Way To A Dream

‒ Тетушка, не могли бы вы принести мне еще бутылочку? ‒ Донхэ очаровательно улыбнулся владелице одного из своих любимых ресторанчиков, того самого, где они недавно (или так давно, что это казалось целой вечностью?) ужинали с Хёкджэ и который уже давно баловал его вкусной едой, теплом и вниманием. А еще хорошей выпивкой и полной конфиденциальностью, когда ему это было нужно. Ведь здесь были такие чудесные, отгороженные деревянными решетками от общего зала столики, за которыми даже популярный айдол мог спокойно поесть или напиться в одиночестве, не боясь быть застуканным фанатами или папарацци, чем Донхэ и занимался в последний час. После разговора с Арой, который вышел непривычно тяжелым и напряженным. ‒ Тебе будет не слишком много, милый? Ты уже и так достаточно выпил и почти ничего не съел, ‒ женщина укоризненно посмотрела на раскрасневшегося парня, ужин которого так и остался нетронутым, зато батарея пустых бутылок из-под соджу и его блестящие глаза с головой выдавали намерения звездного посетителя, которого она впервые видела в подобном состоянии. И совсем не знала, что делать. ‒ Это будет последняя, тетушка. А потом я поем и поеду домой. И не буду доставлять вам проблем, обещаю, ‒ еще шире улыбнулся Донхэ, с удивлением понимая, что он, увы, абсолютно и безоговорочно трезв, несмотря на количество выпитого. Да уж, кажется, его проблемы и правда нельзя утопить в алкоголе. А жаль. Ну что же, он хотя бы немного успокоился после разговора с Арой и получил шанс осмыслить все, что она ему сказала. В более спокойной обстановке. И, возможно, следовало все-таки признать, что в некоторых вещах она все-таки была права, и, возможно, Донхэ и правда стоило пересилить себя и просто взять, поехать и поговорить с Хёкджэ. Без всяких там. И... не лучше ли было сделать это прямо сейчас, пока выпитое соджу все еще сохраняло в нем остатки душевного равновесия и смелости? Кажется, это было очень и очень хорошей идеей. Донхэ знал, что у Хёкджэ сейчас очень и очень напряженное расписание, но в такое время Сонмин уже должен был привезти его домой. И... почему бы и нет? Боясь, что эта мимолетная решимость может так же внезапно улетучиться из него, как и появилась, Донхэ резко соскочил с места и, так и не дождавшись тетушку с соджу и даже не поблагодарив ее за гостеприимство, просто бросил на стол двести тысяч вон, которые с лихвой должны были покрыть счет, натянул на лицо маску, а на голову ‒ кепку и капюшон толстовки и бросился на выход, на ходу пытаясь попасть внезапно ставшими неуклюжими пальцами по иконке приложения «Такси» в телефоне, потому что, каким бы трезвым он себя ни чувствовал, но повторять пьяные подвиги Ынхёка и его проблемы с дорожной полицией Донхэ ни за что бы не стал. Увольте. И, слава богу, такси приехало прежде, чем он успел пожалеть о своем крайне законопослушном решении. Немножко не совладав с собственным равновесием, Донхэ практически рухнул на заднее сиденье такси и продиктовал водителю прочно засевший в своей голове адрес, который он всегда мог вспомнить. В любое время, в любом месте, в любом состоянии. Вот только сейчас по этому адресу его ждал совершенно не тот человек, к которому он обычно по этому самому адресу ездил. Но, может, оно было и к лучшему? Или к худшему? Донхэ просто старался не думать об этом. Как и обо всем остальном. Он не имел ни малейшего представления, что ему говорить Хёкджэ, как и зачем. Честно говоря, уже подъезжая к дому Ынхёка, Донхэ все еще не до конца понимал, зачем он вообще едет сюда, ведь все и так... было ясно? Они вдвоем (или все-таки втроем?) совершили слишком много фатальных ошибок, и обсуждать их... это было похоже на мазохизм. Ведь каждый из них отчетливо осознавал и собственную вину, и вину других. И... все это было полнейшей чушью! Все эти разговоры никого не спасут и ничего не изменят! Лучше просто оставить это в прошлом и идти дальше. Но как? Как, если все это уже случилось, если Ынхёк похищен каким-то психом, а Хёкджэ вынужден притворяться братом и встречаться с Донхэ каждый божий день?! Но, честно говоря, хреновый из него вышел притворщик, и Донхэ все еще прекрасно видел, насколько эти двое не похожи, но... Какого черта он не видел этого в прошлые разы? Может, потому, что даже в страшном сне не мог представить нечто подобное. А оно происходило с ним. Здесь. На самом деле. И это не могло не сводить с ума. Чертова мыльная опера. Или все-таки триллер? Хрен его знает. Донхэ задумался, когда они только успели вляпаться в это дерьмо. Они же просто хотели выступать на сцене. И петь. Идти навстречу своей мечте, и ничего больше. И вот... вот что они в итоге имеют. Да, у них есть какая-то популярность, да, они делают музыку, немного похожую на ту, что они и хотели творить, да, у них есть фанаты, а теперь еще и контракт мечты. Но все остальное... Сейчас Донхэ как никогда отчетливо видел, что в этой гонке за мечтой они потеряли абсолютно все: искренность и доверие, своих друзей и семьи, свою жизнь и в конечном счете самих себя. Не осталось ничего, кроме этой проклятой мечты и неразрушимой сферы лжи и притворства вокруг нее, которая теперь и казалась им нормальной жизнью. Но все это было не то и не так. Слишком страшная цена за детские мечтания? Или все-таки нет? Этого Донхэ тоже не знал. И не был уверен, что хочет знать. Дорога до дома Ынхёка в этот раз оказалось неприлично быстрой: он, кажется, только-только сел в такси, и вот уже хмурый, неразговорчивый, как и его так и оставшийся неузнанным пассажир, водитель сообщает ему, что они приехали по адресу. И правда приехали. Бросив взгляд на знакомую высотку, Донхэ поджал губы, чувствуя, как начинает болезненно покалывать сердце. И что он вообще здесь делает? Может, стоит забить на слова Ары и поехать домой, вылакать последнюю заначку виски Кюхёна, которую тот бережно хранит в унитазном бачке, а потом просто взять и отрубиться? Или?.. Нет. Сунув водителю такси обнаруженные в бумажнике остатки купюр, которых, судя по тому, что мужчина не бросился вслед за ним, оказалось достаточно для оплаты поездки, Донхэ буквально пулей вылетел из машины, практически бегом направляясь к главному входу в здание ‒ так, словно надеялся добежать до него быстрее, чем его решимость окончательно улетучится. И у него получилось это. Ну, почти. По крайней мере, паника захлестнула его уже после того, как он, переступив порог здания и оказавшись в огромном ярко освещенном и роскошно обставленном лобби, поздоровался с консьержем, который, конечно же, узнал его. Ведь Донхэ бывал тут слишком часто. По крайней мере раньше. В любое другое время, даже несмотря на количество предстоящих этажей и ступенек, Донхэ бы предпочел лифту лестницу, но сегодня этот путь грозил стать слишком долгим и мучительным, поэтому он, молясь всем богам и психиатрам мира, чтобы те не заставляли его проделывать такой жуткий путь в одиночку и послали попутчика, отодвинул подальше свою фобию и отправился к лифтам, у которых, к величайшему облегчению Донхэ, в ожидании этих жутких устройств томилась целая компания людей. Но пару последних этажей до пентхауса Донхэ все равно пришлось добираться в одиночестве. И ему хотелось думать, что именно из-за этого его сердце колотилось так судорожно в горле, а не потому, что с каждым мгновением он становился все ближе и ближе к нему. К человеку, которого он так жаждал увидеть и с которым так жаждал поговорить. И не желал одновременно. К Хёкджэ. Который, мать его, не мог снизойти до того, чтобы открыть двери! После того как он убедился, что старый пароль от квартиры Ынхёка не подходит к замку, Донхэ пришлось трезвонить целых пять минут, прежде чем бледный, встрепаный и выглядящий жутко измученным парень распахнул перед ним двери: ‒ Ты? ‒ в голосе и во взгляде Хёкджэ почти не было удивления, только бесконечная и какая-то слишком уж пугающая усталость. Или это было безразличие? Да нет, если в его глазах что-то и было помимо измотанности, то уж точно не равнодушие. ‒ Я, ‒ рвано кивнул внезапно растерявший все слова и мысли Донхэ, совершенно невозмутимо переступая порог квартиры и закрывая за собой двери. Наверное, кому-то из них двоих следовало что-то сказать сейчас, но все, что они могли делать, ‒ просто стоять в этой чертовой прихожей в пафосной квартире Ынхёка и молча пялиться друг на друга. Донхэ жадно рассматривал Хёкджэ, отмечая, что отросшие волосы идут ему куда больше короткой стрижки брата, а вот огромные синяки под глазами и начавшая портиться от слишком большого количества грима кожа совсем не красят его, но делают каким-то... настоящим? Как и этот нелепый наряд, от которого Марк наверняка хлопнулся бы в обморок: джинсовые шорты с неровными краями, выглядящие так, словно кто-то просто взял и сделал их вручную, обрезав старые штаны, и еще более нелепая розовая футболка, которую впору бы носить девчонке, а не взрослому парню. Хотя черт знает эту моду, может быть, сейчас это самый писк. А Донхэ просто никогда не нравились яркие цвета и подобные вещи. А еще ему не нравились люди, которые их носят. Но сильнее всего Донхэ не нравился Хёкджэ, однако почему-то (может, просто не найдя ничего лучшего) он сделал шаг навстречу и, сгребя растерявшегося парня в объятия, впился в его губы жадным, абсолютно бессмысленным, но таким приятным поцелуем, сразу понимая, чем еще Хёкджэ отличается от Ынхёка: вкусом и запахом. Поцелуи Ынхёка всегда были сладкими, почти приторными, с легким привкусом табака, а поцелуи Хёкджэ пахли миндалем, мятой и свежестью. А еще немного кофе и зубной пастой. И в те два раза... тоже было так. И эти вкусы и запахи давно не давали Донхэ покоя, приятно будоража его и заставляя задыхаться от восторга, тогда как сладость и сигареты причиняли его сердцу одну только боль...