Way To A Dream

Записывать свой голос для песен оказалось куда сложнее, чем просто писать их на бумаге. И даже петь на сцене. Хёкджэ (спасибо преподавателю Ли и его занятиям) знал, что все будет не так просто, как кажется со стороны, но... Его горло и его голос. Он никогда не думал, что можно настолько сильно утруждать их. Впрочем, как когда-то не думал, что слова Ынхёка о том, что от улыбок могут болеть скулы, сплошное вранье, однако... Жизнь знаменитостей и правда не так проста, как кажется. И за теми треками, что потом играют у тысяч, десятков и сотен тысяч людей в наушниках, стоит огромный изнурительный и тяжелый труд. Они записывали каждое слово, каждую строчку, даже каждый вздох и возглас по нескольку раз: на тон выше и на тон ниже, чуть быстрее и чуть медленнее, более эмоционально, а затем те же словно, но безразлично. Вот и сейчас он почти на автомате писал, кажется, уже сотую версию одной-единственной строки припева. Хёкджэ провел в этой студии столько времени в последние двое суток, что ему казалось, что он просто живет здесь. Нет, что он родился и провел всю свою жизнь в этой маленькой комнатушке за стеклом, в которой не было никого и ничего, кроме музыки. И... это было почти прекрасно. Он настолько сконцентрировался на работе, что почти не думал о том, что SFS демонстративно игнорируют его, обращаясь к нему через преподавателя Ли и Сонмина, и что Донхэ за двое суток так и не сказал ему ни слова. Но это, наверное, тоже было только к лучшему. У него сейчас не было сил на разборки. Все его внимание было сконцентрировано лишь на музыке и... на Сонмине, который, кажется, ни на мгновение не выпускал Хёкджэ из виду, всюду преследуя его если не физически, то своим тяжелым, пронзительным и пробирающим насквозь взглядом. Каждое мгновение его пребывания здесь. Этот взгляд. Лепесток розы на заднем сиденье машины, словно нарочно оставленный так, чтобы Хёкджэ нашел его. Ответ про курьера. Слишком нелепая и очевидная ложь. Тот факт, что Сонмин имел доступ в квартиру Ынхёка. Тогда. И имеет его сейчас. Когда-то давно оброненные Канином и внезапно всплывшие в голове Хёкджэ насмешливые слова о том, что Сонмин ‒ тот самый фанат, который смог. Все это складывалось в удивительно простую, ясную и, самое главное, логичную картину. Это он. Теперь Хёкджэ знал это. И Сонмин знал, что он знает. Их игра вышла на новый уровень. И теперь Хёкджэ осталось лишь дождаться, когда он решится на дальнейшие действия и признания. Это явно случится в ближайшие дни. Но когда?.. Хёкджэ не знал. И просто ждал этого момента, стараясь вести себя так, как будто ничего не случилось. И у него получалось, спасибо урокам Шиндона и съемкам в дораме, внезапно обнаружившим в нем кое-какие способности. Но Сонмин знал, что это лишь игра, и... Когда? Когда?! КОГДА?! Этот вопрос никак не желал покидать голову Хёкджэ. Скорее всего, не сегодня. Они будут до вечера с ребятами в студии, а потом по настоянию менеджера Чхве (видите ли, фанаты волнуются из-за того, что Ынхёк живет отдельно, как будто до этого он не жил почти два года в собственной квартире) Хёкджэ предстоит отправиться вместе с группой в общежитие. В сопровождении начальника Ли. И вряд ли Сонмин решится делать что-то при всех них. Да и завтра Хёкджэ вроде предстоит быть на виду. Но кто знает. Интересно, а сколько времени нужно на похищение? Пять минут? Десять? Час? Два? Что-то ему подсказывало, что этот вопрос можно даже не гуглить. Он скоро все узнает на собственной шкуре. Ведь Сонмин... Он был нацелен теперь и на него. Хёкджэ знал, кожей чувствовал это. Поэтому написал детективу сообщение с именем Сонмина еще два дня назад, сразу как вышел из машины, так и сжимая в руках чертов лепесток. Тот должен был проверить, но, увы, пока у него еще не было ответов. Наверное, Хёкджэ стоило сказать о Сонмине и о своих жутких догадках кому-нибудь еще. Начальнику Ли, его помощнику или менеджеру Чхве, но почему-то он не слишком доверял этим двоим. Он мог бы просто попросить у менеджера Чхве другого сопровождающего, но... не было бы это слишком подозрительно? И разве не лучше своих главных врагов держать при себе? Еще Хёкджэ, конечно, мог бы просто взять и рассказать все Донхэ, но они же вроде как не общаются или общаются только по рабочим моментам. И, кажется, это было бы просто слишком эгоистично и странно. Пользоваться им. Нет, Хёкджэ просто не мог. Не хотел. ‒ Отлично, Хёкджэ. Просто идеально вышло. Мы закончили с этой партией. Делаем перерыв? ‒ звонкий голос, принадлежащий звукорежиссеру Нам Ёнсо, раздавшийся внезапно в наушниках, заставил Хёкджэ резко вздрогнуть и обернуться к улыбающемуся мужчине за стеклом, поднявшему вверх большой палец и вопросительно смотрящему на него. ‒ Да, ‒ облегченно кивнул уже порядком утомившийся парень, чьи связки и гудящая голова буквально молили об отдыхе, и наконец-то снял с себя наушники и, сделав глубокий вдох, выдрался из вязко-липкой тишины зазеркалья для записи в привычный шум студии: Сонмин, активно жестикулируя и наконец-то избавив Хёкджэ от своего пронзительного взгляда, разговаривал с кем-то по телефону, Хичоль увлеченно смотрел на ноутбуке какой-то мультик, развалившийся на диване Кюхён умудрялся одновременно жевать пиццу и играть в какую-то игрушку со звуком на телефоне, а преподаватель Ли, Чонун и Донхэ, склонившись над кипой листов, с упоением спорили о чем-то, наверняка об очередной аранжировке какой-то из песен, и сейчас здесь совершенно никому не было до него никакого дела. ‒ Ты хорошо сегодня поработал, ‒ похвалил Хёкджэ еще раз и наградил его одобрительной улыбкой режиссер Нам, работающий с SFS начиная с их первого сингла и тоже посвященный во все тонкости последних кадровых перестановок в группе. ‒ Спасибо, ‒ с трудом выдавив из себя ответную улыбку, поклонился Хёкджэ и, пока никто не обратил на него внимания, мышью вышмыгнул из студии, быстрым неровным шагом отправляясь в туалет, чтобы хотя бы немного освежиться и привести в порядок свои крайне спутанные мысли и чувства. Хотя он ощущал себя уже настолько усталым и измученным, что какая-то там вода, пусть даже ледяная, вряд ли бы смогла ему помочь. Однако попробовать определенно стоило. Жаль, что от нее и правда не было толку. Сколько бы Хёкджэ ни плескал ей себе в лицо. До покрасневших щек и онемевших от холода пальцев, но весь этот дикий клубок в его голове... Кажется, его уже ничто не могло распутать. Как и избавить себя от этой дикой усталости, скопившейся внутри за последние недели. Или даже месяцы. Проклятье. Неужели Ынхёку тоже было так тяжело? Или еще сильнее? И неужели алкоголь, сигареты, наркотики и все эти случайные связи и правда помогали ему? Если бы Хёкджэ знал наверняка, то... сейчас бы он с радостью воспользовался каким-нибудь из этих методов. Но он не знал даже этого. Что он вообще знает?! Только то, что Ли Сонмин похитил его брата и, кажется, собирается сделать это и с ним. И, честно говоря, Хёкджэ ждал этого момента почти с нетерпением. Тогда бы все это наконец-то закончилось. Скорее бы. И все эти мысли, вопросы и переживания уже по сотому кругу, от которых Хёкджэ уже начинает тошнить. Хотя... может, это от недосыпа. Или от голода. Когда он нормально спал и ел в последний раз? Тоже слишком тяжелый вопрос. Интересно, а в этой его новой жизни вообще хоть что-то бывает легко? Кажется, нет. Все легкое и приятное осталось где-то там, в прошлом. В Мокпо. В их с мамой доме, в магазинчике и с Сыльги. Думать о которых Хёкджэ сейчас было просто больно. Особенно о Сыльги, которую он намеренно игнорировал в последние недели и объясниться с которой ему еще предстояло. Потому что после того, что они сделали с Донхэ... Он был обязан объясниться с ней. И расставить все точки над «i». Как и со стоящим за его плечом и отражающимся в зеркале Донхэ, в глазах которого плескалось слишком много тревоги и беспокойства. И когда он здесь появился? Кажется, Хёкджэ опять слишком глубоко погрузился в свои проблемы и мысли и снова выпал из окружающей действительности. ‒ С тобой все хорошо? ‒ голос Донхэ над его ухом прозвучал слишком громко, но у Хёкджэ не было сил даже на то, чтобы вздрогнуть. Он просто и правда устал. Слишком. ‒ Что? ‒ все еще будучи не в силах восстановить контакт с реальностью, переспросил Хёкджэ и, зацепившись за звук собственного голоса, шум воды и неприятное покалывание в пальцах, все же ответил: ‒ Д-да. Все нормально. ‒ Точно? ‒ похоже ничуть не поверив его словам, недовольно прищурился и переспросил Донхэ, не сводя с отражения Хёкджэ в зеркале пристального взгляда: ‒ Ты здесь уже почти полчаса, тебя все потеряли... ‒ Д-да, все хорошо. Мне просто... нужно немного свободного пространства. И все. Я уже почти закончил, сейчас вернусь, ‒ Хёкджэ с трудом сложил дрожащие губы в какое-то дикое подобие улыбки и непослушными, словно чужими пальцами выключил воду, пытаясь вспомнить, были ли где-то здесь полотенца, сушка или... ‒ Твои руки, Хёкджэ... Что, мать твою, с твоими руками?! ‒ внезапно увидев в отражении заледеневшие от холодной воды пальцы почти синего цвета, резко вскинулся Донхэ, наконец-то не выдерживая и рывком разворачивая недовольно насупившегося и уже собирающегося что-то возразить Хёкджэ лицом и его синюшными, холоднее, чем сам лед, пальцами к себе. ‒ Что, блять, ты делаешь?! Все хорошо, да?! ‒ будучи в силах сказать лишь это, хотя в его голове вертелась пара-тройка выражений куда покрепче, Донхэ схватил и правда ледяные пальцы Хёкджэ, которые по ощущениям и по цвету скорее принадлежали трупу, чем живому человеку, и сжал их в своих руках, надеясь, что это хотя бы немного согреет их и Хёкджэ не схлопочет обморожение или вообще ту штуку, как она там называется, когда у людей из-за обморожения ампутировали целые конечности. ‒ Все правда хорошо, я просто... немного устал и задумался, ‒ не в силах придумать еще какие-нибудь более-менее внятные отговорки, повторился Хёкджэ, пытаясь высвободить свои руки из болезненно-горячей, совсем неприятной хватки Донхэ, которому пришлось подойти слишком близко, настолько, что Хёкджэ вновь отчетливо ощущал идущую от него смесь запахов кофе, сигарет и чего-то съедобного, кажется, пиццы. Но тот, кажется, не собирался отпускать его, а, лишь еще сильнее сжав пальцы Хёкджэ в своих, подался вперед и, прошептав: ‒ А еще тебе нужно больше личного пространства. И ты так и не написал мне. Прости, ‒ просто взял и поцеловал Хёкджэ, всего одним действием убивая на корню все его доводы, возражения и аргументы, которых на деле почти и не было, ведь... какая, к черту, логика, когда кто-то прижимает твои замерзшие руки к своей груди, там, где судорожно колотится его сердце, и целует тебя ТАК, что уходит земля из-под ног?