еще потому, что Хёкджэ сам, без лишних напоминаний прекрасно осознавал всю ненормальность происходящего. И ненавидел и раздражал самого себя. Как и всех вокруг : Ынхёка, менеджера Чхве, SFS и Сыльги, которая сейчас не вызывала в нем ни одного из тех приятных, тягуче-сладких и теплых чувств, что согревали Хёкджэ столько лет, а лишь... невыносимо бесила его. Просто потому, что... Нет, вовсе не из-за ее нотаций, к которым Хёкджэ привык настолько, что они уже давно воспринимались им как нечто очень и очень родное, почти приятное, а потому, что ее здесь не должно было быть. Не сейчас. Да и вообще никогда. – Что-то мне так не кажется, – недовольно уперев руки в бока, скривилась девушка и, видя, что сейчас все ее нотации не имеют никакого толку, недовольно махнула рукой: – Ладно, мы с тобой еще поговорим об этом. Потом, – даже не представляя, какое облегчение эти ее слова принесли Хёкджэ, который, во-первых, действительно все еще чувствовал себя далеко не так хорошо, как ему хотелось бы, а во-вторых, он просто боялся сорваться на подругу. И... по собственной глупости причинить боль еще одному человеку. Поэтому, промычав ей в ответ нечто благодарно-утвердительно-облегченное, он поспешил подняться с постели и хотя бы немного привести себя в божеский вид и освежиться. А еще сходить в туалет. И, может быть, даже добраться до кухни. Однако его сил хватило лишь на первые два пункта, да и то... добираться до ванной ему пришлось при помощи не перестающей монотонно чихвостить его и Ынхёка Сыльги, но, слава богу, хотя бы там она оставила его в тишине и одиночестве. Или нет? Когда взгляд Хёкджэ зацепился за неожиданно появившуюся и подозрительно знакомую ему шестую, ярко-розовую зубную щетку в их ванной, а также за слишком уж знакомое ему огромное полотенце с Сейлор Мун, которому наверняка обзавидовался Хичоль, то он с трудом сдержал обреченный стон. Ну кто бы сомневался. Ну ладно он, не умеющая никому противостоять безвольная тряпка, но о чем думали все остальные, когда позволяли Сыльги остаться в этом доме? А если ее увидят папарацци или соседи? Или еще кто-нибудь? И куда только все они смотрят и чем только вообще думают?! И если Кюхён, Чонун и Хичоль еще вполне могли поддаться на провокацию Сыльги и пойти у нее на поводу, то менеджер Чхве и Донхэ! У них-то должно было хватить ума понять, что это небезопасно. Хотя... зная Сыльги, наверное, им куда безопаснее показалось запереть ее в этой квартире. Проклятье... Кстати о Донхэ. И о ребятах. Умыв лицо прохладной водой, которая, как и чистые зубы, не принесла ему ни капли облегчения, Хёкджэ устало присел на край ванной, чтобы немного передохнуть перед своей крайне долгой и мучительной дорогой назад, в комнату, а заодно с нескрываемой радостью подумал о том, что, кажется, никого из ребят сейчас нет дома. Никого, кроме них с Сыльги. И это было просто прекрасно. Ведь почему-то именно сейчас Хёкджэ просто панически боялся встретиться с кем-нибудь из группы. Он боялся встретиться с Кюхёном и его чересчур ехидными шуточками. Боялся встретиться с Чонуном и Хичолем и их полными укоризненного сочувствия взглядами. Но больше всего Хёкджэ почему-то боялся встретиться с Донхэ. Ведь ему было невыносимо стыдно за то, что он сделал. Вернее за то, что он позволил сделать с собой. За свое решение. И за свою слабость. Хотя... если так подумать, то от его слабости выиграли все, кроме него самого. И в особенности SFS. Но почему-то Хёкджэ все равно было страшно, что они будут разочарованы в нем. Что Донхэ будет разочарован. Поэтому Хёкджэ испытал практически физическое облегчение, когда на его робкий вопрос, где все остальные, Сыльги пробормотала что-то недовольное о том, что все эти вечно болтающиеся и мешающиеся под ногами обормоты уехали на целый день еще утром. То ли на какую-то важную встречу в агентство, то ли на репетицию, то ли на все и сразу, избавив ее от своей далеко не самой приятной компании. И слава богу. Потому что наконец-то она совершенно спокойно смогла не только напоить Хёкджэ бульоном и отправить его досыпать и отлеживаться, но и навести свой порядок в том гадючнике, в который пятеро холостых мужиков смогли превратить самую обычную квартиру. А еще приготовить ужин. И даже заквасить этим идиотам немного кимчи по фамильному рецепту. И если бы хоть кто-нибудь спросил усердно трудящуюся и напевающую себе под нос последний хит SFS девушку, какого хрена она делает все это, то... Сыльги вряд ли бы смогла дать ответ на этот вопрос. Просто она знала, что так правильно. И точка. И вообще, делала она все это не ради группы, а только ради Хёкджэ. И, конечно уж, не ради этой синей ядовитой гадины, которая мало того, что днем не давала ей прохода, так еще и заставляла мучиться ночью от совсем ненужных и только лишь мешающихся и постоянно раздражающих Сыльги мыслей...

***

Чтобы сесть на кровати и совладать с так и норовящим вновь пуститься в круговерть окружающим миром, у Ынхёка ушло пять драгоценных минут. Мало того, что его тело все так же раз за разом продолжало предавать его, так еще и он после ухода врача снова напоил Ынхёка успокоительным, умудрившись совершить сразу две ошибки: во-первых, забыл сделать то, о чем Ынхёк так отчаянно молился, – пристегнуть его, а во-вторых, отвлекшись на зазвонивший телефон, отвернулся от Ынхёка, не убедившись, что тот проглотил лекарства, и ему хватило всего пары мгновений на то, чтобы выплюнуть всю эту дрянь в подушку. Но, наверное, что-то все-таки осталось, или его организм уже пропитался этими лекарствами настолько, что они из него и не выводились. Но тем не менее Ынхёку нужно было встать и попытаться сделать хоть что-то, пока эта сволочь поехала на суперважную встречу с менеджером Чхве. И он, превознемогая и слабость, и головокружение, и внезапно подкативший к горлу приступ тошноты, поднялся с кровати, оглядываясь по сторонам и с глухим отчаянием понимая, что даже отсюда, из этой спальни ему вряд ли удастся найти выход. Он, конечно же, предусмотрел абсолютно все: в комнате не было ничего, кроме прикрученной прямо к полу кровати и двух совершенно пустых прикроватных тумбочек, разобрать или хотя бы просто поднять одну из которых у Ынхёка не хватило бы сил. С единственного окна в комнате была заботливо скручена ручка, а за ним... за ним не было ничего, кроме тяжелой черной решетки и бесконечно огромного количества листвы. А разбить пластик... Конечно же, Ынхёк попытался, вот только даже он сам понял, насколько жалко выглядят все эти его барахтанья. И даже если он разобьет окно, то что дальше? Как снять решетку? Она слишком мелкая, чтобы он мог пролезть через нее, а если просто кричать... Глупо даже надеяться на то, что его хоть кто-то услышит. Как и на то, что он сможет сам изнутри открыть внешне выглядящую очень просто, но на деле оказавшуюся сделанной из чего-то сверхпрочного дверь. Чертов ублюдок. Предусмотрительная сволочь. Продумал все. Стараясь не тратить и без того уже заканчивающиеся силы на лишнюю ругань, он еще раз внимательно осмотрел всю комнату, прополз каждый миллиметр, обреченно видя, что ему не выбраться отсюда. Кажется, никогда. И, с трудом сдерживая внезапно начавшие жечь глаза слезы, вернулся в постель. Старательно пытаясь придумать еще хоть один, какой-нибудь, хотя бы отдаленно не похожий на безумие план и отгоняя мысли о том, сколько уже прошло дней и почему никто до сих пор так и не сумел найти его. Ведь ответ... Он же перед самым их носом.